В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Армен Оганесян: 4 мая гость программы - Татарский Виктор Витальевич, радиожурналист, заслуженный артист России Назад
Армен Оганесян: 4 мая гость программы - Татарский Виктор Витальевич, радиожурналист, заслуженный артист России
Ведущий программы - Армен Оганесян.

Оганесян: Добрый день. Я приветствую слушателей радиокомпании "Голос России", радиокомпании "Маяк" и зрителей телеканала "Звезда" в дни нашей радости и наших размышлений, совершенно профессиональных. Я имею в виду наш общенациональный праздник - День радио. Вообще, День радио был действительно праздником общенациональным, потому что радио слушали все. С появлением и развитием телевидения, казалось бы, День радио должен был померкнуть. Но пока День радио действительно празднуется многими. Пользуясь случаем, хочу поздравить наших коллег: и тех, кто помогает технически осуществлять подачу сигнала, и огромный цех творческих работников, журналистов. В общем, с праздником вас, дорогие коллеги. Сегодня мы, конечно, не случайно пригласили в студию программы "Визави с миром" человека-радиолегенду, который в свое время был популярным радиожурналистом, имя его известно очень и очень многим советским, российским радиослушателям, и имя его - Виктор Витальевич Татарский. Добрый день. Спасибо большое, что вы пришли к нам, особенно в эти дни. Виктор Витальевич, вы - человек, который на радио проработал много и успешно. Как у нас сейчас в народе: День радио действительно не померк, до сих пор ощущается как праздник?

Татарский: Ну, это профессиональный, корпоративный праздник. Народ к этому имеет весьма опосредованное отношение, мне так кажется.

Оганесян: Сегодня или так и было?

Татарский: Всегда так было.

Оганесян: Ушат холодной воды на нашу голову. Ну, хорошо. Я не согласен, но ладно.

Татарский: Это был повод дать хороший концерт, с трансляцией по телевидению. А в общем, я не помню, чтобы для радиослушателей он был особым каким-то праздничным днем.

Оганесян: А для вас?

Татарский: Для меня тоже нет, потому что я вообще запутал всех и запутал сам себя. Вот вы меня назвали радиожурналистом, а я - не журналист, я только член Союза журналистов лет уже 35. Я имею актерское образование, Школа Малого театра. Мои учителя - Игорь Ильинский, Михаил Царев. А запутал, потому что я никогда как журналист и не работал. Работая на радио, я один в трех лицах: человек, который готовит материал, который беседует со слушателями и который как режиссер приводит это все в соответствие. Параллельно со всем этим я работал и работаю как актер.

Оганесян: Одну секунду, я вас прерву, потому что мы продолжим эту тему прямо сейчас. Вот интересный вопрос от Юрия Голика из Украины: "Я знаю, что по профессии вы - актер. В 60-х годах несколько раз бывал на ваших концертах, на которых вы выступали в качестве чтеца. Журналисты приходят на радио разными путями. Расскажите, пожалуйста, почему вы решили стать именно радиожурналистом". Вы ответили, почему вы не считаете себя радиожурналистом. Расскажите немножко о своем творческом пути на радио.

Татарский: Для меня путь мой начался с радио, так и продолжается. А актерский путь продолжается по другой, параллельной, линии. Они иногда пересекаются, когда я получаю от радио предложение записать художественную литературу, когда записываю диск или выступаю с концертами. С концертами сейчас почти не выступаю, но диски продолжаю записывать. Что же касается Дня радио, я возвращаюсь к этому, я с таким же успехом мог бы отмечать и День театра, и так далее. Я просто хотел этим сказать, что на радио у микрофона должен быть автор, а не диктор, не исполнитель. Понимаете? Когда человек нормально разговаривает в коридоре, а потом садится к микрофону и начинает вдруг каким-то иным голосом говорить, с какими-то ужимками в голосе и в манере, в этом огромное неуважение к слушателям, как мне кажется.

Оганесян: И к себе тоже, на самом деле.

Татарский: Ну, это соответственно. Сочетание автора, актера и режиссера в одном лице - крайне важная вещь. Я понимаю, что журналистов на факультете журналистики не учат непосредственной работе перед микрофоном или перед телекамерой. Но хорошо написать - это не значит уметь интересно и ярко разговаривать со своей аудиторией.

Оганесян: Это правда.

Татарский: И быть искренним там.

Оганесян: Это разные вещи, конечно.

