В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Армен Оганесян: 10 июля гость программы - Александр Алексеевич Авдеев, министр культуры РФ Назад
Армен Оганесян: 10 июля гость программы - Александр Алексеевич Авдеев, министр культуры РФ
Ведущий программы - Армен Оганесян.

Оганесян: Я начну с небольшой цитаты: "Не может быть великой страны, великой державы без великой культуры". Эти слова принадлежат министру культуры Российской Федерации Александру Алексеевичу Авдееву. Он это сказал на своей первой пресс-конференции. А вот другая цитата, уже, так скажем, "с другого берега". Она принадлежит французскому послу в России господину Станисласу де Лабуле. Вот что он сказал: "Ему удалось сделать Россию популярной и интересной среди французов". Итак, приветствуем нашего гостя, гостя программы "Визави с миром" Александра Алексеевича Авдеева - министра культуры России. Здравствуйте.


Авдеев: Здравствуйте.


Оганесян: Во-первых, спасибо, что вы нашли время прийти к нам. Я понимаю, что Министерство культуры еще в стадии преобразований и реформы, и у вас много времени занимают поездки по стране. Но мой первый вопрос немножко личного плана, имеющий отношение, правда, к вашей профессии. Как у нас раньше говорили: "А все Кузнецкий мост и вечные французы". Но на самом деле, по многочисленным откликам и с французской стороны, и с российской, многие подчеркивали важность вашего дипломатического опыта, который вас делает не цеховой личностью, не погруженным вот в эту "кухню" общества, которое имеет отношение непосредственно к культуре, профессионально я имею в виду. Да и французы, как мы знаем, отмечали ваш вклад в, так скажем, популяризацию русской культуры за рубежом, вашу работу с русской эмиграцией. Теперь вы заняли кресло министра культуры России. Опыт вашей работы во Франции, и не только во Франции, а в Министерстве иностранных дел, как он вам сейчас помогает в этом новом качестве? Ощущаете ли вы, что вам это сейчас помогает или мешает?


Авдеев: Безусловно, помогает, потому что Франция - страна с великой культурой, и общение с французами, с французским языком, французскими музеями, просто с французами обогащает и дает возможность не только лучше почувствовать французскую культуру, но и почувствовать французский менталитет. Что касается прошлого и новых назначений, скажу вам совершенно определенно: все каждый раз начинается с чистого листа. Можно быть хорошим дипломатом и плохим министром, можно быть хорошим дипломатом в Москве и плохим послом за рубежом и наоборот. Поэтому уповать на предшествующие высокие посты или богатый опыт не стоит. Новая работа специфическая, сложная, очень приятная, потому что она дает возможность общения с деятелями российской культуры и интеллигенцией, лучше познавать, как создается гражданское общество в стране. Поэтому предыдущие посты не в счет. Все, повторяю, начинается с чистого листа.


Оганесян: Спасибо. Давайте сейчас перейдем к вопросам слушателей "Голоса России" и наших телезрителей. Вопросов много. Пожалуйста.


"Здравствуйте, Александр Алексеевич. К вам обращается журналистка газеты "Комсомольская правда" Елена. Долгое время вы были послом России во Франции, а недавно посетили эту страну уже в новой должности министра культуры России. Хотелось бы поздравить вас с этим назначением".


Авдеев: Спасибо.


"2009 год объявлен Годом Франции в России, а 2010 год - Годом России во Франции. И вот теперь вопрос. Как вы намерены использовать свой богатый дипломатический опыт на вашем новом поприще? Спасибо за ответ".


Оганесян: Перекликается с моим вопросом, но есть нюанс.


Авдеев: Есть нюансы, есть корректировки. 2010 год будет Годом Франции в России и Годом России во Франции. Причем, это будет не год культуры, это будет Год России во Франции. Мы намерены показывать достижения экономики, достижения науки, достижения образования, разумеется, культуру. Показывать Россию такой, как она есть сегодня на самом деле: с ее достижениями, с ее богатством, с ее многонациональной культурой. Лучше показать французскому зрителю то, о чем он не знает, а не знает он об итогах последних 15 лет нашего развития. Французская пресса многое искажает, но не потому, что она плохая, а потому, что в принципе пресса работает по другим законам во Франции. Показать, как мы строим наше демократическое государство, гражданское общество. Мы - стартующее, начинающее гражданское общество. У французов оно насчитывает два века, а нам всего 15-16 лет. Но одна из целей Года России во Франции - это показать и самим себе, на что мы способны, в каком состоянии наша замечательная, великая культура сегодня. Есть, несомненно, интересные вещи, о которых стоит говорить, которые достойно показать. Есть и проблемы, такие же сопоставимые с проблемами, которые переживает французская культура. Здесь интересно ознакомиться с опытом французов.


