|
|
Армен Оганесян: гость программы - Есин Сергей Николаевич, писатель-драматург
Назад
|
Армен Оганесян: гость программы - Есин Сергей Николаевич, писатель-драматург
|
Ведущий программы - Армен Оганесян.
Оганесян: Добрый день. Ну что ж, учебный год начался. Вообще, какое это захватывающее дело - выбор профессии! Ведь выбор профессии, по сути, начинается с выбора вуза. Не для всех, но для большей части людей. И все мы помним стихотворение "Мамы всякие нужны, мамы всякие важны". Но это действительно не столько о мамах, сколько было такое интересное, почти агитационное стихотворение о важности и нужности любой профессии. Но есть такие уникальные профессии, в связи с которыми возникает вопрос: а можно ли ей вообще научить? Например, профессия писателя. Или, например, такой интересный вопрос, на который мы, читатели, сегодня вряд ли ответим: кто он современный литературный герой? Я имею в виду, конечно, российскую литературу. Или на вопрос о том, дорогая у нас книга на рынке или недорогая? Что читает российская молодежь? На эти и другие вопросы, а их сегодня будет много, мы постараемся ответить вместе с Есиным Сергеем Николаевичем, кстати, заведующим кафедрой литературного мастерства, к тому же долгие годы возглавлявшим Литературный институт имени Горького - кузнецу современных писателей, но не только современных, потому что Литературный институт имеет давнюю историю. Я приветствую вас и благодарю за то, что вы выбрали время. Но все-таки я хотел бы начать, Сергей Николаевич, с привета из нашего журналистского цеха вам и тоже издалека. Сергей Николаевич нам поведал, что это здание на Пятницкой, где наша студия, собственно, находится, здание радиокомпании "Голос России", для него далеко-далеко не чужое: он когда-то работал на иновещании. Вот два слова об этом.
фото "Голос России"
Есин: Вы, так сказать, не только меня ввели в иновещание, но и как бы ответили на очень большое количество своих вопросов. Например, надо ли учить именно в институте на писателя? Судя по тому, что я, скажем так, выучился писателем и даже выучился писателем не очень, так сказать, простым, потому что нет энциклопедии, нет словаря, где бы не я, а как бы живет моя фамилия с моими книжками, я тихо и спокойно прошел этот путь из журналистики. Я окончил Московский государственный университет, работал на иновещании, работал в знаменитой компании, должен сказать. Иновещание, тогда ведь телевидения практически еще не было или было очень мало, - как бы работа за кулисами жизни. Я вообще-то больше ценю радио, чем телевидение, потому что, по американской статистике, радио является духовно формирующим органом в отличие от телевидения, как это ни странно. То есть радио, оно ведь не просто бурчит, и вот если мое поколение как бы связано с культурой, если оно хорошо знает музыку, хорошо знает хотя бы советскую литературу, то оно обязано тому, что вот этот радиоприемничек во всех наших квартирах бурчал. Телевидение сейчас тоже везде играет, в каждой комнате, но оно как-то плохо работает с нашей памятью, с нашим воображением. Но я возвращаюсь обратно, и должен сказать, что вот здесь, на радио, мы работали за этими кулисами, но работали люди очень известные потом стране. Например, Георгий Иванович Зубков, ставший со временем знаменитым, таким вальяжным телевизионным ведущим из Франции.
Оганесян: Политобозревателем.
Есин: На иновещании работал Зорин.
Оганесян: Скажу по секрету, и сейчас работает.
Есин: Вот видите, как хорошо. Привет Валентину Сергеевичу. На иновещании работала масса больших людей. Потом из иновещания, кстати, выпестовался такой знаменитый журнал "Кругозор". И я очень рад, что компания у нас была очень занятная: Юра Визбор, Людмила Стефановна Петрушевская, Галина Михайловна Шергова.
Оганесян: Они работали на иновещании. Как отдел назывался?
Есин: Мы все работали в "Кругозоре" потом, в этом знаменитом журнале.
Оганесян: А вы в каком отделе работали?
Есин: Я работал в отделе жизни Советского Союза.
Оганесян: Да, был такой.