Татарский: Вот поэтому я как актер чего добивался у микрофона? Убрать все актерство, убрать, забыть. Овладел профессией худо-бедно - все, теперь забудь об этом и разговаривай с людьми. Разговаривай с тем настроением, которое у тебя есть сегодня, не прикидывайся. Если ты сегодня грустный, останься грустным! Ты читаешь письма, и если они тебя развеселили - отлично! Если, так сказать, ты остаешься во время чтения их в этом несколько, может быть, грустном, минорном состоянии, оставайся! Но не придумывай ничего! Не говори "дорогие друзья". Какие они все тебе друзья? Не нужно. Ты же не говоришь своим друзьям каждый день "дорогие друзья". Я говорю о штампах радио.

Оганесян: Я даже замер, заслушался.

Татарский: Сейчас как член жюри Национальной премии "Радиомания" я поздравляю коллектив радио "Голос России" и его слушателей с Национальной премией "Радиомания" этого года.

Оганесян: Спасибо от их лица.

Татарский: Понимаете, это очень важная вещь: журналист у микрофона - этого недостаточно. Надо еще быть заинтересованным в деле человеком и уметь это передать.

Оганесян: Виктор Витальевич, мы наверняка этой темы еще коснемся. Мне как профессионалу очень приятно с вами встречаться и говорить. По сути дела, вы затронули такую тему, как искренность в искусстве. Что такое радио на самом деле: это просто средство информации или, все-таки, радио есть радиоискусство, радиокультура в высоком смысле слова? Очень интересная тема. Я думаю, что она лейтмотивом у нас прозвучит сегодня. Но давайте попробуем ответить на вопрос нашего слушателя.

Татарский: Конечно.

"Добрый день, господин Татарский. Это Селин Таффэн из Парижа. Для меня русская песня - это великие имена, такие, как Вертинский, Козин, Высоцкий, Поляков, которого я слушала в Париже. Мне хочется задать вам вопрос как музыкальному журналисту, профессионалу с уникальным опытом. Как, на ваш взгляд, эволюционирует знаменитая русская песня во времена достаточно трагичных событий, которые произошли в российской истории? Большое спасибо. До свидания".

Татарский: Гран мерси, Селин. Что я вам могу сказать? Прежде всего, я буду пытаться ответить на ваш вопрос не как музыкальный радиожурналист и не как радиожурналист вообще, а как российский гражданин. Не было в России ни одного века, когда не было бы трагических событий. Это состояние для России, к сожалению, весьма и весьма постоянное и обычное. Поэтому ждать возникновения немедленно песен в связи с этими событиями не приходится. Все песни о событиях российской истории появились через 50-70 лет после этих событий, когда уже и очевидцев-то не оставалось в живых. Да и Лев Толстой "Войну и мир" через 40 лет, по-моему, после событий начал писать. Поэтому песня - это устная легенда, песенная легенда всегда о том, что было в русской истории. Песни о Степане Разине, о Емельяне Пугачеве, о Ермаке, о пожаре войны 12-го года (Шумел-горел пожар московский"), о Наполеоне.

Оганесян: В исполнении Плевицкой.

Татарский: Да, самое лучшее исполнение от Надежды Васильевны Плевицкой. Они все появились значительно позднее. Это очень интересно. Казалось бы, именно в этот момент должно что-то возникнуть. Ан нет! Потом появляются, уже на основании этих легенд, появляются стихи и появляются песни. Порой, неведомо откуда. Вот, например, "Шумел-горел пожар московский". Известно, что автор его - поэт Аносов. Но кто писал музыку? А ведь нет народных песен в чистом виде, не может этого быть, не бывает. Кто-то обязательно написал музыку, и на основании чьего-то стихотворения была создана песня. Но это очень интересно, потому что забываются имена некоторых авторов. Например, такие имена, как Иван Суриков, Иван Захарович, да масса еще других русских поэтов, они расшифрованы. Стоит посмотреть на всякую русскую песню - и выясняешь, кто автор этих стихов. Но бывают такие имена, которые забываются вскоре. Песня остается, а имена уже забылись.

Оганесян: Виктор Витальевич, можно несколько слов о трагическом, драматическом, о целом эпосе, музыкальном, в том числе. Я имею в виду Вторую мировую войну. Ведь прямо в ходе войны возникали какие-то песни.

Татарский: Да.

Оганесян: Тут не было большого зазора, хотя потом песни о войне тоже появлялись. А как возник такой феномен? Спрессовалось историческое время?

Татарский: Это был заказ. В первую очередь, это был социально- политический, военный заказ.

