В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Армен Оганесян: гость программы - Косачев Константин Иосифович, председатель Комитета Государственной думы по международным делам Назад
Армен Оганесян: гость программы - Косачев Константин Иосифович, председатель Комитета Государственной думы по международным делам
Ведущий программы - Армен Оганесян.

Оганесян: Добрый день. Программа "Визави с миром" приветствует радиослушателей радиоканала "Голос России" и телезрителей телеканала "Звезда". Сегодня мы будем говорить о теме российско-американских отношений. В ходе недавнего неформального саммита в штате Мэн, в поместье Бушей, президент Путин сказал, что отношения между США и Россией серьезно и солидно, и качественно отличаются от тех отношений, которые мы наблюдали в отношениях между СССР и США. И тем не менее тема российско-американских отношений остается в центре внимания. Они связаны как и с этой встречей, которая произошла в США, так и с многочисленными комментариями, вопросами, которые задают нам сегодня наши радиослушатели. И поэтому, естественно, что наш сегодняшний гость - человек, который непосредственно ко всем этим темам имеет отношение. Это председатель Комитета Государственной думы по международным делам Косачев Константин Иосифович. Кстати, Константин Иосифович уже не первый раз в нашей программе, что нас очень радует.

Косачев: Добрый день.

Оганесян: Я так понимаю, что вы в этот хор комментариев и оценок вплели как бы свой голос весомый. Вот прошло небольшое время, вы можете еще что-то добавить, что выявило бы новое качество, новое развитие этой темы? Ну, в первую очередь я, конечно, имею в виду тему ПРО и отношения между США и Россией вокруг проблемы Ирана.

Косачев: Первое, что я хотел бы добавить, заключается в том, что повестка дня этой встречи сводилась не только к обсуждению ПРО и не только к Ирану. Для многих осталась менее заметной та часть дискуссии, которую продолжали вслед за президентами министры иностранных дел - Сергей Викторович Лавров и госсекретарь Кондолиза Райс. А именно там были весьма конкретные договоренности, касающиеся и начала реального консультативно-переговорного процесса между Россией и США по будущим договоренностям в сфере стратегических наступательных вооружений, и там же была окончательно зафиксирована готовность сторон расписаться на бумаге под новым форматом сотрудничества в сфере гражданской атомной энергетики. И то, и другое принципиально важно, потому что вопросы стратегической стабильности между Россией и США сейчас регулируются двумя документами, один из которых - СНВ-1 - утрачивает свою силу уже через два года, а второй - Соглашение о стратегических наступательных потенциалах - в 2112 году, тоже в исторических масштабах рукой подать. И нам точно так же, как в свое время после выхода Соединенных Штатов Америки в одностороннем порядке из Договора по противоракетной обороне, конечно, не хотелось бы оказаться в таком же правовом вакууме, потому что мы видим, как исчезновение Договора по ПРО раз за разом создает какие-то принципиально новые непредсказуемые ситуации, на которые Россия вот таким образом, как мы сейчас наблюдали, вынуждена реагировать.

Оганесян: Кстати, очень важно, что вы подчеркнули эти сферы отношений. Один из российских политологов сказал, что очень важно, чтобы эта встреча перевела отношения с Россией из констатации негативного чего-то во что-то позитивное. Но таков закон СМИ: обращается внимание на то, что составляет такой драматический контрапункт, потому что это интересно. Но вот вы сейчас выявили те сферы, которые действительно дают основание говорить, что позитивная повестка, тем не менее, не исчезла в отношениях между Россией и США, что она все-таки сохранила свое место.

