В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Армен Оганесян: гость программы - Фронин Владислав Александрович, Главный редактор `Российской газеты`. Назад
Армен Оганесян: гость программы - Фронин Владислав Александрович, Главный редактор `Российской газеты`.
Ведущий программы - Армен Оганесян.

Оганесян: Добрый день. Хочу напомнить нашим слушателям и зрителям старшего и среднего возраста, что когда-то у нас в стране существовала одна главная газета - это была "Правда", газета органа ЦК КПСС. За ней следовали "Известия" - Верховный Совет, и так далее. У ведомств были свои главные газеты. Но они все выстраивались в чинный, последовательный ряд по важности и значению, политическому в том числе. Сегодня у нас в стране, конечно, таких газет поубавилось, но все-таки одна главная газета, на мой взгляд, существует. Название этой газеты само о себе говорит - "Российская газета". Сегодня я хочу представить гостя нашей программы - главного редактора "Российской газеты" Владислава Александровича Фронина. Добрый день. Спасибо, что приняли участие в нашей программе. Позвольте вас поздравить с тем, что вам присвоили премию "Человек года" 2006 года. Это большое признание. По-моему, в прошлом году вы тоже получали эту премию?

Фронин: Да, это было в Храме Христа Спасителя.

Оганесян: Я думаю, что, в общем, это признание того, что "Российская газета" играет важную роль в нашем обществе, и я бы хотел задать вам такой вопрос. Когда вы общаетесь с коллегами, а я это наблюдаю довольно часто, вы как-то ничем не выделяетесь. А все-таки, как вы себя ощущаете, будучи главным редактором достаточно официальной газеты, главной газеты страны?

Фронин: Это рекламный слоган, что "Российская газета" - главная газета страны. Мы еще говорим, что российских газет много, а "Российская газета" одна. Несмотря на то, что я сижу в кабинете, где сидел в свое время главный редактор газеты "Правда" ...

Оганесян: В том самом кабинете?

Фронин: Да. Все здание это принадлежало газете "Правда", сейчас там находится "Российская газета". Но это две совершенно разные газеты, мы живем в другой стране, мы живем в другое время. Мы прекрасно понимаем, что правительственная газета, которая публикует указы президента, после публикации в этой газете они вступают в силу, "Российская газета" по определению не может быть просто главной только в силу этого. Она должна быть главной в результате таланта и талантливого приложения сил, усилий журналистов. Эта задача уже посложнее будет. В этом смысле у нас сегодня рынок, у нас конкуренция между средствами массовой информации. "Российская газета", хотя и является газетой официальной, в том смысле, что, еще раз повторю, она публикует указы президента, федеральные законы, и они вступают в силу, она конкурирует с другими газетами. Она завоевывает читателя, прежде всего, объективностью информации, своевременностью информации, более глубоким комментарием. Задача эта не простая. Когда-то мы выигрываем, когда-то проигрываем. Мы стремимся к тому, чтобы быть газетой номер один.

Оганесян: То есть, будучи правительственной газетой, вы, тем не менее, реалий рынка избежать не можете?

Фронин: Естественно.

Оганесян: Можно мне, Владислав, задать вам такой вопрос: раньше главная газета отличалась чем? Не только тем, что она была рупором официальных идей, но эту газету боялись. Если там публиковалась какая-то критика, то это рассматривалось как важный сигнал. Сразу создавались комиссии, сразу вмешивались власти региональные, центральные, чтобы исправить тот недостаток, на который правильно, мудро и своевременно указала газета "Правда". В общем-то, сразу оговорюсь, я ничего в этом плохого не вижу. В то время и "Известиям" такое же придавали значение, поскольку эта газета принадлежала Верховному Совету. А как сейчас? Вы, например, публикуете какую-то критику, вы - правительственный орган. Как реагируют ведомства, какие-то структуры? Или никак не реагируют?

Фронин: Я напомню один курьезный случай. В советское время я редактировал газету "Комсомольская правда", у нас, кстати, тираж был 21,5 миллиона экземпляров, правда, стоила газета три копейки. Но это был рекордный тираж во всем мире. "Комсомольская правда" в то время входила в Книгу рекордов Гиннесса как самая тиражная газета в мире. Критика в "Комсомольской правде", критика в "Правде" и реакция, соответственно, всех чиновников того времени - партийных, комсомольских, советских, - она как бы выполняла волю трудящихся. На самом деле это был просто механизм репрессивный. Мне известны случаи советского периода, когда партийный работник, например, секретарь ЦК компартии одной из республик, приглашал к себе корреспондента "Правды". Он говорил: слушай, напиши про этого секретаря райкома, о том, что он в партии, и что он плохой, тебе будет плюс, что ты критический материал хороший напечатал, а я его завтра на пленуме сниму с работы.

Оганесян: Такое тоже было.

Фронин: Такое было, да.

Оганесян: Но все-таки было и обратное.

Фронин: Было и обратное.

Оганесян: Были жалобы и, в общем-то, по ним...

Фронин: Были письма трудящихся.

Оганесян: Борис Резник интересную в "Известиях" рассказывал историю, когда платили семечками, уже горбачевское было время, кстати. И вынужден был человек эти семечки продавать, потому что зарплаты не было. Так его в кутузку за спекуляцию. Публикация проблемы семечек всколыхнула, аналогичная история, помните, когда натуральное было, кастрюли...

