В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Армен Оганесян: гость программы - Крупин Владимир Николаевич, писатель, секретарь Правления Союза писателей России Назад
Армен Оганесян: гость программы - Крупин Владимир Николаевич, писатель, секретарь Правления Союза писателей России
Ведущий программы - Армен Оганесян.

Оганесян: Добрый день. Приветствую наших слушателей, поздравляю их с Новым годом, с прошедшим Рождеством. Сейчас у нас крещенские дни. Морозов, правда, как не было, так и нет. Приветствую вас в нашей первой в этом году программе "Визави с миром". Я хочу представить нашего гостя. Это известный в России, и не только в России, писатель, секретарь правления Союза писателей России - Крупин Владимир Николаевич. Добрый день.

Крупин: Добрый день.

Оганесян: Нашу программу слушают не только россияне, но и те люди, которые считают себя принадлежащими к русской культуре, к русской литературной традиции. Прежде, чем мы приступим к вопросам слушателей, которых сегодня немало, и они довольно интересны, я хочу вам задать немного философский вопрос. Очень часто говорят об образе России за рубежом, об образе России как таковом. Мне иногда хочется задать вопрос людям, которые формулируют такую тему, а как они представляют себе этот образ России? Что значит - образ за рубежом? Он что, должен быть каким-то абсолютно иным, у нас есть другая какая-то Россия, образ которой специально сделан на экспорт? Как бы вы ответили на этот вопрос: что такое образ России? Чем он ценен, чем он важен для мира, окружающего Россию?

Крупин: Я не хочу никого обижать и думаю, что, вот скажем, это же понятно, что для меня Россия лучше всех. Для меня Россия лучше всех, я сын России, и это естественно.

Оганесян: Для немца - Германия, для англичанина - Британия.

Крупин: Конечно. Кстати говоря, на любви к Отечеству мы быстрее поймем друг друга, мне легче будет объяснять. Мне кажется, что для понимания Россия - самая легкая страна. Она, как говорится, что думает, то и говорит, нет какого-то второго плана. Это бесхитростная душа, выкованная веками православия. Поэтому, мне кажется, Россия очень легко постижима. Русское гостеприимство, русская жертвенность, русская готовность прийти на помощь - это, прежде всего, конечно, идет у нас от Голгофы, от Христа, от Византии. Поэтому мы несем и доброту, и понимание, миролюбие, всегда отдавали последнюю рубаху.

Оганесян: Последнее отдавали и потом за это расплачивались.

Крупин: Не вспоивши, не вскормивши, врага не наживешь.

Оганесян: Скажите, как вы думаете, ведь было такое представление в начале века об экспансии русского потока культурного. Мы все помним, с чем это связано. В начале века был культурный и литературный всплеск. Толстой, Достоевский - все это хлынуло на Европу, немного смяло ее привычные представления о России. А сегодня мы живем только прошлым запасом, или мы имеем все-таки позитивно заряженный потенциал культуры, который значим для Европы?

Крупин: Во многом, конечно, пока мы иждивенцы накопленного огромнейшего золотого запаса культуры, живем пока в мире инерции. По-прежнему кафедры всех наших ведущих вузов полны аспирантами из зарубежья, по-прежнему к нам тянутся, по-прежнему очень востребованы и книги, и культурное наследие России. Но, мне кажется, этим капиталом жить-то надо, конечно, это естественно, и надо всегда стоять на плечах гигантов, но надо что-то и свое делать. А теперь мы иногда показываем уже не лучшие образцы. Скажем, переводили меня много, а теперь переводят тех, кого бы я даже не отнес к писателям, это такой ширпотреб. Вот это следование детективному жанру. Конечно, это неплохо - Агата Кристи, Сименон. Но это, в общем-то, не литература, это времяпрепровождение. Литература в России не была беллетристикой, она была одновременно и философией, и познанием души, и ощущением стояния на земле, ощущением состояния еще и перед бессмертием. Она всегда была и философична, и занимательна. И это было достоинством нашей литературы.

Оганесян: Пока все-таки больше старым багажом живем, да?

Крупин: Да, живем старым багажом. Даже багажом уже начинаем жить примерно полувековой давности. Скажем, военная проза, деревенская проза.

Оганесян: Спасибо. Давайте сейчас мы ответим все-таки на вопрос нашей слушательницы, а потом вернемся к этой теме. Пожалуйста.

"Добрый день, Владимир Николаевич. Меня зовут Ирина Михайлова, я - студентка Московского Университета. Вы - известный писатель, православный. В этой связи у меня к вам вопрос. Расскажите, пожалуйста, о предстоящем празднике Крещения и его значении для христианства. Что этот праздник значит лично для вас? Как вы с семьей его отмечаете? Спасибо".