Есин: Да, был такой. Мы же о литературе говорим, и, тем не менее, я в литературу пришел из журналистики. И очень много народа приходит из медицины, из журналистики, из других профессий. Литературный институт - это не гарантия, что ты будешь писателем. Это обычный вуз, хотя вуз с элитарным составом, очень небольшой. Он не гарантирует, что ты будешь писателем. Он гарантирует то, что тебя можно чему-то научить. Он гарантирует, что, если тебя приняли в Литературный институт, значит, ты обучаем, в тебе что-то есть.
Оганесян: Зернышко. А вот вырастет...
Есин: Учат-то мама и папа своей собственной генетикой, а все остальное ...Мы всегда спрямляем просто пути. Но, кажется, вопрос у нас по поводу этого будет. Писательство - это вообще очень трудное дело. Цезарь, кажется, писал, что вообще мужчина должен делать две вещи - воевать и писать книги. Я очень рад, что эта профессия меня захватила. Я никогда не думал о смене профессии. И я всегда, с детства мечтал именно об этой профессии. Не знаю, откуда я это придумал, потому что я - человек не из профессорской семьи, я практически первый человек в своей семье с высшим образованием. И для меня это все как для исследователя очень занятно: каким образом, как это возникло? Но вот хотел быть писателем, и я им стал, стал, скорее, вопреки судьбе и вопреки воле, нежели по моему собственному желанию.
Оганесян: Сергей Николаевич, спасибо большое, очень интересно. Я начал эту тему о современном литературном герое, но у нас есть вопрос. Давайте послушаем его и попытаемся ответить.
Голос: Сергей Николаевич, меня зовут Валентина Геринас, я - редактор новой еженедельной аналитической газеты "Наше время". Я помню, что в ваших произведениях, таких, как "При свете маленького прожектора", "Имитатор", вы очень серьезно исследовали портрет представителя поколения 70-х - 80-х. А что бы вы могли сказать о типичном герое нашего времени? Каков он, по-вашему?
Есин: Валя, мне очень приятно, что вы помните даже такой старый мой рассказ, как "При свете маленького прожектора". Это свидетельствует о том, что вы - давний читатель "Юности". Если говорить по большому счету, это первый мой рассказ, который прочитала, так же как "Имитатор", вся молодая страна. Знаете, Валя, извините, что я вас так называю, отчество свое вы не сказали, я очень благодарен вам за вопрос. У меня было время, когда я писал, ну, не то что отрицательных героев, но героев того времени. Ведь "Имитатор", вы же помните, о чем это? Это все говорят, что это роман был о художнике. Этот роман был не о художнике, роман был о классическом приспособленце. Он вышел в 85-м году в "Новом мире" и как бы ознаменовал перестройку. Мне казалось, что все это похоронено. Я с ужасом думаю о том, что герой безумно актуален в наше время, когда имитируется деятельность, имитируется искусство, имитируется отношение к народу, по телевидению говорится одно, а имеется в виду совершенно другое. Вы верно поставили вопрос о том, что я вообще писатель-социолог, наверно, и мне очень близок этот социальный тип. И если говорить о сегодняшнем герое, то это герой сложный. Если по большому счету говорить, то это герой всегда ущербный. Видимо, в нашем обществе он и не может быть другим. Время пока не подготовило нам круглого, положительного и мощного героя. Вот такого героя и приходится писать. И боюсь, что сейчас его пишут много писателей.
Оганесян: Вы очень интересную тему затронули. Современный герой - нельзя его как бы определить, он отрицательный или положительный, да? Если брать такую типичную формулировку: типичные образы в типических обстоятельствах, этот герой, скорее отрицательный или скорее положительный, на ваш взгляд? Можно ему давать вообще такие оценки?