Косачев: Она не только не исчезла, но она постепенно начинает расширяться. До сих пор в отличие от отношений России с ведущими европейскими державами, где вопросы экономики, вопросы научно-технического, культурного сотрудничества всегда играли заметную роль, в российско-американских отношениях до сих пор доминировали темы, образно говоря, потусторонние, то есть какие-то конфликты в третьих точках земного шара, где у России и США есть те или иные интересы. Мы обсуждаем Иран, мы обсуждаем Ирак, мы обсуждаем Северную Корею, мы обсуждаем Косово, и значительно реже мы обсуждаем двусторонние российско-американские отношения. В них не хватает содержательной составляющей, а в силу этого они столь существенно зависят от личностного фактора. Отношения между Путиным и Бушем действительно играют огромную роль. В европейском разрезе российской внешней политики они уже постепенно сходят на нет. В свое время президент Путин действительно совершенно блестящим образом выстроил отношения и с федеральным канцлером Шредером, и с премьер-министром Берлускони, и с президентом Шираком. Но мы видим, что смена этих европейских лидеров не приводит ни к каким кардинальным сдвигам, тем более в худшую сторону, в наших отношениях с соответствующими странами. Там есть наработанный базис отношений, и совпадающие интересы того же бизнеса уже не дают политикам возможности резко уходить в сторону от какой-то красной стратегической нити. Вот в российско-американских отношениях, к сожалению, мы пока этого уровня не достигли, и эти отношения действительно продолжают во многом зависеть от того, как пройдет очередной саммит, что скажет Буш о Путине, что скажет Путин о Буше. На самом деле при всем уважении к нашим лидерам так быть не должно. И то, что у нас появляется совершенно новая платформа для сотрудничества в атомной энергетике, до этого в топливно-энергетическом комплексе, где американские компании активно вкладывают в нашу нефте- и газодобычу, а наши компании все больше и больше участвуют в распределении энергетических ресурсов на территории США, где в принципе инвестиции в реальный сектор экономики - американский - в Россию и российский - в США - постепенно выравниваются. Я хотел бы напомнить нашим радиослушателям, что в суммарном объеме американцы в нашу экономику вложили сейчас порядка четырех с половиной миллиардов долларов, по оценкам нашего Министерства экономического развития и торговли. Российский бизнес вложил в американскую экономику более трех миллиардов долларов. Это уже огромная цифра, сопоставимая с американскими инвестициями. А это и рабочие места, это те самые взаимно пересекающиеся интересы, которые позволяют говорить о том, что наши отношения устойчиво развиваются, а их повестка дня действительно расширяется.

Оганесян: Константин Иосифович, у нас много вопросов от радиослушателей, сейчас мы к ним перейдем. И многие из них как бы подчеркивают, скажем так, если не противоречия, а разногласия. Как говорил Павел Флоренский в свое время, "не будем замазывать противоречия". Наши слушатели нам не дают замазывать противоречия.

Косачев: А мы и не пытаемся.

Оганесян: А мы и не пытаемся. И вот первый вопрос, пожалуйста.

Голос: Я - Герман Краузе, шеф-корреспондент западногерманского радио АРД, корпункт в Москве. Господин Косачев, мне не понятен результат этой встречи в штате Мэн. Путин предложил, что НАТО можно подключить к этому процессу. Но генсек НАТО мистер Схеффер был в Москве и сказал, что НАТО поддерживает американские планы. Я не вижу компромисса. Или вы, господин Косачев, думаете, что НАТО изменит свою позицию? Следовательно, предложение Путина не имело смысла?