Крупин: Вам спасибо, Ирина, за добрый вопрос. Крещение, конечно, как и Благовещение - это дни спасения. И рождество Богородицы, когда она приходит в мир. В ряду этих праздников двунадесятых стоит Крещение. Крещение смывает первородный грех, в чем его великое значение. В Иордане крещающуся Тебе, Господи, Троическое явися поклонение празднику. И Крещение важно в смывании первородного греха, от Адама и Евы нами унаследованного. Ясно, что потом мы своих грехов нахватаем, но в крещении мы смываем первородный грех. И еще, что очень важно в Крещении, это то, что впервые является Троица, единство божества в Троице - и Дух в виде голубини сошел с небес, и Иисус Христос был, и глас с небес: "Это Сын Мой возлюбленный". Поэтому это явление Троицы в Крещении и омывание греха - это, конечно, очень значительно. Что касается празднования, я даже не знаю. Вообще-то, радость, конечно. Жена уже в Божий храм сходила, водички принесла. Конечно, крещенская вода посрамляет атеистов и безбожников. Потому что вот она с прошлого года неизрасходованная стоит, и ей ничегошеньки не случилось. Это вопреки всем законам физики, химии. Крещенская вода очень целебная. Вот с утра пейте по ложечке, крошечку просфорки принимайте, и все будет у вас хорошо.

Оганесян: Спасибо. Еще вопрос, теперь уже не из России, а из дальнего зарубежья. Пожалуйста.

"Господин Крупин, это Роберто Арау из Валенсии, Испании. К сожалению, согласно нашей статистике, в среднем испанец покупает одну книгу в год. И больше денег он, скорее, потратит на более дорогой отдых, чем на книги. Скажите, а в России существует ли такая тенденция? И, если - да, то, что нужно сделать, чтобы повысить интерес к чтению? Благодарю вас за ответ".

Крупин: Вы знаете, ведь эта беда и нас настигает, потому что у нас тоже меньше покупают книг. И не только оттого, что они стали более дорогими, а оттого, что все-таки, хотим или не хотим, но вытесняет их техника. Скажем, Интернет не делает умнее, он делает самоувереннее. Вспомним нашествие на книгу, когда пришло кино. Сразу резко объявили, что все остальные искусства становятся вспомогательными. Кино, конечно, убавило читателей. Потом пришло нашествие телевидения, очень сокрушительный удар был по книгам. Но книга выстояла. Вот теперь Интернет. Это страшный третий удар за прошедший век по книге. И, конечно, число читателей уменьшилось. Но в книге есть величайшая тайна общения человека. Общение человека и книги, чтение гораздо больше дает пищи уму, сердцу, душе, нежели уже готовое, скажем, двухмерное изображение, Интернет и другое. Конечно, стали меньше читать. Одни говорят, что осталось 50 процентов, другие - 40 процентов. Третьи, пессимисты, говорят, что, вообще, только 30 процентов. Но слово истины никогда не было в устах большинства. А что делать, чтобы прибавить интерес к чтению, здесь, конечно, вот это нравственное усилие, когда душе требуется не готовая продукция, а когда она требует еще и соучастия в этом, что называется, приеме нравственной пищи, соучастия в ее перерабатывании. Вот у нас сразу можно сказать, нынешний год объявлен президентом "Годом русского языка". Мне кажется, тут что-то должно произойти хорошее в повышении интереса к чтению.

Оганесян: Между прочим, интерес к русскому языку имел тенденцию падать, опускаться до начала этого тысячелетия. Сейчас интерес опять возрождается, это интересный фактор. Я не беру страны СНГ, я беру дальнее зарубежье, закрывались некоторые факультеты славистики, русистики, потому что это было связано с этапом "холодной войны". Изучали современное и прошлое России с точки зрения, как с ней воевать. А сейчас уже интерес зиждется вроде бы не на том, что с ней надо воевать, а на том, что она представляет интерес, внесла значимый вклад в мировую цивилизацию. Эта тенденция очень интересна и среди молодых, и среди людей среднего возраста, мы это видим просто по письмам. И сейчас вы очень интересно сказали о трех ударах по книге. Вот еще в продолжение этой темы есть вопрос очень интересный. Он, может быть, эту вашу тему о трех ударах конкретизирует. Пожалуйста, послушайте вопрос.

"Уважаемый Владимир Николаевич. К вам обращается Надежда Столетова из Москвы. Я постоянно слушаю Радио "Голос России". И вот что я хотела бы у вас спросить. Наши книжные магазины завалены антихристианскими произведениями, которые вызывают у публики ажиотажный интерес. Я имею в виду такие книги, как "Код да Винчи" Брауна, "Путь Иисуса" Пановой. Как вы сами в рамках духовной жизни оцениваете эти произведения? И, как вы думаете, чем это вызвано? Спасибо".