Оганесян: Говоря о французском опыте, наверно, культура не выживает в рыночных условиях, если ее бросают в стихию рынка без всякой поддержки. Я не имею в виду обязательно государственную поддержку, я имею в виду, в том числе, и поддержку меценатов, гражданского общества, которое у нас зарождается. Каково во Франции состояние культуры, какова там доля поддержки культуры государством? Я все имею в виду: и музеи, и кинематограф - весь объем культуры.


Авдеев: В бюджете Франции на культуру отводится минимум полтора процента. Плюс к этому действует удачная система частного и государственного партнерства, когда меценаты получают налоговые льготы, если они адресуют энную сумму денег на тот или иной культурный проект. Мы не можем автоматически переносить вот эту французскую систему или формулу к нам, потому что все еще не готовы. Пытались инициировать меценатство через налоговые рычаги в 90-е годы. Вы знаете, помните хорошо, что экономика была "сырая", она зиждилась на слабом юридическом фундаменте, правовое поле было неоднородным. Поэтому использовалась каждая льгота для того, чтобы уводить деньги от налогов. Сейчас ситуация другая. Бизнес наш стал грамотнее, транспарентнее. И я думаю, что через некоторое время можно начинать.


Оганесян: И вернуться к этому вопросу.


Авдеев: Да, вернуться к этому вопросу, используя французский опыт. Должен сказать, что меценатство во Франции - это предмет гордости бизнеса. Нет ни одной крупной выставки, ни одного крупного спектакля, который бы не обходился без меценатов. Государство создает и другие системы поощрения бизнеса. Это и возможности аренды там, где аренда выгодна театрам, выгодна библиотекам, это и возможности льготных дарений, это и другие экономические рычаги, которые выгодны культуре, прежде всего. Но опыт Франции в этом отношении показателен, как и другой опыт. Я скажу о нем, хотя вы этот вопрос не задавали. Это сохранение французского языка. Перед нами стоит та же задача - сохранение русского языка.


Оганесян: Да-да-да. Французы известны своим, так скажем, особым отношением к проблеме франкофонии не только у себя на родине, но и за рубежом.


Авдеев: У них те же болезни и болячки, что и у нас. Размывается французский язык другими языками, прежде всего английским, причем плохим английским, размывается интернетным сленгом. Кроме того, размывается мобильными телефонами, естественно. Французы, как и мы, разучились писать письма.


Оганесян: Две великие эпистолярные нации.


Авдеев: Да, да.


Оганесян: Да, это обидно.


Авдеев: Но во Франции есть жесткий закон, регулирующий использование иностранных терминов на телевидении, на радио, на вывесках, на уличных объявлениях и так далее. Кроме того, во Франции имеется система поощрения национального кино на национальном языке по сравнению с англоязычными фильмами, несмотря на то, что на рынке доминируют англоязычные фильмы. Французы сумели создать барьеры.


Оганесян: В частности, на телевидении, между прочим.


Авдеев: Да. Этичные барьеры, цивилизованные барьеры, при которых родной язык и производство на родном языке имеют преимущества. И французы этим гордятся. У нас те же проблемы. У нас проблемы даже большие, и важность языка, я бы сказал, большая, пусть французы не обижаются, потому что у нас многонациональная страна, и русский язык является языком государственным, языком межнационального общения. И если мы не отвечаем за тот русский язык, на котором говорят в Австралии, в Германии или в Латинской Америке, он уже идет своей судьбой, то мы отвечаем за чистоту русского языка у себя. Мы должны посылать в мир чистый русский язык.


Оганесян: Да, нельзя ожидать, что иностранцы или наш соотечественник, который оторвался уже от родины и живет какое-то время за рубежом, что он будет говорить все время чисто, на хорошем русском, если на родине этого языка язык "загрязняется". Хотя вы же общались с представителями первой волны нашей эмиграции, или с их детьми, скорее. Все-таки в их языке сохранились какие-то формы классического литературного русского языка, которому можно еще поучиться. Иногда даже акцент немножко другой, но сама лексика, само умение выражать свои мысли удивительное и какое-то не совсем обычное, не правда ли? У вас такое есть впечатление? Вы много общались с представителями русской эмиграции.


Авдеев: Да, такое впечатление есть. Русская эмиграция говорит на современном русском языке, но хорошем, чистом, без сорных слов, без этих самых сослагательных наклонений "как бы - не как бы" в каждой фразе. Она говорит на языке, на котором говорили ленинградцы 20-30 лет назад. Русская эмиграция почему-то сохранила именно медленность, величавость этой речи, ее грамматическую правильность, стройность, и язык очень красивый.


Оганесян: Да.


Авдеев: Но надо сказать, что у них своя беда, потому что уже третье или четвертое поколение русской эмиграции забывает язык и считает своим материнским языком французский. То есть язык держится где-то три поколения, не больше - настоящий, чистый язык.


Оганесян: Спасибо, Александр Алексеевич. Перейдем к следующему вопросу.