Фронин: Сейчас другое время. Действительно, положение "Российской газеты" как правительственной газеты, как газеты президента таково, что любой чиновник, если прочитает критичный материал, он приглашает собкорра и говорит: слушай, по секрету скажи, это из Кремля было указание?

Оганесян: Меня наказали, да?

Фронин: Из Кремля было указание раскритиковать меня? Любой, конечно, чиновник прекрасно понимает, не в обиду будет моим коллегам сказано, что в одной газете... Ведь разные газеты имеют разный вес. Вес газеты: одна качественная, другая желтая, популярная, тиражная. "Российская газета" в силу своего положения в выигрышной находится ситуации. Тем не менее, действительно, мы можем иногда помочь людям своими публикациями. Приведу очень хороший пример. Хороший, потому что у него хороший конец. Начало было очень печальное. Жило две семьи в Туркмении, две русские семьи. Одна - их фамилия Журавлевы. Рос парень. Парень девушку полюбил, через дорогу. Они поженились. А Журавлевы решили поехать в Россию получать гражданство, они переехали в Загорск и стали жить в Загорске. Естественно, взяли с собой жену своего сына. Родился внук или сын у их сына. Когда они приехали в Загорск, миграционные власти говорят: так, вы граждане России. А вот эта девушка? Они говорят: это жена нашего сына. Но ей 17 лет нет, она в брак не может вступать. А брак, который заключен в Туркмении, мы не признаем за брак. Так что, будьте добры, 24 часа, самолет и ее нужно отправить обратно в Туркмению. Дикая ситуация, что даже суд принял решение депортировать ее. Бабушка, отец, сын ее, вся семья оставалась здесь, девушку несчастную депортировали. Она думала, что она быстренько улетит туда, оформит билеты, оформит документы, гражданство получит. Не тут-то было. Там власти Туркмении ждали ее. Ах, вернулась? Ну, тогда попробуй получить теперь обратно. Мы написали этот материал, его заметили в Государственной Думе. Во время пресс-конференции сказал об этом Грызлов, руководитель Государственной Думы сказал, что дикий просто случай. Миграционная служба наша, руководители обратили на это внимание, нам удалось. Когда она прилетела сюда, в Москву, ее с цветами встречали в аэропорту. Мы ее привезли в редакцию, пригласили миграционную службу, и вот так воссоединилась семья наших сограждан, семья Журавлевых.

Оганесян: Благое дело.

Фронин: Благое дело. Такие бывают случаи. С другой стороны, понимаете, ситуация такая сейчас, это проблема для России, очень серьезная проблема, когда не реагируют на выступления. В "Московском комсомольце" коллега писал, грубоватый, может быть, был пример, но он мне запомнился, я думаю, что он прав. Извините, когда нужду большую справляют в лесу (это была публикация в газете "Московский комсомолец"), и человек не стесняется муравьев при этом. Понимаете? Вот такое ощущение у некоторых чиновников, стихийно они уже не реагируют на выступления, а на общественное мнение реагируют, как на муравьев. Вы можете писать о том, что этот министр получил такие и такие взятки, или этот чиновник совершил то-то и то-то. Он или включает свой аппарат, так сказать, денежный какой-то, административный ресурс, или же просто не реагирует, и все. Проблема, в данном случае, уже не просто проблема той или иной газеты...

Оганесян: Ситуация, действительно, изменилась, по сравнению с прошлым временем.

Фронин: Да, и нет райкома партии, и нет ЦК, и суды наши, к сожалению, тоже в данной ситуации зачастую не на высоте.

Оганесян: Ну, райком и ЦК мы не вернем, конечно.

Фронин: И не надо.

Оганесян: А вот уважение к печатному слову и общественному мнению, конечно, надо возрождать. Давайте ответим на вопрос радиослушателя. Пожалуйста.

"Добрый день. Я Реми Тайгер из Сан-Франциско, обозреватель. Я много читаю русскую прессу. Господин Фронин, вы возглавляете правительственное издание. Хотелось бы знать, на какую аудиторию вы ориентируетесь - возраст, социальное положение, политические взгляды. Спасибо".

Фронин: Спасибо. Мы ориентируемся на очень широкую аудиторию. Тем не менее, в первую очередь на тех, кто принимает решения. Это люди, которые занимаются управлением государством, городом, субъектами Федерации, областями. Это люди, которые принимают решения в бизнесе, имеют свои предприятия, они хотели бы знать правила игры, которые устанавливает правительство на рынке, когда речь идет о пошлинах, о ценах. Это юристы, адвокатура, все, чья деятельность связана с юриспруденцией, правом, судами. Это также широкая аудитория людей, вплоть до пенсионеров, которым очень важно, какие изменения будут происходить в нашей стране. А у нас сегодня происходят очень серьезные изменения - Пенсионная реформа происходит, жилищная реформа происходит. Очень-очень много сфер, которые затрагиваются реформами. Поэтому людям просто нужно знать, как они будут платить с нового года за жилье, как они будут с нового года платить за телефон, какие это будут ставки, куда им нужно обращаться в случае, если у них что-то произошло. Если сын их попал в милицию, или они сами попали, не дай Бог, в аварию. Все эти полезные советы с комментарием, они могут получить из правительственной нашей газеты. Я понимаю, что правительственная газета в Америке, наверное, воспринимается диковато, и я знаю, что в Америке такого аналога как "Российская газета" нет в прямом виде. Есть правительственное издание, которое публикует законы, указы, и они собираются в библиотеке, и попадают, рассылаются чиновникам для исполнения. Но, учитывая особенности характера России, менталитет и традиции, наша газета соединила в себе две эти функции. Мы публикуем законы, которые необходимы для исполнения чиновникам и всем, кто это должен делать. Мы даем информацию о спорте, о том, как сыграла наша команда в хоккей или в футбол, о Чемпионате мира. Мы даем широкую информацию, вплоть до того, что происходит в Кремле, с кем встречался вчера президент, какие он сделал заявления, какие скандалы произошли в политике, в экономике. Поэтому у нашей газеты два крыла, в отличие от американского нашего собрата, - официальное и общеполитическое.