Крупин: Это вызвано вековечной борьбой дьявола с Господом. Вот как падший Люцифер, это его гордыня величайшая - занять место Бога, это все идет оттуда. И могу сказать, что это не последние удары по православию. Но корабль православия как шел, так и будет идти в житейском море. Наша цель - попасть на него. Вот эти книги даже не хочется повторять и называть, чтобы не создавать к ним интерес. Я бы, вообще, даже советовал людям: не бросайтесь, как только чувствуешь, где начинается эта реклама бешеная. Я помню, как "Код да Винчи" вдвигали в сознание. Вы знаете, не торопиться, никуда этот поезд не уйдет, это не расписание, это книга, пусть полежит, а можно и не читать, посмотреть, подумать. Вы знаете, сколько было модных, скандальных и всяких книг. Вы помните, как с "Гарри Поттером" носились, все эти "кольца" - все схлынет в черную дыру безвестности. И будут еще не такие "коды". Ведь сейчас же усиление борьбы дьявола с Богом. Чтобы зло было побеждено, а оно будет обязательно побеждено, оно должно раскрыться во всей своей полноте. И, конечно, борьба с нечистым ведет к тому, что он уже в злобе раскрывается все больше и больше. Так что, это естественный процесс, и не только в литературе, в кино, везде. Смотрите, какая бесовщина на телевидении, я думаю, не только в нашей стране. Одним словом, я думаю, это нормальный процесс, нормальная борьба. В данном случае, просто не читать, чтобы потом не отмаливать грехи.

Оганесян: Вот такой феномен, как фильм "Остров". Я имею в виду феномен, может быть, даже не только сам фильм, а интерес общественный к этому фильму. Вот он как будто бы развеял миф о том, что должно быть не книга, а чтиво, что больше читают и потребляют - сомнительного свойства программы какие-то с сомнительным юмором, скажем так, довольно пошлого содержания или серьезную работу. Здесь лидерство за ВГТРК остается. Вот фильм "Идиот", фильм "Остров". Как будто возродился интерес к книге, люди стали читать в транспорте, в библиотеках брать Достоевского, не только "Идиот", но и другую литературу. А вот "Остров" просто показал, что народ, может быть, даже истосковался по серьезной теме, по теме, как вы говорите, о коренных вопросах существа человека - его совесть, его отношение к миру, к Богу, к ближнему. Вот ваше впечатление об этом фильме.

Крупин: Мне пришлось выступить в роли председателя жюри международного фестиваля православных фильмов. И мы одними из первых отметили этот фильм и ходатайствовали перед Святейшим Патриархом, и он наградил создателей фильма патриаршими грамотами, что является очень высокой наградой. С точки зрения документальной правды или правды, скажем, изображения монастырской жизни, там найти можно очень много придирок. Как это так, настоятель не знает, где живет, на чем спит монах, и так далее. Скажем, ну не может же монах сам лечь в гроб без причастия, соборования и исповеди. Но это правда, что называется, жизненная. А вот есть высокое понятие в искусстве - художественная правда. И вот в этой художественной правде фильм "Остров" очень силен, необыкновенно силен. Как будто Лунгин не снимал мерзейших фильмов, как будто он принес этим фильмом покаяние. И актер Мамонов, который уж явно не играл христианских ролей. И вот как будто сама тема, сам Господь позволил им спасти свои души через этот фильм. И фильм не только о монахах. Вот женщина, которой сказали, что муж живой, надо все продать и ехать, успеть ему глаза закрыть. Она говорит: "Как же так, неужели все продавать и ехать?" Казалось бы, она при чуде присутствовала! Потом мальчик, который пошел. Невозможно без слез смотреть эти кадры. Женщине говорят: "Надо мальчишечку причастить". А как же, ей некогда, надо на работу. То есть, это еще фильм о нашей вине. И вот эти 30 минут трусости, потом вся жизнь - покаяние, это тоже потрясает. И вот то, что он умирает успокоенным, просветленным, конечно, большое событие.

Оганесян: Интересно, что этот фильм произвел большое впечатление на людей абсолютно разных поколений и, казалось бы, разного опыта жизненного, разного культурного уровня. Он как бы затронул очень общие для нашей страны струны. Между прочим, я полистал книгу. Иногда телевидение, мы уже говорили не раз в наших передачах об этом: телевидение и кино провоцируют обратный интерес к книге. Тоже бывает: хорошее кино, экранизация, она возвращает к книге часть зрителей, может быть, не большую, но ту, по крайней мере, которая находится под более сильным впечатлением. Я посмотрел книгу, она мне показалась слабее фильма.

Крупин: Слабее, конечно. А чаще всего бывает: кино сильнее книги, допустим. Потому что, скажем, берут сюжет на канву и его расцвечивают. Скажем, у всяких там Марининых, у них нет ничегошеньки, кроме: кто убил, кто украл - и все.