Косачев: Очень интересный вопрос, позволю себе несколько ответов. Первое - не понятен результат встречи. Вы знаете, он не понятен, потому что этого результата не было. Но я бы не стал бы сразу относить это к поражениям и упущенным возможностям. Хорошо, что его не было, хорошо, что российское предложение по Габалинской РЛС, прозвучавшее еще в Хайлигендамме, равно как и последнее предложение, уже сделанное в Кеннебанкпорте, не были отвергнуты с порога просто потому, что они исходят от потенциального противника или соперника, во всяком случае не от союзника. Вот этого не произошло. Это означает, что идет глубокое осмысление, экспертная проработка этих инициатив, и что вариант, столь желанный сейчас не только России, но и, я думаю, всем здравомыслящим политикам во всем мире, что США примут российское предложение, по-прежнему сохраняется. А раз он сохраняется, значит, есть смысл работать дальше. Второе - то, что касается фактора НАТО. В свое время, когда американцы начали двусторонние консультации с Польшей и Чехией, они поставили НАТО в достаточно неловкое положение, проигнорировав коллективные возможности альянса. И Польша с Чехией просто-напросто подложили свинью как новые члены Североатлантического блока своим партнерам по НАТО. Говорю это со всей откровенностью. Так вот до тех пор, пока российские предложения не были изложены, у НАТО на самом деле существовали только два варианта поведения. Первый - сказать, что все в порядке, мы, в общем-то, и мечтали о таком предложении и теперь будем считать, что оно было сделано всем нам, и мы все его коллективно поддержим. И второй вариант - сказать то, что действительно в умах многих европейских политиков, но они не решаются это облечь в речевую форму, сказать, что планы США смущают, что они создают для Европы, в частности для НАТО, новые проблемы, и что нужно их еще сто раз отмерить, прежде чем резать по живому. Вот были всего две альтернативы. Понятно, что с учетом союзнических отношений между Вашингтоном, с одной стороны, и основными европейскими столицами - с другой, вынужденным всегда был первый вариант. Российские предложения создают третью альтернативу. Теперь европейские столицы могут, без риска испортить отношения с США, говорить: подождите, но ведь существует и вариант Габалы, существует вариант Армавира, существует вариант Москвы и Брюсселя как центров оповещения о ракетных угрозах, давайте, мы его тоже обсудим. Мы понимаем, что у вас есть свои планы в отношении Чехии и Польши, но ведь это тоже есть, и это нельзя вот так с порога игнорировать. Мне представляется, что это принципиально новая ситуация. Она создает для стран НАТО значительно более комфортную возможность реагировать на происходящие события. Со стороны России это ни в коем случае не попытка расколоть трансатлантическую солидарность. Это просто создание площадки, на которой можно обсуждать различные альтернативы, так что отношение НАТО, я надеюсь, ко всей этой ситуации будет постепенно трансформироваться. Ну, а генсек НАТО, я уверен, в ближайшее время станет значительно менее категоричным в своих оценках.

Оганесян: Вот вопрос из далекой Танзании. Джига Джиган спрашивает: "Неужели Россия проглотит и нынешнюю программу ракетного щита в ущерб своему суверенитету?". То есть вопрос таков: ну, возьмем такой печальный исход, что США проигнорируют все предложения и как бы так словесно замотают это дело, Россия останется перед безальтернативным на самом деле решением как-то отвечать на этот вызов и обеспечивать свою безопасность. Но просчитаны ли, продуманы ли эти шаги? Существуют ли они?

Косачев: Первое - я бы не стал все действия США в Европе заведомо воспринимать как антироссийские. Да, действительно, если соответствующие системы будут размещены в Польше и Чехии, они создают дополнительные проблемы для России, но проблемы, я бы сказал, не критичные. Естественно, десять ракет-перехватчиков, даже если они превратятся в сто, по оценкам специалистов не являются сдерживающим фактором для российского ядерного потенциала.

Оганесян: Все равно, как тут заметил один товарищ остроумно, если ваш дом по соседству с домом, куда нацелен удар и угроза, все равно ваша безопасность тоже задета.

Косачев: Безусловно, да. И я ни в коем случае не собираюсь принижать значение того, что происходит. Но давайте, в качестве примера используем ситуацию пяти-шестилетней давности, когда США стали одну за другой размещать свои базы в Центральной Азии. Мы тоже помним острую реакцию на это со стороны России. Я считаю, что это была совершенно нормальная, логичная, адекватная реакция. Нам многое было непонятно. С другой стороны, по прошествии всего этого времени мы видим, что: а) ничего страшного не произошло; б) во многих случаях эти базы действительно используются в интересах решения тех проблем, которые актуальны и для России, в частности, международный терроризм, наркотрафик из Афганистана, проблема распространения оружия массового поражения и так далее. Так вот я думаю, что если бы тогда мы в ответ на американские базы в Центральной Азии, например, стали бы разворачивать свои базы вновь на Кубе, в Венесуэле, предположим, восстанавливать в Камрани во Вьетнаме и так далее...
Оганесян: Такое предложение есть от одного слушателя. Мы сейчас к нему подойдем.