Оганесян: Я как журналист-международник обижен. В общем-то, у вас большой и интересный раздел международной жизни, добавим.

Фронин: Да.

Оганесян: Там интересный есть у вас ведущий колонок Виталий Третьяков, когда-то в прошлом мой сокурсник. Он иногда уделяет внимание чисто политологическим проблемам, внутренней политике, иногда и международным.

Фронин: Что касается Америки, у нас есть Караганов - замечательный обозреватель.

Оганесян: Караганов - да. Это его конек, скажем так, международная политика. Хорошо. Давайте еще вопрос, на этот раз из Италии.

"Здравствуйте, это Гвидо Росси из Бари, Италия. Уважаемый господин Фронин, хотел бы спросить вас, как формируется политика вашего издания? И как вы видите свою главную задачу? Благодарю за ответ".

Фронин: У нас, кстати, с коллегами из Италии очень хорошие контакты. Группа журналистов, в том числе и "Российской газеты", была в Италии, знакомилась, как работают итальянские газеты. Итальянцы приезжали к нам, они были в Москве, но после Москвы они поехали в Питер. В этом смысле у нас мало различий между итальянскими и российскими журналистами. Главная задача и итальянских, и наших газет, и нашей "Российской газеты" - информировать читателя наиболее полно, максимально объективно о всех процессах, которые происходят в России и в мире. Особенность "Российской газеты" как правительственного издания - мы стремимся к тому, чтобы давать официальную точку зрения или официальные комментарии правительства России по тем или иным вопросам, внутренним и внешним.

Оганесян: Вы можете устроить дискуссию, скажем так. Вот принято решение какое-то правительственное. Входит ли обсуждение этой темы в понятие редакционной политики?

Фронин: Да, конечно. Если это решение принимается, мы стараемся, во-первых, дать слово комментаторам, которые прокомментировали бы то или иное решение. Кстати, комментируют не только российские эксперты. Например, у нас есть Александр Рар, немецкий очень авторитетный комментатор. Он постоянный наш комментатор. Ему нравится, и нам тоже нравится, что публикуется его точка зрения, его взгляд из Европы на те или иные процессы, на те или иные решения. Россия поднимает цены на газ для Украины. Как это прокомментируют в Европе?

Оганесян: Я хорошо знаком с Александром. Интересный ракурс этого автора, взгляд его на ту или иную проблему, он как бы корнями принадлежит России. Его семья - семья старых эмигрантов. Он переживает за российскую действительность как русский по корням. А сторонний взгляд может быть индифферентным.

Фронин: Он европеец.

Оганесян: Тем не менее, по менталитету он уже европеец, да. Ну, и талантливый человек, конечно. Хотя с ним во многом я бы и поспорил. Пришел вопрос из города Бари. Может быть, не случайно о России. Каждый год Бари собирает большое количество российских паломников, там хранятся мощи святителя Николая. Это и круизы судами, это и просто приезжают паломники неорганизованные, и, может быть, наш слушатель, часто видя русских, решил вам задать этот вопрос, вполне возможно. И у меня к вам вопрос в связи с этим. "Российская газета" распространяется только в России, или и в странах СНГ, и в дальнем зарубежье? Имеет ли наш слушатель возможность почитать эту газету где-то у себя? Если не в Италии, то, может быть, у вас есть места, где "Российская газета" представлена, либо для наших соотечественников за рубежом, либо в каких-то переводных вариантах, или для тех, кто знает русский? Кстати, этот вопрос вам задает также Вецлав Вишневский из Польши.

Фронин: Недавно приехал наш корреспондент из ЮАР и привез мне фотографию: министр иностранных дел ЮАР читает "Российскую газету", по крайней мере, держит в руках.

Оганесян: На другом конце Земли, да?

Фронин: Да. Есть и в Австралии один-два экземпляра. Штучный товар, конечно, "Российская газета" за рубежом. У нас нет такой богатой истории, нет еще пока такого большого авторитета, какой был в советское время у газеты "Правда". Мне очень жалко, кстати, что такой бренд был потерян, истоптан. Это советский бренд, который во всем мире знали - ТАСС, "Правду".

Оганесян: Осталась же "Комсомольская правда".

Фронин: "Комсомольская правда" осталась, да. Но "Российская газета", нам всего 15 лет, мы газета новой России, мы ровесники тех реформ демократических, которые происходят в России. Поэтому в мире нас знают, прежде всего, в посольствах России, и в Интернете заходят наши соотечественники, читают.

Оганесян: На русском, да?

