Тема : Шестой Международный правозащитный кинофестиваль "Сталкер"
Передача : Интервью
Ведущие : Сергей Бунтман, Антон Долин
Гости : Алексей Симонов
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" председатель Фонда защиты гласности Алексей Симонов.
Эфир ведут Сергей Бунтман и Антон Долин.
С. БУНТМАН - Если прошлый раз мы занимались такой вещью, как параллельный мир, фантастика, фантазии, сказки, эпос, сегодня мы занимаемся нашей реальностью и нами, смотрящими фильмы, нами, которые участвуют и в фестивале "Сталкер", в фестивале кино, имеющего правозащитный уклон. То есть права человека и самоощущение зрителя как гражданина. Не только зрителя, но и кинематографиста. Сегодня мы слышали в записи по телефону небольшое сообщение, что может сделать такого рода кино, как документальное, так и художественное, для самоощущения человека как гражданина. Вообще для меня очень сомнительное ощущение, что кино может чему-то научить. Не знаю, как для тебя, Антон.
А. ДОЛИН - Это еще большой вопрос, существует ли такая вещь, как правозащитное кино. Что такое правозащитное кино. Можно ли найти какой-то относительно лаконичный ответ на этот вопрос?
А. СИМОНОВ - Можно. Нету такого кино. Кино совершенно другим занимается. Кино "пашет" души, открывает их для понимания добра, достоинства, чести, прав. И люди, распаханные этим самым кинематографом, который идет им в души, в печенки, в нервы, в мозги, куда угодно, открываются для осмысления своих собственных прав. Кино, которое просто рассказывает про жизнь правозащитников, - это тоже не правозащитное кино. Это кино о правозащитниках.
С. БУНТМАН - Я помню кино, было много таких "кин", которые рассказывали о жизни правозащитников, официальное кино, которое в 70-е годы рассказывало нам об очень нехороших людях, о диссидентах. Были такие передачи
А. ДОЛИН - документальные фильмы.
А. СИМОНОВ - С документальными фильмами была большая беда, потому что их было очень трудно снимать, фактура очень не поддавалась. Что-то я не помню документального фильма о пребывании Андрея Дмитриевича Сахарова в Нижнем Новгороде, тогда в Горьком.
С. БУНТМАН - Как хитро все делалось. Какой-то невнятный кадр откуда-то, что-то, много комментариев всяких товарищей...
А. СИМОНОВ - Это замечательные это были гэбэшные фильмы. В основном они делались для демонстрации на Западе. "В ответ на происки империалистических разведок, которые рассказывают о бедственном положении диссидентов в тюрьме, рассказываем, что диссиденты вовсе даже не в тюрьме, а на свободе. Правда, мы не можем дать им возможность говорить, они сняты скрытой камерой, поскольку разговаривать с ними опасно".
С. БУНТМАН - В перестроечные времена был даже фильм о Новодворской, о "Демсоюзе", какие там ужасные люди были.
А. СИМОНОВ - Да. Валерия Ильинична - это отдельный сюжет, это замечательный персонаж. Это действительно чудо 20 века. Другой разговор, что можно по-разному относиться к чудесам. Некоторые их любят, некоторые их ненавидят, некоторые их не признают чудесами. Но как персонаж, как человек 20 века - чрезвычайно интересная фигура для того, чтобы снять о ней документальное кино и сегодня.
С. БУНТМАН - Только настоящее.
А. ДОЛИН - Да, это точно. И ненастоящее тоже интересно, от противного если смотреть. Я хотел добавить, что по-моему наверное, я действительно меньше знаком с культурой гэбэшных фильмов. Не сомневаюсь, что она тоже была. Немножко я знаком, но мало, это не мое поколение. Я хотел сказать другое. По-моему, это не только вопрос идеологии, которая это все порождала. Это вопрос вообще взгляда. Например, телевидение, которое кормит нас этими передачами или документальными фильмами, до какой степени оно способно воспринимать ту другизну, которую любой настоящий диссидент собой воплощает. Потому что это человек другой, идущий "наперекор волнам", против всех. И даже когда мы смотрим какие-то сюжеты в новостях, то они могут быть сняты об этом, как о каком-то феномене, хотя бы со знаком плюс, так и как о чем-то исключительно опасном, странном и комичном. До сих пор на самом деле мы такое видим через день, если внимательно смотреть программы новостей или какие-то аналитические программы об актуальности, мы видим сплошь и рядом то, что восходит прямиком к этой гэбэшной эстетике.