Косачев: Правда? Так вот если бы мы, например, пять или шесть лет назад пошли по пути таких симметричных, лобовых, я бы сказал, ответов, наверно, мы самым серьезным образом подорвали бы основы для того, пусть и очень зыбкого, но тем не менее взаимопонимания, которое по-прежнему сохраняется в отношениях между Россией и США. То же самое, на мой взгляд, происходит и в нынешней ситуации по ПРО. Никакой истерики с российской стороны нет и заведомо не должно быть. Но, слава Богу, мы на этот раз ушли от таких, я бы сказал, плохих традиций советской и ранней российской дипломатии, когда мы просто словесно реагировали на какие-то инициативы партнеров, которые нам не нравились, обижались на эти инициативы, грозили ухудшением отношений, а после этого ничего не происходило. Вот это худший вариант поведения.

Оганесян: Правильно. А потом говорят: отстаивайте образ России за рубежом.

Косачев: А вот сейчас я с огромным удовольствием слежу, что в российской внешней политике действительно происходят перемены к лучшему. Она вновь возвращает себе былую инициативность. Мы не просто говорим Соединенным Штатам: нет, нам не нравится то, что вы делаете. Мы им говорим: подождите, но можно сделать лучше, можно сделать вместе, можно сделать, не подрывая климата доверия и при этом еще и более эффективно. Это интереснейший поворот, который ставит на этот раз в неловкое положение наших партнеров, в неловкое, если они все-таки откажутся от российской инициативы. Все маски будут, что называется, сорваны. Но это мне кажется гораздо более адекватной и правильной линией поведения, чем такие отторжения любых американских действий под предлогом того, что Россия их ни под каким соусом не проглотит.

Оганесян: Но вот точка зрения на все эти дискуссии вокруг ПРО о том, что предложения российской стороны на самом деле еще являются и лакмусовой бумажкой по поводу истинности намерений. Потому что если предложенный альтернативный вариант, который устраивает Россию, снимает эту напряженность в отношениях Россия-Европа на эту тему, на тему ПРО, Россия-США, и решает те задачи, которые перед собой в плане безопасности ставят США и Европа, то, стало быть, соглашаются, значит, ничего за этими намерениями такого уж в отношении России нет. Не соглашаются - здесь ставится опять знак вопроса, правда? И система аргументов, которую президент Путин выдвинул, на это, очевидно, и направлена. Это попытка все-таки объединить усилия и протянуть руку, с тем чтобы создать такую совместную систему безопасности. Но вот есть и другие предложения. Опять же я возвращаюсь к тому, что, скажем, не удалось, ну, не удалось. Такой вариант ведь не исключен в отношении США.

Косачев: Он даже, наверно, более вероятен, к сожалению.

Оганесян: Может быть, потому что США, конечно, себя представляют сегодня гипертрофированным лидером в мире. В основном я другого, так сказать, объяснения той стилистики общения иногда, именно стилистики, не нахожу. Но вот интересное, очень характерное письмо. Во-первых, оно отчасти рисует картину отношения в самих странах, где планируется разместить эти противоракеты, к этому плану. Вот, например, наш слушатель из Польши Джегаш Свиндер, который себя так позиционирует: "голосующий, как и более 80 процентов поляков, против размещения американского щита в Польше". Вот он говорит: "У меня идея: а что, если Россия заявит о своем намерении построить антиракетный щит на Кубе, воспользовавшись не выдерживающей никакой критики американской аргументацией? Мол, ракета из Северной Кореи может пролететь над Америкой, взорваться в России. То есть вот аргументация, оправдывающая размещение на Кубе нашего антиракетного щита. При этом всячески подчеркивать, что антиракетный щит никоим образом не направлен против США, а только чтобы защититься от Северной Кореи. Как вам моя идея?"

Косачев: Внешне идея, разумеется, привлекательная, и она не только нашим польским друзьям приходит в голову, но и отдельным российским политикам, звучит постоянно в дебатах в Государственной думе. Но, на мой взгляд, идея не очень конструктивная. Первое - мы реально понимаем, что никакой ракетной угрозы ни от Северной Кореи, ни от Ирана, во всяком случае на данном этапе, нет. Просто технических возможностей у этих стран создать ракеты-носители, которые бы летали с континента на континент, не существует.