"Здравствуйте. Я Том Меллон из Чикаго. Господин Авдеев, согласны ли вы с теорией столкновения цивилизаций Сэмюеля Хантингтона? Считаете ли вы, что взаимодействие культур исламского и христианского мира является важным фактором общемирового прогресса? И насколько это актуально для России? Спасибо".


Авдеев: Интересная теория. Она контрастирует с теорией Фукуямы, который предположил, что мир будет правиться либеральными законами. Вот эта вот всемирная цивилизация по окончании глобализации...


Оганесян: Конец истории.


Авдеев: Да, да, она будет полностью либеральной. Новая формула "конец цивилизации, столкновение цивилизаций" не отвечает на все вопросы, она очень упрощенная, и в ней есть внутренние противоречия. Там, к примеру, говорится о том, что мир будет делиться на полюсы: американский, южноамериканский, славянский, вернее, православный, западноевропейский и так далее. Во-первых, православного полюса нет, мы разделены. Православная Греция - член НАТО, член Евросоюза. Православная Болгария, славянская Болгария или православная Румыния - тоже сейчас члены НАТО и Евросоюза.


Оганесян: Политически разделены.


Авдеев: Политически, да. Но мы не составляем единого цивилизационного полюса, понимаете. Сейчас причинами столкновений являются не конфликты между цивилизациями, а очаги конфликтов, и они не между цивилизациями. Возьмите национально-этнический конфликт в Ирландии, конфликт в Бельгии, там цивилизация одна - христианская. Направления конфессий разные, но цивилизация одна. Или, к примеру, то, что происходило в 90-е годы в отношениях Румынии с Венгрией. Я могу еще перечислить много "горячих точек", потенциальных или отрегулированных, и речь там не идет о конфликте цивилизаций. Я думаю, что мир гораздо сложнее. Сейчас нам грозят многие другие вызовы: возможность обхода режимов нераспространения ядерного оружия, бактериологического, химического, ракетных технологий. Причем, внутри одной цивилизационной группы могут быть сильнейшие столкновения. Вспомните бои между шиитами и суннитами. Я хочу подчеркнуть, это очень важно, что мы, наверно, единственная страна в мире, в которой находятся две религии, и мы живем в братстве, у нас общая судьба, общая родина, общая история, и много веков мы живем вместе с российскими мусульманами.



Оганесян: Религий у нас даже больше, чем две.


Авдеев: У нас больше религий, да.


Оганесян: Но вы берете основные группы и те, которые сейчас, с точки зрения теории Хантингтона, рассматриваются как антагонистические.


Авдеев: Конфликта здесь быть не может, конфликт не заложен.


Оганесян: Да-да. Буддистам это, конечно, трудно себя представить. Вы в одном из интервью высказали интересную мысль, что если разные народы долго живут вместе, уже "притерлись" друг к другу, то здесь ожидать каких-то вспышек, незапланированных, спонтанных, агрессивных не приходится. Россия, действительно, давно установилась как многонациональное государство. Но, тем не менее, вот опыт Франции - что это? Речь идет о каких-то новых волнах эмиграции, которые сейчас захлестывают Европу? Вы, кстати, тоже об этом говорили. Это новый вызов Европе, наверно, и России тоже. Так вот, как быть здесь? Есть ситуация "притертая", как мы говорим, а на нее накладывается новая ситуация, новые волны, большая подвижность населения из-за рубежа в сторону установившихся отношений внутри определенных стран. Как это все будет сочетаться?


Авдеев: Я согласен с вами. Там, где живут народы, представляющие разные религии, но живут долго, они "притерты" друг к другу, они знают друг друга, они знают и уважают культуру друг друга, религию друг друга. Там редко происходят какие-то конфликты. А если происходят, то не по вине народов, а по вине политиков, потому что политики иногда, к сожалению, заинтересованы в том, чтобы возбудить межнациональные и межрелигиозные страсти. И кстати, американский ученый, в чем не прав: он предсказывает конфликт цивилизаций, столкновение цивилизаций. Но надо здесь оговаривать, что это столкновение цивилизаций может происходить не само по себе, оно может быть сынициировано так, как это было, к сожалению, на Балканах. И культура, знание культуры друг друга несут стабилизирующий эффект. А там, где миграция порождает новые взаимоотношения, новые соседства, там, конечно, провокаторам, террористам, автономистам легко породить межнациональные трения.


Оганесян: Вот то, что во Франции было. Ваш диагноз таков или другой?


Авдеев: Я думаю, что немножко не так. Во Франции не хватало рабочей силы. В 50-е и 60-е годы в массовом порядке приглашались мигранты, в основном, с севера Африки, но не было никакой продуманной миграционной политики и политики либо интеграции, либо ассимиляции, но той политики, которая бы отвечала интересам новых мигрантов, интересам самих французов. Проблема оказалась запущенной. Сейчас, к сожалению, наши французские друзья и партнеры пожинают плоды этой запущенности.