Есин: У нас сейчас происходит определенная путаница, потому что мы с героем литературы начинаем путать телевизионного героя. Что касается телевизионного героя, то он одинаков, как осеннее яблоко. Я горжусь тем, что я за свою жизнь не посмотрел ни одного сериала, включая "Семнадцать мгновений весны", который я смотрел разными частями, ни одного сериала. Мне кажется, что все это на одно лицо, ну, немножко другие актеры. Вот только к "Ментам" я отношусь интересно, своеобразно, но только потому, что для меня здесь как бы искус времени очевиден, потому что, с одной стороны, я имею ту милицию и то ГАИ, которое я имею по одну сторону, и то идеальное ГАИ и идеальную милицию, которые я имею на экране. Герой, если говорить о социуме этого героя, социум-то не в порядке, понимаете, социум не в порядке, потому и приходится делать то национальный проект по образованию, то по медицине. Какой к черту проект! Медициной надо было заниматься всегда, образованием надо было заниматься всегда. Проекты-то возникли потому, что плохо до этого занимались. И вот герой точно такой же. Понимаете, писатель не может всю жизнь писать плохого героя. Писатель ищет хорошего героя.
Оганесян: Может, у него жажда по положительному герою?
Есин: Ну, покажите нам его! Понимаете, народ настолько внутренне осмелел и настоль разъединяет себя с героем. Только что была статья к началу учебного года в "Труде". И там приводятся письма учителей. Старая учительница пишет по поводу системы нашего образования, которая возглавляется нашим министром. Она пишет об оловянных глазах Фурсенко в открытую, она пишет о Зурабове. Я понимаю, что не очень все это удобно, но наш герой между этими людьми и людьми нашей классической русской литературы, потому что как вы ни вытравляйте нравственность, она у вас останется, забота о стране останется, любовь к труду останется, и не говорите мне только, что русский народ плохо работает.
Оганесян: Спасибо. В общем, понятно, что даже и русская классическая литература, это была всегда миссия литературы - поиск положительного героя, во все времена на самом деле. Поэтому я думаю, что и наша российская современная литература от этой традиции не отказалась. Я правильно понял то, что вы сказали?
Есин: Поиск идет, идет поиск.
Оганесян: Это не то, что берется из наличной реальности?
Есин: Рано или поздно мы его или найдем, или создадим. Понимаете, я очень надеюсь, что если общество не создаст этого положительного героя, то литература создаст его, а потом заставит общество следовать этому герою.
Оганесян: Ну, что ж, хорошо. Есть вопрос из Испании, это подальше, чем Москва. Пожалуйста.
Голос: Уважаемый господин Есин, меня зовут Фернандо Химено Перес, я - испанский художник и живу в России с 90-го года. Вам пришлось работать как писателю, литератору, художнику в условиях систем очень различных. У меня к вам следующий вопрос: как отразились социальные и политические перемены в вашей жизни и творчестве, а также в творчестве других русских писателей? Спасибо большое. Желаю вам удачи.
Оганесян: Думал, Испания далеко, а оказалось, что Испания здесь.
Есин: Вы как художник отчетливо понимаете, что художник - фигура некая замкнутая, живущая сама в себе. Я иногда занимаюсь собственным как бы анализом себя в этом мире, и я отчетливо сознаю, что я 14 лет пробыл ректором. Никогда в жизни при советской власти, при которой у меня все было благополучно, несмотря на то, что вся семья у меня сидела, мне бы ректором не стать, потому что не был я тем имитатором и любимцем ЦК КПСС, с одной стороны. С другой стороны, тогда как писателю мне жилось не так уж плохо. Я был известный, даже знаменитый писатель. Я писал одну книжку в три года, и на эти деньги я мог жить. Но как ни странно, за этот период в моей-то внутренней структуре ничего не поменялось. Я не изменил профессию. Так сложилось, что я не был вынужден уйти в рабочие, вернуться снова к журналистике. Я работал и продолжал писать. Но большое количество людей новое время сломало. Но я отношусь к этому достаточно трезво, потому что я всегда знал, что писательство - это вещь достаточно опасная по отношению к человеку. Я всегда предупреждаю своих студентов: "Ребята, вы выбрали ту профессию, которая может вас сломать". Я всегда отчетливо представлял, что писателю кроме его собственных рук, его собственных мозгов никто не поможет. Отчасти это судьба, отчасти это, так сказать, случай. В этом смысле у меня мало что изменилось, хотя жизнь у меня стала, как и у большинства писателей, поскуднее, но я думаю, что к этому мы готовы. Главное ведь в этом деле - не бросить свою профессию. Вы как художник это понимаете. Ответил я на вопрос?
