История "Маяка": Единого звука ради... Часть 1
Алексей Ермилов
Молчаливый Хрущёв
- Ермилов, давай быстро в машину и - на Международную строительную выставку, в Лужники. Туда сегодня Хрущёв приезжает. Пропуска тебе заказаны.
Вообще-то, строительством у нас занималась Марина Новицкая, но что-то в этот день ей помешало выехать, может быть, она не совсем здорова была, не знаю.
И вот я в Лужниках, иду почти рядом с Никитой Сергеевичем и ловлю его слова в микрофон, который висит на длинной "удочке". Впрочем, слов этих до обидного мало. Всегда разговорчивый Хрущёв на этот раз только молча кивает, слушая объяснения специалистов. На плёнке лишь эти объяснения и остаются. Раньше мне никогда не приходилось общаться с ним, и я начинаю подозревать, что его никто не предупредил и что он меня принимает за какого-нибудь зарубежного корреспондента. Хотя ведь он и тут никогда за словом в карман не лезет. Час-другой идём вдоль вереницы огромных экскаваторов, бульдозеров, подъёмных кранов. И я с досадой понимаю, что репортаж у меня сорван, что в эфир кроме дежурной фразы "сегодня посетил Международную выставку и осмотрел её экспонаты" нечего и сказать.
Конечно, оно бы дождаться конца церемонии и спросить Хрущёва о впечатлениях - чего проще. Но... тогда было не принято без предварительных, долгих согласований задавать вопросы "самому". Это категорически запрещалось.
Выручил случай. На одной из площадок представители какой-то фирмы решили подарить Никите Сергеевичу модели дорожных машин. И тут Хрущёв необычайно оживился.
- Вот здорово! - сказал он, приводя в действие маленький асфальтоукладчик. - Это всё я обязательно внукам подарю. Пусть играют в самые мирные на земле машины - строительные.
Мчусь в редакцию, на ходу сочиняя подводку: "Парад самых мирных машин принял сегодня глава Советского правительства. Внуки Хрущёва осваивают строительные профессии".
На Пятницкой сразу влезаю в монтажную, а когда минут через сорок выхожу - что за чертовщина? Все на меня посматривают и хихихают. "Ты ещё сегодня "Известия" не видел?" (А тогда "Известия" выходили по вечерам.) Смотрю - ёлки-палки! На первой полосе - Никита Сергеевич Хрущёв во время посещения строительной выставки. А рядом вышагивает корреспондент "Маяка", только... без микрофона-удочки. То есть её начисто заретушировали. Физиономия у меня, естественно, напряжённая чрезвычайно. И без "орудия производства" не понять, кто же это такой. На министра не похож по молодости, а на охранника не тянет по причине некоторой худощавости.
На другой день не поленился смотаться в "Известия", попросил подлинный снимок. Спрашиваю: "Чего микрофон убрали?". "А он, - говорят, - как раз наискосок перегораживал министра строительства. И вообще, вечно радийщики в кадр влезают, а потом сами и обижаются. Нате вам ваше фото - на память".
"Понимаете, я без него не могу жить"
Говорят, на факультете журналистики и сейчас на семинарах демонстрируют мою старую запись: репортаж из Дворца бракосочетаний. Впрочем, репортажем это не назовёшь, скорее - звуковая композиция. Впервые появилась она в эфире "Маяка", а потом вышла отдельной пластинкой на звуковых страницах журнала "Кругозор".
А был тогда автор относительно молод и холост, да ещё считал себя потерпевшим в серьёзной личной катастрофе. И он, автор, всерьёз задавался вопросом: а где и как находят своё счастье все-все-все? Чего проще? Надо пойти во Дворец бракосочетаний и спросить. То есть - взять интервью у молодожёнов.
Может быть, пластинка потому и получилась эмоциональной, что автор сам был "лицом заинтересованным". Собственно, моих-то слов там почти нет. Сначала даны десятка полтора ответов на вопрос: "Где вы нашли друг друга?". Потом два десятка ответов на вопрос: "А почему вы решили, что он - это он (или - она - это она)?".
Сейчас, на бумаге, всё выглядит наивным и даже глуповатым. Но на пластинке... Безусловно, тут ещё сыграло свою роль место и время. Через несколько минут начинается новая жизнь! Переживания, эмоции - они слышатся в каждом голосе. "Где мы первый раз увидели друг друга? Ах, подождите, дайте припомнить. Ну да, на лекции. Ты ещё опоздал и попросил меня: дай тетрадку списать".
Непросто было сделать, чтобы все ответы не перепутались, не "слиплись". Ещё накануне (к таким сложным вещам я, конечно, готовился заранее), при входе во дворец мне послышался характерный звук - это продавщица маленького киоска выкладывала обручальные кольца на стеклянный прилавок; звоном колечка я и отделил одни ответы от других.