Оганесян: Но удачный заказ.

Татарский: Который нашел абсолютный отклик у композиторов и поэтов, потому что они все чувствовали себя военными людьми. Поэты вообще были военными корреспондентами на разных фронтах и флотилиях. Композиторы тоже приезжали на передовую со своими песнями. Вся страна, весь народ жил этим горем, этим событием драматическим, трагедийным и пытался перебороть все на свою сторону, чтобы все было по справедливости.

Оганесян: И песня помогала.

Татарский: Недаром это была Отечественная война в полном смысле этого слова, и это обозначение сейчас никуда не ушло. Слово "Великая" под сомнением. А то, что Отечественная, - это факт. Я думаю, что народные песни, в чистом виде народные, фолк, появятся, может быть, со временем, а может быть, уже и не появятся, не знаю.

Оганесян: О народной песне у нас отдельный есть вопрос. Давайте ответим еще на один вопрос слушателя.

Татарский: Да, конечно.

Оганесян: К этой теме мы еще, очевидно, вернемся. Пожалуйста.

"Здравствуйте, это Павел Коган. Уважаемый Армен, дорогие коллеги, друзья, прежде всего мне хотелось бы поздравить вас с Днем радио, с замечательным праздником, и, конечно же, вашу компанию, и пожелать вам дальнейших успехов и всяческого процветания. Я знаю, что сейчас вместе с вами находится в студии Виктор Татарский. У меня, наверно, будет не вопрос, а пожелание, пожелание следующего характера. Дело в том, что наша страна отличается от всего остального мира тем, что невероятная мощь традиций русской культуры накормила весь мир. И до сих пор весь мир ощущает на себе влияние великой русской культуры. И как обидно ныне бывает, что, к сожалению, тот мостик, который должен и обязан был присутствовать как передаточное звено в сегодняшнее время, практически сейчас отсутствует. Дело в том, что мы все ощущаем невероятное засилье масс-культуры в искусстве, в музыкальном, в частности. Нам необходимы выдающиеся примеры классического музыкального искусства. Я думаю, что это невероятно должно поднять духовный уровень нашего общества, которое в этом очень и очень нуждается на сегодняшний день. В Большом зале Московской консерватории, в академических залах крупнейших городов России существуют традиции определенные, которые, к счастью, до сих пор еще незыблемы. Но, увы, количество людей, публики, любящих, понимающих классическое музыкальное искусство и посещающих концерты, невелико. Это тысячи людей. Я совершенно убежден, что при большей пропаганде классической музыки мы действительно сдвинем с мертвой точки духовное развитие нашего общества, и в результате Россия возвратит свое былое величие, к чему мы все так стремимся". Оганесян: Спасибо Павлу Когану за поздравления от нас и от всех радиослушателей и профессионалов. Здесь не было вопроса, собственно. Наверное, мы согласимся. Но есть вопрос на эту же практически тему, адресованный непосредственно вам. Я хочу объединить это вместе с выступлением Павла Когана. Мария Нестеренок из Белоруссии спрашивает вас: "Уважаемый Виктор Татарский, вы многие годы читали классику на радио. Но сейчас, к сожалению, она не звучит в вашем исполнении, или, может быть, я не попадаю на эти передачи? Нет ли ваших записей на дисках? Если да, то где их можно купить?"