А. СИМОНОВ - Вы абсолютно правы. Когда собрался первый митинг по поводу первой чеченской войны (на Пушкинской площади, ужасно плохо организован, отвратительная погода, начало декабря, народу немного), телевизионщики создали такой телевизионный "заповедник", каре, внутрь которого втаскивали очередного политика, и он быстро рапортовал, что он протестует против войны в Чечне. Вокруг ходили секретари политиков и советовались, пора или не пора вести нашего политика, чтобы он тоже принял участие и отметился на этом мероприятии. Потные телевизионщики, время от времени выскакивающие из этого каре... Официальная часть, заявленная, митинговая, была оснащена матюгальником, так что никто никого толком не слышал. Только очень громко кричавшие могли быть услышанными. А по периметру всего этого ходила, прихрамывая, Лариса Иосифовна Богораз. Это та самая женщина, которая вышла в 1968 на Красную площадь в знак протеста и спасла честь нации. Так вот, я, будучи с ней хорошо знакомым, спросил: "Лариса Иосифовна, Вы-то чего сюда пришли?" Она мне сказала: "Алеша, понимаете, стыдно дома было сидеть". И когда из этой кучи выскочил первый человек со знакомым мне лицом, это оказался тогда молодой корреспондент Сережа Доренко. Мы были знакомы. Я сказал: "Сережа, что вы снимаете этих" Я вам сейчас не воспроизведу в прямом эфире, дабы не навлекать не вас. "Вот, ходит человек. И обратите внимание, она прошла всего ничего, от Красной площади до площади Пушкина. Снимите ее, перестаньте снимать этих козлов". Он сказал: "Да, да, это очень интересно", и нырнул обратно. На том у телевидения в тот момент интерес к правозащитникам и иссяк. На самом деле Вы правы, отношение к правозащитникам как к городским сумасшедшим традиционно. В этом смысле я, например, имея очень незначительный опыт я работаю в правозащитной организации всего 10 лет, и из них-то я не могу сказать, что я все 10 лет был правозащитником, я сначала пытался только понять, что я делаю. Последние 8 я более или менее, осознал, что то, чем я занимаюсь, имеет прямое отношение к защите прав человека. Так вот, я уже вполне имею репутацию городского сумасшедшего, и в качестве оного воспринимаюсь большинством московских редакторов центральных изданий, газет и некоторыми руководителями телеканалов. Притом, что они время от времени меня слышат, слушают, но относятся к тому, что я говорю, с полной долей иронии: "что слушать этого городского сумасшедшего, он обязательно будет заниматься защитой наших прав от нас самих, идиот".
С. БУНТМАН - Вадим, наш слушатель, прислал на пейджер вопрос: "Разве "Список Шиндлера" или "Обыкновенный фашизм" - это не правозащитное кино?" И тут мы переходим к той широте, к гражданскому кинематографу, который собирает фестиваль "Сталкер". Два этих фильма - это не правозащитное кино?
А. СИМОНОВ - Это кино действительно про людей, взявших на себя груз защитить права человека, или кино людей, сделавших эти фильмы во имя того, чтобы та или иная историческая ситуация не повторилась в будущем. Или, по крайней мере, не повторилась хотя бы у них на родине, как пытался это сделать Михаил Ильич Ромм в "Обыкновенном фашизме", что чистая правда. Поэтому я просто против самого термина "правозащитное кино", потому что оно очень сужает возможности этого кинематографа. Тогда сразу огромное количество фильмов про беды людские, которые впрямую возбуждают желание защищать права других людей, будут вычеркнуты из этого списка, и фестиваль скатится к каким-то узкоспецифическим картинам, которые занимались бы вполне... вообще, на самом деле защита прав человека - это ужасно скучное дело. К тебе приходит человек, права которого нарушены, и ты начинаешь разбираться, как сделать так, чтобы восстановить эти права. Это долгое, муторное дело, начиная от разговора с ним и кончая написанием бумаг в различные учреждения, инстанции. Безумно скучное, затяжное, еще и юридизированное дело. Это ведь не просто выхождение на площадь с объявлением себя защитником прав человека. Это фигня. Это работать надо. На самом деле правозащитники - очень скучные люди. Когда их вытаскивают в эфирхорошо, у меня 20-летний опыт кинорежиссуры, актерское прошлое и масса всяких прочих прибамбасов. А вы послушайте Сергея Адамовича.