Фронин: Конечно, на русском языке. Поэтому штучно... Мне очень обидно даже не то, что в ЮАР, или в США, или в Лондоне вы не сможете увидеть "Российскую газету", но вот то, что вы не найдете "Российскую газету" в Киеве, или вы не увидите "Российскую газету" в Риге. Почему меня немножко это расстраивает? Расстраивает то, что наши соотечественники, миллионы наших сограждан, которые читают на русском языке, которые хотели бы читать "Российскую газету"... Почему говорю, что хотели бы? Потому что однажды, года три назад, правительство России приняло решение, выделило средства и через посольства подписало наших бывших сограждан по Советскому Союзу, 50 тысяч человек было таких. Какие письма замечательные приходили из той же Риги, из Латвии, из Молдавии, что эту газету передавали из квартиры в квартиру, зачитывали ее до дыр, потому что это была весточка из Москвы на русском языке, из самой России. Я думаю, может быть, к этому еще вернется правительство России, и мы получим возможность донести информацию на русском языке до наших сограждан, живущих в странах СНГ. Но у нас есть другой проект, о котором, может быть, я расскажу более подробно в ходе нашей беседы.

Оганесян: Сейчас как раз можно сказать.

Фронин: Если это интересно. Только что вышло два первых издания. Это газета "Вашингтон пост" в Соединенных Штатах Америки, "Дейли телеграф" в Англии. Это коммерческий больше проект. Мы выкупаем площади, например, восемь полос в "Вашингтон пост" по средам и по четвергам, в "Дейли телеграф" - шесть полос, и на английском языке выходит своеобразный дайджест некоторых материалов из "Российской газеты". Это проект наш совместный с Российским информационным агентством "Новости". Это имиджевая реклама. Конечно, больше мы рассказываем о политике, больше даже о политической экономике. Мы представляем наши предприятия, фирмы. Мы представляем наши регионы. Таким образом, мы надеемся, что будет информация получена в этих странах, и, может быть, кто-то заинтересуется, и у кого-то будет интерес. Вообще, это проект больше коммерческий. Но, тем не менее, в первом же выпуске было интервью очень интересное с Фетисовым. Потому что, кого знают в Америке? Фетисова, немножко Достоевского, может быть, еще меньше Толстого. Но когда Фетисов в этом интервью говорит, а он человек авторитетный для своих коллег в США, я имею в виду для тех, кто занимается профессиональным спортом, он говорит: в России денег можно больше зарабатывать в спорте, чем даже в Соединенных Штатах Америки. И рассказывает, как он это видит. Он же сегодня чиновник в России. Он уже руководит спортом, всем спортом России. И легендарный хоккеист. По-моему, неплохой чиновник, у него это хорошо получается, его интервью привлекает. В этом же номере опубликовано интервью Примакова Евгения Максимовича, очень авторитетного политика, экс-премьера России, который в свое время прославился многими вещами, но, в том числе и тем, что развернул самолет, как известно. Он говорит о последствиях "холодной войны", и он анализирует ситуацию, на его взгляд, какая ситуация сложилась в мире, в том числе сейчас, когда уже Россия другая, Америка другая. Мы далеки от того, чтобы превратить это в пропагандистский рупор, и говорить, что Россия замечательная, Россия хорошая. Но есть нюансы. В первый день, когда выходила эта вкладка в "Вашингтон пост", мы просто взяли фотоагентство, очень замечательное. Я все агентства люблю, и Ассошиэйтед Пресс, и Рейтер, и Франс Пресс. Но в этот день взяли фотографии и хотели представить, что передали агентства американские, английские, какие фотографии, как они видят день. Вы знаете, было две фотографии всего, две фотографии всего из России. События, конечно, стоящие того. Это встреча в аэропорту Буша и Путина, когда он летел на техническую дозаправку, в Москве приземлился самолет, чета Буша и Путиных встретились, они обменялись информацией, они обедали. Вот эта фотография была центральная. Вторая фотография - это сборная России выиграла у сборной Италии на Чемпионате мира по волейболу. Естественно, эта фотография тоже была представлена, все. Больше ничего из России, никаких фотографий не было представлено.

Оганесян: За целый день?

Фронин: За целый день, за сутки. Ни в коем случае не надо воспринимать это как упрек. Я очень высоко ценю труд наших коллег и собственных корреспондентов западных, и других мировых агентств, изданий в России. Более того, я считаю, что мне, как человеку, живущему в России, хочется знать, что они передают из России. Мы в этот день попросили японского корреспондента, еще одного корреспондента, забыл, какой страны, представить, а какую информацию вы передали? А потом попросили нашего корреспондента в Лондоне и нашего корреспондента в Нью-Йорке, а что в этот день они увидели в Нью-Йорке, что в этот день они увидели в Лондоне?

Оганесян: И что получилось?

Фронин: Разнообразная информация, в основном, это Анна Политковская. По-моему, это было спустя 40 дней с момента убийства Политковской. Это было замечено нашими коллегами за рубежом. Вслед за американскими СМИ, за английскими СМИ мы предполагаем развивать этот проект. Я думаю, что следующими странами будут Германия, Франция, Китай, Индия, Испания, латиноамериканские страны, Болгария.

Оганесян: Спасибо, Владислав. Вопросов к тебе очень много. Пожалуйста.

"Здравствуйте, Владислав Александрович. Я проработала в вашей газете около трех лет. Зовут меня Алексеева Елена Петровна. У меня личный вопрос к вам: каким средствам массовой информации вы доверяете больше, а может быть, только своей газете доверяете? Я, вообще-то, подписчицей являюсь вашей все равно по старой памяти. И хотелось бы, чтобы было больше теплоты в этой газете, хотя она и официозная газета, и какого-нибудь интересного чтива. Спасибо, всего доброго".