Татарский: Все-таки это два разных вопроса, хотя, вы правы, объединены они одной заботой. Павел Леонидович говорил о том Оганесян и Татарскийположении, в каком сейчас находится классическая серьезная музыка у нас в стране. Дело все в том, что отношение к классике и в литературе, и в музыке - это выражение культуры общества. О какой культуре общества может идти речь, когда наши средства массовой информации, телевидение, в частности, занимаются порой тем, что по несколько раз в неделю часами передают передачи, извините за тавтологию, уровень которых ниже плинтуса, как сейчас говорят? Они проявляют при этом неуважение к своим зрителям и показывают этих зрителей во время программ. Вы знаете, о чем я говорю. Это беда, это общенациональная беда. Если государственные каналы не понимают этого, то это весьма и весьма грустно. У нас в течение семи лет шел цикл "История одного шедевра". Я был ведущим этого цикла в кадре. Это был рассказ о полотнах Третьяковской галереи, затем Русского музея и затем музеев Кремля. Семь лет - это совершенно неслыханный срок для 90-х годов для такого телевизионного цикла о художественных сокровищах. Чудом каким-то этот цикл продержался семь лет. Но назовите мне сейчас другой цикл, который бы о классическом искусстве рассказывал столь подробно, детально, с таким виртуозным профессиональным блеском, потому что у нас были великолепные телевизионные операторы, которые снимали картину подробно, исследуя полотно в деталях. Вы так не увидите в зале, потому что вы пройдете, посмотрите, у вас общее впечатление - идете мимо. Свет, фокус, внимательное и неторопливое разглядывание полотна давало телевизионным зрителям ощущение не только того, что они находятся в Третьяковской галерее. Ну, представьте, из Хабаровска или Владивостока как было в 90-х добраться до Москвы? Но они имели возможность внимательно разглядеть. Это была настоящая серьезная профессиональная работа. Я сейчас ничего подобного не вижу ни в области музыки, о которой говорит Коган, ни в области классической литературы. То, что делают сейчас наши музыканты, - это подвижничество в самом высоком смысле этого слова. И это всегда было, это в истории российской культуры. Святослав Теофилович Рихтер, который не летал самолетами и не любил поездов, садился в свою машину и ехал, чуть ли не на Дальний Восток, с концертами, останавливаясь в городах и играя. Понимаете? Он деньги зарабатывал? Нет, конечно. Ему это не было нужно. Он был известен на весь мир как гениальный музыкант своего времени. Он нес культуру в массы. Вот это странное высказывание, которое сейчас воспринимается как дикий штамп, но это было действительно так. И сейчас музыканты, которые приезжают в российскую глубинку, занимаются именно этим. Тот же Павел Коган и его оркестр, и его отец Леонид Коган, виртуознейший музыкант своего времени, они этим занимаются сейчас. Но они имели поддержку государства, я повторяю, они имели идеологическую поддержку, и они имели материальную поддержку. До тех пор, пока культурой не займутся всерьез, по-настоящему, ничего не произойдет. Потому что это растление вкуса. Вы понимаете, что происходит? Телевидение, так называемые "попсовые" концерты развращают вкус аудитории специально. Вкус аудитории становится ниже низшего, и тогда с ней можно легко иметь дело.

Оганесян: Рейтинги, которые...

Татарский: Да, рейтинги. А потом ссылаются на этого господина со странной фамилией "Рейтинг". А там еще второй господин с не менее странной фамилией "Бакс". Вот эти странные господа, не известно, откуда появившиеся, в общем, и заказывают музыку, потому что они платят.

Оганесян: Спасибо.

Татарский: Видите, чего мы ни коснемся, все приобретает драматическое звучание в моем изложении. Но ведь это действительно так. Вы же не можете не согласиться, честно говоря?

Оганесян: Мы начали с того, что, в общем, надо быть искренним.

Татарский: Правильно, я так думаю.

Оганесян: Как говорится, от избытка сердца говорят уста.

Татарский: Но меня действительно это страшно огорчает. Мне стыдно.

Оганесян: Очень многих огорчает.

Татарский: Я - праправнук Чернышевского Николая Гавриловича, по линии матери. Может быть, поэтому мне стыдно. Я, конечно, не буду призывать Русь к топору, как он как-то вдруг сделал. Но, во всяком случае, меня действительно это огорчает. Я никогда не собирался уезжать в другую страну работать. Я связан языком со своей страной, со своей культурой. И поэтому все это меня бесконечно огорчает. Прошу прощения, я закончу ответ на вторую часть вопроса, который вы прочитали.

Оганесян: Да, кстати. Ваш профессионализм ведущего выше, чем мой. Действительно, был очень конкретный вопрос. Ведете ли вы передачи? Нет ли ваших записей на дисках? Где можно купить?

Татарский: Как актер?

Оганесян: Да.

Татарский: Радио России записывает время от времени программы в моем исполнении, художественные программы, где звучит русская классика и советская. Не знаю, как назвать Сергея Довлатова, к примеру. Мы сделали недавно запись по книгам Довлатова. На мой взгляд, это было очень интересно, была очень интересная работа. Диски выходят в моем чтении Булгакова. Я читаю "Собачье сердце" и "Мастера и Маргариту". Правда, в "Мастере и Маргарите" одну линию - линию Воланда. Это мой герой, как вы успели, видимо, заметить. Кроме всего прочего, Радио "Россия" дает нон-стоп ежедневно фрагменты мировой поэзии в моем чтении. Знаете, я записал, несколько дней мы записывали, большое количество, более 300 произведений, и это в течение года идет. Без названия исполнителя. Я просто называю автора и название стихотворения. Так что все есть.