Оганесян: Кстати, неплохой сигнал в нашу сторону.


Авдеев: Неплохой сигнал.


Оганесян: Мы можем хоть поучиться на этом.


Авдеев: У нас еще нет крупной миграции, она предстоит. Потому что, как только мы станем индустриально развитой страной, нам понадобится дешевая рабочая сила. Она уже сейчас понадобилась. Понимаете, надо ее будет завозить из-за рубежа, причем, сделать это умело, используя опыт и ошибки других, чтобы не возникало межнациональных трений и трений, связанных с абсорбацией, с ассимиляцией, если она цивилизованная и осуществляется с согласия самих мигрантов, либо другие формы интеграции.


Оганесян: Спасибо. Пожалуйста, следующий вопрос.


"Добрый день, уважаемый Александр Алексеевич. Я Андрей, музыкант из Петербурга. Ваш профессиональный карьерный путь связан с внешнеполитическим ведомством, но вы возглавили Министерство культуры. Скажите, пожалуйста, как вы видите дальнейшее развитие культурных связей между Россией и Европой? Спасибо".


Авдеев: Россия, во-первых, европейская страна, так же как и азиатская страна. У нас богатый опыт культурного взаимопроникновения с Европой, у нас общие христианские ценности. От нас Европа ждет выдающихся достижений в области культуры. Она привыкла к тому, что в России не только лучшие балеты, как раньше говорили, лучшие ракеты, но у нас и замечательные голоса. Сегодня все лучшие оперные сцены в мире заняты, в том числе, и прекрасными голосами из России. От нас Европа ждет интеллектуального общения, потому что оно всегда было интересно с Россией, - через культуру, через связи с творческой интеллигенцией. От нас Европа ждет не тоталитарной культуры. Кстати, тоталитарная культура у нас без политизации этой темы была тоже очень интересной. От нас Европа ждет культуры демократического государства, гражданского общества, той культуры громадной, интересной, многогранной, которую может дать Россия. Мир она всегда этим удивляла. Сегодня мы излучаем в мир интереснейшие вещи и в живописи, и в оформительском искусстве, и в музейном деле, и в литературе. Хотя сегодня интерес меньше, в частности, к поэзии. К сожалению, уже не собираются такие многотысячные аудитории. Тем не менее, должен сказать, что, как только российские деятели культуры приезжают в ту же Францию, аудитории собираются полные, и люди часами в тишине восхищаются или любуются нашими исполнителями. Это данность, и мы должны этим разумно пользоваться.


Оганесян: Да, это интересно. В нашей передаче выступали несколько известных российских поэтов. Они тоже отмечают, что просыпается интерес к русской, к российской поэзии и в России, хотя в очень, к сожалению, пока ограниченном масштабе, если сравнивать с теми вечерами поэзии, со сборниками, - Год поэзии, День поэзии. Тем не менее, это интересно - то, что вы сказали о Франции. Аудитория была, в основном, конечно, русскоязычная, я так понимаю?


Авдеев: Не только во Франции, во всей Европе сегодня огромный интерес к русской культуре. Аудитория не обязательно русскоязычная. Музыка, театр - там необязательно владеть русским языком. Но там, где выступления идут на русском языке, все равно много можно видеть людей, не владеющих языком. Они слушают мелодию языка. Многие изучают русский язык. Должен сказать, что в мире огромный интерес к российской культуре, я подчеркиваю, к русской и к российской многонациональной культуре, и этот интерес не фольклорный, он вызван, еще раз повторюсь, интересными творческими процессами, которые идут у нас. И творческий продукт, конечно, иногда бывает просто гениальный.


Оганесян: Александр Алексеевич, всегда все-таки необходима финансовая поддержка начинаниям. У нас очень много музейных экспозиций, некоторые из которых в запасниках лежат, коллективов, тех же поэтов, для которых можно было бы организовывать поездки за рубеж, чтобы осуществлять диалог культур. Не только Россия - Европа, а Россия - мир, скорее, можно так говорить. Есть, грубо говоря, два пути. Один путь - это большой госбюджет. Второй путь - это использование финансовых возможностей крупных российских государственных и негосударственных корпораций, потому что гражданское общество, как вы говорите, у нас только начинается, оно еще не окрепло настолько, оно может всем сердцем и всей душой поддерживать это, но в карманах у гражданского общества... Не очень наполнены они, чтобы поддерживать сознательно это движение русской культуры вовне. Так вот, можно ли наших олигархов, если так можно выразиться, привлечь к этой деятельности?


Авдеев: Это желательно, конечно.


Оганесян: Вы не исключаете переговоры с ними?


Авдеев: Да, и об этом. Во-первых, наши олигархи и просто богатые люди сейчас все больше и больше поддерживают культуру. В среднем 10 процентов крупных проектов проводятся за счет меценатов, российских меценатов. Вы говорите о гастролях за рубеж и о финансовой поддержке этих гастролей. Можно с этим согласиться, но я бы сформулировал другой приоритет: нам очень нужны гастроли и поездки у себя дома.