Оганесян: Да, ответили. Сергей Николаевич, вы очень интересно сказали об опасности писательской профессии. Ну, первое такое клише: опасно, потому что не то напишешь, власть не поймет. А вы сказали очень интересную вещь, что она может сломать самого человека. Представим себе первый урок ваш, первую пару скорее, если это институт. Ваше первое обращение оно вот такого рода, что вы ступили на опасную стезю. А что еще? Еще хотя бы два-три слова, как проходит этот первый урок. Вот пришли люди учится вроде на писателей...
Есин: У нас до этого происходит такая консультация предэкзаменационная. И я всегда предупреждаю абитуриентов, что "вы выбрали тяжелую профессию, что скорее всего большинство из вас писателем не станет, но вы станете квалифицированными работниками культуры". Дальше я перебираю...
Оганесян: Об этом отдельный есть вопрос. Ну, вот первое занятие, вот мастерство.
Есин: Вы сами прекрасно понимаете, что таинство работы актера: или ты у рампы, или ты танцуешь...
Оганесян: Под рампой.
Есин: Или ты у воды. К рампе выйти очень тяжело. Вы видели когда-нибудь Справочник Союза писателей СССР?
Оганесян: Нет.
Есин: Он вот такой толщины буквально, это последний, лет 15 тому назад.
Оганесян: Я не удивлен.
Есин: Но по большому-то счету имен-то там не больше было 50. Другое дело - все эти писатели нужны, потому что, так сказать, без почвы, на почве вырастает гений, это все необходимо.
Оганесян: И вы это говорите студентам?
Есин: И я это говорю. Я и сам, когда пошел по этому пути, готов был превратиться в ...
Оганесян: Это на самом деле очень важно. Я представляю то внутреннее напряжение, с которым приходит человек на первый курс. Он настолько напряжен, что ему нужна какая-то не психотерапия, может быть, но какое-то лекарство небольшое.
Есин: На первом курсе лекарство не помогает. На первом курсе они все - гении.
Оганесян: Понятно. У нас на факультете журналистики было то же самое. Да, все творческие вузы так, все гении.
Есин: Вы же знаете по собственному примеру, на факультете журналистики все - ведущие Центрального телевидения, на первом курсе, а потом оказывается, что большинство - это работники газет и рекламных агентств.
Оганесян: Это правда. Вообще, так скажем, перетекание из одной специальности в другую на творческих вузах это нормально.
Есин: Это естественно, это абсолютно нормально. По новым правилам врач обязан предупредить больного о трагическом заболевании, обязан предупредить. Мы, представители этой профессии, должны тоже предупредить молодежь: опасно!
Оганесян: Вы больны профессией писателя. А скажите, как вы боретесь, ведь наверняка среди пришедших к вам молодых студентов какая-то часть - просто графоманы, или вы их на предварительном отсеиваете? Как вы с этим боретесь?
Есин: Я похвастаюсь своим вузом, хотя там новый ректор - замечательный ученый Борис Николаевич Тарасов. Несколько лет назад Московское телевидение сказало такую фразу: "Литературный институт - это единственный вуз в стране, куда можно было поступить без взятки", так сказать, лояльным путем. Отсев происходит очень просто. До того, как у нас начинаются экзамены, у нас идет творческий конкурс. То есть я получаю рукопись от абитуриента, и я должен знать, сумею я его довести до пятого курса или нет. Я понимаю, иногда приходит рукопись якобы твоего знакомого, сына или племянника. Но не так уж легко его взять, потому что придется тебе через пять лет краснеть перед коллегами или нет? И поэтому мы собираем нормальных ребят.
Оганесян: А ваш курс мастерства все пять лет?
Есин: Да, это тяжелое дело - пять лет говорить с одним и тем же коллективом.
Оганесян: У нас вопрос, тоже близкий к этой теме, из Санкт-Петербурга. Пожалуйста.
Голос: Уважаемый Сергей Николаевич, здравствуйте. Меня зовут Илья Хитров, я - программист из Петербурга. У меня к вам несколько вопросов. Первый: сколько студентов принято в этом году в Литературный институт? Исходя из вашего опыта, какой процент из них действительно станут писателями или поэтами, и куда идут остальные выпускники вашего вуза? И я хотел бы узнать ответ еще вот на какой вопрос: каковы источники доходов современных российских писателей? Спасибо за ответы.