Оганесян: Нельзя сказать, что фильм "Война и мир" сильнее книги Толстого "Война и мир". Может, все-таки от уровня литературы тоже зависит.

Крупин: Конечно. Хотя, конечно, во многих местах фильм необычайно силен. К сожалению, раз уж мы вспомнили. Смотрите, какой ужас к нам привезли, вот этот "Тихий Дон" того же Бондарчука, режиссер замечательный. Лучше бы нам его не привозили. Конечно, это вы правы, и так, и так бывает. То кино сильнее, то книга сильнее кино. Если бы они были одинаковыми, тогда было бы мало интереса.

Оганесян: Скажите, фильм "Остров", по-вашему мнению, его бы восприняли за рубежом? Он был на Каннском фестивале, но ведь он не получил приз. Но фестиваль и публика фестивальная, а члены жюри - это совершенно особая аудитория. Как вам кажется, если хорошо его перевести на другие языки?

Крупин: Вы знаете, нет. Это опять же непонимание сути русской жизни, русского православия. Взять католичество, взять протестантство, у католиков есть, у протестантов. Но вот это ощущение, такое беспредельное, вот юродство во Христе - такого почти нет нигде в мире. Юродство во Христе, то есть полное отречение, полное отсечение своей земной жизни, полное отречение себя. Жизнь во Христе, конечно, у них такого просто нет.

Оганесян: Спасибо. Был тогда вопрос как раз из этого зарубежья, из Великобритании.

"Луис Баррет, обозреватель из Лондона. Господин Крупин, полагаю, вы хорошо знакомы с современной литературой Запада. Каких писателей вы бы отметили, и чем они привлекли ваше внимание? Спасибо".

Крупин: Вы знаете, господин Баррет, я здесь, честно говоря, не могу похвастаться знанием современной литературы, потому что в силу своего возраста, естественно, я уже отстал. Но в свое время, конечно, переболели очень многим. И, кстати говоря, благотворно переболели мы многими - и Хемингуэй, и Фолкнер, и латиноамериканская литература, испанцы. Помню, как я любил японца Акутагаву Рюноскэ, китайца Ляо Ши, и, конечно, английскую литературу, Диккенс, который до сих пор, мне кажется, не устарел. Одним словом, теперешнюю литературу я, честно говоря, не знаю. Поэтому могу выразить просто благодарность за то, что эта литература была всегда в нашей жизни. Не знаю, одним словом".

Оганесян: Маркес, пьесы.

Крупин: Маркес, конечно, это все мы наизусть знали. Но, повторяю, может быть, я вас разочаровал, но современную литературу... Я, кстати говоря, современную русскую литературу знаю, могу о ней говорить, но, видимо, тоже отстал. Потому что я знаю 40-летних, 50-летних, а молодежь уже нет сил читать.

Оганесян: Ну да, и поток такой огромный, что и физически... Я думаю, что любому человеку, даже молодому и полному сил, угнаться за потоком литературы очень трудно.

Крупин: Вот я всегда преподавал древнерусскую литературу, потом преподавал христианскую литературу. Я всегда считал, что, если я преподаю устное народное творчество, житийную литературу, что мы идем не в прошлое, а вперед, потому что это ощущение глубины и многомерности слова необычайно сильно.

Оганесян: Над чем вы сейчас, Владимир Николаевич, работаете? Поделитесь секретом вашей творческой кухни.

Крупин: Я сейчас работаю из послушания. То есть я уже лишен такой возможности писать, о чем хочу, потому что, как человек православный, пишущий, преподаватель Духовной академии, я выполняю послушание. Сейчас пишу про Святую гору Афон. Это, видимо, будет интересное чтение для женщин, потому что им нельзя быть на Афоне. И вот зря в Урануполисе суфражистки и феминистки делают всякие манифестации, требуя равенства в доступе на Афон, это не нужно. Раз Божия Матерь сказала - нельзя женщинам, значит... Вот я надеюсь рассказать об Афоне, причем, рассказать доступно, просто, понятно, в хорошем смысле популяризаторскую книгу. Я не считаю ее пока законченной, назвал эту книгу "Сладкие слезы Афона". Если с этим местом что-то случится, и мир провалится в пустоту безбожия.

Оганесян: А как вы относитесь к книгам Воробьевского об Афоне? Приходилось вам их читать?

