В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Армен Оганесян: гость программы - Фокин Владимир Петрович, секретарь Союза кинематографистов России Назад
Армен Оганесян: гость программы - Фокин Владимир Петрович, секретарь Союза кинематографистов России
Ведущий программы - Армен Оганесян.

Оганесян: Добрый день. Я начну с цитаты из письма нашего слушателя. "Мне кажется, что кино в массе своей перестало быть искусством, цель которого - заставить людей задуматься и стремиться к лучшему. Современная кинокартина - это только сюжет, в центре которого, как правило, насилие, кровь, секс. Их бюджеты при этом зашкаливают. А подлинное искусство, на мой взгляд, и не требует столь огромных денежных вложений. Возможно, дело в том, что оно не востребовано сегодняшними зрителями?" - задает вопрос наш слушатель. Задает он вопрос нам и, конечно, нашему гостю, который ответит на многие вопросы, связанные с жизнью кино и телевидения. Наш гость сегодня - секретарь Союза кинематографистов России Фокин Владимир Петрович. Добрый день.

Фокин: Добрый день.

Оганесян: Вопрос довольно типичный. Наверно, вы не в первый раз его слышите. Задает нам этот вопрос слушатель из Украины.

Фокин: Вопрос серьезный, и серьезен он, прежде всего, широтой охвата проблем, которые он в себя вместил. Я не располагаю статистикой, поэтому я не могу сказать, как бы взвесить или измерить километры пленки, сколько картин можно отнести сегодня к разряду художественных событий. Но то, что кинематограф максимально, запредельно, на мой взгляд, коммерциализирован, совершенно очевидно. Больше того, это отражение, мне кажется, всей совокупности проблем социально-политико-экономических, нравственных и художественных, каких угодно, которые сегодня стоят перед нами. Дело в том, что произошли очень большие и очень серьезные перемены в сознании людей, произошла рокировка ценностей.

Оганесян: Интересная тема - рокировка ценностей. Переставили?

Фокин: Да, конечно. То, что раньше считалось достойным осуждения, а то и просто презрения, на сегодняшний день вышло в разряд главных ценностей, а то, что в прежние годы почиталось за высшее человеческое достоинство, сегодня подлежит осмеянию, во всяком случае, снисходительному похлопыванию по плечу. Кинопоток, если можно пользоваться подобной терминологией применительно к искусству, разделяется на два сильно не равнозначных "рукава". Один - тоненькая струйка. Это как раз то, что отвечает, на мой взгляд, требованиям, предъявляемым к искусству. И мощный, могучий, всепоглощающий, всепожирающий поток всяческой мерзости.

Оганесян: Меинстрим, как говорят. Не так давно повторяли по телевидению ваш фильм "ТАСС уполномочен заявить".

Фокин: Это происходит регулярно.

Оганесян: Регулярно. Вы знаете, он смотрится. Ясно, что он снимался в других условиях, что он снимался во времена Советского Союза, что заказ на него был, скажем так, социально-политический. Тем не менее, он смотрится как фильм, который готов для современного проката. Если бы, может быть, в некоторых местах была немножко иная стилистика, фильм имел бы коммерческий успех.

Фокин: Я в этом не сомневаюсь. Дело в том, что картина действительно снята в 84-м году, ей уже 23 года, и она до сих пор, к моей великой радости, пользуется большим успехом. Ее показывают во многих странах.

Оганесян: С ностальгической радостью, я бы сказал, смотрят.

Фокин: Да, смотрят. Но дело в том, что я никогда не воспринимал это как фильм о контрразведке, а уж тем более о КГБ. Это никогда не было для меня производственным фильмом, а это была, естественно, картина о людях, о нашей жизни. Я и делал человеческую историю и, не скрою от вас, в этой работе стремился максимально удалиться от крайне слабой повести Юлиана Семенова.

Оганесян: Я только хотел задать вопрос, как складывались ваши отношения с Юлианом Семеновым, который был непростым человеком в общении.

Фокин: По-моему, мягко сказано "непростой". Нет, в общении как раз ничего, все было симпатично, с работой сложнее. В работе он был другим человеком. Он был очень трудоспособным.

Оганесян: Писал он много, да.