Есин: Я все расскажу, как на духу. Каждый год мы берем, приблизительно, 65 студентов на дневное отделение, 70 - на заочное отделение. В этом году мы вот так это все взяли, и треть студентов у нас было платных на дневном отделении, и чуть больше платных студентов на заочном отделении. При всем этом платный студент - это студент обучающийся, который прошел тоже определенный конкурс. Это первое. Что касается, что из них получается. По моим соображениям, в лучшем случае получается - два-три человека с курса уходят в большую литературу. Все остальные становятся очень грамотными менеджерами в области культуры, уходят определенными лицами в правительство, становятся очень опытными и хорошими редакторами, завлитами в театрах. У нас много знаменитых журналистов, очень многие работают специалистами на радио и телевидении. Вот такая картина. Что касается доходов, вы знаете, давайте не будем вспоминать здесь советское время. Оно было для писателей достаточно, казалось бы, вольготным, хотя средняя зарплата писателя тоже была чрезвычайно низкой по большому счету, именно средняя. Писатель должен работать. На Западе неработающий писатель - это нонсенс. Как правило, в американской, во французской литературе десяток писателей являются профессионалами, то есть это писатели первого ряда, особенно часто драматурги. В основном на Западе писатель - это всегда журналист и преподаватель. И соответствующим образом и доход складывается из этого. Конечно, есть писатели, которые пишут коммерческую литературу. Она неизбежна, она существует, и не надо относиться к ней плохо, если она определенного уровня, покрывает определенные запросы наших людей. Но, конечно, коммерческая литература несколько по-другому кормит писателя. В основном, писатели коммерческой литературой и не интересуются, это уже ремесленный цех. Основной писатель ее и не читает, и не видит, и не анализирует, ему это не интересно.
Оганесян: Вот интересный вопрос от Гарри Джеймсона из Великобритании мы получили в ваш адрес по сети Интернет: "Какие книги предпочитает читать современная российская молодежь?"
Есин: Тяжелый вопрос, потому что молодежь - это не конгломерат, такой общий конгломерат. Молодежь тоже есть разная. Есть молодежь, которая внимательно следит за рекламой пива и телефонов, и молодежь такого гуманитарного направления, которая строит свою судьбу, которая начинает понимать, что судьбу не построишь на случае, на предательстве, на эксклюзивных своих собственных возможностях. По-настоящему судьбу может построить человек, внутри которого личность работает. Эта молодежь, конечно, читает разное, и она читает, в основном, как русскую классику, так и зарубежную классику, читает упорно, достаточно много. Кстати, даже те издательства, которые выпускают коммерческую литературу, сейчас начали выпускать литературу как бы для молодежи в дешевых обложках: классика зарубежная, классика русская, классика советская. И здесь молодежь много читает зарубежной классики, кстати. Ну тоже там все по-разному. С одной стороны, стоит Коэльо, который ниже уровня, или Мураками, который повыше, а с другой стороны, есть целый ряд очень интересных западных писателей, которых молодежь читает.
Оганесян: Вот вы обмолвились, если взять нашу историю, не такую уж дальнюю и вам хорошо памятную, то вы сказали, есть часть гуманитарной молодежи. Вы помните, ведь раньше нельзя было сказать: удивить молодежь, которая интересуется книгой. Гуманитарная молодежь читала и техническая, и физики, и лирики. Эту полемику вы помните. Мы читали очень много - и физики, и лирики много читали. А вот сегодня вы сказали, меня это насторожило. Сегодня книгой интересуется только гуманитарная молодежь?
Есин: Вы знаете, я здесь сделаю некую оговорку. Дело в том, что гуманитарная по настрою, по большому духу. У меня был один парнишка-заочник, Павел Лукьянов, он сейчас кандидат технических наук, работает в Швейцарии, замечательный парень. Он как бы не расцвел, но это прекрасный писатель. Я ожидаю высокое будущее у него, и тем не менее, это был интеллектуал, интеллектуал-гуманитарий, но и кандидат технических наук.