Крупин: Да, конечно, раз я занимаюсь этой темой. Знаете, это все очень хорошо. С другой стороны, все-таки он, как человек, впервые приехавший на Афон, обязательно спрашивает: а где те 12 старцев, которые там живут? Потом он подпал под влияние мысли, такой... Как бы одна из благочестивых легенд, но все-таки легенд, что спасется только тот, кто будет в Храме Преображения на последней службе перед Страшным судом. Но Храм Преображения почти на недосягаемой высоте для стариков и старух. А если Афон недоступен для женщин, как же спастись тогда верующей старухе, у которой даже и паспорта заграничного ни разу в жизни не было, и так далее. Хотя он интересен, но иногда он... Скажем, я бы не стал рассказывать историю ухода с Афона одного из старцев, как его там выселяли. Мне кажется, это все-таки досужие разговоры, вряд ли это нужно. Можно было бы и не рассказывать о ереси имябожия начала века, это факт исторический. Мне кажется, надо, когда пишешь об Афоне, пытаться говорить об Афоне, как о школе молитвы, как о школе монашеского жития. Ведь это же писать трудно, потому что я пишу не об ангелах, но я пишу уже и не о людях. Я пишу, чувствуя полное ничтожество по сравнению с ними. Самая малая служба - 6 часов, потом снова служба, бдение 9 часов - как это все так стоять и молиться за весь мир. Потом космонавты говорили, они летают там 300-400 километров, что Афон всегда, в любую погоду сияет, вот рассказывал и Береговой, Севастьянов.

Оганесян: Разговор, кстати, об инославии. Ведь очень многие видные представители церкви и духовные отдали дань. Сейчас наши современные богословы начинают подходить к этой теме, все-таки пересмотреть этот вопрос, потому что он не такой, конечно, простой. Но скажите, пожалуйста, а ваша книга "Сладкие слезы Афона" будет в каком ключе, скажем так, на что она обратит особое внимание?

Крупин: Это три раздела - это история Афона, история Афона и России и современный Афон.

Оганесян: Исторической план.

Крупин: И исторический, так сказать можно, и Афон и Россия, потому что это огромнейшие связи. Я вот вятский по происхождению. Там в конце XIX века было 70 монахов из Вятки. Вот даже говорили об экспансии, и даже турецкая пресса решила, что мы специально монахов туда вселяем, внедряем своих агентов.

Оганесян: Пожалуй, из многих литераторов, писателей, критиков вы у нас действительно писатель, связанный с духовной культурой России, с православной темой. Как вы относитесь к идее о том, что в России открылся на телевидении православный канал? Это вопрос Станислава Вишневского из Польши. Он просит вас подтвердить это, правда это или нет. И спрашивает, какие программы показывают на этом канале, пользуется ли он популярностью у россиян, мы добавим, у православных верующих. Вот вы смотрите этот канал?

Крупин: Я понимаю вопрос господина Вишневского, потому что для него это удивительно. Я был в Польше давным-давно, еще в те времена. И меня очень радовало, что там, скажем, член партии ПОРП имел право венчаться, крестить ребенка. И вернувшись сюда, все время говорил, а почему у нас-то нельзя коммунистам, что они совершают такого, что нельзя крестить детей. Вот это все мне было дивно. И поэтому для поляков, у которых это норма - передачи. Конечно, им удивительно было, что не было, а теперь удивительно, что это есть.

Оганесян: В самой Польше есть религиозные и радиостанции, и телеканалы.

Крупин: Они были всегда. Особенно, когда пришел Папа Иоанн Павел II, когда Краковский кардинал пришел. И, конечно, все-таки оно, так сказать, не кнопочное, как у нас называют, а все-таки оно релейное, это НТВ-Плюс. И оно доступно 1,5-2 миллионам. Например, где архиерей, может быть, поэнергичнее, где, может быть, областное начальство пощедрей, там прокладывают, его смотрят. Смотрят, судя по отзывам, во многих очень местах. Например, мне из Тюмени говорили, что смотрят. А передачи самые разнообразные. Я был председателем жюри православных фильмов, очень много снимается хороших фильмов, просто документальных. Мы же не можем через фильм передать молитвенную жизнь, мы можем передать путь к церкви, путь к церковному порогу, хотя бы к паперти подойти. И это, конечно, очень полезно.

Оганесян: Скажите, аудитория этого канала какая по возрасту? Вообще, молодежь смотрит эти передачи, может быть, вы слышали об этом?

Крупин: Честно говоря, не знаю. Но это аудитория, конечно, не аншлаговская, естественно, это, конечно, не кавээновская публика.

Оганесян: Ну, "Аншлагу" в последнее время достается.

Крупин: Ну, а как не доставаться. Идет Рождественский пост, они прямо визжат и переодеваются в старух, чудовищно грешно мужчине переодеваться в женскую одежду. Ну, уж Бог с ними.

Оганесян: Давайте ответим на вопрос Анастасии из Москвы.

"Добрый день, Владимир Николаевич. С вами говорит Анастасия Соболева из Москвы. Как вы знаете, сейчас в России, может быть, под влиянием "общества потребления", многие приходят к вере, к церкви в разном возрасте, разными путями. Хотелось бы знать, как вы пришил к вере, и что для вас означает жизнь в Церкви? Спасибо".