Оганесян: Это было бы противоречие собственной аргументации...

Косачев: Более того, они даже не могут секретно разработать это оружие, потому что нужно проводить испытания, и провести их незаметно, вот та же самая Габала, а после нее и Армавир, ту же самую территорию Ирана будут держать под стопроцентным контролем, включая испытание носителей. И мы ни при каких обстоятельствах не окажемся застигнутыми врасплох. Второе: подобного рода эксперименты - размещение каких-то зеркальных систем противоракетной обороны на Кубе, где бы то ни было еще - это вещь крайне неэффективная. И то, что американцы делают в Польше и Чехии, это неэффективно ни против России, ни против Ирана, ни против кого-то еще. И то, что Россия теоретически сделала бы на Кубе, было бы столь же неэффективно. Мы бы убабахали, простите меня за такой сленг, потратили совершенно огромные деньги, а я напомню, что военный бюджет США, по оценкам Стокгольмского института проблем мира, примерно 580 миллиардов долларов, военный бюджет России - 39 миллиардов долларов. Так вот представьте себе, какую часть из этого военного бюджета мы бы потратили на совершенно неэффективную, не имеющую никакой нагрузки, кроме политической, систему, чтобы показать, так сказать, Соединенным Штатам Америки, что мы тоже чего-то можем, и после этого довольно оставаться в своих пенатах, не решая реальных проблем укрепления обороноспособности страны.
Оганесян: Константин Иосифович, вы очень убедительно ответили на этот вопрос. У нас еще много вопросов. Я думаю, что все понятно. Пожалуйста.

Голос: Константин Иосифович, здравствуйте. Меня зовут Андрей Акулов, журналист-международник. У меня следующий вопрос. В настоящее время страны БРИК - Бразилия, Россия, Индия, Китай - выходят на передовые рубежи мирового развития, что, соответственно, приведет к обострению борьбы за мировые ресурсы. В свою очередь это может привести к новым конфликтам. Как вы думаете, готова ли Россия к переделу мира? Второй вопрос касается встречи на высшем уровне между США и Россией в Кеннебанкпорте. Как вы знаете, позиция США заключается в том, что они отказываются от продления Договора СНВ-1, который прекращает свое действие 5 декабря 2009 года. Фактически в области стратегических вооружений у нас не остается договоров, которые бы контролировали этот процесс. Самое главное - у нас больше не будет договора, в котором предусматривается конкретная процедура проверки. Как вы думаете, какое будущее ожидает режим контроля над стратегическим вооружением? Спасибо.

Косачев: Спасибо, Андрей. Первый вопрос по борьбе за мировые ресурсы. Вы совершенно правы, именно эта конкуренция составляет сейчас первооснову любых современных конфликтов. Мировая экономика становится все более энергозатратной, а ресурсы, очевидно, ограничены. Россия, конечно же, готова к этой борьбе. Нам, слава Богу, не приходится бороться за какие-то чужие ресурсы, мы самодостаточны в этом отношении. Но мы, самое главное, самодостаточны и в военном, и в политическом отношении, нам не нужны особо какие-то дополнительные "зонтики безопасности". Вряд ли дело дойдет до открытого вооруженного конфликта. А имеющимися средствами Россия абсолютно точно в состоянии защитить свои интересы и сохранить свой собственный суверенный контроль за национальными природными ресурсами. В том, что касается СНВ-1, опять же, вы абсолютно правы, это единственный документ, где подробно прописана процедура контроля над имеющимися стратегическими вооружениями и процессом их сокращения. Именно об этом говорил президент Путин в своей известной речи в Мюнхене. Он задал вопрос: "А что будет после тог, как СНВ-1 прекратит свое действие?" И, слава Богу, после того, как улеглась шумиха вокруг формата выступления президента России в Мюнхене, начинается содержательный разговор. И, как я уже говорил, на уровне министров иностранных дел двух стран достигнута договоренность о незамедлительном начале консультаций о будущем соглашении, и есть основания полагать, что эти консультации начнутся уже в течение ближайшего месяца. Таким образом, мы избежим ситуации, когда процесс разоружения мог бы оказаться бесконтрольным.

