В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Армен Оганесян: 8 июня гость программы - Поляков Юрий Михайлович, главный редактор `Литературной газеты`, член Совета при Президенте РФ по культуре и искусству Назад
Армен Оганесян: 8 июня гость программы - Поляков Юрий Михайлович, главный редактор `Литературной газеты`, член Совета при Президенте РФ по культуре и искусству
Ведущий программы - Армен Оганесян.

Оганесян: Сегодня мы с вами попытаемся ответить на очень простые и очень сложные вопросы. Одну тему я бы так обозначил: с людьми, которые читают только для развлечения, можно делать все, что угодно. Остается ли Россия самой читающей страной мира? Где кончается свобода и начинается понятие "норма", и что у нас в обществе с этим происходит? Проблемы современной семьи. Мы поговорим, конечно, о свободе слова, потому что наш гость имеет к этому прямое отношение. У нас в гостях - Юрий Михайлович Поляков, известный писатель, главный редактор "Литературной газеты" - известного в стране бренда года и столетия, можно сказать, член Совета по культуре и искусству при президенте Российской Федерации. Ипостасей очень много. Давайте попробуем с вами, прежде чем мы начнем отвечать на конкретные вопросы слушателей, поговорить на некоторые темы. В одном из ваших интервью прозвучала фраза о том, что человек, который читает только для того, чтобы развлекаться, - удобный материал для манипуляций. Конкретно можно это проследить на каких-то ситуациях социальных, политических? Как эта механика работает: человек читает - только развлекается? А если он смотрит без разбора то, что ему предлагают, или вообще не читает, он ведь тоже подвержен воздействиям в не меньшей степени. Почему вы подчеркнули этой фразой роль книги?

Поляков: Безусловно, чтение - это базовый механизм, с помощью которого усваиваются новые идеи, факты, мысли и так далее. И даже ученые подтверждают, что прочитанное формирует человека в гораздо большей степени, чем увиденное по телевидению.

Оганесян: Это интересно.

Поляков: Да. Это научное исследование.

Оганесян: Все-таки книга остается главным формирователем человека как личности.

Поляков: Конечно, тем более что книга, написанная на русском языке, является еще и носителем всех наших национально-исторических кодов, потому что язык, помимо того, что это средство обмена информацией, - это еще и средоточие глубинных кодов, которые влияют на подсознание. Читающий народ от не читающего очень сильно отличается. Советский читатель был не просто одним из самых читающих, как говорится, он был, главное, серьезно читающим.

Оганесян: Он даже между строчек иногда читал.

Поляков: Он иногда между строчек читал гораздо больше, чем в строчках. Вспомните, какие были огромные тиражи философской литературы, научной литературы, какой-то достаточно сложной классики Запада. Например, Пруст в переводе Любимова у нас выходил большими тиражами, чем, скажем, во Франции. Попробуй достать тогда Пруста!

Оганесян: Кнут Гамсун, которым зачитывались почему-то массово, у себя на родине читается только элитой.

Поляков: Это была одна из специфических черт советской цивилизации. Я думаю, что давно надо заканчивать воспроизводить этот черный миф о советской эпохе, надо всерьез изучать ее со всеми провалами и взлетами.

Оганесян: Понятно. Юрий Михайлович, я хочу конкретно к вашему творчеству подойти. Значит ли то, что вы сказали, что, когда вы как писатель садитесь за письменный стол, вы имеете в виду ту миссию и ту роль, которую вы как писатель выполняете по отношению к своему читателю? Какова ваша сверхзадача творческая? Как бы вы ее определили: она просветительская, или это желание через самовыражение как-то вдохновить читателя, или все вместе? Или это вообще не актуально, и вы просто пишите, потому что дар есть и он выливается на бумагу?

Поляков: Если речь идет о писателе, а не о "пипе"... "Пип" - это, кстати, неологизм, который я предложил некоторое время назад в своей статье "Писатели и "пипы".

Оганесян: А что это такое?

Поляков: Сейчас расскажу. Кстати, довольно болезненно была воспринята эта статья. "Пип" - это персонифицированный издательский проект. Вот эти все глянцевые обложки, бесконечные детективы, которые выходят чуть ли не раз в месяц под одной и той же фамилией, хотя мы отлично знаем, что там работает целая бригада, - это "пипы". Что создают "пипы"? "Пипы" создают книжную продукцию, то есть их задача - написать продукт, который купят, даже не важно, прочитают ли его. Писатель принципиально отличается в этом отношении, потому что он создает литературу. Его текст в той или иной степени - это средство (зависит от таланта, конечно) художественного постижения, так сказать, внутреннего космоса и внешнего космоса. Поэтому естественно, когда я пишу свои сочинения, я хочу разобраться в том, что происходит внутри меня и снаружи меня, если хотите, и донести максимально в художественно-заразительной форме (вспомним, что Толстой определял задачи искусства как способ обмена эмоциями, чувствами), донести это до своего читателя. Мне кажется, что сейчас проблема заключается в том, что, когда в стране начались преобразования 90-х годов, власть предержащие, в общем-то, знавшие, какую громадную роль писатели сыграли в крушении советской цивилизации, постарались обезопасить себя от писательского вмешательства. Неважно, какого направления писатель - патриотического, либерального. Любой честный писатель, независимо от своих политических взглядов, задает вопрос: что с нами происходит? Куда влечет нас рок событий?

Оганесян: Что делать? Кто виноват?

Поляков: Да, что делать? Кто виноват? И что делать с теми, кто виноват?

Оганесян: Опасные вопросы.

Поляков: Да, это опасные вопросы. Началась, в общем-то, операция по манипуляции общественным сознанием, которая была направлена на вытеснение из информационного пространства писателей и замещение их "пипами". Когда мы по телевизору видим "пипы" - все знают, о ком идет речь - о чем они рассказывают? О том, где лучше сделать подтяжку лица, каким лучше эпилятором пользоваться и так далее. На вопросы мировоззренческие они не отвечают.

Оганесян: Это реклама: книга - "пип", пиво - "Пит". Понятно.

Поляков: Да. В результате за эти 15 лет очень серьезно была подорвана традиция серьезного чтения. Вот заметьте, на телевидении можно увидеть кого угодно, но нормального серьезного писателя...

Оганесян: А иначе все распадется.

Поляков: Конечно. Но тут есть один интересный момент.

Оганесян: Зададут вопрос, а он и не знает, о чем речь. Как писал Пушкин в письме Бестужеву, первый признак умного человека - знать, с кем он разговаривает. А здесь первый признак человека-дилетанта: он тоже обладает удивительным свойством - чутьем, что нельзя этого собеседника допускать до передачи, для собеседования со мной - это правда.