Оганесян: Это практически один из вопросов слушателей, но вы правы: приоритет, конечно, внутри страны.


Авдеев: Я объясню, почему. 38 процентов российского населения почти не ходят в театры и в кино. А если они смотрят телевизор, то отсутствует живое общение с деятелем культуры. Они хотят видеть на сцене в ходе гастрольной поездки лучший театр, лучшую пьесу, лучших актеров. Они хотят видеть у себя Неделю российского кино, Неделю молодежного кино, Неделю национального кино в России. Российская глубинка, к сожалению, сегодня обделена живым общением с деятелями культуры, и это надо компенсировать.


Оганесян: Я согласен, что на самом деле приоритет должен быть именно здесь. Вы совершенно правы.


Авдеев: Я вам расскажу интересную вещь. Сегодня все меньше и меньше музыкантов приезжают в Западную Европу. Я спросил у одного известного музыканта, почему так происходит. Он говорит: "Знаете, а в Сибири платят больше гонорара". Я с гордостью воспринял эту новость.
Значит, наши крупные финансовые, нефтяные, металлургические компании в состоянии сегодня пригласить на гастроли по Сибири лучшие театры, заплатить за это и даже в какой-то степени, извините, за термин, "перебить" гастроли за рубеж. Сегодня гастроли внутри России важнее, чем зарубежные поездки.
Не умаляя важность поездок за рубеж, поскольку это общение с мировой культурой, оно, разумеется, обогащает, сегодня министерство должно делать акцент на гастролях по стране.


Оганесян: А как вы относитесь к идее федеральной целевой программы поддержки культуры? Планируется ее разработать?


Авдеев: Она себя оправдала. У нас такая программа идет до 11-го года. Мы готовим следующую программу. Там надо увязать все: увязать развитие кино, увязать в рамках развития кино, к примеру, производство цифровой аппаратуры, производство автомобилей для показа кинофильмов уже на основе цифровой аппаратуры. Она дешевле, она компактней, лучшего качества. Нам надо увязать подготовку актеров с развитием кино. Если брать театры, нам нужно спланировать и подготовку актеров, режиссеров.


Оганесян: То есть эта работа уже в министерстве началась?


Авдеев: Да. Вы знаете, это плановая работа. Речь идет об отрасли, и речь идет об умелом плановом управлении отраслью.


Оганесян: Спасибо. Пожалуйста, еще вопрос.


"Добрый день, господин Авдеев. Меня зовут Питер Фридман, я звоню вам из Германии. Очевидно, что в Косово происходит настоящая трагедия: разрушаются монастыри и храмы, уничтожается культурное наследие, которое принадлежит всему человечеству. Что, на ваш взгляд, нужно предпринять мировому сообществу и России, чтобы прекратить это варварство? Благодарю вас за ответ".


Авдеев: Я думаю, что Россия жестче всего поставила эту проблему в международных организациях: в Совете Европы, в ЮНЕСКО, в ОБСЕ и на заседаниях Совета Безопасности ООН. Мы первые стали бить тревогу, мы болезненнее, чем все другие, вместе с братским сербским народом переносим уничтожение святынь, и мы считаем, что надо срочно восстанавливать, но восстанавливать, естественно, в условиях стабильности, потому что сейчас мало какой реставратор, будь он серб, либо будь он россиянин, либо немец, отважится поехать реставрировать в условиях, когда имеется опасность для его жизни. Проблема тяжелейшая, она позорная, потому что Сербия оказалась единственной страной, которую во второй половине ХХ века бомбили. Вы помните бомбардировки Сербии?


Оганесян: Да, и не все надо приписывать варварству косоваров или албанцев, как их называют. Вы правы, очень много пострадало от бомбардировок.


Авдеев: Бомбардировки - это варварство НАТО. Я не боюсь этого сказать, потому что это мы заявляли в тот период со всех трибун. Это кощунственно, это нецивилизованно, и мы до сих пор считаем, что все это на совести тех стран, которые давали самолеты, давали пилотов, принимали решения.


Оганесян: Россия готова начать процесс реставрации каких-то памятников при гарантии безопасности работы?


Авдеев: Вы знаете, Россия не просто готова, российское общество требует этого у своих собственных властей и у мировой общественности.


Оганесян: Но нужны условия безопасности для этих работ и гарантии какие-то.


Авдеев: Конечно, нужны условия безопасности, нужно сотрудничество с международными организациями. Сложнейшее дело - восстанавливать исторические памятники, деликатное дело. Восстановить, не разрушив, восстановить правильно. Но самое главное, надо прекратить те безобразия юридические, безобразия межнациональные, которые там творятся сейчас по вине, прежде всего, НАТО и Европейского Союза.