Оганесян: А в какое время идет в эфире?

Татарский: Я не могу сказать, в какое время, потому что это самое разное время.

Оганесян: Можно посмотреть расписание, в конце концов, программы Радио России. Очень хорошо, что наши коллеги это делают. На "Голосе России" мы тоже на разных языках записываем русскую классику, русские сказки. Это как бы наш голос в зарубежье. Очень хорошо, что "Радио России" это делает.

Татарский: Да, и, как правило, откликается на предложения мои в этой области.

Оганесян: Вы говорите, вы - Воланд. Но я не представляю себе Воланда. В моем представлении, по эстетическим вкусам он должен быть модернистом и классику не должен отстаивать, мне так кажется.

Татарский: Не знаю, боюсь, что я с вами не соглашусь. А как же его безусловный интерес к тому, что было давным-давно? "Я на днях разговаривал с ним", - говорит Воланд Мастеру. С кем это с ним?

Оганесян: Да, с кем это с ним?

Татарский: С кем с ним? Позвольте мне всуе не употреблять.

Оганесян: Нет, это понятно.

Татарский: Так что нет, у него и Штраус руководит огромным оркестром на балу, куда приглашена Маргарита в качестве королевы.

Оганесян: Кстати, в свое время Штраус выступал как совершенная масс-культура, как вы помните. И у русских классиков есть особые комментарии по поводу заполнения Штраусом...

Татарский: Ну, так это многие. Да и Моцарт частично воспринимался так же, как чуть ли не массовая культура в свое время. Но тут весь вопрос в том, что время отбирает для дальнейшего, а что убирает.

Оганесян: Хорошо. В воображении, в памяти огромного числа слушателей вы останетесь мастером... Пожалуйста.

"Здравствуйте, это Эл Лау из Лондона (Англия). Уважаемый господин Татарский, у меня к вам вопрос. На сайте "Голоса России" я прочитал, что вы - многолетний ведущий музыкальной программы. В связи с этим я хотел узнать у вас, знакомите ли вы слушателей с иностранным репертуаром, и кто из западных исполнителей пользуется популярностью в России? Спасибо за ответ".

Татарский: Спасибо за вопрос, господин Эл Лау. Мне всегда интересно заниматься тем, чем больше никто не занимается.

Оганесян: Или уже не занимается.

Татарский: Или уже не занимается. Поэтому то, о чем вы спрашиваете, Эл, было для нас эксклюзивным в 60-е - 70-е годы, когда цензура не давала возможности звучать даже ансамблю "Битлз", я уже не говорю о других суперрезких коллективах. Мне тогда это было интересно, когда диски с этими группами наши спекулянты продавали по 100 рублей штука. Это фантастические деньги по тем временам.

Оганесян: Зарплата месячная.

Татарский: Я получал 140 рублей. Тогда мне было очень интересно, я имел спортивный интерес к тому, чтобы это включать в свою передачу, которая называлась тогда "Запишите на ваши магнитофоны". Это середина 70-х годов.

Оганесян: Отчасти это борьба с "черным рынком" была.

Татарский: Отчасти, да. С одной стороны, у меня было такое ощущение: ах, вы нам это запрещаете, вы не даете "Лед зеппелин", вы считаете, что это подрывает основы Советской власти? Знаете что, укрепляйте Советскую власть другими путями, а это мы будем давать. То есть это был спортивный хулиганский интерес. Я не был членом партии никогда, я этим не горжусь, я просто констатирую. Я не был и в комсомоле. Я, вообще, аполитичный товарищ, в определенном смысле. Я не люблю коллективов: ни партийных, ни каких бы то ни было. С другой стороны, был еще интерес общественной значимости: действительно, мы сбивали цены, потому что мы давали по "Маяку" эти записи в чистом виде. "Маяк" великолепно звучал тогда безо всяких FМов. Люди писали. Заканчивая ответ на этот вопрос, хочу сказать: мне это было интересно. Сейчас в передаче моей "Встреча с песней" звучат западные солисты и ансамбли, я эстраду имею в виду, но это классика - Эдит Пиаф, Шарль Азнавур, Ив Монтан, Фрэнк Синатра, это тот же коллектив "Лед зеппелин" и, конечно, "Битлз". Я не занимаюсь пропагандой какого бы то ни было направления в музыке. Я ее люблю, видимо, как Воланд - "от" и "до", от божественной музыки до Штрауса, всю эту амплитуду. Так же и я отношусь к музыке. Но подталкивают меня к этому - к тому, что дать, а что не давать, - письма. Когда есть интересные письма о западных исполнителях, я с удовольствием их даю наряду с российскими исполнителями, наряду с классической музыкой. Во "Встрече с песней" классика идет всенепременно: два-три кадра из десяти - это классика.