Поляков: Да. Так вот, я хочу закончить мысль. Но что произошло? В тех условиях задача была выполнена: информационное пространство от неудобных, неуправляемых писателей - а талант всегда неуправляем и в оценке событий, и в каких-то мировоззренческих предпочтениях - обезопасили. Градус серьезного чтения в обществе значительно понизили. Тогда, в период разрушения прежнего мироустройства, это работало. Но теперь-то задача состоит совершенно в другом - в выходе из системного кризиса, в ответе на те вызовы времени, которые есть. А с глупым читателем, то есть с глупым народом, эти общенациональные проекты осуществить невозможно. Разрушать можно, а строить нельзя. Поэтому сейчас перед властью стоит противоположная задача: надо опять приучать к серьезному чтению и мышлению, и возвращать опять-таки в информационное пространство серьезного писателя, смиряясь с тем, что он неуправляем и неадекватен.

Оганесян: Я согласен в основном, но, может быть, поспорил бы только с одним - глупый читатель и глупая нация. Мне кажется, мы не дошли еще до такого уровня, что у нас все резко поглупели. Искусственное оглупление, конечно, происходит. Я недавно читал в солидном журнале "Искусство кино" очень интересную беседу. Один руководитель коммерческого канала всерьез говорил, что все нужно делать через легкую форму развлекательных жанров. Серьезные жанры как таковые не нужны. Углубленный кинематограф не нужен, потому что он не востребован. Вообще все серьезные вопросы можно решить через вполне развлекательные телевизионные формы. Идет совсем неглупая подгонка вкуса читателей, зрителей, слушателей под определенный формат и стандарт, стандартизация. Она оглупляет, вы совершенно правы. Но я надеюсь, что в масштабах нации у нас надежда все-таки есть. Просто читателю не предлагают ничего другого. Ведь вы на рынке можете купить только то, что вам предлагают. Если вам предлагают только сельдерей, картошку и помидоры, то вы не можете купить огурец, хотя в нашей стране я этого не представляю. Вот уж когда начнется все: когда огурца не будет. Но если вам его не дают или, скажем, что-то более изысканное предлагают, а потом говорят: теперь давайте рейтинг проведем между этим помидорчиком и этим чесночком. Ну, и правильно, не с чем же сравнивать! Появился фильм "Идиот", серьезная постановка, о ней можно спорить, как она сделана, и тут же рейтинги показали, что интерес есть. Можно ли вернуться к этой теме? Насколько глубоко повлияли на людей годы попыток понизить уровень серьезного восприятия, вдумчивого отношения к книге, к кино, к телевидению, к радио?

Поляков: Процесс довольно далеко зашел, особенно там, где касается молодежи. Сейчас основная пропаганда тех же книг идет через телевизор. Кого видят по телевидению, того и читают. А видят "пипов", писателей почти не видят. Кроме того, пан-ирония, я бы сказал, пан-ироническое восприятие жизни тоже здорово идеологически ограничено. Я расскажу случай, который был со мной. В свое время я написал роман "Козленок в молоке", где сатирическому описанию, осмеянию, если хотите, подверг не только коммунистическое прошлое, что я делал в своих повестях "Апофигей", "ЧП", а уже демократическое настоящее. И что вы думаете? Такой юмор не нужен. Потом сняли фильм по этому роману, и он с громадным трудом пробивался на телевидение, несмотря на то, что он был показан на ТВЦ после больших усилий. У меня были хорошие личные отношения с Попцовым, тогдашним руководителем, и он рискнул. Был запредельный рейтинг. Тем не менее, ни на какие центральные каналы этот сериал не пустили, хотя это была единственная социальная комедия - комедия идей - на нашем телевидении. Смеяться над партократами можно, смеяться над демократами нельзя.

Оганесян: Это значит, что они уже переродились в партократов.

Поляков: Да, конечно. То же самое произошло с моей пьесой "Хомо эректус" в Театре сатиры, которая сейчас одна из самых посещаемых пьес, один из самых громких спектаклей в Москве. Он вызвал дружное осуждение практически всей либеральной прессы, несмотря на его грандиозный зрительский успех. Почему? Потому что не принято смеяться над носителями, так сказать, общечеловеческих ценностей. Над носителями коммунистических ценностей - сколько угодно.

Оганесян: Любых: и христианских, и мусульманских.

Поляков: Конечно. Поэтому, возвращаясь к свободе слова, у нас же со свободой слова...

Оганесян: Можно я перебью? Есть вопрос слушателя. А то мы сейчас говорим, а слушатели подгадали, мы вернемся еще к этим темам. Пожалуйста, сейчас на тему свободы.

"Это Селин Таффэн из Парижа. Господин Поляков, на днях в Москве открылся Всемирный газетный конгресс, одной из тем которого стало состояние свободы слова в России. Как оцениваете проблему вы - главный редактор одного из известных и прогрессивных русских изданий? Спасибо".

Поляков: Я оцениваю состояние свободы слова в нашей стране как, скажем, развивающееся в правильном направлении. В 90-е годы, в ельцинский период, у нас была свобода слова, но это была свобода только либерального слова. Мне как стороннику консервативных ценностей было достаточно сложно с выражением моих взглядов, хотя я был известный, раскрученный писатель.

Оганесян: Тут надо пояснить, что слово "либеральный" не означает приверженности свободе слова в реальной жизни. Человек либеральных взглядов может быть очень не либеральным в семье, в отношениях с людьми. Кстати, у либералов это часто бывает: они ригористичны, они все знают, они жестки в личном плане. Ну, а консерваторы, как вы говорите, традиционны: надо быть вежливым, милым и нормальным. Это не синонимы, это разные понятия.