Крупин: Ведь без Бога не до порога, мы всегда знали. Вообще, если бы я даже, скажем, был не из религиозных корней, я бы все равно к Господу пришел, потому что, раз я дерзнул посягать на звание русского интеллигента, я обязан знать историю России. Потом я понимаю, что и знать историю России без понимания роли православия в России бесполезно. Это вот ощущение, конечно, прихода к Богу умственно - тоже нормальное. Но мне было легко, потому что у нас была икона всегда в доме. Скажем, мама нас не заставляла молиться, но она никогда не разрешала нам что-то плохо говорить о Боге. Она говорила: я не возражаю против того, что вам говорят в школе, но дома вы про Бога плохо не говорите. Всегда на Пасху были рубашки заштопаны, чистые, всегда яйца красили. Хоть запрещали на улицу выносить, но разве утерпишь. Потом я после армии пришел в московский вуз, и, в общем, был, конечно, одинок в этом московском вузе. И от одиночества тоже люди приходят. Меня всегда тянуло в Елоховский собор, у нас институт был рядом. Я не знаю, почему, но всегда как-то тянуло меня туда. Поэтому, мне кажется, мой путь к церкви был очень легкий, очень естественный, спокойный. Я крещеный, естественно. Но после гигантского перерыва, скажем, я причастился, это уже в 1976-1978 году, и потом у меня появился первый духовник, схииеромонах Нектарий, а дальше все уже легко".

Оганесян: Вы окончили Литературный институт?

Крупин: Нет, педагогический. Я там преподавал, но, по счастью, не поступил. Это очень радостно, потому что, а вдруг бы я стал изображать из себя писателя, а я учился на учителя.

Оганесян: А потом стали писателем. Ваша первая книга?

Крупин: Первая книга вышла очень поздно, в 33 года. А вот сейчас, как раз мы с вами сидим, как раз уже 50 лет первой публикации исполнилось в областной комсомольской газете. Я писал стихи, конечно, раз я влюблялся, раз все влюбленные были несчастными, как же не писать стихи от этого. И пьесы писал, сценарии. А первая книга "Зерна" вышла в 1974 году. С тех пор вышло, конечно, гигантское количество книг, я уже не знаю, наверное, книг 40, и много за рубежом выходило.

Оганесян: Переводились многие на другие языки?

Крупин: Много. У меня был период, книги не выходили, это с 1991 года по 2001 год, ни одной книжки. Потому что я не воспринял происшедшие перемены в стране, страна мне отомстила.

Оганесян: А какие книги были переведены на другие языки?

Крупин: "Зерна", "Живая вода" очень много переводилась. Очень много переводился "40-й день", там писали, что правда, мол. Оказывается, великую правду я сказал, что люди там пьют, как будто они станут пить меньше, если об этом не писать. Переводили роман "Спасение погибших", ну, много переводили.

Оганесян: Очень много. А на какие языки?

Крупин: На все демократические, как мы тогда говорили. С английским меньше повезло, испанский был, на скандинавский переводили. Вот в Польше, кстати, тоже много переводили, в Болгарии. Из "капиталистов" Китай переводил, Япония переводила. Вы знаете, это не должно было нас как-то обнадеживать, утешить, потому что как только пришла вот эта перестройка в Россию, резко стали меньше переводить. Я очень дружен уже 35 лет с Распутиным, у него готовились несколько книг в нескольких странах. Как только грянул 1991-1993 годы - все, не нужен стал. Тут надо прямо сказать про эту высокоинтеллектуальную аудиторию, что иногда в русской современной литературе - в Белове, Астафьеве, Распутине, Носове, Быкове, Потанине - видели обличителей вот этой системы социализма. И переводили их: вот, пожалуйста, сельпо, одни ржавые консервные банки, вот, пожалуйста, старуха на печи помирает. А когда победила демократия, зачем же такую литературу. Давайте, печатайте Битова, Окуджаву, Маринину, Донцову.

Оганесян: Понятно. Пожалуйста, еще вопрос.

"Здравствуйте, Владимир Николаевич. Меня зовут Михаил Черкасов, я преподаватель истории в Серпухове. Я очень люблю "деревенскую прозу", перечитываю иногда Распутина, Белова, Астафьева. Не кажется ли вам, что все-таки "деревенская проза" теряет свою значимость, инициатива переходит к "городской"? Что вы можете сказать об этом? И вот еще интересует такой вопрос: над чем вы сейчас работаете? Большое спасибо за ответ".

Крупин: Михаил, вы, видимо, меня помоложе, поэтому я без отчества вас называю. Вы знаете, она не то, чтобы теряет значимость, она постепенно становится историей литературы, историей Отечества. Это совершенно нормальный процесс. И она, скажем, не сдает позиции "городской". Почему, они нормально сосуществовали всегда. Трифонов был рядом, допустим, с Беловым, один другому не мешал.