С. БУНТМАН - Слушаем.
А. ДОЛИН - Постоянно.
А. СИМОНОВ - Он же последовательно зануден в каких-то вещах. Если не вслушиваться, если не сопереживать тому, что он думает и делает, от него иногда можно сойти с ума. Дай бог, чтобы у нас было побольше таких.
А. ДОЛИН - Это очень верно сказано, что когда мы говорим "правозащитное кино", мы сужаем понятие, очень зря. Что такое вообще защита прав человека? Это некая идеология, противостоящая, как правило, официальной государственной идеологии. Более круто в каких-то государствах, менее круто в других, но это происходит, так или иначе.
С. БУНТМАН - Не всегда государственной, может быть, представлениям, практике. Насколько я понял, у вас "Зеленая миля", например, в фестивале. Стивен Кинг, между прочим, фильм, который полон фантастических
А. СИМОНОВ - Я сегодня пришел с просмотра картины про Бунина "Дневник его жены". Казалось бы, какое отношение имеет личная драма Бунина к правам человека. Я абсолютно поддерживаю отборочную комиссию, которая выбрала его картину. Потому что вся его драма замешана, как на дрожжах, на эмиграции, на лишенности родины, на том, что без родины происходит вот такое, и не подкрепленный этим ощущением родины человек становится диким, одиноким, нервным. С ним происходит масса вещей, которые иначе могли с ним не произойти. И с этой точки зрения эта картина имеет абсолютное право быть на фестивале.
А. ДОЛИН - Очень странная штука, что часто, когда мы говорим о правозащитном кино вот, возникли два названия, "Обыкновенный фашизм" и "Список Шиндлера". Оба фильма - это некие массовые истории. Конечно, на некоем частном материале, но все равно это фашизм как явление, это геноцид как явление. Это некие массовые портреты. Но, как правило, (я не хочу никоим образом принижать эстетическую силу этих двух картин), большую силу воздействия на людей оказывают частные истории маленьких людей, (часто выдуманные), с которыми зритель может себя как-то проассоциировать. И фильм "Зеленая миля", и "Танцующая в темноте", и "Дневник его жены", и многие фильмы, которые представлены в этом фестивале, воплощают это самое начало, истории маленького человека, где-то выдуманные, где-то реальные, (когда это история Бунина), которые могут что-то всколыхнуть внутри человека в большей степени, чем рассказ о трагедии народа, когда это происходит в "Списке Шиндлера".
А. СИМОНОВ - Я думаю, что все-таки "Список Шиндлера" - сильная картина не только по масштабу происходящего, но и по тому, как реально это воплощено в отдельных персонажах. А в принципе я с Вами совершенно согласен, и скажем, "Ночной портье", с моей точки зрения, не в меньшей степени антифашистский фильм, чем "Обыкновенный фашизм".
А. ДОЛИН - Совершенно верно. Это любовная история, которая происходит сильно после окончания войны, когда охота за нацистскими преступниками уже начинает выдыхаться, когда все это переходит в эстетику чисто эротическую и садо-мазохистскую, вроде бы извращенную, но история получается о том же самом и воздействует очень сильно.
-
А. ДОЛИН - Я хотел сказать несколько слов про "Зависть богов". Этот фильм очень сильно критиковали, и пожалуй, в какой-то степени правильно, потому что в этом фильме что-то действительно не получилось. Но вот что интересно. То, что это очередная попытка в нашем современном российском кинематографе, который находится в кризисной ситуации (что признают, наверное, и зрители, и кинематографисты), сделать такую же простую человеческую любовную историю и не идти на поводу у моды на ментов, на киллеров, на триллеры, те жанры, которые почему-то вдруг кем-то стало решено, что это жанры, которые могут привлечь к российскому кино российского же зрителя. Меньшов здесь не пошел по этому пути и не пошел по тому облегченному пути, по которому он пошел в фильме "Ширли-Мырли", тоже комедия, которая явно может привлечь многих. Он снял историю о любви людей уже не первой молодости, для того, чтобы привлечь именно к этой маленькой драме маленького простого советского человека. Все мы, наверное, остаемся этими самыми советскими людьми в душе, несмотря на то, что живем как бы уже в другом государстве. С этой точки зрения фильм заслуживает интереса. Не только с той точки зрения, что там играет Алентова и в маленьком эпизоде еще Депардье снялся.