Поляков: Надо сразу пояснить, что в России слово "либерал" означает совсем не то, что оно означает в Европе, и из-за этого возникает масса путаниц. В России в сознании нормально думающего россиянина либерал - это синоним необольшевика. Либерализмом называется в нашем понимании, в нынешнем русском языке, большевистская, с наскоку перестройка всей жизни по очередной непогрешимой идее. То была коммунистическая непогрешимость, теперь вот свободные права человека, рынок и так далее. А как это прилагается к стране - это не интересует. Когда сейчас многие носители российской либеральной идеологии жалуются, что им было гораздо лучше в 90-е годы, они абсолютно правы, потому что в 90-е годы они имели абсолютную монополию на информационном пространстве. Спорили они в эфире только со своими единомышленниками, как правило, о нюансах. Теперь же постепенно в информационном пространстве разворачиваются и другие взгляды, другие идеи, которые, кстати, гораздо более влиятельны и более значимы в России. И вот уже носителям этой российской версии либерализма тяжело приходится: им приходится объясняться, доказывать. Как правило, они в прямом противостоянии с носителями, скажем, консервативных патриотических взглядов, как правило, проигрывают. Это вызывает раздражение. Кроме того, в 90-е годы на информационном пространстве абсолютно игнорировались интересы государства и российской государственности. Достаточно вспомнить, что вытворяли журналисты во времена, скажем, первой чеченской кампании, второй чеченской кампании. Например, я только что прилетел из Владикавказа, где у меня была премьера пьесы в местном русском театре, я там общался с местными деятелями культуры и политиками. Конечно, был разговор о Беслане, я был в этой бесланской школе. Вы знаете, что меня потрясло? Вся эта сохраненная - разгромленная, но не снесенная школа. Стены стоят этой школы. Это жуткое впечатление. Остатки на стенах крови, следы взрывов, фотографии детей и взрослых погибших. И надписи на стенах, они все испещрены. Вот как в свое время рейхстаг был испещрен, так же испещрены стены этой бесланской школы. И меня поразила одна вещь: одна надпись там встречается чаще, чем другие. Эта надпись звучит таким образом - это правда, поэтому я вынужден говорить, хотя многим, я знаю, это не понравится - звучит она так: "Демократы, будьте вы прокляты!" Естественно, люди проклинают не демократию как великую идею, которую люди через тысячелетия пронесли, а они проклинают ту версию демократии, которая развалила огромную страну, разорвала семейные и личные отношения, возбудила народы друг против друга в кровопролитной схватке. Не понимая этого отношения, этого восприятия слов "либерализм", "демократия", "свобода слова", понять то, что у нас сейчас происходит в России, невозможно. Нынешний глава республики Северная Осетия рассказал, что, когда были захвачены дети, там оказались двое его детей. Буквально на следующий день в газете "Московский комсомолец" эта информация появилась. Вот что это - это свобода слова или это, как принято говорить, подстава? У нас люди не против свободы слова как права выражать свои мысли, свои чаяния, свои глубинные какие-то предпочтения, а против того, чтобы произвол людей, работающих в информационном пространстве, наносил ущерб интересам конкретного человека, интересам государства. К сожалению, насколько я понял, на этом самом газетном форуме разговор формализовался, и пошел спор о терминах, а не о том, что сейчас в России за понятиями "свобода слова", "демократия", "либерализм" стоит на самом деле. И это печально.

Оганесян: Спасибо, Юрий Михайлович. Я, кстати, присутствовал при открытии, слушал выступление президента этой газетной ассоциации господина Орелли, потом выступал президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин. У меня такое впечатление было, что первый президент был очень польщен, что он имеет такую уникальную возможность на фоне Кремля так побеседовать тет-а-тет.

Поляков: Поучать.

Оганесян: Я пользуюсь либеральной, политкорректной технологией. Я думаю, что это был его звездный час. Меня очень удивило, что в этой международной организации доминанта одной нации, которая выступает в роли лектора-ментора, она столь выразительна. Я знаю много журналистских сообществ международных. Такого доминирования я нигде не встречал, не говоря уже о европейских структурах, где все достаточно равномерно. Наша компания - член Европейского вещательного союза. Чтобы кто-то так вот вещал на своих коллег и занял всю сцену - это просто, как бы сказали французы, моветон. Но, видимо, это не вписывается в код этой цивилизации, там все свое. Причем, мы с уважением относимся к тому, что каждый имеет право выбора этого, как говорится, кода. Но надо все-таки понимать, куда ты, собственно, приехал, и с кем ты разговариваешь. Опять мы возвращаемся к первому признаку умного человека - знать, с кем он разговаривает. Это правда. Еще вопрос, пожалуйста.

"Говорит Энн Уилсон - обозреватель из Нью-Йорка. Уважаемый господин Поляков, я знаю, что в России ежегодно присуждаются сразу несколько громких литературных премий - "Буккер", "Национальный бестселлер", "Большая книга". Скажите, на ваш взгляд, русская литература сегодня действительно переживает расцвет, и какая книга сегодня - национальный бестселлер? Спасибо за ответ".

Поляков: Я думаю, что, да, наша литература переживает расцвет. К сожалению, из-за того, о чем мы уже говорили, из-за недопущенности серьезных писателей в электронное информационное пространство, скажем так, недостаточной допущенности, об этом расцвете мало кто знает. Что касается премий, с премиями у нас получилась очень любопытная история. Нынешние премии, особенно с большим денежным наполнением, выполняют сейчас совокупную функцию советских Отдела культуры ЦК КПСС и Пятого управления КГБ. То есть контроль над политическими взглядами, симпатиями и антипатиями писателя идет через эти жюри. И премии даются, в основном, не за качество текста, не за тиражи, не за любовь читателей к тому или иному автору, а за верность идеологии и тем политическим и экономическим силам, которые эти премии учреждают. Это относится как к писателям либерального направления, так и патриотического. Если писатель-патриот накануне вручения премии, которую ему собираются дать, выступит в либеральной газете, допустим, в том же "Московском комсомольце", ему не дадут премию. Но то же самое произойдет и с либеральным писателем, если его черт занесет в газету "Завтра", даже если он написал "Войну и мир".

Оганесян: Партийность литературы - вот она.

Поляков: Абсолютно, да, теперь в такой форме существует. Поэтому что получается? Получается парадокс, что бестселлерами в смысле любви читателя становятся одни книги, а премии получают совершенно другие. Очень редко бывают исключения. Если же говорить о реальных бестселлерах, реально о том, что сейчас читают, то я могу вам назвать, причем с большим удовольствием, трех прозаиков, я подчеркиваю, прозаиков, а не "пипов", потому что там совершенно другая система и продажи, и рекламы, книги которых продаются лучше всего. Почему с удовольствием? Потому что я вхожу в эту тройку. Первое место занимает Людмила Улицкая, второе место занимает Виктор Пелевин, и третье место занимает ваш покорный слуга. В частности, мой новый роман "Грибной царь", за несколько месяцев тираж у него уже больше ста тысяч. То есть это самый очевидный бестселлер, хотя, естественно, никаких премий, никуда он не попадает, потому что борьба за премии - это чисто кропотливо-аппаратная идеологическая работа, к литературе не имеющая почти никакого отношения. И это, кстати говоря, в той или иной мере присутствует в любой литературе, в том числе и в американской, и во французской. Но у нас это приняло какие-то совершенно марсианские формы.