Фронин: Спасибо за вопрос интересный.

Оганесян: Владислав, только осторожно. Кому ты больше доверяешь? Здесь телевидение, а я представляю радио, так что?

Фронин: Я всем одинаково доверяю. Я доверяю не всем радиостанциям. Вот в этом смысле "Голос России" очень авторитетная, но у меня есть радиостанции, которым я доверяю, есть радиостанции, которым я не доверяю.

Оганесян: Как и газетам, наверное.

Фронин: Есть газеты, которым я просто доверяю, и есть газеты, которым я не доверяю. Телевидение меня в последнее время больше всего расстраивает. Если говорить об этой триаде, то телевидение больше всего расстраивает, особенно информационное телевидение в России сегодня, на мой взгляд, отстает. Радио и газеты тоже по-своему, кто-то лучше, кто-то хуже. Я картину дня складываю из разных источников. Я смотрю очень многие программы телевидения информационные. Первое, что я делаю утром, я включаю радио. Я, извините, ноги еще не в тапочках, но я уже радио включил. И я все утро провожу с радио. Планерку начинаю с газет. Быстро перелистываю за 5 минут все газеты и затем смотрю все главные информационные программы дня.

Оганесян: Хорошо, Владислав. Теперь насчет теплоты и насчет чтива. Пожелание тебе, наверное, как в политгазете, опубликовать отрывки из каких-нибудь зарубежных и отечественных произведений. Ну, как-то вот это я не очень представляю в формате, или, может быть, я не прав?

Фронин: Я позволю себе приоткрыть одну маленькую тайну. Надеюсь, Солженицын Александр Исаевич меня простит, ну, это не особо большая тайна. Он обратился в "Российскую газету" с предложением опубликовать в феврале следующего года, когда будет 90 лет Февральской революции, впервые в России массовым тиражом "Размышления над Февральской революцией" Солженицына. Февральская революция у нас недооценена. Это будет публикация, по-моему, очень серьезная. Он, вероятно, как обещал, напишет предисловие сегодняшнее, почему он считает это актуальным. Я очень надеюсь, что эта публикация будет замечена. Это чтение, может быть, не то, о чем говорила наша слушательница, когда она говорила о теплоте. Она, наверное, имела в виду что-то другое. Ну, это очень серьезное чтение.

Оганесян: Это чтение аналитика, конечно. Она, наверное, что-то другое имела в виду. Может быть, имеется в виду, что много аналитики рациональной.

Фронин: Я вам расскажу про семью Журавлевых, куда теплее. Я считаю, что это теплая история и очень эмоциональная.

Оганесян: Может быть, пожелание, чтобы этого побольше было. Я бы этого пожелал всем средствам массовой информации, включая и "Голос России", потому что, действительно, теплоты не хватает не газетам, в жизни не хватает теплоты. А от нас люди ожидают, потому что мы каждый вечер, утро, день обращаемся. Мы самые активные, так скажем, собеседники с ними. Когда человеку этой теплоты не хватает в жизни, он, естественно, обращается во внешний мир и там встречает нас с вами. Поэтому, я думаю, прислушаться надо и вам, и нам, и всем. Спасибо. Пожалуйста, еще вопрос.

"Добрый день, господин Фронин. Меня зовут Катарина Шеффер. Я из Ганновера, Германия. Как вы оцениваете итоги референдума в Приднестровье и Южной Осетии? И еще один вопрос: почему Россия официально не признает республики, большинство населения которых, как я понимаю, составляют российские граждане? Спасибо за ответ".

Фронин: Итоги референдума в Приднестровье и Южной Осетии я рассматриваю как очень серьезные. Я отношусь с большим уважением к этому решению людей, которые сделали свой выбор. Но узел очень сложный. Узел очень опасный, и не только для России и Грузии, для всей Европы, я бы даже сказал, для всего мира. Здесь не может быть двойных стандартов. Здесь очень важно, чтобы было понимание у всех стран и у правительств этих стран, что нужно подходить очень взвешенно, очень серьезно, очень продуманно, еще раз повторю, и без всяких двойных стандартов. Мы знаем, что это проблема не только двух названных адресов, это проблема и других регионов в мире. Наша страна проводит трезвую политику, которая призывает к перемирию, к переговорам, к тому, чтобы ни в коем случае не пытаться решить эту проблему военным путем ни той, ни другой стороне. В то же время, это российские граждане, и Россия их не бросит, не оставит в беде. Я думаю, что все являются свидетелями именно такой политики, которую проводит Россия в последние дни.

Оганесян: Я думаю, Владислав, если я правильно понял, то, о чем ты хочешь сказать, такое сиюминутное признание вот этих республик.

Фронин: Конечно, оно может навредить и даже пролить кровь.

Оганесян: И даже пролить кровь. Поэтому здесь надо быть очень осторожным, конечно. Хотя это трагедия, например, осетинского народа, который, по сути дела, остается разделенным народом. Удивительно, что это не вызывает понимания в европейских институтах, которые очень чувствительны бывают к таким темам, когда они политически, геополитически выгодны этому союзу. Хорошо, давайте еще один вопрос.