Оганесян: Это те передачи, которые идут на "Радио России"?

Татарский: Да, это передача, которая идет 40 минут.

Оганесян: Почему я вас спросил - потому что вам привет и поздравления с праздником от имени Пейкера - это наш слушатель, который сейчас проживает в Германии. Он вспоминает, что "Встреча с песней" была его любимой передачей, которую он старался не пропустить, когда жил в России. "Сообщите, пожалуйста, как можно услышать вас в Германии", - и добавляет: "Моей любимой передачей была когда-то и программа "Запишите на ваши магнитофоны". Так что он хорошо знаком с вашим творчеством. Эмиль Пейкер говорит, что он много записывал. В Германии, наверно, вас можно услышать только на волнах "Голоса России". Но я думаю, что, может быть, когда-нибудь Виктор Витальевич, который сейчас очень занят, найдет время поработать и с нашей радиокомпанией. Не будем забегать вперед и загадывать. Он человек, как видите, не очень сговорчивый.

Татарский: Из "Мастера" можно вспомнить: "Да, ничем ты не занят, брось трепаться, Варенуха".

Оганесян: Ах, вот так даже.

Татарский: Что ни возьми, все там есть. Занят, очень занят - да ничем ты не занят.

Оганесян: Я напоминаю нашим радиослушателям и телезрителям, что у нас в эфире Виктор Татарский. В дни празднования Дня Радио мы его ловим на этом слове. Он свободен, он обещал не только господину Пейкеру, но и многим радиослушателям доставить такое удовольствие, что поучаствует, посотрудничает с "Голосом России", а формат мы продумаем.

Татарский: Другая классика - Ильф и Петров. "Монтер Мечников": "Согласие есть продукт непротивления обеих сторон", на что Остап сказал: "Хорошо излагает собака. Учитесь, кисы". Так что об этом мы подумаем. Но мы же не ответили на вопрос нашего немецкого слушателя. "Встреча с песней" существует, идет с периодичностью два-три раза в месяц на волнах "Радио России", не путать с "Русским радио" (две большие разницы, как говорят в Одессе), по субботам - вторая, четвертая, пятая суббота - в 21 час 10 минут по Москве. Передаче будет 40 лет в январе следующего года, а в ноябре этого года - тысячный выпуск этой передачи. Менялись названия государства, менялись названия радиостанций, передача не сделала ни одного пропуска. Она не вписывалась во времена путчей. Она ведь не каждую неделю, а через неделю. Когда был первый путч в 91-м, она не выходила по расписанию. Это был не ее день, не ее суббота.

Оганесян: Воланд здесь явно поработал.

Татарский: В 93-м году она тоже не пострадала, вышла спокойно в свое время и говорила, как всегда, и пела о вечном, говоря: "Ребята, и это было, и это пройдет". Тем более, в России все было.

Оганесян: Да, но вот у нас следующий вопрос, по-моему, тоже из разряда о вечном. Пожалуйста.

"Уважаемый Виктор Витальевич, здравствуйте. С вами говорит Елена Абдюханова, я - журналист. Работаю в книжном издательстве. Очень люблю радио и в свободное время с удовольствием слушаю его. Хотела бы поздравить вас и слушателей "Голоса России" с праздником - Днем радио. А вопрос у меня такой. Русская песня, по словам Бунина, всегда была частью жизни русского человека. Мы знаем, что в годы Великой Отечественной войны прекрасные песни помогали нашим солдатам побеждать на полях сражений. Чем, по вашему мнению, можно объяснить, что за последние 15 лет у нас в России появилось так мало хороших, по-настоящему истинно народных песен? Спасибо".