Фокин: Много и безостановочно. Но когда доходило до работы в кинематографе... Здесь требуется определенная, повышенная тщательность в работе над диалогом, над ситуацией, сюжетом и так далее. У него приблизительно то же самое было с Татьяной Михайловной Лиозновой, когда речь шла о "Семнадцати мгновениях весны". Но об этом лучше пусть расскажет она. А что касается меня, то я был третьим режиссером, который снимал картину "ТАСС уполномочен заявить". До меня был режиссер Игорь Шатров, который не продвинулся дальше режиссерского сценария. Там у них произошел разлад с Юлианом Семеновым. Потом был хороший режиссер, который почти целиком снял свою картину, и у него не сложилось. Это действительно была творческая неудача. Потом картина была остановлена. Потом меня просто силком, просто уломали, чтобы я как-то подправил то, что было снято. Когда я посмотрел материал, я понял, что там исправить ничего нельзя, и я сказал, что я готов это сделать, но при условии, что это будет новая картина, просто снятая с нуля.

Оганесян: С тем же актерским составом?

Фокин: Нет, актеров я в значительной степени поменял.

Оганесян: Всех?

Фокин: Нет, не всех. Там кое-кто остался. Я убедил Вячеслава Васильевича Тихонова, что ему следует остаться. Я оставил Алексея Петренко и Георгия Юматова. В остальном это был новый актерский ансамбль. Самое главное, что пришлось заново писать сценарий, потому что в его основе лежала очень небрежно и наспех сделанная книга. Она была написана за 16 дней, чем Семенов очень гордился, и это отразилось, бесспорно, на ее качестве. Но в основу ее легла потрясающе интересная реальная история, вот это было действительно замечательно. И я приложил максимум усилий, чтобы приблизить ее к реальности.

Оганесян: Но после вы с Юлианом Семеновым, по-моему, не работали?

Фокин: Я с Юлианом Семеновым больше не работал. Больше того, мы и над этой картиной с ним не работали, потому что с самого начала, несмотря на его энтузиазм, он, тем не менее, самоустранился. Мне пришлось в одиночку написать весь этот сценарий заново.

Оганесян: В одной из передач, в которой вы участвовали вместе с Александром Абдуловым, он воскликнул с горькой иронией, не знаю, правда, насколько это серьезно: "Я с каждым днем все больше три вещи ненавижу: театр, кино и телевидение. Понимаете?" А вы его понимаете?

Фокин: Нет, конечно. И я думаю, понимать там нечего, поскольку это не более чем бравада. Я никоим образом не пытаюсь соотносить масштабы личности и вклады в мировую культуру, но когда-то Гете сказал, что "стихи, которые мы пишем, - это поцелуй, который мы шлем миру, но от поцелуев дети не рождаются". Тем не менее, он не перестал писать стихи. И Саша, действительно, иногда может щелкнуть такой лихой фразой, но, тем не менее, каждый вечер он выходит на сцену Ленкома, он везет на себе репертуар этого театра и делает это весьма достойно. Он снимается беспрерывно в кино, и без конца снимается на телевидении.

Оганесян: Знаете, у меня было такое ощущение, что это как человек, который находится на плывущем острове, если есть, конечно, плавучие острова. Вот он проплывает мимо реальности, которая вокруг, и он говорит: "Гляжу я вокруг!"

Фокин: Вот именно. Вы все завидуете мне, плывущему. Один парус у меня, значит, телевизионный, второй - кинематографический, третий - театральный. Вы все об этом мечтаете, а я имею. Как-то получилось так, что мы никогда с ним не работали, хотя все годы искали друг друга, еще начиная с первой морей работы "Сыщик", которая ему очень нравилась. И он с Леней Ярмольником, которого я привел тогда в кино, что называется, они все ходили: "Ну, когда ты снимешь нас обоих?" Наконец, сейчас такая возможность представилась. Я недавно закончил картину "Ниоткуда с любовью, или Веселые похороны". Это экранизация замечательной повести Людмилы Улицкой, где Александр Абдулов сыграл главную роль Алика, сделав это блистательно. Смею утверждать, что это лучшая его работа в кино.