"Здравствуйте, Владислав Александрович. Меня зовут Сергей Василенко. Я врач из Владивостока. Конечно, я понимаю, что ваша газета - это правительственное издание, но, тем не менее, мне кажется, что вы слишком сильно пытаетесь завуалировать проблемы, связанные с внутренней политикой нашей страны. Так, например, недавний скандал с Фондом медицинского страхования, где вы явно прикрываете министра здравоохранения Зурабова".

Фронин: Сергей, я не знаю, что значит понятие "прикрывать". Вот два самолета летят - один прикрывает другой самолет - это я понимаю. А как можно прикрывать министра, в каких публикациях? Другие радиослушатели, наверное, этого не знают. Я могу только сказать, глядя в камеру и глядя в глаза зрителям. Первое условие, которое было высказано мною, когда меня принимали на работу - если вы хотите иметь правительственную газету, которой будут доверять читатели, то этим доверием нужно дорожить. Правительственная газета ни в коем случае не может исполнять роль пса, дворовой собаки, которая будет лаять и тявкать и защищать любого чиновника или министра, если на него кто-то где-то наехал. Другое дело, что мы, как правительственное издание, мы, конечно же, даем слово Зурабову. Если он проводит пресс-конференцию, он объясняет свою позицию, он комментирует сложившуюся скандальную историю с арестами вокруг Федерального фонда обязательного медицинского страхования. Удалось ему убедить зрителей, читателей - удалось. Если не удалось, значит, не удалось в этой ситуации. Наиболее полно, может быть, представила "Российская газета", как вам показалось, вот только в этом. Но я с самого начала говорил, что это одна из отличительных функций "Российской газеты": давая разные точки зрения, мы обязательно даем и официальную точку зрения - точку зрения министра. А эту точки зрения вы, Сергей, может быть, не найдете в другой газете.

Оганесян: Спасибо, Владислав. Ты довольно подробно ответил на этот вопрос, но давай еще остановимся на вопросе смежном, скажем так. "Можно ли, по вашему мнению, назвать российские СМИ свободными от влияния людей бизнеса и политики?" - Эрик Шайдер из Германии. То есть, пожалуйста, брось свой взгляд на всю область.

Фронин: Я знаю, как на Западе оценивают состояние демократии в России. Это всегда тема серьезного обсуждения, когда западные политики говорят о России, о том, что в России нет демократии, что авторитаризм расцветает, и что, соответственно, нет свободы слова. Проблемы есть, проблемы есть и со свободой слова в том числе. Проблемы эти касаются не только государственных средств массовой информации, а, может быть, даже в первую очередь негосударственных средств массовой информации, проблемы связаны с переходом. Нельзя вот так вот перепрыгнуть из советского периода. Опять же, вот мы как всю эту правду вспоминаем, когда орган печатный был, перепрыгнуть из тоталитарного режима, где правила одна партия, и ее, соответственно, свобода слова была понятна какая. Вот сразу демократическую свободу. При этом журналисты вдруг стали сразу свободными. Мы проходим очень сложный период, когда идет становление рынка, когда формируются независимые средства массовой информации, когда баланс создается между государственными средствами массовой информации и частными. Наши олигархи, которые купили средства массовой информации, они использовали первые 90-е годы - 91-й, 92-й, 93-й, 94-й, 95-й, 96-й - как орудие в своих войнах. Они нанесли ущерб слову больший, чем государственная машина. Вот это наследие сохраняется. С другой стороны, я думаю, что процессы, которые происходят сегодня в России, - составная часть общеевропейских процессов, мировых процессов. И не думаю, что есть больше у кого-то свободы или меньше у кого-то свободы. Очень характерна система, как для западных стран, так и для России, что через какие-то определенные, через влияние своих издателей на политику... Конечно же, есть определенные сложности и трудности. Но, это у кого-то больше, у кого-то меньше, но процесс развивается в нормальном русле, мне кажется. И Россия такая же европейская страна, и со свободой слова у нас, я надеюсь, не так, к сожалению, не так, как сегодня, может быть, в других европейских странах, но все будет нормально со временем.

Оганесян: Вопрос на ту же тему примерно, хотя в более, я бы сказал, ярком и грубом воплощении. Я имею в виду вмешательство в свободу прессы, о котором мы часто говорим, о политике, но вот этот бич заказных статей. Ведь посмотри, за последнее время, я не знаю, с чем хуже - с заказными убийствами или заказными печатными статьями? Кто-то считает, что можно кого-то размазать или, наоборот, поднять, что-то прикрыть, или покрыть, как пишет наш слушатель, за счет проплаты. Это может миновать систему бизнеса или политики, это может исходить от бизнеса. Ну, честно сказать, конечно, чаще из интересов бизнеса исходит, хотя не исключаю и политических заказов, естественно. И никаких процессов. Я понимаю, что сложен механизм выявления заказных статей, но все-таки, не кажется ли вам, уважаемый коллега, что и наше журналистское сообщество, и государство все-таки пока недостаточно обращают внимания на этот прискорбный факт? Очевидно, есть какие-то, особенно в регионах, проблемы политического давления местных властей на местные издания, наверное, да. А вот эта-то сторона дела, где все - и политика, и бизнес - может перемешаться. Мы говорим об этом, но вот результатов, в общем-то, я не вижу, или я что-то не заметил.