Оганесян: Спасибо. Еще вопрос.

Голос: Здравствуйте. Я - Майкл Скотт из Нью-Йорка. Господин Косачев, я давно интересуюсь российско-американскими отношениями. Как будут складываться эти отношения после того, как лидеры уйдут в отставку? И в чем вы видите причины разногласий между нашими странами?

Косачев: Спасибо.

Оганесян: Кстати, вопрос очень актуальный. Вы в начале передачи сказали, как много решает вопросов сложных и узких в отношениях России и США тот климат отношений, который установился между президентом Путиным и Бушем. А что будет потом?

Косачев: Совершенно верно. Первое - мне кажется, что и президент Путин, и президент Буш об этом задумываются. И главный смысл нынешней неформальной встречи двух лидеров, а она была как бы внеочередной, она была вскоре после встречи "восьмерки" и, в общем-то, можно было ее не проводить, но оба президента на нее пошли, по-моему, с одинаковым энтузиазмом. Главный смысл как раз и заключается в том, чтобы постараться вместе обеспечить преемственность российско-американских отношений после того, как сменятся лидеры. Ведь смысл тех дискуссий, которые идут и в России, и в США по нашим двусторонним отношениям, сводится к следующему: да, мы во многом не сходимся во мнениях, позициях и в интересах. Это такая общая точка зрения. После этого развилка. Кто-то утверждает, что наши разногласия столь велики, что сотрудничать, в общем-то, невозможно, нужно пытаться поставить на место партнера. И вторая точка зрения: наши разногласия при всей их серьезности не должны мешать нам сотрудничать там, где наши интересы совпадают. Я думаю, что и Путин, и Буш являются однозначными сторонниками второй концепции. Они последовательно работают над тем, чтобы укрепить, расширить поле совпадающих интересов, и, как мы уже говорили, это им во многом удается. Поэтому отношения между Россией и США, если ничего чрезвычайного не случится, а я надеюсь, что не случится, будут и далее развиваться столь же тяжело, столь же трудно, но и столь же поступательно, как до сих пор. Мы за последние 15 лет все-таки прошли очень далеко вперед по сравнению с советско-американским периодом наших отношений. И нет никаких оснований полагать, что каким-то образом этот процесс будет повернут вспять.

Оганесян: Кстати, предыдущий президент Клинтон, выступая в Ялте, тоже как бы порассуждал на тему преемственности, повспоминал о том, что гонка вооружений ни США, ни особенно Советскому Союзу, который истощил часть своих ресурсов на эту гонку вооружений, не дала ничего хорошего в итоге. Он поддержал, конечно, и планы Буша в отношении евроракет. Можно так говорить - европротиворакет?

Косачев: Да.

Оганесян: Но вот интересно, что в его выступлениях тоже почувствовалась эта нотка если не обеспокоенности, то такого вопроса о том, что будет дальше, как будет в будущем? Разговор о преемственности, вряд ли может миновать тему преемников, но мы с вами не присутствовали и не знаем, о чем шла речь, и наверно, и не узнаем. Ну, и не надо. А вот скажите, пожалуйста, как в данном случае США могут обсуждать тему преемственности, так скажем, когда почти наверняка произойдет смена все-таки партийного руководства? Или мы должны признать, что у внешней политики США вектор ее развития, в общем-то, не столь зависим от колебаний этого партийного маятника в одну и другую сторону? Здесь политически говорить "влево и вправо", наверно, не корректно.

Косачев: Не корректно.

Оганесян: Не корректно, ну, просто маятник.

Косачев: Я думаю, что в каких-то позициях американская внешняя политика, безусловно, зависит от того, кто находится у власти, но не во всех, и отношения с Россией не относятся к этому перечню. Традиционно соперники действующей власти в США критикуют действующую власть за ошибки на российском направлении. В свое время Клинтон пришел к власти во многом на критике своих республиканских предшественников, Рейгана за то, что, с его точки зрения, делалось неправильно по отношению к Советскому Союзу, затем к России. Потом Буш очень жестко критиковал Клинтона за те же самые или сравнимые ошибки. Сейчас еще раз происходит тот же самый виток в циклическом развитии ситуации, и российская политика республиканской администрации США является одним из наиболее острых пунктов.