Оганесян: Вот вы говорите, а я подумал, как хорошо, что есть на белом свете передача "Визави с миром"! Кого у нас только тут ни бывает, самых разных направлений. Они даже не обращают внимания на позицию ведущего, но это не важно. Мне это доставляет удовольствие. У нас нет никакого специального отбора, дорогие радиослушатели и дорогие телезрители. Итак, мы продолжаем беседовать с главным редактором "Литературной газеты" Поляковым Юрием Михайловичем. Вы поняли уже, наверно, что он - писатель успешный и известный в стране. Но, продолжая эту тему, мне хочется задать такой вопрос, поскольку я все-таки посещаю книжные магазины с очень странным названием "Букбери". В этом "Букбери" очень неплохая подборка книг, то есть издательства не только над "пипами", видно, работают. Хотя мы под понятием "бестселлер" подразумеваем актуально написанную современным автором книгу, но, должен сказать, люди покупают классику до сих пор. Например, трехтомник "Дневник писателя" Достоевского. Его публицистика расходится замечательно. Очень много интересной мемуаристики, очень много литературы мемуарной, биографической. Очень подтянулась серия ЖЗЛ, я считаю. Там много и отечественных, и иностранных интересных имен. Что касается мемуаристики, то просто хочется все с полки взять. Это и ХIХ век, и ХХ век, конечно. Так, может быть, не все так уж и плохо в издательском деле? Такой крен в биографическую литературу, в мемуаристику, в документальность некоторую - это тенденция времени, ведь она востребована, тиражи немаленькие? О чем это говорит? Люди все-таки хотят вернуться назад, осмыслить прошлое из-за того, что очень не понятно настоящее, может быть, для них? Я хотел бы, чтобы вы ответили на этот вопрос, тем более что в одном из ваших интервью вам задавала вопрос читательница, которая сказала, сейчас, подождите, это стоит процитировать, я ведь лучше нее не скажу. Она вот такую реплику в ваш адрес бросила: "Более ранние произведения вселяли мысль о том, что все еще впереди. А нынешние (то есть ваши произведения) - другие мысли: жизнь прошла, но как прошла, мы не всегда в этом виноваты". Это мое субъективное ощущение, или это новая ностальгия, которая к вам вдруг пришла? Я соединяю первую часть вопроса со второй: ваше обращение к тому, что что-то прошло, ушло. Может быть, это отражение той же тенденции, которая заставляет людей много читать сегодня мемуарной, биографической литературы?

Поляков: Во-первых, я не говорил, что в издательствах все плохо. Я говорил о некорректном отражении реального литературно-издательского процесса в средствах массовой информации. А как раз у нас сейчас небывалый рассвет издательской культуры в отличие от 90-х годов, когда действительно был крен, совершенно дебильные детективы про бешенных, про слепых снайперов и так далее. Сейчас как раз колоссальное количество издается и серьезной прозы, отечественной, переводной, исторической литературы, философской и так далее. Мне кажется, что интерес к мемуарной документальной литературе был всегда, и он очень был велик, скажем, при советской власти.

Оганесян: Да, мемуары военоначальников.

Поляков: Но, вы понимаете, что у советской власти с прошлым были отношения сложные, поэтому допускалось очень немногое. У нынешней власти с прошлым отношения гораздо лучше, если исключить советский период. Вот к советскому периоду нынешняя наша идеологическая машина относится примерно так, как советская идеологическая машина относилась к периоду царизма. Ну, я думаю, что это скоро закончится, эдакая болезнь. Поэтому открылись, так сказать, шлюзы и хлынула вот эта огромная мемуарная литература. Кстати, очень много лежит ненапечатанных замечательных вещей. Я с вами согласен, что ЖЗЛ - один из изумительных брендов, там выходят замечательные книги. Я сам читаю, недавно я прочитал Бодлера в этой серии, до этого прочитал Павла Басинского о Горьком, замечательная книга, вводит много новой информации. Вы знаете, какой тираж этой серии - 5 тысяч. Вот это мне абсолютно непонятно.

Оганесян: А востребованность есть больше, вы считаете?

Поляков: Конечно.

Оганесян: Что с "Молодой гвардией" вдруг сделалось? Если это коммерчески "идущий", скажем так, продукт, то почему?

Поляков: Я думаю, что если про эту серию будут рассказывать на Первом, на Втором канале, ее рейтинг резко повысится. Но дело в том, что за рекламу серьезной книги на этих каналах с вас возьмут столько же, сколько за рекламу какой-нибудь сугубо коммерческой продукции. Вот это уравнивание, превращение серьезной книги в товар и отношение к ней как товару - это все-таки неправильно. Книга - да, это товар, но это совершенно другой товар.

Оганесян: Не только на "Голосе России", но и на других каналах есть книжные обзоры. Есть ли такая телепередача, посвященная свежим книгам, назовем ее "У книжной полки" или "У полки книжного магазина"? Еще лучше, может быть, даже съемки где-то там в магазине проходят. Чтобы писатели обсуждали ту или иную книгу, где бы это была не реклама, не на правах рекламы книги, а на правах разговора о книге профессионалов. Не обязательно академично, это может делаться легко, это может быть даже собеседование с читателем, с потенциальным покупателем, который открывает двери и приходит. Это может быть вполне живая передача, у нас же все сейчас нужно оживлять. Я что-то не припомню, такая передача есть?

Поляков: Была такая передача в свое время на "Семейном канале", я ее вел, но потом она закрылась.

Оганесян: А почему?

Поляков: Потому что "Семейный канал" был передан каналу НТВ за активную помощь в выборах, так сказать, больного Ельцина. "Семейный канал" прикрыли, а НТВ это не надо.

Оганесян: У нас есть еще каналы - Первый и Второй. Понимаете, здесь вопрос в том, а была ли инициатива? Может быть, не было такой заявки, не было такого предложения?

Поляков: Нет, инициатива была неоднократно, я знаю об этих инициативах. Но, к сожалению, у меня такое впечатление, что нашими главными каналами руководят люди с мозгами тинейджеров. Они мир воспринимают на подростковом уровне и не понимают, что, наверное, лучше один лишний раз заменить Петросяна или какое-нибудь бессмысленное ток-шоу на нормальный разговор с писателями, с издателями о книгах, поэзия совершенно исчезла. Последняя поэтическая передача была на телевидении закрыта в 1996 году, называлась она "Стихоборье", вел ее ваш покорный слуга на том же "Семейном канале". После этого поэзии для нашего телевидения, во всяком случае, для центральных каналов, просто не существует. Понимаете? "Литературная газета", кстати говоря, об этом пишет, у нас есть полоса Телеведение", где мы очень жестко критикуем именно за небрежное ...

Оганесян: Это вот такая цеховая месть телевидению.

Поляков: Нет, это не цеховая, это какой-то мозгодефицит.

Оганесян: Я, во-первых, сам из электронных СМИ, поэтому тоже как бы воспринимаю в свой адрес, но я должен защитить коллег. Вы знаете, это вовсе не обязательно, что у них такое подростковое мышление. Многих я знаю просто как собирателей книг. Лично у себя в квартире, в домашних библиотеках они чуть ли не коллекционеры.