С. БУНТМАН - Алеша, здесь говорят: "Например, фильм "Брат-2" можно считать фильмом такого толка?"
А. СИМОНОВ - Категорически нет.
А. ДОЛИН - Абсолютно согласен. Я вчера смотрел его по телевизору. По-моему, это анти того, о чем мы говорим.
А. СИМОНОВ - Понимаете, какая штука? Утверждение человека, как заменяющего закон, категорически противоречит самому главному принципу правозащиты. Правозащита - это заставить закон защищать человека, помогать человеку быть защищенным законом. А попытка наказать кого-то поперек закона и стать тем самым героем, или, наоборот, утвердиться в своей воле, - это та самая главная большая российская проблема, над которой мучился еще А.С. Пушкин. Как говорится, чем отличается воля от свободы. Утверждение этой криминальной, по сути дела, воли категорически противоположно самой идее защиты прав человека.
С. БУНТМАН - Утверждение такое, я бы сказал, не то что безапелляционное, а безапелляционное в судебном смысле этого слова. Помните фильм как он назывался у нас? "С меня хватит", да? С Майклом Дугласом.
А. ДОЛИН - Да, был такой русский перевод.
С. БУНТМАН - Да, это "Свободное падение" ("Falling down"). Дело в том, что человек, которого действительно абсолютно все, от тощего гамбургера до того, что происходит вокруг, его просто сминает, раздавливает, и он начинает сопротивляться сам по себе. И, в конце концов, он приходит к очень серьезному краху. Это не такое безапелляционное "я наведу везде порядок", потому что он приходит к краху, который, может быть, и придуман. Он может и выиграть в жизни, но здесь приходит, и мы начинаем задумываться над рамками, в которых можно утверждать свою волю в наведении порядка, начинаем, в какие сложнейшие взаимоотношения со всем нехорошим обществом, но массой разных людей мы входим. В этом тоже осознание гражданственности есть.
А. СИМОНОВ - Тут еще есть два момента. На самом деле мне кажется, что я "Брат-2" не видел, видел "Брат-1". Но дело не в этом. Дело в том, что позиция авторов может совпадать с позицией героя, а может не совпадать. Увидеть этого героя со стороны, увидеть, насколько в конечном счете это победа героя оказывается победой по Хемингуэю, когда победитель не получает ничего, - это задача авторов. Мне важнее позиция авторов, чем позиция героев. Если авторы не солидаризуются в этом вопросе с героем, если они не любуются этим героем и пытаются понять, чем для него, для человека, которого они выбрали в герои, чревата такая форма самоутверждения, тогда мне интересно это смотреть. Тогда я готов подумать, вполне может быть, что и с таким героем фильм может оказаться на фестивале.
-
А. ДОЛИН - Я хотел перекинуть мост от того, о чем мы говорили перед новостями к тому, о чем будем говорить сейчас. Во-первых, касательно "Брата" и "Брата-2". Это очень любопытный момент, насколько жанр фильма, любого произведения искусства определяет тематику жестокости - не жестокости, защиты прав человека или, наоборот, навязывание своего права и своего закона другим. Тот же режиссер, исключительно талантливый, на мой взгляд, Алексей Балабанов, снимал другие фильмы, ровно между этими "Братьями", перед первым "Братом" он снял фильм "Замок" по Кафке, который полностью противоположен это достаточно точная экранизация романа, хотя она решена немножко в другом ключе. Но все же это история человека, который не может пробиться к власти, не может добиться своего, и которая эта загадочная для него система подминает под себя. Фильм "Про уродов и людей", который был снят после первого "Брата" и перед "Братом-2" с Сергеем Маковецким в главной роли, - фильм об иррациональной природе зла, которое любое доброе начало (которое всегда наивно, поскольку оно есть добро), зло, которое тоже подминает под себя и навязывает ему свой порядок. Зло и добро, которое очень четко расчерчено там, в фильме в жанре криминального боевика совершенно исчезает.