Оганесян: Вообще мне приходилось быть в Грачанице, например. Конечно, очень противоестественный вид у этого места: замечательные фрески, замечательные памятники в плотном кольце шведского контингента. То есть, по сути дела, если и реставрировать, то нужно себе отдавать отчет, что доступ к этим отреставрированным уже ценностям тоже будет не так просто осуществить. Реставрируем мы не просто абстрактно.


Авдеев: Конечно.


Оганесян: Чтобы ими пользовались люди, чтобы это принадлежало человечеству. Сейчас это, конечно, очень сложно, но подходить к этой теме как-то надо, вы правы, потому что ожидания людей, конечно, целиком совпадают с желанием России отреставрировать их так, чтобы это зажило своей жизнью.


Авдеев: Понимаете, надо, чтобы сама реставрация не стала поводом для провокаторов для возобновления нового варварства или новой вражды. Вспомните ситуацию вокруг ремонта железной дороги в Абхазии. Мы сделали благородное дело? Да. И как другая сторона накрутила политическую обстановку, чтобы сорвать этот ремонт, либо исказить его значение.


Оганесян: Спасибо, Александр Алексеевич, за ответ на этот вопрос. Следующий вопрос, пожалуйста.


"Добрый день, господин министр. Меня зовут Го Линь, я из Китая. Как вы оцениваете перспективы развития русского кинематографа? Какую роль в этом должно играть государство? Спасибо за ответ".


Авдеев: Вы знаете, если бы вы задали этот вопрос пять-шесть лет назад, я затруднился бы ответить. А сегодня скажу определенно: российский кинематограф вышел из кризиса, он делает примерно 100 фильмов в год, из них значительная часть воспринимается с огромным интересом и в России, и за рубежом. Есть просто шедевры, побеждающие на всех международных фестивалях, вызывающие общественную мировую дискуссию. И я смотрю с большим оптимизмом на развитие российского кино. Что касается помощи государства, помощь должна быть финансовой, адресной и сосредотачиваться на тех темах и проектах, которые выгодны государству.


Оганесян: Спасибо. Пожалуйста, следующий вопрос.


"Александр Алексеевич, вас беспокоит пенсионерка из Москвы Анна Евгеньевна. В одном из своих интервью вы говорили, что некоторые промышленники Европы иногда избегают принимать у себя российских представителей по причине несовпадения взглядов на вопросы, связанные с реституциями. Как, по-вашему, не является ли этот аспект своего рода тормозом на пути развития экономических отношений между странами? Спасибо за ответ, и успехов на новом поприще".


Авдеев: Спасибо. Я немножко не так говорил. Поправлю вас, вы меня извините. Я говорил, что иногда милые, добрые, хорошие, настоящие друзья стесняются пригласить к себе домой, а потом тихо объясняют, что у них находится икона, которую они купили на местном рынке. И через несколько лет до них начинает доходить, что икона была, видимо, нелегально вывезена из России. Это действительно большая проблема. Мы сегодня сталкиваемся с рядом вариантов вывоза ценностей из России. Во-первых, проблема Второй мировой войны. Было ограблено более 70 музеев, было вывезено более миллиона предметов из музейного фонда. Мы сейчас создаем каталоги на немецком, на английском языке, мы их разыскиваем, кое-что находим, кое-что удается возвращать. За последние три года мы возвратили 43 предмета, это как раз заслуга и моих предшественников - Александра Сергеевича Соколова, Михаила Ефимовича Швыдкого, и тех организаций, которые они возглавляли. У нас есть неплохой закон, регулирующий возвращение культурных ценностей. Кое-что мы возвращаем тогда, когда речь идет о предметах, не являющихся государственными трофеями, а предметами, которые были вывезены, во-первых, не государством, во-вторых, случайно, в-третьих, это либо предметы религиозного культа, либо случайно попавшие под трофеи вещи, которые мы сейчас спокойно на основе нашего законодательства и при согласии Думы не можем отнести к военным государственным трофеям. Но проблема остается, и она не только у нас. Войны, к сожалению, есть в Европе и вокруг Европы. Регулируется эта проблема рядом конвенций и положений. Мы стараемся находиться в правовом поле, но, к сожалению, Россия была в ХХ веке более ограблена в отношении культурных ценностей, чем другие государства.


Оганесян: Вот у меня есть вопрос, который пришел в ваш адрес по сети Интернет, на ту же тему. Он большой, я его немножко сокращу. "Польша в прошлом году в лице министра иностранных дел категорически отвергла претензии Германии на возвращение Польшей культурных ценностей, которые были оставлены на ее территории бежавшими нацистами. Мне бы хотелось узнать вашу точку зрения на эту проблему". Вообще позиция слушателя - это Любен Стойков из Болгарии - очень резкая. Он говорит, что это была агрессия, имеется в виду фашистская Германия, нацистская Германия была страна-агрессор, уничтожившая множество памятников на территории России, ограбившая страну очень основательно. Зачем тогда им что-то вообще возвращать? Зачем это делать, иначе говоря, на таком встречном движении, на обмене ценностями?