Поляков: Тогда это еще хуже. Если это по непониманию и незнанию - это одно. А если это из убеждения, что я - элита, и для себя я буду умным и начитанным, а из народа мы будем делать быдло, которое ограничится чтением детективов и альковных романов, которые, кстати, рекламируются на этих каналах, - это, я считаю, уже преступление, духовное преступление перед нацией.

Оганесян: Ну что ж, воспользуемся случаем, что мы на телеканале "Звезда" и обратимся к руководителям этого телеканала.

Поляков: На телеканале "Звезда" как раз с этим все в порядке. Это один из немногих каналов, где все в порядке.

Оганесян: А вы все знаете о телеканале "Звезда"? Ну, хорошо, значит, все в порядке с ним. Будем тогда этот опыт применять на других каналах, пытаться, может, кого-нибудь и заразим. Давайте еще вопрос слушателя послушаем и попытаемся на него ответить.

"Вера Иванович из Белграда. Уважаемый господин Поляков, русская проза сегодня представлена разнообразием направлений и стилей. Мне, например, нравится Кабаков и Слаповский. Скажите, пожалуйста, а кто из современных авторов наиболее близок вам? Спасибо за ответ".

Поляков: Мне очень приятно было услышать вопрос из Белграда, потому что у меня на сербский переведено несколько моих романов: "Замыслил я побег", и "Козленок", "Небо падших", пьесы переведены. Но вообще, конечно, сербы с большим интересом относятся к нашей литературе, и названные авторы, на мой взгляд, интересные авторы, лидеры современной прозы. Я бы к ним добавил еще, конечно, безусловно, того же Юрия Козлова, добавил бы Веру Галактионову, например, из питерцев - Павла Крусанова, Валерия Попова, отличного писателя. Вообще, сейчас в литературе работает очень много интересных авторов, скажем, тот же Тимур Зульфикаров - очень интересная, орнаментальная проза.

Оганесян: Можно я вам задам вопрос на этот раз из Великобритании. Майкл Скотт спрашивает: "А есть ли среди современных писателей писатели и поэты, которые, по вашему мнению, имеют шанс называться впоследствии классиками?" Ну, Полякова Юрия Михайловича оставим за скобками.

Поляков: Это некорректно будет. Я вам хочу сказать, что классиком становится тот писатель, которого перечитывают. Ведь все очень просто. Если твои книги не просто читают, а начинают перечитывать ...

Оганесян: Другое поколение читателей?

Поляков: Да, у тебя есть шанс стать классиком. То есть классика - это перечитываемая литература, потому что написать книгу, которую все прочтут, тоже очень тяжело.

Оганесян: Это интересное определение классики. По одному параметру очень, по-моему, точно.

Поляков: А написать книгу, которую будут перечитывать, как, скажем, перечитывают Швейка, как перечитывают Ильфа и Петрова, Булгакова, Платонова - это очень трудно, это почти невозможно. Что самое главное, невозможно поставить перед собой задачу: напишу-ка я перечитываемую книгу. Это невозможно. По какому принципу читатель начинает книгу снова и снова брать, определить невозможно. Можно только проверить это чисто эмпирически. Мы видим, что вот эта книга переиздается и переиздается....

Оганесян: Вот Пушкин это чувствовал: "И долго буду тем любезен я народу", но он был Пушкин.

Поляков: Есть, скажем, книги, допустим, о войне. Скажем, Богомолов написал "В августе 44-го", она выдержала уже больше ста изданий. Умер уже Богомолов, уже практически ушло воевавшее поколение и так далее, а она переиздается и перечитывается. Почему? Там есть какая-то загадка, какая-то тайна. Сейчас век-то прагматический, и есть единственная попытка вывести за скобки такое понятие, как талант. Мы сейчас переживаем наподобие призыва ударников литературы 20-х годов призыв филологов литературы. Как считается, что человек окончил филологический факультет и почитал основную классику и основные литературные труды, то он вроде как может сам написать. Ничего подобного, человек, наделенный литературным талантом, потом всегда доберет филологический лоск и образование, а человек, который имеет образование и не имеет таланта, он никогда и нигде талант не найдет. Сейчас, в известной степени, в литературе у нас заговор филологов.

Оганесян: Вы сами себе противоречите.

Поляков: Да, а кто вам сказал, что жизнь, так сказать, прямолинейна. Она полна противоречий, и я ее отражаю как писатель.

Оганесян: Во всяком случае, цитирую я Юрия Михайловича Полякова, писателю и журналисту необходимо филологическое образование, а знания нынешних молодых журналистов, с которыми мне приходилось сталкиваться - может, кто-то и талантливый - порой вызывает оторопь. Дальше совсем страшно: люди пишут, практически ничего не зная, то есть нужно филологическое образование. Появился удивительный тип писателя и журналиста, который глупее и невежественнее даже самого неискушенного читателя. Депрофессионализация - бич современной журналистики.

Поляков: А в чем противоречие?

Оганесян: Вы говорите, что нужен дар, а приходят филологи. Так это хорошо, что филологи приходят.

Поляков: Есть два процесса. Один процесс - это депрофессионализация тех же журналистов и писателей, которые берутся за сочинение книг, не владея даже, грубо говоря, русским языком. А другая крайность - это когда люди, лишенные литературного дара, но обладающие филологическим образованием, особенно это у постмодернистов заметно, они занимаются пересказом того, что они прочитали. Вообще, нынешнего критика больше интересует то, что писатель прочитал, а не то, что он написал. Вот один из парадоксов современного литературного процесса.

Оганесян: Я думаю, если бы вы сказали, что нужно базовое гуманитарное образование, может, было бы точнее. Вы правы. Вообще филологи - дело такое, да, иногда начинают воспроизводить вторичную литературу и литературщину, как говорится.

Поляков: Замечательный был литературовед, прекрасный знаток византийской литературы Сергей Аверинцев. Но когда я читал его оригинальные стихи, мне хотелось завыть, настолько это было плохо.

Оганесян: Надо сказать, что, конечно, многие поспорят. Попытки Аверинцева переводить со старославянского акафисты тоже были неудачны, потому что они, конечно, непереводимы адекватно на некоторые современные языки. У нас есть еще вопрос.

"Добрый день. Любовь Беляева, кинооператор. Юрий Михайлович, во-первых, хотела бы вас поблагодарить за то, что вы возглавили такую шикарную газету - "Литературную газету", которая была много лет очень интересной, потом стала вообще никакой. И только при вашем появлении опять возродилась. С удовольствием ее читаем, спасибо. Хотела бы вот что вас спросить: вы начали печататься, кажется, лет 20 назад, были повести, которые нас радовали, которые читались с интересом, с удовольствием: "ЧП районного масштаба", "Грибной царь", "Козленок в молоке", "Сто дней до приказа" и другие, не буду все их перечислять. Вопрос такой: над чем вы сейчас работаете, не мешает ли вашей общественной деятельности руководство такой крупной газетой, как "Литературная", не отвлекает ли вас от вашего творчества? Спасибо".