Фронин: Я, к сожалению, вынужден согласиться с вами, к сожалению. Почему? Потому что это серьезная проблема, и это очень бьет по авторитету журналистов и по доверию общества к средствам массовой информации. Тем не менее, несмотря на эту ситуацию, доверие к СМИ в России больше, чем к другим институтам. Но оно очень резко падает. Причину я вижу не только в том, что в России такие плохие журналисты, что они такие продажные. Не только в том, что владельцы СМИ сводят друг с другом счеты, проводят информационные войны и заказывают материалы. Причина, на мой взгляд, самая серьезная, самая главная - это экономическая причина. Это причина рынка СМИ. Он очень несовершенен. Только тогда, когда будет рынок рекламы, когда он будет чист, открыт, когда он сформируется, когда мы получим возможность зарабатывать и делать средства массовой информации независимо экономически, только тогда мы сможем побороть вот это зло, которое расцвело, к сожалению, в российских СМИ. Я имею в виду заказные материалы.

Оганесян: Владислав, а тебе не кажется, что наше законодательство еще недостаточно совершенно? Вот у нас есть закон о СМИ. Он уже более 15 лет как действует, в нем есть очень положительные моменты. Есть у нас и положение о том, как человек может ответить на клевету и даже привлечь к суду. Такие, кстати, случаи бывали. Некоторые сильные мира сего могли себе позволить не согласиться, и даже штрафы получить, предъявить претензии, и эти претензии удовлетворялись. А сложнее это делать людям, которые не могут себе такое позволить. Тебе не кажется, что и законодатели должны все-таки над этой темой поработать, чтобы дать возможность людям себя защитить законно, и повысить тем самым ответственность и журналистов, и заказчиков?

Фронин: Конечно, закон не совершенен, но он есть - наш закон о печати, закон о средствах массовой информации.

Оганесян: Да, он есть, и там есть соответствующий раздел.

Фронин: Журналистское сообщество очень беспокоится всегда, если появляются попытки изменить это законодательство. К сожалению, под благим предлогом могут так изменить законодательство, что завтра не то что человек сможет защитить свою честь и достоинство, но и пострадает читатель, пострадает зритель.

Оганесян: Свобода СМИ?

Фронин: Да. Вот, например, (я, правда, не знаю, в какой это стадии находится), предложение депутатов запретить публиковать фотографии без согласия самого объекта. Вот вы меня сфотографировали, а в газете вы не сможете напечатать, если я не дам согласия. А мне не нравится, что у меня нос не тот или еще что-то. Если вы публичный человек, если к вам не ворвались в спальню ...

Оганесян: Да, в частной жизни, если вы гуляете с семьей у себя в садике, и кто-то через заборчик вас сфотографировал, это нарушение этики.

Фронин: Да, есть определенное.

Огенсян: Ну, а если вы публично, то, да, конечно, странно.

Фронин: Да, вы - депутат Государственной думы и во время слушания бюджета ковыряете в носу, вас сфотографировали. А потом к вам приходят и говорят: разрешите вашу фотографию, как вы ковыряетесь в носу во время голосования по бюджету, опубликовать в газете. Ну, нонсенс.

Оганесян: Конечно, лучше анализировать, какую он позицию при этом занял.

Фронин: Может быть, пример не очень удачный, но, тем не менее, речь идет о том, что нельзя фотографии печатать 3 х 4.

Оганесян: Это да. Но все-таки в странах развитых демократий закон о диффамации, тем не менее, действует. Он просто применяется настолько узко, что исключает эти возможности.

Фронин: На этот раз проблема заключается в судебной системе, чтобы судебная система была тоже неподкупной, чтобы наказание было неотвратимым.

Оганесян: Спасибо. Последний, Владислав, вопрос вам. Он касается темы общественного участия в работе СМИ. Будем избегать темы контроля, но на самом деле, если пресса, телевидение и радио существуют в обществе, то они взаимодействуют. Не может СМИ быть отдельным, не обитаемым ни для кого, кроме журналиста, островом. Вопрос из Франции от Роже Жаме. Я хочу Владиславу адресовать его. Мы часто очень получаем письма и от россиян, и от наших слушателей за рубежом. Очень типичный вопрос, и я попрошу Владислава на него ответить. Существует ли в России какой-либо профессиональный орган по журналистской этике? В Европе, например, есть специальные комиссии, состоящие из деятелей культуры, членов парламента, представителей правительства и религии, которые стараются бороться против насилия, порнографии, засилья американских фильмов на телевидении. Есть ли подобные органы в России, и если есть, то насколько они эффективны?

Фронин: Есть в России. У нас есть большое жюри, так называемое. Это орган профессионального цеха журналистского. Иногда читатели обращаются в это большое жюри. Оно рассматривает жалобу читателя, зрителя, слушателя средств массовой информации. Пару раз приглашение такое приходило и мне. Я не считаю это очень эффективным, и я не пошел на это жюри по одной простой причине, потому что я предложил читателям все-таки обратиться в суд и в суде рассмотреть претензии к средствам массовой информации, в данном случае, к нашей газете.

Оганесян: Это немножко другое, там состав другой?

Фронин: Да.

Оганесян: Есть разница, когда журналисты - о журналистах.