Авдеев: Я отвечу милому болгарину, что если мы не будем возвращать культурные ценности, тогда и нам не будут возвращать культурные ценности. Это движение в обе стороны, встречное движение. Поэтому надо возвращать ценности на основе закона, там, где экспертиза определяет, что речь идет не о трофейных вещах, там, где согласен парламент, там, где согласна общественность, ну, и на такой юридической базе, международной и национальной, добиваться возвращения культурных ценностей и в наш адрес. Как только мы скажем "нет" и пойдем по экстремальному пути, тогда и нам скажут "нет".


Оганесян: Скажите, так ли уж категорична позиция Польши? Наш слушатель адекватно ее оценивает? Польша действительно занимает такую резкую позицию?


Авдеев: У Польши своеобразные отношения с Германией, как и с другими странами. Не хочу давать оценок курсу польского руководства, но их иногда "заносит" то в одну, то в другую сторону как в экономических делах, так и в двусторонних отношениях с Россией, и, видимо, в некоторых аспектах польско-германских отношений.


Оганесян: Польским путем в отношении Германии мы не пойдем.


Авдеев: Да, у нас цивилизованные отношения, у нас хорошая правовая база по этой теме, и у нас есть собственный хороший опыт.


Оганесян: Спасибо. Теперь еще один вопрос, как я понимаю, от нашего коллеги. Пожалуйста.


"Добрый день, господин Авдеев. С вами говорит Эрик Видеманн - журналист из Парижа. Будучи послом во Франции, вы активно выступали за возвращение в собственность России русского Никольского собора в Ницце. Скажите, пожалуйста, каковы ваши планы на должности министра культуры по возвращению в собственность России объектов культуры за рубежом? Благодарю за ответ".


Авдеев: Спасибо. Это Свято-Николаевский собор в Ницце, один из самых красивейших соборов Средиземноморья. Он юридически наш, потому что это единственный собор, от которого не отказалась советская власть. А первый российский посол мог отстоять и другую церковную недвижимость, но не стал этим заниматься. Указание было не то. Я не хочу обвинять его лично. А собор в Ницце был сдан Николаем II в 1909 году на 99 лет в аренду. У нас есть все документы: земля, недвижимость, которая находится на этой земле. В прошлом году срок этой аренды закончился. Будьте любезны, возвратите, пожалуйста. Мы - правопреемники царской России по недвижимости, и Франция это подтвердила. У нас есть нота французского правительства о том, что они нас признают, нас - еще Советский Союз - правопреемниками по недвижимости царской России. Значит, Советский Союз законно являлся правопреемником и по этому арендному договору. И у нас записано в договоре между уже новой Россией и Францией то, что мы являемся продолжателем Советского Союза, и Франция это признает. Продолжателем, в том числе, и по вопросам недвижимости.


Оганесян: Спасибо вам.


Авдеев: Что касается другой собственности, то, как я уже сказал, собственность движимая - музейные предметы и архивные материалы, книги - это все очень ценные вещи, и мы, конечно, везде ищем российскую собственность и боремся за нее. Что касается недвижимости, то вопрос более сложный, поскольку ее почти не осталось. Некоторые объекты мы определили, нашли, выявили, за них боремся, а церковь в Ницце - наша церковь. И будет очень жалко, если французская юстиция будет тянуть с признанием нашей собственности. Я очень боюсь, что город Ницца из столицы российско-французской дружбы превратится в город, в котором произошла несправедливость, и церковь нам не отдадут.


Оганесян: Будем надеяться, что этого не произойдет, конечно. Скажите, пожалуйста, если мы сейчас перенесемся в Россию, есть ведь оставшиеся, скажем так, нерешенные вопросы о взаимоотношении между Церковью и музеями российскими. Ну, наше тяжелое наследие. Конечно, ожидать, что мы бы сразу могли, говоря засоренным русским языком, "разрулить" эту ситуацию, не представляло, конечно, очевидных возможностей в полном масштабе. Тем не менее, есть указ президента о передаче памятников духовной культуры, о передаче их Церкви. Это я светским языком говорю. Для верующего человека это, конечно, храмы, монастыри, соборы - это не памятники, это должно жить, там должна быть молитва, там должна совершаться Литургия и так далее, и так далее, если мы говорим о православных христианских памятниках. Но вот даже возьму такой конкретный пример. Приходилось сталкиваться в Москве с вопросами иностранцев и туристов относительно Новодевичьего монастыря, потому что это место, куда очень часто возят туристов, где любят и москвичи гулять: а вот почему у Вас там все еще музей? Когда это, наконец, передастся все в Новодевичий монастырь? Там резиденция, как вы знаете, митрополита Крутицкого и Коломенского находится. И если можно, что-то по этому памятнику, и вообще, как вы относитесь к этой проблеме - музей и монастырь, музей и храм? Может быть, на примере Новодевичьего, может быть, какие-то другие примеры. Как вы концептуально подходите ко всей проблеме и, может быть, к этой частной московской проблеме?