Поляков: Спасибо за такую хорошую оценку нашей газеты. Действительно, "Литературная газета" - это старейшая культурологическое издание. Нам исполнилось 176 лет. В 175-летний юбилей нас поздравил с юбилеем президент Путин. Наша газета за пять лет, которые прошли со смены курса, увеличила свой тираж более чем в три раза. Мы сейчас издаемся по всей стране, в том числе в Челябинске, в Петербурге, в других городах, во Франкфурте издаемся и в Европе нас можно купить. Наш совокупный тираж вместе с дайджестами, которые выходят в нескольких странах, более 125 тысяч.

Оганесян: Ну, это большой тираж для "Литературной газеты".

Поляков: Все остальные культурологические издания, у них тираж на порядок ниже.

Оганесян: Скажите, вот интересно, мы возвращаемся к теме ностальгии. В странах СНГ русскоязычное население, в Дальнем зарубежье "Литературка" пользуется успехом?

Поляков: Пользуется успехом. Я вот сейчас в связи с тем, что мои пьесы стали ставить в СНГ, езжу на премьеры и общаюсь, обязательно встречаюсь с местными писателями, деятелями культуры, они все выписывают, читают "Литературную газету". Проблема заключается в том, что это очень дорого, поскольку заработки там небольшие, а это уже из другой страны ты получаешь газету, хотя они идут и на эти траты.

Оганесян: А разве вам государство не дотировало вот на эту цель? Вы не обращались к Федеральному агентству?

Поляков: Мы обращались к Федеральному агентству, но, к сожалению, почему-то наше Федеральное агентство профильные издания, стоящие на центристско-консервативных позициях, не любят. Либеральные издания оно поддерживает гораздо охотнее.

Оганесян: "Литературная газета", я все-таки время от времени ее читаю, она надпартийная. Вы правильно определили издание как культурологическое. Для людей, оказавшихся волею судеб вне родины, для которых важно не потерять эту ниточку, для них именно такие издания гораздо важнее иногда, чем политические статьи.

Поляков: Тем и удивительнее вот эта финансовая холодность, которую к нам проявляют государственные структуры.

Оганесян: Как член коллегии Федерального агентства поставлю этот вопрос перед руководством.

Поляков: Мы же газета акционеров, и мы газета, которая находится на самоокупаемости. Мы недотируемое издание.

Оганесян: Нет, я имею в виду дотацию только на эту функцию, чтобы донести до русскоязычного населения "Литературку".

Поляков: К сожалению, нет.

Армен Оганесян и Юрий ПоляковОганесян: Конечно, вас дотировать не будут, это понятно. Но ведь у вас же, за вашими плечами не только государство, скорее всего, оно за вашими плечами формально сейчас не обозначается, не вырисовывается, как раньше это было, в советский период. Сейчас вы входите в холдинг. Но как строятся отношения сегодня? Это тоже тема довольно актуальная, профессиональная, она, кстати, звучала и на конгрессе. Большой холдинг, АФК система, у него много предприятий самого разного профиля, не только культурного, издательского. А как вы выстраиваете отношения, не довлеет ли над вами такая тяжелая конструкция, как АФК система? Не вмешиваются ли в редакционный процесс?

Поляков: Я вам хочу сказать, что самоокупаемость - это, с одной стороны, тяжелый крест, потому что нужно все время думать о том, что ты будешь платить сотрудникам в конце месяца, поскольку ни "Сорос", ни государство на помощь не придет. Но, с другой стороны, это наше достоинство. Самоокупаемость дает нам возможность быть в рамках холдинга независимыми. Может быть, нам просто повезло с акционерами, с московским правительством - они абсолютно не вмешиваются в редакционную политику. Когда меня приглашали на должность главного редактора, я сказал ...

Оганесян: А вы обозначили эти проблемы?

Поляков: Да, я сказал, ну, я говорю, вы вообще понимаете, человека с какими взглядами вы приглашаете?

Оганесян: И я - писатель, меня нельзя подвергать цензуре.

Поляков: Я же их никогда не скрывал, я в самые суровые времена печатался, при советской власти и в период ельцинского этого самого, ну, не буду это слово говорить. Так вот, я не скрывал этих взглядов. Они говорят: да, мы отлично знаем. Но, что интересно. Мы - тот редкий случай, вот это надо обязательно сказать, когда для газеты идеология стала экономикой. Пока газета исповедовала либеральную моноидеологию, а точнее, идеологию московских либералов, и даже не большой Москвы, а внутри Садового кольца, тираж падал. Как только мы отказались от этой моноидеологии и на свои страницы пригласили носителей всех взглядов: и либеральных, и центристских, и монархических, и коммунистических - всяких, резко начал увеличиваться у нас тираж, просто за счет того, что читатели к нам стали возвращаться. Конечно, наши акционеры, которых интересует, прежде всего, экономика, это увидели. Они поняли, что та идеология, которую предложил газете ваш покорный слуга, она не только перспективна с точки зрения общественных интересов, она еще перспективна с точки зрения экономики.

Оганесян: Понятно. Мы сегодня, по-моему, всех запугали либералами. Хотите мою точку зрения про либерализм современный? Она очень коротко будет выражена. В несвойственной манере для ведущего я вам скажу, что я уверен, что у нас либералов в России нет на самом деле, и либерализма нет. Их как-то иначе надо назвать. Я знаю, примерно, кого вы имеете в виду, и даже не примерно. Но это нельзя назвать либерализмом, по-моему. Это отдельная тема большой передачи. У меня другой, более конкретный вопрос. О тираже мы уже поговорили, но получается так, что, насколько я понимаю, вы в три раза увеличили тираж после того, как пришли и сели в кресло главного редактора. Главный резерв этого роста в чем был? Вы обозначили сейчас: идеологию превратили в экономику, то есть на самом деле вы нащупали ту нишу, тот интерес читательский, который не был востребован. Это одно. Что еще? Вы меняли формат, вы меняли жанры, вы ввели какие-то новые рубрики, тематику изменили, авторов поменяли. Что вы еще чисто профессионально сделали? Все-таки увеличить тираж на триста процентов - это, конечно, успех очень яркий. За счет чего, просто интересно?