Татарский: Народ молчит. Народ безмолвствует, как у Пушкина. А коль народ безмолвствует, то до песен ли ему? За последние 15 лет народ только озирался и думал, откуда ждать сейчас удара - отсюда или отсюда, или оставят в покое на какое-то время? Ему, ей богу, было не до песен и не до сказаний. Кроме всего прочего, все то, что происходило последние 15 лет с Россией, недостойно, на мой взгляд, ни песен, ни сказаний, потому что это все попытка вернуться на нормальный путь исторического человеческого развития, вернуться, а не открыть нечто новое. Вернуться в конец ХIХ века, я не имею в виду монархию, я имею в виду нормальное развитие общества. Да, к сожалению, с капиталистическими оттенками, другого не придумало человечество. Поэтому о чем тут говорить! Вот когда была война, вы правы, война потрясла всех, задела всех, и тогда запели советские песни - песни, написанные профессиональными композиторами и поэтами, но они нашли сразу отклик в сердцах, потому что они писались искренно. Слушая их, человек сопереживал настроению песни и ее героям. А что касается последних 15 лет и еще, может быть, 15-и, а то и больше, это идет процесс реконструкции, рабочий тяжелый процесс. Сейчас не позавидуешь ни правительству, ни президенту, никому из всех, кто взвалил на себя ответственность за все это дело. А народ? Что ж, народ всегда безмолвствовал - и при Пушкине, и при Борисе Годунове.

Оганесян и ТатарскийОганесян: Кстати, вы интересную тему затронули, такую историософскую, даже я бы сказал, связанную с культурой. Вот недавно мы в связи со 150-летием героической обороны Севастополя выпустили диск, который, по сути дела, реконструирует песни, как они пелись во времена войны. Крымская война и защита Севастополя породили целый эпос, как оказалось. У нас нашелся один такой хор уникальный в Петербурге, который восстановил по старым нотным записям, еще очевидцы записывали, поскольку многие офицеры владели нотами, и мы сегодня обязательно подарим вам этот диск. Там аутентичное пение. Его, может быть, не будешь так слушать, знаете, один номер за другим, но что интересно: в дни празднования юбилея на Севастопольской площади (хор приехал из Петербурга и на площади Севастопольской выступил) молодежь забыла про пиво, и вся площадь, не двигаясь, прослушала эти, в общем, чисто исторические песни. Это говорит о том, что, когда искренность есть в искусстве, то оно не знает временных рамок и расстояний. Это иллюзия, что для молодежи нужна только попса, тяжелый рок, металл.

Татарский: Нет-нет, за все это отвечает старшее поколение, всегда.

Оганесян: Да.

Татарский: Вы правы. Возвращаясь к нашему разговору насчет народных песен и отклика на события. Видите, 150 лет прошло, а почему героическая оборона Севастополя? Да, она героическая, но ведь мы тогда проиграли город, город же был сдан фактически.

Оганесян: Южная часть города.

Татарский: Да, южная часть города. Это до сих пор болью отзывается в сердцах российских. И это затрагивает молодое поколение. Почему сейчас такое отношение к Севастополю между нами и Украиной? Да потому, что это российская история. Когда это искренне было, какие-то интересные люди искренне этим заинтересовались и воплотили это, то это не могло не тронуть и ребят молодых.

Оганесян: Мы сами, честно говоря, не ожидали такого эффекта. Мы думали: придут люди, интересующиеся этой темой. У нас есть еще вопрос из Германии. Давайте попробуем на него ответить.

"Здравствуйте. Говорит Таня Ленц из Дрездена (Германия). Уважаемый господин Татарский, я слышала, что в России за последние несколько лет благополучно открылись и закрылись мюзиклы, которые на западных сценах идут десятки лет. Почему, на ваш взгляд, в России они не прижились? Спасибо за ответ".

Татарский: По той же самой причине, Таня, почему не прижился хор имени Пятницкого, вернее вариации на его тему, допустим, в Великобритании или в Германии. Но это не ваше, так и это не наше. Ну, не наше понятие "мюзикл". Дело все в том, что, если серьезно говорить, то мюзикл должен сочетать в себе виртуозную блистательную музыку (ну, хотя бы три-четыре мелодии, которые пронизывали бы мюзикл, что есть в лучших английских и французских мюзиклах), отличное актерское владение голосом, пластикой, хореографией и драматическим искусством (видите, как много всего). Тема, которая затронута, она, конечно, может быть общей (Ромео и Джульетта), но выражено это должно быть в форме, понятной народонаселению, в данном случае российскому, и на языке оригинала. Мюзикл не терпит переводов. Вот почему у нас все переводы мюзиклов западных образцов сразу выглядят какой-то Лайзой Минелли для бедных. Музыка вроде та, да не та, потому что язык не тот. А это все очень важно, потому что "My Fair Lady" - "My Fair Lady", а не "Моя прекрасная леди". Бернарда Шоу "Пигмалиона" можно перевести (у нас блистательный перевод "Пигмалиона" идет в Малом театре, в "Современнике"), а вот мюзикл - нет, не получается, потому что это не наши корни, к сожалению. Сочетание всех компонентов, о которых я сказал, мало кому удается. Это просто не удается в России.