Оганесян: Спасибо. Я думаю, что мы вправе перейти к вопросам слушателей. Пожалуйста.

"Здравствуйте. Я - Теренс Руни, врач из Стратфорда-на-Эйвоне. Господин Фокин, что вы думаете о закончившемся фестивале в Москве, и чем он, по-вашему, отличается от Каннского, Венецианского? И почему так мало звезд мировой величины посетило его?"

Фокин: Последний вопрос - один из самых болезненных для кинематографистов России. В советские времена Московский фестиваль всегда посещался очень большим количеством звезд и уверенно занимал почетное место в ряду фестивалей класса "А". К чести сегодняшнего руководства Союза, надо сказать, нам удалось удержаться в этом элитном клубе фестивалей класса "А" и, в частности, в ряду тех фестивалей, которые упомянул наш уважаемый слушатель. Но во времена жестокого кризиса, который пережило российское кино, он сильно просел, скажем так, в смысле авторитета, и сейчас он заново вынужден восстанавливать свои позиции. Что касается программы фестиваля, то здесь я, к сожалению, не очень информированный эксперт, потому что значительную часть моей жизни сегодня составляет педагогическая работа. У меня две режиссерские мастерские: на Высших курсах сценаристов и режиссеров и во ВГИКе, в Институте кинематографии, который я когда-то закончил. Сейчас идет процесс нового набора. Это неожиданное для меня дело. Мне весьма настойчиво предложили набрать мастерскую актеров. Да, действительно, это совершенно другое.

Оганесян: Какие впечатления у вас, как у режиссера? С ними можно будет работать?

Фокин: Вчера мы закончили эту работу, мучительную, не скрою. С марта два раза в неделю просто "ходынка", просто "крестным ходом" шли эти дети разных возрастов, с 15-16 лет.

Оганесян: Все в артисты?

Фокин: Все в артисты. Они же видят, как артисты сладко живут: бьют морду друг другу по телевидению, катаются на лошадях в цирке, летают на трапециях, бурная светская жизнь замечательная. Только-только что вылупился из театральной школы, снялся в одном сериале, в сторону которого и головы-то не повернешь, а он уже звезда. Они сразу становятся звездами.

Оганесян: Фабрика звезд.

Фокин: У нас теперь фабрики звезд. Кстати, одну девочку я принял на курс, выпускницу "Фабрики звезд". Вообразите, способный ребенок, хорошая девочка, прекрасно поет. Хотя к этой "Фабрике" у меня весьма предубежденное отношение, но как человек справедливый, надеюсь, я преодолел в себе это предубеждение.

Оганесян: Общее ваше впечатление, молодежь талантливая есть?

Фокин: Безусловно, очень хорошие ребята идут. Единственное, что теперь я чувствую, я их уже ревную. Знаете, когда у меня родилась дочка, я ее ревновал.

Оганесян: Вы их поведете дальше от курса к курсу?

Фокин: Система мастерских, которая существует во ВГИКе, она предполагает, что мастер набирает некий курс и ведет его от первого до последнего дня. Четыре года я с ними буду жить, не я один.

Оганесян: Сколько вы отобрали?

Фокин: 16 человек - это так называемая бюджетная часть, еще 12 ребят, которые будут учиться на коммерческой основе. Это люди из того же конкурса, но которые там отстают, что называется, на ноздрю, а не на голову, не на корпус и уж тем более не на круп, но при этом они еще и имеют возможность оплатить. Как правило, более кредитоспособными, к моему изумлению, оказываются девушки. Из ребят почти никто, один мальчик, да и то он с Украины. Он теперь иностранец. Я сам родом с Украины, и это для меня особенно изумляющий компонент наших взаимоотношений. Он как иностранец должен оплачивать свою учебу здесь. Ребята сами, как правило, зарабатывают на жизнь, а девушки - либо папа, либо муж, либо знакомства.

Оганесян: Девушки потом зарабатывают. Вы затронули очень интересную тему. Получается, что помимо обучения их актерскому мастерству, вам неизбежно придется еще и воспитывать их. Вы свое отношение к понятию "тусовки" выразили. Кстати, оно не такое безобидное: "тусовка" портит человека, если он очень увлекается.