Поляков: Прежде всего, за счет того, что мы вернули в газету диалог и борьбу идей. Когда в газете сталкиваются противоположные точки зрения, когда есть интрига схватки идей - это всегда интересно. Мы вернули дискуссии, из газеты ушли совершенно дискуссии. О чем могут спорить единомышленники? Только о нюансах, какие могут быть дискуссии между единомышленниками?

Оганесян: Вы как бы вернулись в период перестройки. Помните, там один пишет полполосы, другой отвечает.

Поляков: Да, это первое. Второе - дискуссии самого широкого спектра: и на литературные темы, по жанрам, экономика и политика. Кроме того, мы очень резко расширили спектр авторов. Например, скажем, с 1991 по 2001 год в газете ни разу не упоминалась фамилия Валентина Распутина, ни разу, он для "Литературной газеты" не существовал, естественно, за политические взгляды. Я сам после того, как выступил со статьей в 93-м году "Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!" по поводу расстрела Белого дома - это была единственная осуждающая статья в тогдашней прессе, потому что оппозиционную закрыли тогда на некоторое время, и у "Комсомолки" были большие, кстати, тогда неприятности. Там был редактором Симонов Валерий, нынешний редактор "Труда". "Литературная газета" пять лет не упоминала мою фамилию - такой был накал. Я это называл духовной гражданской войной. Так вот, сверхзадача новой команды была в том, чтобы вернуть отечественную интеллигенцию из режима духовной гражданской войны в режим диалога. И нам это удалось. Как только на наших страницах появились люди, которые годами, даже десятилетиями отсутствовали и принесли свои идеи, и эти идеи столкнулись с другими, началась серьезная напряженность идей, информации. Кроме того, вместо этого узкого спектра московской постмодернистской литературы, который давала "Литературная газета" почти в течение 10 лет, мы дали весь спектр современной литературы. Мы стали писать о провинции очень много и рассказывать о провинциальных изданиях, провинциальных авторах, мы стали печатать стихи и прозу провинциальных писателей. Все это в совокупности повысило информационную ценность газеты. К нам стали возвращаться преподаватели высшей школы, которые одно время перестали читать, учителя средней школы, творческие работники. Мы стали гораздо больше писать о театре, о кино.

Оганесян: Членов Союза писателей стали выпускать.

Поляков: Но их тоже не мало, между прочим.

Оганесян: А что с ними, с Союзом писателей? Прозябают или развиваются? И вообще, они нужны сейчас?

Поляков: В том виде, в котором они сейчас существуют, они не нужны, потому что на самом деле они доедают остатки собственности большого Союза писателей, который был развален вместе с Советским Союзом.

Оганесян: Вы имеете в виду недвижимость?

Поляков: Да-да, всякие дома творчества, помещения и так далее. Что сейчас нужно писателям? Все это понимают, и Сергей Владимирович Михалков неоднократно выступал с призывом. Сейчас требуется объединение писателей, но не в идеологическую организацию, а в чистый профсоюз, писательский профсоюз, своего рода гильдию писателей, если хотите.

Оганесян: А что мешает? У нас столько гильдий сейчас рождается.

Поляков: Мешает отсутствие закона о творческой деятельности, который никак не примет наш парламент.

Оганесян: А он хотя бы разработан?

Поляков: Да, он разработан, он предлагался предыдущему президенту. Он его не подписал, и до сих пор он не подписан. Он был возвращен, и сейчас находится в стадии доработки. Сейчас у писателя какая главная проблема? Его абсолютная социальная незащищенность. С точки зрения государства, писатель - это человек, занимающийся трудовой индивидуальной деятельностью. Человек, скажем, пирожками торгующий и пишущий книги - для государства примерно одно и то же, а это все-таки другой род деятельности. Какая может быть проблема у человека, торгующего пирожками? Санэпидемстанция, милиция, которая его гоняет с неположенного места. А у писателя, например, может проблема возникнуть с авторским правом, для этого нужна структура, которая поможет ему отстоять свои права. У него может возникнуть проблема с недобросовестными издателями. Знаете, вот есть у нас такие издательства, у которых тираж 10 тысяч не кончается никогда. Один писатель с этим огромным издательским монстром сразиться не может, а гильдия писателей, серьезный профсоюз, может ему помочь. Вот в этом заключается наша задача.

Оганесян: Сказал очень ярко и убедительно. Ну, что ж, организовывайтесь товарищи, организовывайтесь. Приближаемся к финалу. Есть у нас еще...

Поляков: О творческих планах я не ответил.

Оганесян: Не ответили?

Поляков: Нет.

Оганесян: О своих, личных?

Поляков: Ну да, так мы все в общественное, в общественное уходим.

Оганесян: А это мы сейчас исправим. Расскажите, пожалуйста, о ваших творческих планах.

Поляков: Творческие планы у меня после выхода романа "Грибной царь" достаточно серьезные. Я сейчас заканчиваю новую пьесу для театра "Сатиры". После успеха "Хомо эректуса" Ширвиндт Александр Анатольевич заказал новую пьесу, я ее сейчас заканчиваю. Хочу вернуться к своему давнему роману, который я несколько раз откладывал. Называется он "Гипсовый трубач", там тоже есть попытка разобраться в том, что же все-таки происходит с нами. Там будет продолжена основная тема моих последних вещей - тема судьбы современной семьи, что происходит с ней. Потому что явно с современной семьей, в отношениях мужчины и женщины что-то происходит.

Оганесян: Вы так откликаетесь на послание президента?

Поляков: Нет. Извините меня за некую гигантоманию, но, мне кажется, послание в некотором роде - отклик на мои сочинения, потому мои романы "Замыслил я побег", "Грибной царь", повесть "Возвращение блудного мужа" - они все как раз посвящены этой проблеме, проблеме семьи, ее выживания, отношениям поколений, умиранию чувства и так далее. Они сейчас выходят в издательстве "Росмен", под одной обложкой, как целая сага семейная. Называется этот том большой "Треугольная жизнь".

Оганесян: Вы знаете, меня удивила оценка одного из ваших видных коллег, друзей, которая вам, кстати, понравилась самому, когда он сказал о вашем творчестве такую емкую фразу: "Ты нас всех мужчин сдал с потрохами", - то есть так описал мужскую психологию. Ну, на самом деле для описания современной семьи, как минимум, надо еще представить также полно и женскую психологию. Как с этим? Это будет какой-то мужской взгляд на современную семью, проблему, или вы все-таки представите там как минимум два полнокровных образа - и мужской, и женский? И вообще, зачем вы нас сдали с потрохами?

Поляков: Ну, я сдал с потрохами, потому что это главная задача литературы. Если писатель не сдает свое время, современников, себя самого с потрохами, то вообще грош ему цена, и читать его не интересно.

Оганесян: Тогда должен задать вопрос, кому, правда, кому?

Поляков: Ну, с потрохами сдал, прежде всего, женщинам.