Фронин: Есть специфика в России. Я очень опасаюсь наблюдательных советов, я очень опасаюсь общественных советов. Вот давайте при телевидении создадим наблюдательный совет. В него войдут деятели религии, науки, писатели, ученые, и они будут следить, какие сцены показывать, а какие сцены не показывать, какие слова произносить, какие - нет. Я согласен, проблемы существуют. Нельзя показывать насилие, порнографию. Это у нас есть, и все прописано в законах. Это есть в хартиях, в соглашениях журналистских, есть этика журналистская. Но как только в России появляется национальный совет, наблюдательный совет, общественный совет, он очень быстро превращается в орган цензуры. И пожарники, и врачи, и юристы начинают показывать журналистам, как надо писать. У меня был случай - я с министром спорил. Он сейчас уже не министр, но был министром медицины, наш замечательный совершенно министр, замечательный хирург. Он говорит: поменяй заголовок к моей статье. Я говорю: почему я должен поменять заголовок? - Мне не нравится, заголовок должен быть такой. Я говорю: знаете, не дай Бог, завтра я лягу под нож к вам и скажу - поменяйте нож, он мне не нравится, этот скальпель. К сожалению, в России очень многие разбираются в журналистике и сразу начинают говорить, как нужно писать, что нужно показывать. Специфика России, на мой взгляд, в том заключается, что со времен партийной советской системы желание поруководить журналистами, желание поруководить СМИ, к сожалению, заканчивалось всегда печально.

Оганесян: Тебе не кажется, что это родимые пятна прошлого? Уж очень болезненно как-то. Ну, действительно, мне это не совсем понятно. Это существует во многих странах, а ты говоришь - вот специфика нашей страны. Когда же мы от нее отойдем, что будем бояться диалога с обществом. Либо тогда, я согласен, может быть, мы еще эту пору не прошли, готов этот аргумент принять, но, может быть, тогда на телевидении, на радио, в газете стоит больше нам самим давать слово этой самой общественности. Давайте мы сегодня обсудим наш канал. Кстати, на "Маяке" такая передача есть. Есть в своей манере на "Эхо Москвы" - беседа со слушателем, есть на "Голосе России".

Фронин: У нас есть полоса "Переписка" в газете.

Оганесян: Я об этом. Может быть, нам пока, как ты считаешь, дискуссионный вопрос, но я понимаю логику за твоим мнением, что, может быть, пока не создавать облеченные жесткими функциями и почти цензурными полномочиями советы. Там еще есть представители таких структур, как парламент, и прочее. Но, может быть, нам шире развивать вот эту интерактивность, то есть общение с нашей аудиторией, где и критика есть, и предложения творческие. Мы иногда (я уверен, что у вас тоже есть предложения тематические, чему посвящать программу или циклы даже передач) мы берем из нашей почты или из звонков. Уверен, что и у вас то же самое бывает.

Фронин: Газета же делается не для того, чтобы ее взять и выкинуть. Значит, надо, чтобы больше читателей было, чтобы зрителей было больше у телеканала, слушателей - у радио. Если мы дорожим тем, чтобы была больше аудитория читательская, значит, я должен сделать так, чтобы доверие сохранялось. С развитием рынка, еще раз повторюсь, с развитием рынка, когда владельцу СМИ будет важно, чтобы он не воевал друг с другом, а чтобы он получал больше рекламы, больше прибыли из этого, чтобы это был бизнес больше - для средства массовой информации, а не какая-то другая функция. Тогда и в этой ситуации как раз и получится, что мы решим эти вопросы.

Оганесян: Ну что ж, мы вышли на понимание, как эта проблема, по крайней мере, может вызреть. Но, я думаю, что и Владислав согласится со мной: СМИ отдельно от вас - от тех, кто нас слушает, от тех, кто нас смотрит, кто нас читает, существовать не может, конечно. Нам очень важно и ваше мнение, и взаимодействие с вами. Я думаю, что Владислав с этим полностью согласится.

Фронин: Каждое утро, когда человек покупает газету, он говорит, что я согласен, я покупаю газету. А если он завтра не купит газету - это будет наказание самое большое.

Оганесян: А вот в электронных СМИ это не всегда работает. Вот, например, ты знаешь, да, рейтинги подсчитывают по количеству. Интересная статья была. Господин Дондурей (он член Федеральной конкурсной комиссии) говорит: ну, помимо того, что часто включают, и телевизор работает (в семьях это бывает), и радио тоже так же. Это еще не оценка вообще отношения. Телевизор включен, газеты нет. Вот нюанс, это важный социологический аспект - газеты нет. Действительно, там голосуют, покупают газету или нет. Электронные СМИ сложнее, как уже сейчас выяснилось, сложнее. Рейтинг не просто подсчитывается тем, что включена кнопка. Здесь надо больше идти к тем же людям, опрашивать их и не только как бы, чтобы эта среда - экран или радиоприемник, отделяющий нас символично от аудитории, - надо не идти ее спрашивать: вы смотрели? а что вы думали? а как вы это оценили? У нас же как - смотрят и ругаются. Телевизор включен, но телевизор - это не утюг. Поэтому, во-первых, я хочу еще раз представить уже в финале нашего собеседника - Владислав Александрович Фронин, главный редактор "Российской газеты", лауреат премии "Человек года-2006". Мы уже приближаемся к концу этого года.
Я вас еще раз поздравляю, и не только от себя, и не только от себя как от читателя "Российской газеты", довольно регулярного, но, я думаю, ко мне присоединятся и многие читатели, они же наши зрители, они же - наши слушатели. Всего доброго и творческих вам успехов.

Фронин: Спасибо вам.


01.12.2006
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=14365&p=01.12.2006

Док. 470491
Перв. публик.: 01.12.06
Последн. ред.: 04.08.08
Число обращений: 142

  • Оганесян Армен Гарникович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``