Оганесян: Я только могу согласиться, поскольку не так давно, когда мы приехали в Лондон, наши коллеги из Би-Би-Си повезли нас на очень популярную площадку в Лондоне. Там показали очень популярный мюзикл, правда, он перекочевал из Соединенных Штатов. Вы правы, лейтмотивной мелодии, которая бы проходила, нет. Блестящая игра артистов, очень выдающаяся, я бы сказал, пластика, очень современные аллюзии там изображаются, так скажем, некоторые сексуальные меньшинства пластические на сцене. Почему, например, я не мог просидеть до конца, хотя было любопытно? Там обыгрывается тема нацизма, то есть высмеивается Гитлер с усиками на фоне всего этого. Для нашего народа, который в памяти еще сохранил трагедию, эти усики и это понятие нацизма и свастики, в которых он там вышагивает, это комический фактически прообраз нацизма, нациста, - это не смешно, на самом деле столько горя было принесено.

Татарский: Конечно.

Оганесян: Чаплинский фильм, он все-таки высмеивал, это была все-таки пропаганда, хоть это великий артист. Наша аудитория это совершенно не восприняла бы сущностно. Какие-то люпмены всегда найдутся, конечно. Я имею в виду люпмены не по социальному, а по эстетическому, так сказать, своему воспитанию. Но, в принципе, вряд ли, вряд ли возможен был бы успех этого мюзикла в России. Плюс то, о чем вы сказали, и я могу подтвердить, музыкальный ряд весь подстроен под пластику, весь подстроен самодостаточно под хореографию, весь подстроен под сюжет. Название "мюзикл" содержит понятие музыкальности, а музыкальности там, к сожалению, меньше всего. Поэтому я с вами согласен. И содержательно, и формально трудно себе представить, что это популярнейший мюзикл, очереди за билетами, трудно попасть, все считают это очень престижным.

Татарский: Нет, это все не надолго по всем причинам, о которых мы сейчас с вами говорим.

Оганесян: Виктор Витальевич, вот чтобы завершить нашу передачу, может быть, такой стандартный подход, но в день праздника, что бы вы хотели пожелать нашим радиослушателям, радиослушателям радио в широком смысле слова? Я не буду перечислять отдельные каналы, то есть не только радиослушателям "Голоса России" или "Маяка", на волнах которых идет эта передача, а вообще радиослушателям в большом собирательном смысле этого слова.

Татарский: Высокого профессионализма радио, в первую очередь, я желаю слушателям, потому что им тоже вряд ли уютно, когда к ним обращаются на "ты", когда им рассказывают анекдот двадцатилетней давности и шутят весьма сомнительным способом. Я хочу пожелать нашим слушателям, чтобы с ними разговаривали достойно, как с достойными собеседниками, совершенно неважно - с Марией Петровной из Караганды или с академиком из Петербурга, на одинаковом, достойном, уважительном уровне, чтобы не заигрывали с ними, не сюсюкали мерзко. Не обращались к ним бесконечно "дорогие друзья", а у каждого человека есть имя, отчество, фамилия. Вот и все. Чтобы уровень отношений между людьми у нас в обществе, а это в первую очередь зависит от радио и телевидения, был бы выше. К сожалению, в течение десятилетий нам прививали чувство коллективизма, разрушая чувство индивидуальности, уважения к личности, к тому, что один человек может быть не похож на другого и не обязан быть похож. Нужно это уважать и считаться с этим. Вот когда радио и телевидение достигнут нормального, хотя бы элементарного в этом смысле уровня, я думаю, что и наши радиослушатели, о которых вы сейчас сказали, почувствуют в достаточной степени уважение к себе.

Оганесян: Ну что же, от себя хочу тоже поздравить радиослушателей и присоединиться к моему коллеге Виктору Татарскому, заслуженному артисту России, который отвечал на ваши вопросы - вопросы наших слушателей, присоединиться к поздравлениям и пожеланиям. Большого вам Радио. Успешных программ и как можно больше радости и мыслей хочу пожелать вам, когда вы слушаете радио. Всего доброго. Вел передачу Армен Оганесян. До новых встреч.


04.05.2006
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=5082&p=04.05.2006

Док. 470539
Перв. публик.: 04.05.06
Последн. ред.: 04.08.08
Число обращений: 152

  • Оганесян Армен Гарникович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``