Фокин: Вы деликатно высказываетесь. Я, думаю, она растлевает человека.

Оганесян: Почему я деликатно высказываюсь? Потому что все-таки свобода воли за человеком остается, можно и не погружаться. Можно быть дельным человеком и ходить на "тусовки", как Чаадаев. Знаете, он любил ходить на балы и наблюдать, и от этого его философические письма не потеряли в качестве.

Фокин: Тогда же не было телевизоров.

Оганесян: Это да, тогда другого качества "тусовка" была, это тоже верно. Но все-таки, по отношению к гению Чаадаева, к таланту Пушкина, это была "тусовка", конечно.
В каком плане вы будете воспитывать это поколение артистов?

Фокин: Вы знаете, я более всего не приемлю всякого рода дидактику, особенно в искусстве. Я так не люблю, когда меня воспитывают. Я так хорошо помню, как пытались мне все время говорить: "Фокин, не высовывайся, не считай себя умнее других, будь как все". У меня никогда не было желания слиться с толпой, и даже если бы оно было, у меня бы не получилось.

Оганесян: Дидактика, может быть, наоборот: не сливайся с толпой, не ходи на "тусовки".

Фокин: И такая дидактика мне не очень по душе. Во-первых, вы довольно точно определили мои намерения: я считаю себя не просто вправе, но и обязанным не только научить мастерству, потому что, в конце концов, это не очень сложно. Я вижу задачу школы в том, чтобы, особенно применительно, скажем, к режиссерам, минимизировать зазор между замыслом и результатом, чтобы человек научился говорить языком кино. Талант я ему не могу привить, талант надо приносить из дому. А здесь он должен научиться реализовывать собственный замысел. Потому что самое странное и для меня неубедительное - это когда режиссер говорит: "Знаешь, не получилось, хорошо придумали кино, но не вышло". А где ты был в это время, когда кино снималось? Был где-то поблизости, что ли? А почему же тогда не вышло? Вот стакан - взялся человек и сделал. Он ведь его не задумывал сферическим, или овальным, или кубическим. Хотел сделать цилиндрический стакан с некой резьбой.

Оганесян: Задумал в голове и воплотил, да?

Фокин: Это то, что касается профессии. Я настаиваю на том, что любая наша картина - это скрытая проповедь, и чем более талантливая - тем более скрытая, а чем менее талантливая - тем более назидательная. Я не могу отказать ни одному нашему зрителю в праве послать меня подальше и сказать: "Кто ты такой, чтобы меня учить?" Но привести его к той мысли, которую я хочу вложить в его сознание, через эмоции, через переживания, потому что искусство обращено к сердцу, а не к разуму. К разуму обращается наука, а искусство действует другими методами. Все мы, так или иначе, надеемся транслировать какие-то наши убеждения, мысли и так далее. Не скрою от вас, со своими студентами я делюсь своими жизненными, житейскими воззрениями.

Оганесян: Вам отвечают взаимностью? Это диалог, да?

Фокин: Мы всегда дискутируем и не всегда приходим к консенсусу. Но поскольку я уважаю точку зрения, даже заблуждение любого из них, я им всегда говорю, что я готов их учить самовыражению в кинематографе в любых формах, на любом киноязыке, в любой стилистике и в любой тематике, кроме фашизма, национальной розни и каких бы то ни было человеконенавистнических идей.

Оганесян: Все по Конституции.

Фокин: В известном смысле да. Я каждое утро начинаю с того, что читаю Конституцию.

Оганесян: Какой хороший и мудрый совет. Дорогие слушатели и телезрители, с утра пораньше листайте Конституцию.

Фокин: Споешь гимн со словами, прочтешь Конституцию - и пошел.

Оганесян: Понятно, хорошо, но давайте вопрос слушателя.

"Здравствуйте, Владимир Петрович. Меня зовут Денис Верен. Я - студент киноведческого факультета ВГИКа. В этом году в конкурсной программе Московского кинофестиваля участвовали три российских фильма, один из которых - "Путешествие с домашними животными" - стал победителем. Как бы вы прокомментировали эту ситуацию? И почему ваш фильм "Ниоткуда с любовью, или веселые похороны", который, как я знаю, понравился очень многим зрителям, не участвовал в конкурсе? Спасибо".