Оганесян: Вот, я же об этом.

Поляков: Потому что дело в том, что так получилось, что женская психология, особенно брачная, эротическая женская психология, она литературой, и в том числе и XIX века, довольно подробно прописана, начиная с "Мадам Бовари", с "Анны Карениной" и так далее. А вот с мужиками дело обстоит гораздо сложнее. В литературе, скажем, мужик игранул желваками, ушел от жены к молодой любовнице. Потом проходит месяц, он снова игранул желваками и вернулся опять к своей жене. А что между этими двумя играниями желваками происходит у него здесь и здесь, об этом как-то нас литература особо не...

Оганесян: И Каренин похрустывает, и Вронский гораздо более закрытый, чем надо.

Поляков: Ушами Каренина невозможно объяснить всю драму их семьи. Я решил рассказать, что же происходит между этими играниями желваками в мужском сознании, и даже в подсознании. Это вызвало колоссальный интерес у женщин, что интересно. Мне одна читательница сказала очень смешно. Она мне сказала: "Спасибо". Я говорю: "За что?" - "Ну, теперь я знаю, когда мой за завтраком куда-то смотрит в пространство тупо, я теперь понимаю, что он в этом время думает".

Оганесян: Ох, опасная у вас работа. Ну, хорошо, мы вправе ожидать от вас семейного романа. Каков замысел?

Поляков: Чисто семейные романы - это те, которые я назвал. Они выйдут под одной обложкой под названием "Треугольная жизнь". Я думаю, что рано рассказывать о том, каким будет новый роман, но я уверяю, что читать его будет интересно. Я вообще считаю, что занимательность - это вежливость писателя. Писатель обязан быть занимательным. Кстати говоря, некое охлаждение к серьезной прозе связано с тем, что филологи, пришедшие в нее, пишут не прозу, а пишут какие-то филологические штудии, выдавая их за прозу. Если это проза, ее должно быть интересно читать, должна быть история, какая-то жизненная история, а не чисто филологическая игра. В конце концов, "Евгений Онегин" - это очень ранящая, очень серьезная жизненная история, хотя там филологической игры с самой первой строчки вот столько: "Моя дядя самых честных правил"... - это пародия на басню Крылова "Осел был самых честных правил"... Но для профанного читателя это не важно, это важно для филолога. Так вот, настоящая литература многоуровневая. Она должна захватывать и профанного читателя. Таким образом, происходит вовлечение читателя в серьезную литературу.

Оганесян: Профан и не знает, что он...

Поляков: Он поймет вторые, третьи смыслы, причем, даже не перечитывая. Потому что прочитанная книга уже в тебе. Я всегда говорю, что человек, прочитавший "Братьев Карамазовых", и человек, не читавший, - это два разных человека. Вот ты прочел, и ты стал уже другим человеком. Это очень важно.

Оганесян: Да. Последний вопрос, и мы разойдемся с миром. "Что входит в ваши обязанности члена Совета при президенте Российской Федерации по культуре и искусству, чем вы там занимаетесь?" - спрашивает Мишель Манфло из Франции. Ну, и может быть, какие-то итоги, результаты этой работы.

Поляков: Во-первых, теперь в ведение этого совета входит присуждение президентской премии. Это сейчас высшая литературная премия, премия в области искусств. Она составляет 5 миллионов рублей и присуждается по четырем номинациям. Мы как раз рассматриваем эти кандидатуры, и вот недавно проголосовали "за".

Оганесян: Кого?

Поляков: Это вы узнаете 12 числа, когда будет обнародован указ президента. И еще мы формулируем те проблемы, те задачи в культурной области, в области культурной политики, которые стоят перед нынешней властью. Предлагаем им для обсуждения, для решения.

Оганесян: Например?

Поляков: Ну, например, на последнем заседании я сказал, что мы обязательно должны рассмотреть и поставить перед соответствующими органами, Министерством культуры и прочими, проблему восстановления творческих связей между российскими литераторами, пишущими на разных языках. Дело в том, что в последнее время сложилось такое ощущение, что в России пишут только на русском языке. А у нас 70 с лишним национальных литератур. Скажем, ехала правительственная делегация на Парижский салон, где Россия была главным гостем, это было почти сто писателей. Агентство, о котором мы с вами говорили, не включило в эту делегацию ни одного писателя, пишущего на языках народов России. Эмигрантов, которые давно уже имеют гражданство других стран, включили очень много, а этих ни одного. Что это такое? Если это государственная политика, она направлена на дальнейший разрыв духовных и культурных связей России. Это практически, если хотите, культурологическая подготовка распада России. Как это может быть?

Оганесян: Даже в советское время все республики были представлены.

Поляков: Не переводятся новые произведения на русский язык, а ведь именно через русский язык общаются национальные литературы.

Оганесян: То есть с национальных языков не осуществляется плодотворный перевод на русский?

Поляков: Почти нет. И это очень обижает национальных литераторов. Они видят в этом небрежение, и всерьез занимаются этим только два издания: "Литературная газета" и журнал "Дружба народов". Ну, поскольку у журнала "Дружба народов" тираж 5 тысяч всего, об этом знают только специалисты.

Оганесян: "Литературная газета" - тоже не тот формат, чтобы... Или вы издательскую имеете в виду деятельность, книги?

Поляков: Нет, для начала мы просто рассказываем о том, что там происходит. Например, канал "Культура" фактически не освещает деятельность национальных литератур, как это может быть? Мы федеральное государство, у нас каждая национальная культура, литература имеет право выхода в общероссийское пространство.

Оганесян: Я думаю, что на канале "Культура" просто ждут появления канала "Литература".

Поляков: Будем надеяться.

Оганесян: Я хотел бы, попрощавшись с вами, пожелать, это стандартно, но очень важно, творческих успехов, вдохновения. И, конечно, как читатель, у которого название "Литературная газета" вызывает трепетное в хорошем смысле отношение, хотел бы пожелать и вам, и этой газете процветания - и духовного, и коммерческого. Благодарю вас за участие в передаче "Визави с миром". Хочу напомнить, в нашей программе участвовал писатель, главный редактор "Литературной газеты", как вы поняли, член Совета по культуре и искусству при президенте Российской Федерации Поляков Юрий Михайлович. Мы с ним прощаемся. Вел передачу Армен Оганесян. Очень надеюсь, что в других форматах и в других передачах мы продолжим этот интересный разговор о современной литературе, культуре в России. Всего доброго! И успехов вам!

Поляков: Спасибо за интересные вопросы.


08.06.2006
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=5091&p=08.06.2006

Док. 470527
Перв. публик.: 08.06.06
Последн. ред.: 04.08.08
Число обращений: 133

  • Оганесян Армен Гарникович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``