Оганесян: Объектов критики.

Косачев: Объектов критики со стороны. Я хочу пояснить свою мысль. Что бы ни говорили друг про друга соперники в США, когда происходит смена власти, следующая администрация ведет примерно ту же самую линию по отношению к России, что и предыдущая. Это, может быть, иногда даже смехотворно выглядит с точки зрения их внутренних дебатов. Но это факт, и это лишнее подтверждение того, что объективно США вне зависимости от того, кто находится у власти, все-таки заинтересованы в нормальных, конструктивных отношениях с нашей страной.

Оганесян: Мне даже показалось, что Клинтон специально дал сигнал Москве: не думайте, что, если будут демократы, ну, ясно, что Клинтон - один из бывших лидеров и до сих пор харизматическая фигура, тем не менее, демократического движения, партии США, дал понять, что и мы, демократы, поддержим размещение противоракет в Европе. Я думаю, что это было сделано не случайно, и выбранное место - Ялта - тоже не случайно.

Косачев: Конечно, конечно.

Оганесян: Поэтому я считаю, что, я абсолютно согласен с вами, не должно существовать иллюзий, что смена партийного руководства, скажем так, в Вашингтоне изменит стратегические направления.

Косачев: Она не облегчит наши отношения, но и не затруднит их существенным образом также.

Оганесян: Еще вопрос, пожалуйста.

Голос: Добрый день, Константин Иосифович. Меня зовут Алексей, я из Москвы, работаю в финансовых структурах. Встреча двух президентов показала, что в данный момент нет конфронтации между Россией и США. Это значит, что у нас появилась возможность сосредоточиться и решать свои собственные проблемы. Что вы об этом думаете?

Косачев: Тоже интересный вопрос, вот как полярно не сходятся мнения. До этого был вопрос, что компромисса не получилось и мы расстались, не поняв друг друга. Вот сейчас противоположная точка зрения, что между Россией и США нет конфронтации. Я скорее соглашусь с последней точкой зрения, но добавлю, что, на мой взгляд, конфронтации и не было все последние годы и нынешний период принципиально ничем не отличается от всех предыдущих. Мы действительно имеем возможность сосредоточиться на решении внутренних задач, не в последнюю очередь потому, что мы существенным образом разгрузили наши внешнеполитические обязательства, во всяком случае, нам не нужно больше тратить столь же большие деньги на оружие, на поддержание баланса стратегических сил, как это происходило в советские времена. А это те деньги, которые в конечном итоге уходят на решение экономических и социальных задач внутри страны. И самое важное - не скатиться опять в конфронтацию, самое важное - не поддаться соблазну реагировать симметрично, зеркально.
До этого, я немножечко упустил, был еще вопрос: готова ли Россия к тому, чтобы действовать в условиях наихудшего сценария? Что произойдет, если наши предложения будут отвергнуты, а Соединенные Штаты разместят свои системы в Польше и Чехии? Я могу совершенно ответственно сказать, что Россия к этому абсолютно готова, все расчеты уже сделаны. Главный вывод: мы не будем аналогичным образом размещать свои системы где бы то ни было еще, но мы имеем возможности обеспечить стопроцентную преодолеваемость этого противоракетного щита на российском направлении, он не будет иметь никакого смысла. Причем мы это сделаем заведомо более дешевым способом.

Оганесян: Это дал понять и министр обороны России Сергей Борисович Иванов, который сказал, что симметричности не будет, но такой асимметричный ответ, который обезопасит. Вообще нас должен, по-моему, больше волновать не вопрос о том, как мы ответили внешне, красиво, убедительно, пропагандистски ли озвучено сильно или нет, а нас, россиян, беспокоить должна безопасность. Мы должны быть уверены, что она гарантирована правительством, министерством обороны, Государственной думой.