Оганесян: Да, очень хорошее сравнение. Трифонов - чисто "городской", конечно.

Крупин: Поэтому она не теряет позиций. Вместе с тем, я не могу сказать, что она уже уходит в прошлое, что она совершила свое надгробное рыдание над деревней. Потому что в деревне теперь, я близко знаю, только что из своей Вятки вернулся, знаю, что какие-то вещи есть грустные, и много их было. Но появляется сейчас очень много хорошего, очень много новых фактов. А эти многие новые факты не смогут не породить описание этого. Растут же сейчас молодые парни, Господь Бог не обделяет нас талантами, Россию. Поэтому, видимо, может быть, под другим названием, но это состояние, как не назови, состояние человека на Земле и отношение в России к Земле, не к категории подворье, там фермерский участок, только наживы или снятия урожая с земли, а все равно это категория нравственная. И вот это ощущение нравственной категории, когда богатырь припадает к Земле, чтобы взять силу у матери-сырой Земли - это, конечно, состояние очень российское, русское, православное, оно обязательно должно быть выражаемо. Вот почему у нас так много протестов против торговли землей, против огораживания лесов, рек, об объявлении их приватными зонами. Это, конечно, очень не русское. Поэтому литература отражает те процессы, которые происходят. А процессы сейчас идут очень разные.

Оганесян: Скажите, пожалуйста, много было споров, разговоров о том, что такое русская идея. Вот в наши дни популярен очень интересный философ, мыслитель, такой как Иван Ильин. Много читают разных других произведений - и религиозных, и просто посвященных государственности. Популярны исторические монографии и о прошлом России. Так вот, национальная идея России - как ее можно сформулировать, как бы вы ее сформулировали, в чем она?

Крупин: Для меня-то она содержится в православии, потому что в нем есть все - и отношение людей к жизни, к смерти, к земле, к стране, к Отечеству, к зарубежью, к детям, к Богу, к прошлому, к будущему, в нем есть все. Можно усвоить эту формулу - православие, самодержавие, народ. Но в теперешнее время, видимо, не согласятся с тем, что национальная идея России - это православие.

Оганесян: Извините, что я перебиваю. Ведь и греки - православные, и сербы - православные, и болгары - православные, но все-таки они отличаются как народы друг от друга. Я с вами согласен, но вот уваровская формула, о которой вы говорите, она тоже была исторической, отражающей то состояние России достаточно точно. Но, скажите, пожалуйста, много об этом говорили, писали, что православие, будучи всемирной религией, то есть многие народы исповедуют православие, и даже в Африке, как мы знаем, но есть просто православные общины в неправославной массе среди титульных народов, скажем, но занимают место общины в любой стране практически. Это такая общность. А вот национальный путь России, как вы все-таки бы его определили? Вот мы часто слышим, например, мысли о том, что важнее всего экономика, другие говорят, что нет, важнее политика, третьи говорят, что важно развивать вот эти отрасли, другие отрасли. О культуре, о духовном, как о приоритете, который выстраивает все остальное, говорится, в общем, мало. Правильно ли я понимаю, что православие как раз в этом во всем наборе, который я перечислил, во главу угла, как определяющее, ставит все-таки духовное начало? Может быть, в этом отличие российского подхода к жизни?

Крупин: Век прошедший был нам дан на то, что ведь Россия всегда идет всех впереди в мире. Это только так нам говорится, что мы должны бежать в какую-то цивилизацию. Это все ерунда. В мире тот впереди, кто ближе к Господу, как Россия. Поэтому она берет на себя всю кровь и все страдания. Так вот тем, которые начинают снова говорить об экономике, надо напомнить о том, как рухнул Совет Экономической Взаимопомощи, рухнул, когда мы диктовали цены на хлеб, на нефть. Идеология рухнула в одночасье. Как мы не говорили, учение Маркса всесильно, потому что верно. Даже мощь Варшавского Договора тоже рухнула. А что же тогда сохранилось, что спасло Россию? Конечно, православие и только православие. Вот тот, кто против преподавания основ православной культуры, тот против своего народа, потому что православная культура - она плоть от плоти народа. Икона - это живопись, церковное пение, музыка, архитектура. Все оттуда. Вот мы, как блудные дети, теперь должны вернуться. И будущий путь России, мне кажется, - это путь, ведущий к монархии. Потому что эта форма правления - конечно, единственно разумная, монархическая форма правления. Мы уже все перепробовали. Помните, как Черчилль сказал: нет хуже системы, чем демократия, как он говорит. Подчиненность деньгам, подчиненность материальному.