Фокин: Спасибо вам за вопрос, Денис. Опять же я вынужден повториться, вот так вот жизнь проходит мимо. Пока я набирал этих ребят-артистов, я не посмотрел эти конкурсные картины.

Оганесян: Пока вы были заняты, ваш фильм не прошел.

Фокин: Нет, мою картину показывали, но вне конкурса. Действительно, она там получила очень доброжелательные и хорошие отзывы, но в конкурсе она не участвовала.

Оганесян: А почему?

Фокин: Насколько я понимаю, мои продюсеры рассчитывают включить ее в конкурс другого фестиваля класса "А". Но я бы не возражал участвовать в Московском фестивале. Я с большим уважением к нему отношусь еще с тех пор, когда я только начинал в кино, когда попасть на Московский фестиваль было почти недостижимой мечтой, неосуществимой. Но если бы я участвовал в конкурсе, то вопрос второй нашего уважаемого слушателя и моего юного киноведа звучал бы не очень корректно, потому что, очевидно, его смущает сам факт, что российская картина получила приз. Он как бы усматривает в этом некие элементы протекционизма или чего-то еще, что совсем не обязательно. Я надеюсь, что это действительно хорошая картина. Обсуждать сложно, но, тем не менее, в том факте, что национальная картина получает приз, я не вижу ничего криминального.

Оганесян: Есть один вопрос о сериалах. Доминик Дюваль из Франции: "Я большой любитель кино. В последние пару десятилетий французский кинематограф по закону финансируется телевидением (вот это для меня интересно и ново), но оно (то есть телевидение) выделяет деньги преимущественно на съемки телефильмов, которые до смешного похожи один на другой. А как с этим обстоят дела в России?"

Фокин: Если во Франции сериалы до смешного похожи один на другой, то в России сериалы как нос похожи один на другой.

Оганесян: Правда, что такой закон существует?

Фокин: Нет, он немножко неточно информирован. Дело в том, что Франция в этом смысле очень показательная и достойная подражания, на мой взгляд, страна, в которой, во-первых, существует система квотирования национальных фильмов, весьма жесткая.

Оганесян: Да, довольно жесткая. Кстати, это хорошо, это поддержка национального кинематографа.

Фокин: На мой взгляд, безусловно, хорошо. Во Франции есть кинокомитет, какой-то департамент, который очень мощно поддерживает французский кинематограф, дотирует, субсидирует. Особенно интенсивно он поддерживает дебюты, особенно молодежь. У нас тоже существует система грантов и поддержки. Тем не менее, сегодня в России чрезвычайно сложно дебютировать. Выпускается довольно много режиссеров, и есть очень хорошие ребята. Но начинать сегодня невозможно, невозможно сложно.
Мы заговорили об актерах, которых я набираю, я уже чувствую, что я их люблю, тех, кого набрал. Я сейчас буду выращивать вот этих ребятишек, вкладывая в них все самое лучшее, выращивая из них трепетных, чистых, настоящих высоких художников. Завтра они попадают в руки к любому прохожему, который имеет возможность именоваться кинорежиссером. А в театре платят мало денег. Мы сегодня говорили в начале нашей беседы о том, что произошла некая рокировка ценностей. По одному проекту, который у меня не случился, я сталкивался с большой группой молодых актеров. На мой вопрос, в каком театре вы служите, один из них сказал: "Ну, какой театр, о чем вы говорите? Я снимаюсь". Ходят по коридорам, открывают дверь: "Вам не нужны артисты моего плана?". Нет, спасибо. И дверь почти не закрывается. Сейчас идешь по коридорам "Мосфильма", рядом с надписью картина такая-то, режиссер такой-то есть и транспарантик: "Кастинг завершен. Просим не беспокоить", - потому что толпами ходят молодые артисты, которые предлагают себя.

Оганесян: Так вот здесь и нужна государственная поддержка молодых артистов, режиссеров.