Авдеев: У нас государственная политика определена. Надо этап за этапом возвращать Церкви ее имущество, ее недвижимость. К сожалению, в советское время, в период богоборчества ряд помещений был занят учреждениями культуры - архивами, музеями, и сегодня наша обязанность - спасти и то, и другое. Там, где мы можем, поэтапно передавать недвижимость, но в хорошем состоянии, либо помочь Церкви самой отреставрировать, реально помочь тем, чем мы можем. Процесс этот, как говорил Михаил Сергеевич, идет, идет без больших сбоев. У нас с Русской Православной Церковью, с Московской Патриархией налажен хороший диалог по возвращению недвижимости, и мы знаем, как это делать, у нас наработана методика. Но, разумеется, это все растянется во времени, потому что нужно искать помещения хорошие, отремонтированные, для музеев, для библиотек. Там нужны фондохранилища, температурный режим, там нужна новая технология и библиотечная, и музейная. Поэтому все это есть, кстати говоря, в программе "Культура России до 11-го года", и потом это будет дальше продолжаться до 15-го и в следующей программе - до 20-го года. Все это заложено, деньги потихонечку распределяются. У нас есть проблемы на местах, там, где не уживаются священник с местной администрацией. Иногда виновата местная администрация, иногда виновата другая сторона. Но мы не ищем виновных, а всех приучаем жить вместе и участвовать в этом процессе так, чтобы все вернуть в хорошем состоянии, но чтобы музеи и библиотеки не пострадали.


Оганесян: Новодевичий монастырь входит в эту программу, я так понимаю.


Авдеев: У нас по нему тоже хороший диалог. Я сейчас просто не помню детали, но должен сказать, что принципиальных разногласий там нет.


Оганесян: Спасибо. Последний вопрос, он по традиции нашей программы личного характера. Пожалуйста, ответьте на него.


"Александр Алексеевич, здравствуйте. С вами говорит Светлана Петровна - директор лицея, постоянная слушательница этой радиостанции. Не могли бы вы рассказать о ваших увлечениях? Есть ли у Вас любимые художники? Успеваете ли вы при своей занятости ходить на выставки, в театр, слушать музыку? Может быть, спортом занимаетесь? Спасибо за ответ, всего вам доброго".


Оганесян: Очень хороший вопрос для министра культуры: ходит ли он в театр? Или я бы еще задал: любите ли вы театр? Но тем не менее.


Авдеев: Стараюсь ходить в театры, в кино, слушать музыку, если не каждый день, то несколько раз в неделю - это обязательно. Это и веление души, и производственная обязанность - приятная, полезная и доставляющая радость. Стараюсь больше читать - это и увлечение, и привычка. Спортом, к сожалению, не занимаюсь.


Оганесян: Да, времени уже не остается.


Авдеев: Да. Сожалею, стыдно, не очень хороший пример для ваших лицеистов, но тогда, когда можно, стараюсь больше плавать.


Оганесян: Если обойти энное количество музеев, то это, конечно, не джоггинг, но, в общем, определенная физическая нагрузка.


Авдеев: По музею надо ходить медленно и не по всему сразу. Надо выбрать два-три зала, посидеть несколько часов, вжиться в зал, вжиться в историю, и тогда поход в музей будет полезен. Иначе это будет хаос в голове.


Оганесян: Да, музей не для тренировки мускулатуры, а для того, чтобы обогащать дух и душу человека.


Авдеев: Да.


Оганесян: Ну, что же, я хочу вам пожелать успехов, и не только я. Вы, наверно, почувствовали по вопросам заинтересованных слушателей, вам очень многие в России и за рубежом желают успехов на новом поприще. И мы от лица нашей программы, от лица телеканала "Звезда", от радиостанции "Голос России" желаем вам этих успехов. Всего доброго Вам. Спасибо за участие в программе.


Авдеев: Спасибо. Я признателен за эти пожелания. Культура получила тяжелейший шок в 90-е годы. Никто о ней не думал, денег не давали, все, что можно было разрушить, разрушили. Через псевдоприватизацию, через роспуск коллективов, через безденежье распались многие замечательные коллективы творческие. Сейчас все надо восстанавливать - медленно, к сожалению. Культуру разрушали пять-семь лет, восстанавливать надо 15-20. Культура - это памятник.


Оганесян: Да. Ну что ж, успехов вам. Всего доброго.


10.07.2008
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=61635&p=10.07.2008

Док. 470304
Перв. публик.: 10.07.08
Последн. ред.: 04.08.08
Число обращений: 49

  • Оганесян Армен Гарникович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``