С. БУНТМАН - Это обязательно? Что, жанр может определять навсегда?
А. СИМОНОВ - Не знаю.
С. БУНТМАН - Я тоже не знаю.
А. СИМОНОВ - Я думаю, что за исключением комедии мы очень долго и упорно не снимали жанровое кино. Обратите внимание на лучшие советские фильмы. Они все междужанровые или многожанровые. Какой жанр у "Андрея Рублева"?
А. ДОЛИН - Историческое кино (шепотом).
А. СИМОНОВ - Что это за жанр? Какой жанр у "Жил певчий дрозд"?
А. ДОЛИН - Тут я затрудняюсь.
С. БУНТМАН - Лирическая
А. ДОЛИН - Лирическая комедия, трагикомедия.
А. СИМОНОВ - Вот, поди разбери. То есть для нас жанровое кино было вообще нехарактерно. Мы, когда начали снимать то, что называлось жанровым кино, начинали снимать в подражание западному жанру.
А. ДОЛИН - Это, в общем, так, но я хочу сказать, что есть один...
С. БУНТМАН - Не доподражались, потому что
А. ДОЛИН - Не вышло, да.
С. БУНТМАН - Потому что очень многое хоть подспудно оттого, что обязательно кто-то пристегнется в автомобиле, да еще обязательно зачитают права тому, кого арестовывают.
А. СИМОНОВ - Тут есть очень интересное воспоминание. Лет 10 назад в государственной экзаменационной комиссии во ВГИКе (председателем был Никита Михалков, а я был членом этой комиссии) мы посмотрели примерно 20 короткометражных фильмов, которые были сделаны выпускниками ВГИКа. Поразительное ощущение. Гениев из 20 (условно) было 16 или 17, а внятно рассказать историю могли двое.
С. БУНТМАН - Они входили в гениев?
А. СИМОНОВ - Нет. Во ВГИКе учили гениев. Они могли снимать под Тарковского, под Бунюэля, под Бергмана, под кого угодно. Это было очень интересно, очень талантливо. Но историю внятно рассказать от начала до конца - это считалось западло. Поэтому нам так не дается жанр. Потому что жанр - это способность рассказать историю в неких жестких рамках жанра.
А. ДОЛИН - Я хотел рассказать о жанре, что один жанр, который на самом деле не ломает, а наоборот, предполагает эту самую правозащитную составляющую, хотя, может быть, слово не совсем точное, - это жанр, в котором снято "Покаяние", это притча. Эта притча 87 года не просто получила большой Гран-при Каннского жюри. Она получила премию "Фипресси", это премия критиков, и приз экуменического жюри, это религиозное жюри. В том году в Каннах были сильнейшие конкуренты. Был тот же фон Триер, был фильм "Небо над Берлином" Вендерса, который получил всего лишь приз за режиссуру, гораздо менее престижный. Но эта достаточно простая и очень условная, прозрачная притча стала в тот момент таким прорывом вне времени, вне всего, до такой степени пришедшимся в масть, что это не могло ни стать главным событием фестиваля.
А. СИМОНОВ - Вообще хотелось бы вернуться к "Сталкеру", а то мы как-то сильно от него удалились.
С. БУНТМАН - Мы говорим про это. Кстати, Маргарита пишет: "Очень плохо анонсировался фестиваль. Надо было делать заранее".
А. СИМОНОВ - Вот проблема. Бесплатный, благотворительный фестиваль, то есть на самом деле полностью зависящий от спонсоров. У фестиваля своих средств на рекламу и раскрутку нету, поэтому он и раскручивается слабее, чем хотелось бы. С этой точки зрения есть легкие претензии к СМИ, которые могли бы, обратив на это внимание, чуть больше его отрекламировать и не считать это платной рекламой, которая была бы включена в рекламные блоки, а сделать это как-то иначе, на уровне той же самой благотворительности. Каковы просмотры этого фестиваля, каковы его круглые столы, встречи со зрителями и т.д. У этого фестиваля есть потрясающая вещь. У него есть эхо. Знаете ли вы это, дорогие мои? В течение года после фестиваля фильмы, которые были показаны на этом фестивале, по мере возможности в каком-то составе вывозятся по городам российской провинции. И эхо фестиваля или фестиваль "Сталкер" как эхо проходит еще там. Если мне память не изменяет, за прошлый год эхо предыдущего пятого фестиваля прошло чуть ли ни в 12 городах. Это колоссальное дело. Я был только на двух, участвовал. Это замечательно. Какие люди там приходят, как они смотрят, какой для них это праздник. Там огромное количество людей, которые за последние 5-7 лет ни разу не были в кино, а здесь приезжают, смотрят хорошие картины бесплатно, имеют возможность встретиться с людьми, которые делали эти картины, обсудить проблемы, которые связаны с этими картинами.