Оганесян: Кстати, из США вопрос. Уильям Дэван спрашивает, ну, на самом деле он скорее констатирует: "Русская литература всегда считалась литературой номер один в мире. Каково ее состояние сегодня?"
Есин: Во-первых, я думаю, что вопрос здесь комплементарный. Что значит, русская литература номер один? Я тоже поклонник русской литературы. Но существует гениальная английская литература, потрясающая французская литература, итальянская и испанская литература с огромным количеством шедевров и существует рядом с ними русская литература. То есть все эти литературы, вы знаете, это как волны - сейчас одна вышла волна, потом другая вышла волна. У каждой литературы свои высокие пламенные достижения. Ну, скажем, в английской литературе - Вэйс, во французской литературе для меня литература XIX века - это Пруст. В нашей русской литературе - это, если идти от Достоевского и Лермонтова до Шолохова и Солженицына. Что настораживает? За последние 30 лет шедевров нет, вот это настораживает. И в этом смысле литература сейчас в какой-то зыби находится, в непонятной волне. Я не могу сказать, что она разрушена. Иначе мне надо было бы застрелиться, если бы был револьвер.
Оганесян: Звездного взлета нет?
Есин: Но шедевра нет. Вы ко мне относитесь построже, если я что-то не доотвечаю, вы меня, так сказать, пытайте.
Оганесян: Зачем построже, просто мы с вами беседуем. Я с вами совершенно согласен, потому что я задумался, стал в памяти перебирать, а потом подумал, а что в памяти-то перебирать? Шедевр, он бы сразу проявился. И я себя остановил, эти размышления. И хочу перейти к вопросу слушателя, потому что он продолжает эту же тему. Мы еще на эту тему поговорим. Пожалуйста.
Голос: Говорит Йенс Томашко из Германии. Уважаемый господин Есин, в свое время меня очаровали книги Валентина Распутина, Василия Белова. Скажите, а получает ли продолжение традиция русской деревенской прозы? Спасибо за ответ.
фото "Голос России"
Есин: Спасибо за вопрос. Вы замечательный задали вопрос, потому что так сложилось, что как бы в поле зрения современных средств массовой информации другая литература, более, так сказать, настроенная на западную волну. Естественно, наша так называемая деревенская проза пережила свой взлет в творчестве Распутина, в творчестве Василия Ивановича Белова. Василий Иванович Белов и Валентин Григорьевич Распутин работают. Год назад его последний роман был признан лучшим романом, зарубежным романом в Китае. И традиция эта - традиция, так сказать, народная, традиция понимания, откуда выросла Россия. Россия - это, в общем-то, крестьянская страна, крестьяне - носители морали. Другое дело, они другими приходят, когда они приходят в город. И об этом очень хорошо написал Шукшин, как бы человек в другом состоянии - между городом и деревней. Мне кажется, эта традиция у нас существует. У нас существует такой достаточно известный писатель как Ветчинкин, у нас очень много молодых ребят. Это, вообще-то, удивительная вещь. У нас идет какая-то новая волна, потому что молодые ребята вдруг начали писать не о городе, а о том, что делается возле города, о том, что делается в нашей не самой хорошей деревне, полуразрушенной деревне. Это вообще очень интересный процесс, и я думаю, что этот процесс и отражается в литературе, и будет отражен в литературе.
Оганесян: Вы знаете, меня недавно удивила в книжном магазине такая сценка, я обратил внимание, многие останавливаются у таких книг как Николай Рубцов, например, не только останавливаются, берут, читают и покупают, тот же Василий Белов. Мне казалось, что деревенская проза пережила свой пик, как вы говорите. Но на самом деле они затронули такие темы. Да, вовсе эта проза на самом деле не была деревенской, она была достаточно .....
Есин: Вы абсолютно правильно говорите, она практически была прозой крестьянской. Это была проза - призыв к морали. Понимаете, я вот в войну был у своей бабки - это деревенская среда. И я этой деревенской среде обязан многим. Бабка не умела читать. Мы с ней пошли на рынок и купили "Евангелие". Там-то я узнал первые заповеди, не из школы, а о том, что вот оказывается, до того как мне учительница говорит, что не надо врать. Об этом говорили еще за две тысячи лет до этого. И вот так называемая деревенская проза во главе угла поставила эти вопросы, вопросы сохранения человечества как цивилизации.