Оганесян: Боюсь, многие с вами не согласятся, но это ваша точка зрения, а мы не подвергаем ничью точку зрения никакой цензуре. Правда, у Ивана Ильина и на это есть рассуждение: монархизм, он был, кстати, монархистом, конечно, но он так смотрел на нее, и особенно, на возможность монархии после развала Советского Союза, в котором он был убежден еще задолго до того, как это свершилось. Он говорил: нельзя выдвигать лозунг о монархии в той стране и в том народе, который окажется после развала Советского Союза. Я передаю своими словами, ставить эту идею, значит обрекать любого кандидата, даже самого достойного, на мученичество. Даже не мученичество, многие относятся к этому позитивно и в православной традиции, но просто обречен на неудачу. То есть должна быть подготовлена почва, народ, иначе повторится 1917 год, и мы повторим все сначала. Без верноподданных не может быть монархии, как говорится. Поэтому я уважаю вашу точку зрения, хочу просто высказать тот взгляд, что всякое правление должно, наверное, находить себе базу в простом народе, в народе, как таковом.

Крупин: Конечно, монархию надо заслужить, это несомненно. Штука в том, что и при монархии, смотрите, что творилось. При Петре говорили: вот император хороший, но вот окружение заворовалось. Вот царь-батюшка хороший, а вот бояре такие-растакие. И поэтому, конечно, не будет счастья на земле никогда-никогда, потому что эта земля бесконечна. Надо работать только ради спасения души. Поэтому, видимо, надо вспоминать, ветхозаветные времена. Ведь время израильских судей было гораздо более благоденственное, нежели время израильских царей.

Оганесян: Знаете, вы мне напомнили дискуссию в эмигрантской русской среде по поводу Белого движения, о котором много писали, о его идеологии. В частности, встречались у людей интересные рассуждения, что не могли генералы Белой армии выиграть это сражение, потому что в свое время многие из них выступали за отречение Николая II. И приложили, и просто даже письменно посылали телеграмму на запросы Государственной Думы о том, что они - да, они "за", и даже на обращение самого царя советовали ему покинуть престол. У нас сейчас много исторической литературы. Когда я на это натолкнулся, читая эмигрантскую, уже сейчас публикуемую литературу, то я был немало удивлен тем, что даже к такому, казалось бы, святому для русской эмиграции первой волны делу, как Белая армия и ее значение, тоже был разный подход. Не говоря уже о записках и некоторых замечаниях, которые можно прочесть в воспоминаниях архиепископа Абашидзе и владык, которые видели, как себя вели и белые офицеры и солдаты в отношении церкви, и все это было по-разному, к сожалению. Вы упомянули о крупицах чего-то нового, что вас радует. Можно, чтобы вот эти две-три крупицы Владимир Николаевич Крупин нам выразил.

Крупин: Во-первых, непьющий мужчина, что важно очень, очень важно для России. Это, конечно, больная тема.

Оганесян: А что, появились?

Крупин: Да, вы знаете, появились. Еще до этого закона о материнском пособии уже начинали расти.

Оганесян: То есть непьющих мужчин стало больше?

Крупин: Становится больше. Потому что люди уже все перепробовали, уже напились и перепились. Потом, вот это ощущение возвращения у девушек целомудренности. Вот то, что нам навязывали без конца, все это были светские образцы, всю эту мерзость. На Западе много прекрасного, что можно взять, но почему-то мы берем плохое. Это тоже уже схлынуло. Вот эта литература, где проститутки, все эти убийства, все эти разборки, вся эта кровь, замочная скважина, подчинение мышления доллару - в литературе это тоже уже не пользуется успехом. Ощущение, что все-таки провинциальная культура переросла культуру столичного, скажем, телевидения. Сколько театров прекрасных по стране. Я участник театральных фестивалей, мне из Омска привозили пьесы. Очень много хороших и добрых фактов в любом виде искусства. Вот зональные выставки живописи, скульптуры. И это не какие-то там выдрючивания. Как бы нам не навязывали.... Пусть Эрнст Неизвестный, да любой, пожалуйста, и пусть в музыке любое выдрючивание, скажем, Губайдуллина. Вы знаете, это все-таки не определяет. То, что сейчас возвращение идет к глубинам, таким традиционным ценностям, несомненно, эти факты есть. И в провинциальной культуре, и в семьях.

Оганесян: Спасибо. Владимир Николаевич Крупин, российский писатель, секретарь правления Союза писателей России, сегодня был нашим собеседником в передаче "Визави с миром". Передачу вел Армен Оганесян. Спасибо вам за интересный разговор, рассказ и до новых встреч.

Крупин: Вам спасибо. Если что - не обессудьте.


19.01.2007
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=18182&p=19.01.2007

Док. 470480
Перв. публик.: 19.01.07
Последн. ред.: 04.08.08
Число обращений: 112

  • Крупин Владимир Николаевич
  • Оганесян Армен Гарникович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``