С. БУНТМАН - Но эффект есть?
А. СИМОНОВ - И кроме всего прочего, имеют возможность говорить о своих болях, бедах и обидах. У меня была встреча в этом году казалось бы, третья столица, Нижний Новгород. У меня там сидело 120 стариков, с которыми мы схлестнулись по поводу текущей политики и их собственных бед. Это был такой кайф! Мы не ненавидели друг друга совершенно, но при этом орали друг на друга. Я им пытался внушить, что, в конечном счете, ну когда же они вспомнят, что это зависит и от них тоже. А они мне все "вы, москвичи, черт вас дери". Я готов был отказаться от того, что я москвич, говорил, я приехал "какой я начальник?" - "Ну все-таки". Это такое живое, и это такие замечательные и такие брошенные люди, что эхо этих фестивалей для меня не менее дорого, чем то, что сегодня происходит в Доме кино.
С. БУНТМАН - Вопрос от Владимира: "Объясните, пожалуйста, слово "сталкер", непонятно". Слово "сталкер" известно нам и по братьям Стругацким, и по Андрею Тарковскому. Это проводник, который проводит, как в фильме, туда, где вроде бы исполняются желания, во всяком случае туда, где мы узнаем самих себя. Вот и весь фокус.
А. СИМОНОВ - Поэтому фестиваль и называется "Сталкер", потому что он и пытается осуществить эту миссию проводника к пониманию того, что с тобой происходит, как нужно действовать в тех случаях, когда с тобой происходит что-то, что тебе не нравится, что тебе кажется нарушением твоих прав. В том, чтобы ощутить, что твоя собственная беда не единична, она помножена на беды твоих сородичей, соотечественников, героев фильмов. И может быть, тогда понять, что именно не единичность этой беды толкнет тебя на то, чтобы участвовать, помогать другому человеку и просить помощи от него.
С. БУНТМАН - У меня сразу контрвопрос. Такие вещи, когда говорят очень много, например, о невзгодах. Те же самые люди, с которыми тогда был разговор в Нижнем Новгороде. Много говорят: "Показывают невзгоды людей, несчастных людей, и ощущение есть, как от чернухи. Чем чернуха отличается от гражданственного и социального кино?"
А. СИМОНОВ - Чернуха - это тогда, когда этим кто-то любуется. А когда человек, глядя на это, испытывает чувство неловкости, горечи, гражданской неприязни, ненависти, если хотите, к тому, что это создало, - это никакая не чернуха. Это только в отношении. Потому что нельзя не показать, если ты рассказываешь о событиях в Чечне, что погибло несколько человек, нельзя не показать убитого. Но человек, который остановился и стал, как Фома неверующий, совать свою камеру в раны на этом человеке, он уже любуется этим. Это становится чернухой. Из информации стало чернухой. Только благодаря лишним 5 секундам на экране. Вот как иногда близко одно от другого.
С. БУНТМАН - Маша спрашивает: "Кто в нашей стране является сталкером?" Смотря в каком понимании и куда проводит.
А. ДОЛИН - Хороший вопрос.
А. СИМОНОВ - У нас есть официальные сталкеры и неофициальные. Официальным сталкером в нашей стране является Владимир Владимирович Путин. Все остальные сталкеры неофициальные.
А. ДОЛИН - Надо сказать, что по Стругацким и по Тарковскому сталкеры тоже разные бывали. Там же был сталкер Дикобраз, который пожелал себе горы золота и получил.