Оганесян: Спасибо. У нас еще один вопрос. Пожалуйста.
Голос: Добрый день. Меня зовут Антон, я звоню из Москвы. Уважаемый Сергей Николаевич, раньше было трудно купить хорошее издание, а сейчас, как известно, издается и продается много интересных книг. И, в общем-то, не секрет, что хорошая литература стоит дорого, ну, в общем, это понятно. Как вы думаете, не проигрывает ли эта часть дешевой беллетристике, и как, собственно, по-вашему, привлечь читателя к хорошей литературе? Спасибо.
Есин: Вы знаете, вопрос по существу и вопрос хороший. Но, с другой стороны, вы знаете, что такое хорошая литература? Когда мне нужно пройти в так называемую хорошую литературу, я ее доставал Бог знает откуда. Книжка безумно дорогая. Вот у меня сейчас вышло два романа в издательстве "Дрофа". Один роман - "Марбург", который только что напечатан в "Новом мире", а другой роман, такой сатирический роман "Хургада". Так вот, должен сказать, что в нашей книжной лавке в Литературном институте, где достаточно низкие цены - это такое престижное, замечательное книжное торговое заведение, там это стоит 280 рублей. Для того чтобы подарить, я покупаю не 10 экземпляров сразу, а покупаю один-два экземпляра. Книжка, конечно, дорогая, но что же делать? У нас раньше было ощущение, что у нас была самая читающая страна в мире, ну, это статистика. Кто-то сказал: "Там, где начинается статистика, начинается ложь". Понимаете, эта читающая страна была по количеству брошюр, журналов, нечитаемых произведений, нечитаемых полных собраний сочинений. Я, вообще, человек, который написал в свое время романы, у меня есть романы о смерти Ленина - "Гибель Титана". Ленин был самый как бы задробленый в наше время герой русской истории, и я взял и написал этот роман, ну, в известной мере реабилитационный роман.
Оганесян: Фигуру вы выбрали такую.
Есин: Поэтому я не должен был ничего плохого говорить. Но ведь издавалось огромное количество полных собраний сочинений Ленина. Не прочитанное это стояло у начальников в кабинетов. Читали два-три толковых сочинения, которые нам нужны были в школе. Из этого мы сделали вид, что дешевая литература - не было всего этого. Книга всегда должна стоить достаточно дорого. Другое дело, что сейчас книга стала стоить как на Западе, а зарплата-то у нас у всех ни как на Западе. Издатели пытаются сейчас приспособиться. Проблема заключается в том, что, оказывается, зарабатывать можно не только на плохой литературе, оказывается, зарабатывать можно на хорошей литературе. И вот сейчас издатели начали к этому приспосабливаться. Но читателей настоящей литературы всегда было мало. Я хорошо помню, как шел по улице Горького, мне было лет 15. Тогда там был книжный магазин "Академкнига". Я хорошо помню, как я купил два тома Монтеня "Опыты". Я купил и это не было дефицитом, а казалось бы, уникальная книга. И тогда книги эти были не для всех, и сейчас они существуют не для всех.
Оганесян: Кстати, это была дорогая серия "Литературных памятников", издававшаяся "Наукой".
Есин: Вы знаете, кому я потом ее подарил?
Оганесян: Можно я угадаю, я, кажется, догадываюсь. Прапраправнуку Монтеня?
Есин: Ну, это было бы очень удачно.
Оганесян: На русском языке, представляете, какой подарок прапраправнуку Монтеня?
Есин: Выпускали ведь, Бог знает что. Скажем, в академической серии была "История инков". Прапра какой-то внук главы государства инков, я эту книгу протащил с собою через всю Америку, чтобы в "пусто" мне поставили на ней штамп, что эта книга побывала там. А Монтеня я подарил Раневской.