Фокин: Обидно, стыдно, больно. Нужна государственная поддержка артистов. Люди в театрах получают оскорбляющую человеческое достоинство зарплату. Понимаете, вот в чем дело. Поэтому они не могут, театр не кормит, за исключением нескольких, которые получили грант. Например, тот же Александр Абдулов, который работает в Ленкоме, и еще несколько лидеров этого театра, звезд, получают зарплату, на которую можно достойно жить. И слава Богу! Но таких театров всего несколько в Москве. Что касается моей картины "Пятый ангел", то должен вам сказать, что с самой первой минуты я категорически запретил всем причастным к созданию картины применять к ней термин "сериал", потому что это давно стало характеристикой качественной, а не жанровой. Я назвал эту картину телевизионным романом. Это был первый телевизионный роман. Через три года вышла картина Володи Бортко "Идиот", и он заимствовал этот термин. Сейчас он стал постоянным, потому что есть люди, которые хотят дистанцироваться от всего этого мутного потока.

Оганесян: Вопрос слушателя. Пожалуйста.

"Добрый день. Это Эрвин Клаус из Магдебурга. Уважаемый господин Фокин, скажите, пожалуйста, после распада Советского Союза стало мало выдающихся российских фильмов, по крайней мере, о них почти ничего не слышно. С чем это связано? Благодарю вас за ответ".

Оганесян: О рокировке ценностей мы уже говорили. Мы уже отчасти этот вопрос обрисовали, осветили. Но все-таки, вы - секретарь Союза кинематографистов, вы не просто рядовой режиссер. У нас есть Государственная дума, есть определенный свод законов, которые регулируют сферу средств массовой информации, кинематографа. Может быть, вы задумывались над тем, как ваша организация - Союз кинематографистов - может повлиять на эту ситуацию, расширить тот ручеек, сделать его более насыщенным, более впечатляющим, ручеек качественного кинематографа. Я имею в виду здесь и кино, и телевидение, конечно. То есть ваши рецепты, если так можно сказать. Рецепт один: больше финансировать эту сферу, но во что вкладывать?

Фокин: Проблема финансирования - только одна и, уверяю вас, не главная, потому что выдающиеся произведения создавались на очень скромные деньги и в советские времена, и в российские тоже. Картина Звягинцева "Возвращение", которая триумфально прошла по всему миру, была снята за гроши. Поэтому дело не только в деньгах. Проблема вот в чем: Союз кинематографистов в свое время был, как сказали бы в советское время, застрельщиком, а в более широком смысле инициатором мощнейших революционных перемен в самом начале перестройки. Знаменитый 5-й съезд Союза кинематографистов взорвал ситуацию в искусстве, там было очень много ошибок, очень много перегибов, но намерения были самые светлые и высокие. Я сейчас не точно процитирую, но суть замечания кого-то из великих состоит в том, что революцию задумывают романтики, а плодами ее пользуются, как правило, негодяи. Случилось самое страшное. В советское время существовал замкнутый цикл: производство, прокат, возвращение в новое производство. Прибыль снималась, шла в бюджет и так далее. Говорят, что кинематограф содержал всю медицину. А потом произошло самое страшное: была разорвана связь между прокатом и производством. Производство начало захлебываться само в себе, потому что не имело выхода, не было возможности вернуть вложенные средства. В прокат хлынул мутный поток низкосортной западной продукции, просто с помойки. Сейчас приходят хорошие картины, но уже ведь вся киносеть разобрана. Еще только пишется заявка где-нибудь там, в Беверли-Хилз, в каких-то бунгало голливудских, а здесь уже в плане стоит картина.

Оганесян: Уже реклама.

Фокин: Уже реклама идет, и будет блюдо подано точно в срок. Русские картины каким-то образом пытаются вписываться в этот процесс. Пока что туда более или менее успешно пробиваются картины, которые являются кальками как раз этих американских.

Оганесян: А можно по-революционному? Отнять прокат.

Фокин: Броневик, он у нас всегда под рукой.

Оганесян: Перевернул всю цепочку, и опять на свое место.

Фокин: Пока не выходит, потому что в свое время эти ребята, которые, так сказать, завладели прокатом, успели каким-то образом так трансформировать правовую базу, что сейчас не проломишься туда. Потом они довольно ловко выхватывают кольты и, как правило, стреляют первыми. Поэтому туда не пробиться. Я недавно закончил картину "Ниоткуда с любовью, или Веселые похороны". Я выслушиваю массу лестных отзывов и приятных для меня слов, которые мне неловко здесь повторять. Но, тем не менее, без ложной скромности скажу, что я горжусь этой работой, счастлив, что я ее сделал. Но пробиться в прокат пока никакой возможности нет.