Косачев: Совершенно верно. Мы до этого говорили о том, как Россия будет защищать свои природные ресурсы, если за них развернется война. Вот самое главное, что у России сохраняется ядерный потенциал сдерживания. Подчеркну, это не наступательный ядерный потенциал, но это гарантия того, что никто не будет пытаться решить какие-то вопросы в отношении России с применением военной силы. В этом смысле мы должны быть готовы к отражению любой агрессии, любого нападения, из какого бы региона земного шара этот удар теоретически, так сказать, не происходил бы. И для этого и существуют эти асимметричные ответы, гораздо более эффективные, чем американские системы противоракетной обороны. Еще раз подчеркну: это не возрождение противостояния России и США, это не реплика "холодной войны", это просто адекватная реакция на изменившиеся внешние условия. И Россия на них среагирует совершенно адекватно, если у Соединенных Штатов Америки недостанет мудрости, политической прозорливости для того, чтобы понять, что российское предложение на самом деле заведомо эффективнее, заведомо лучше всех тех планов, которые разработаны экспертами в Пентагоне.

Оганесян: Вам не кажется, что США все-таки на самом деле в значительно большей степени придерживаются инерции мышления периода отношений США и СССР, потому что им прозорливости политической, может быть, и хватило бы, но нежелание делиться информацией, нежелание рассматривать Россию, которая в этой области действительно вполне компетентна и сравнима по своему интеллектуальному, научному потенциалу, потенциалу технических разработок, она, как говорится, конгениальна США в данной отрасли, и вот это нежелание все-таки признавать даже здесь, на этой площадке какую-то паритетность, потому что, как мы уже говорили, мы - первые, мы - лидеры? Вам не кажется, что такой политическо-психологический подтекст есть?

Косачев: Вы абсолютно правы, он существует и даже необязательно действует в отношении только России. Это просто логика военных, которые всегда стремятся к тому, чтобы самостоятельно контролировать любые ситуации, быть сильнее своих противников.

Оганесян: Тем более если они самодостаточны.

Косачев: Да. И не подпускать этих потенциальных противников к каким-то собственным секретам. Я должен сказать, что, наверно, такая же логика мышления присутствует и у любых других военных, в том числе российских. Я могу себе представить, что предложения президента Путина по Габалинской РЛС, по Армавиру, наверно, не вызвали большого энтузиазма у российских военных.

Оганесян: Независимо от того, насколько они логичны?

Косачев: Да. У контрразведчиков наших, которые всю жизнь были заточены на то, чтобы, не дай Бог, не допустить туда ни одного иностранца, тем более американца. И вдруг идет предложение раскрыть все эти системы. Но еще раз скажу: это не признак того, что существует некий конфликт между политическим руководством страны и военным, нет, конечно. Просто у каждого своя задача, и каждый действует в пределах своего мандата, своей компетенции.

Оганесян: Все понятно, спасибо. Константин Иосифович, самый последний вопрос. Он навеян, так скажем, письмом, которое мы получили по электронной почте в ваш адрес, от Жоржа Барби из Франции, который говорит, что сегодня вроде бы и признается многими, что Россия и США не самый лучший переживают период своих отношений, которые нельзя назвать уже очень теплыми и дружескими, вместе с тем политики с той и другой стороны говорят о том, что "холодная война", как он пишет, "миру не грозит". Очень коротко, если можно, "холодная война" миру грозит или не грозит, ваше мнение личное?

Косачев: Мое мнение личное, если коротко, нет, не грозит. А если использовать еще 20 секунд эфирного времени, не грозит по той причине, что в такой войне не заинтересованы ни Соединенные Штаты Америки, ни Россия. И я уверен, что на этой основе мы все-таки сможем договориться, несмотря на имеющиеся у нас разногласия и противоречия. Я - оптимист в этом смысле.

Оганесян: Спасибо. Председатель Комитета Государственной думы по международным делам Косачев Константин Иосифович отвечал на ваши вопросы. Спасибо большое.

Косачев: Спасибо.

05.07.2007
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=36099&p=05.07.2007

Док. 470405
Перв. публик.: 05.07.07
Последн. ред.: 04.08.08
Число обращений: 105

  • Оганесян Армен Гарникович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``