Оганесян: Кстати, помните, на улице Горького популярный магазин "Академкниги", это было удивительно, на углу. Конечно, я же рядом учился на Моховой и заходил туда. И я удивлялся, там много было народу. Магазинов было не много этой сети, но народ-то эту литературу покупал. Там все-таки были научные, довольно серьезные книги. И вот сейчас есть у нас аналог издательства "Наука"? У нас, по-моему, такого уже нет. Сети "Академкниги" нет, это понятно, разрушено.
Есин: Не знаю, разрушено или нет. Но то, что есть магазины элитарной книги, это бесспорно. Вот мы все спорим о времени - хорошо оно или плохо? Я должен сказать, мое поколение так проиграло, что оно недостаточно много прочитало того, что оно смогло прочитать только сейчас. Мы прочитали целый ряд вещей с задержкой в 20-30 лет. Это останавливало нас в нашем развитии. И сейчас, конечно, вот зайдите в книжный магазин на бывшей Советской площади, напротив "Москвы". Я боюсь туда заходить.
Оганесян: Можно разориться, я согласен. Ну, "Глобус" тоже, прежде всего в Москве. Но в других городах, вот как быть с книгами в провинции?
Есин: Вот что касается других городов, плохо, потому что эта хитрая система книгопродажи была разрушена. Огромные тарифы на посылки, на все, поэтому книги в провинцию не поступают практически.
Оганесян: Вообще странно, ведь бизнес должен был бы почувствовать это, провинция у нас читающая.
Есин: Бизнес распространяется здесь, ему достаточно здесь.
Оганесян: Ему никогда недостатачно. Удивительно тем не менее, может быть, здесь вопрос все-таки в том, что не видят перспективу прибыли?
Есин: Но еще и государство не видит перспективу прибыли. Этот бизнес нужно освобождать от налогов. Человек из Владивостока должен получить дешево книгу.
Оганесян: Любую или все-таки должен быть какой-то социально ориентированный набор. Ну, классику, я понимаю, налогами облагать.
Есин: Понимаете, ну, не любовный роман он должен получить, ну, книгу, которая нужна для работы, нужна для развития.
Оганесян: Научную литературу, историческую.
Есин: Да вы знаете, хорошая книга - это тоже научная книга. Хороший западный и даже русский роман - это тоже целый мир.
Оганесян: Напоследок очень стандартный, тривиальный вопрос, но мы не можем его просто обойти, потому что он возник наверняка не только у меня, но и у наших телезрителей и у радиослушателей. Над чем вы сейчас работаете как писатель?
Есин: Вы знаете, вы от меня чего-то много хотите.
Оганесян: Но вы же дали мне карт-бланш, и я этим воспользовался.
Есин: Пактически в прошлом году в 11 номере "Нового мира" вышел у меня один роман, но сейчас, я думаю, что через пару месяцев я закончу еще один роман. Вот это странный роман, я боюсь назвать даже, как я его назвал, я боюсь даже определить эту тему. Я думаю, что это будет связано с предательством в литературе.
Оганесян: Тема Иуды у нас очень сейчас пошла, поэтому Иуда в литературе....
Есин: Эта тема актуальная для русских людей - тема предательства. Издан такой роман, который называется, если мне не изменяет память, "Евангелие от Иуды".
Оганесян: Да, это мы уже слышали. Вот вы сказали, предательство, но это же не потому, что среди русских больше предателей, чем у других? Сама тема предательства так важна - нравственная, возбуждающая.
Есин: Я не думаю, что русские к ней более склонны, литература к ней склонна. Особенно тот период социализации литературы, когда литература стала одним Союзом писателей.
Оганесян: Так это в некотором смысле исторические..
Есин: Да, в известной мере, но я не хотел бы здесь выдавать свои подробности.
Оганесян: Ну и не надо, конечно.
Есин: Мне осталось последняя, 4-я часть, и я думаю, через полгода я вам ее пришлю и подарю.
Оганесян: Мы будем деликатны, и я хочу вас поблагодарить за эту очень интересную беседу. Я думаю, мое мнение разделят и наши слушатели и телезрители.
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=7903&p=01.09.2006
viperson.ru
Док. 470515
Перв. публик.: 01.09.06
Последн. ред.: 14.02.12
Число обращений: 141
Оганесян Армен ГарниковичЕсин Сергей Николаевич
|
|
|
|
|