Оганесян: Параллельной сети нельзя построить, при Союзе кинематографистов?

Фокин: Конечно, можно. Достаточно где-нибудь раздобыть несколько миллиардов долларов - и мы с вами создадим свою киносеть. Я готов взять вас в долю, или вы меня возьмите.

Оганесян: А что? У нас же есть Стабилизационный фонд, вот взять в долю Стабилизационный фонд. Меня можно не брать в долю.

Фокин: И меня можно не брать, лишь бы картину показывали. Нет, пока не получается. У нас со Стабилизационным фондом вообще сложно, он лежит в Америке, далеко, беспокоить его не хочется. Он работает, приносит какие-то радости совершенно другим людям, но не нашему кинематографу, во всяком случае, и самое досадное, что не нашим зрителям. Самое ужасное в том, что люди, владеющие прокатом, научились у советских чиновников, причем, они оказались хорошими учениками, гораздо лучшими, чем были их учителя, говорить от имени народа. Они знают, что народу нужно.

Оганесян: Ну, это сейчас многие.

Фокин: "Ваше кино не нужно", - говорит он. Откуда ты знаешь?

Оганесян: Рейтинг.

Фокин: Рейтинг - это самый главный, первый, он же - последний, показатель.

Оганесян: Как будто есть конкурентная среда.

Фокин: Они считают, что процесс дебилизации населения уже завершен, и вообще, в стране уже не осталось нормальных людей. Цензура денег оказалась неизмеримо более жестокой и действенной, чем цензура идеологическая.

Оганесян: Еще господин Леонтьев, экономист, говорил, что контроль со стороны денег гораздо тотальнее и подлее, чем административный. Так что это было известно давно.

Фокин: Надеюсь, мы ответили на вопрос.

Оганесян: Но есть один вопрос, которым мы, наверно, завершим нашу встречу. Он пришел из Великобритании. Александр Морис спрашивает: "Как вы считаете, проблемы, стоящие перед современным кинематографом и те, которые стояли перед кино ХХ века, разные?"

Фокин: Система ценностей ничуть не изменилась. Почитайте Эсхила, почитайте других античных классиков, почитайте мастеров эпохи Возрождения, эпохи Просвещения, эпохи Реформации и так далее. Один и тот же круг проблем. Единственное, что более всего вызывает досаду, это то, что люди ничему не учатся. В нашем распоряжении - потрясающая кладезь человеческой мысли, как в художественной литературе сконцентрированная, так и в научной. Тем не менее, круг проблем остался тот же самый. Человек так же мучается от любви или нелюбви, от войны и голода, от несправедливости и бесчестия. Все те же самые проблемы мужчины и женщины, которые существовали во времена Анны Карениной, Антигоны или других дам, - все то же самое. Поэтому задача искусства такова, как и была, я абсолютно в этом убежден. Самое сложное - держаться именно этой позиции. Потому что на каждом шагу каждый продюсер пытается тебя сбить в другое, привлечь тебя на сторону выколачивания денег из толпы, опустить человека ниже плинтуса, доказать, что человек вообще от обезьяны.

Оганесян: Вы сегодня все время критиковали социал-дарвинизм как в кинематографе, так и в жизни.

Фокин: Я этого не заметил.

Оганесян: Но я абсолютно с вами, тем не менее, согласен. Ну что ж, пожелаем кинематографу, не только российскому, но и мировому, чтобы при всех рокировках ценностей основные, главные ценности, которые у человека в душе от Бога, остались. А российскому кинематографу, особенно в вашем лице, пожелаем успехов и удачного сопротивления, так скажем, духу времени. Иногда ему нужно сопротивляться. Спасибо.

Фокин: Спасибо.

16.07.2007
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=36639&p=16.07.2007

Док. 470402
Перв. публик.: 16.07.07
Последн. ред.: 04.08.08
Число обращений: 110

  • Оганесян Армен Гарникович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``