С. БУНТМАН - Да. Так что вы выбирайте сами. Киру утомила передача, что мы не про развлечения мы говорим в выходной день. Завтра День Конституции, между прочим, и самое время задуматься о том, где мы и зачем что делаем. Во-первых, все просят напомнить, где фестиваль.
А. СИМОНОВ - Фестиваль проходит в трех залах: в видеозале, в Белом зале и в большом Красном зале дома Кино и Союза кинематографистов, Васильевская, 13, недалеко от м. Белорусская (кольцевая).
С. БУНТМАН - Гражданственное кино может быть любого жанра. Есть масса телесериалов, которые постоянно, подспудно и увлекательно что-нибудь утверждают. Они позволяют жить, выживать, от американской "Скорой помощи" но наших выживающих сериалов нет. Очень много по форме напоминающих, а внутри это совсем другое. В чем тут дело?
А. СИМОНОВ - Сереж, на сериал надо иметь внутреннее длительное благополучие, для того чтобы от сериала шел позитивный дух. В неблагополучном обществе долго держаться на уровне благополучия героев, какого-то благополучного разрешения их конфликтов безумно трудно.
А. ДОЛИН - Или неблагополучного.
А. СИМОНОВ - Просто автором очень трудно выдержать такую ноту, поэтому рано или поздно там начинает реальная жизнь, если даже не в сюжет вторгаться, то вторгаться в настроение героев, авторов. И рано или поздно возникают какие-то элементы то чернухи, то беды. Поэтому просто зачастую не справляются с такой задачей, просто долго автор справиться не может, потому что у нас пока ни у кого нет такого долгого благополучия, достаточного для того, чтобы передать это ощущение благополучия.
А. ДОЛИН - Ставят ли перед собой такую задачу, это тоже большой вопрос, показать благополучие или этот импульс передать зрителю. Мне кажется, что у наших телевизионщиков задачи ставятся совсем другие, и поэтому эти криминальные жанры... ничего плохого про них сказать не хочу...
А. СИМОНОВ - Про некоторые можно сказать кое-что.
А. ДОЛИН - Про сам жанр. Установки на то, чтобы дать зрителю не то, чтобы такой слепой позитив, что в жизни все хорошо, дело же не в этом. Дело в том, что сериал в отличие от кинофильма, который тебя захватывает на 1,5-2 часа, с сериалом ты живешь ежедневно, у себя дома, среди своих проблем, забот. Ты выходишь с кухни и садишься к телевизору. Ты не выходишь, чтобы развлечься, в кино, а живешь с этим ежедневно, и чтобы эта повседневность давала человеку что-то и открывала ему некую новую правду или, во всяком случае, уверенность в тех вещах, в которых хочется быть уверенным, - нужно стараться намеренно это дать. А у нас сериалы (отечественные) построены на идее развлечения, которая неминуемо связывается либо с комедией, либо с криминальной тематикой, непонятно почему.
А. СИМОНОВ - Сережа правильно сказал про "Скорую помощь". Какие бы там бытовые неурядицы ни случались, но человек, просмотревший 3-5 серий этого сериала, без страха ляжет в автомобиль, который повезет его в это заведение.
А. ДОЛИН - Лично у меня есть знакомая девочка, которая год смотрела этот сериал. Она сейчас закончила школу, у нее мать учительница истории, была полная уверенность, что она идет на филфак. Она поступала, не поступила в Мед. Сейчас учится, безумно при этом работает, зарабатывает деньги на репетиторов, чтобы поступить в следующем году. Хочет быть только врачом в "Скорой помощи" и никем больше.
С. БУНТМАН - И дай бог пронести через профессию это ощущение чуть-чуть ненастоящей жизни, но очень важной, светлой, с проблемами от супружеской измены до СПИДа и до возможности спасти человека или той же самой эвтаназии, о которой сейчас так много говорят.
А. СИМОНОВ - У нас еще впереди до 15 числа 4 дня фестиваля. Он еще продолжается, на нем каждый день просмотры, и туда можно приходить.
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" был председатель Фонда защиты гласности Алексей Симонов.
11.12.2000
http://echo.msk.ru/programs/beseda/12641.phtml
Док. 466738
Перв. публик.: 11.12.00
Последн. ред.: 25.07.08
Число обращений: 337
Симонов Алексей Кириллович
|