А ещё была на пластинке и точно подобранная музыка, и - стихи. Последний ответ невесты звучал так: "Понимаете, я без него не могу жить". "Слушайте, - говорил репортёр, - те, кто не верит, что существует любовь, что придёт она к нему - слушайте ещё и ещё раз эти слова". И повторялась, повторялась фраза "понимаете, я без него не могу жить", а из-под неё, на фоне её, выплывало стихотворение Леонида Мартынова "Ты без меня, словно дым без огня. Ты продолжался бы после меня, разве что только, как ночь после дня, с бледными звёздами через окно, эхо моё. Но со мной заодно ты повторяешь средь ночи и дня: "Ты без меня, словно дым без огня". Тут вступал неожиданно, "эхом", женский голос и вторил "Ты без меня, словно дым без огня", и всё это на музыке, и нет-нет да и слышалось "понимаете, я без него не могу жить".
Мы с режиссёром Сашей Овчинниковым уже почти всё смонтировали, но тут наступила неожиданная заминка. Оказалось, что решающую, ключевую фразу я записал с невероятно маленьким уровнем. Девушка сказала её очень тихо, и я просто не успел поднести ближе микрофон. Как ни пытался режиссёр "вывести" голос, какую коррекцию ни вводил - слова звучали глухо, даже почти неразборчиво.
Я понимал, что никогда ни одна другая невеста не повторит мне этих слов. Скажет по-другому, по-своему, но так - нет. К тому же "репортаж из Дворца бракосочетаний" стоял в плане на сегодняшний вечер (канун 8 Марта!), и редактор уже несколько раз осведомлялся - чего это вы там возитесь.
И вот сегодня, на страницах этой книги, я впервые решился рассказать об одном секрете. Истовый поборник правды в журналистских приёмах, я был вынужден прибегнуть к маленькому лукавству. Рядом, в соседней студии, работала одна наша корреспондентка. И она на удивление точно, с той же, может быть чуточку усиленной, интонацией повторила слова невесты.
Вот так и случилось, что на пластинке, в самом финале, воспроизведён голос... Люси Петрушевской - тогда репортёра "Маяка", а ныне популярнейшей писательницы. Давно её не видел. Встречу - спрошу, помнит ли она это: "Понимаете, я без него не могу жить".
Первый эфир
В те времена выход журналиста в эфир был событием, да ещё каким! Готовились к этому за много дней, тексты писали-печатали, согласовывали-утверждали, литовали-исправляли-перечитывали. Сейчас думается: ведь всё это можно было спокойно записать на плёнку. Ну, спрашивается, какая разница, всё равно же репортёр произносит текст даже не слово в слово, а буква в букву? Зачем тратить столько сил, энергии, денег? Записал, отдал, а в нужное время режиссёр нажал на кнопку. Ан нет. В эфир - так в эфир.
Свой первый эфир я на всю жизнь запомнил. Было это в ноябре 1964 года, в день прилёта космонавтов Феоктистова, Егорова и Комарова, точнее - в день возвращения их в Москву.
Тогда такие встречи обставлялись необычайно торжественно. И по всей трассе от аэропорта до Красной площади были установлены микрофоны "Маяка".
Ещё накануне мы со Степаном Хоменко побывали на нашей "точке" - балконе обыкновенной квартиры седьмого этажа в доме на Ленинском проспекте. Оператор Чумаченко заботливо проверил связь. Перед самым эфиром он снова много раз переговаривался с аппаратными. Под руководством опытного Хоменко мы ещё и ещё прорепетировали текст. Там получалось примерно так: абзац его - абзац мой. Не помню почему, но первыми должны были быть мои слова.
И вот мы стоим на этом тесном балкончике, под нами ширь проспекта, по обочинам стоит множество людей, движение, конечно, перекрыто, в репродукторах музыка наяривает, я крепко держу текст, чтобы ветер ненароком не вырвал.
- Едут, - толкает меня Степан.
И впрямь, вдали показывается кортеж автомобилей. Предупреждающе поднял руку Чумаченко: внимание! И - резкая отмашка - мы в эфире.
Помнится, я нисколько не волновался. Подумаешь - текст по бумажке прочитать. Тем более - свой, собственный. Делаю шаг к микрофону - и бойко начинаю:
- Микрофоны Всесоюзного радио установлены на Ленинском проспекте. Сейчас я вижу, что машины...
С ума сойти! Я вдруг слышу, как из всех динамиков, что подвешены по сторонам дороги, гремит - многократным эхом разносится: "...на Ленинском проспекте... проспекте... пекте... екте..." И мне яснее ясного представляется, как сейчас меня слышат люди, которые собрались там, внизу, слышат, наверно, и космонавты, которые едут в открытой машине, слышат во всём городе, слышат во всей стране.
Чумаченко сдёргивает наушники, оторопело смотрит на меня. А я... молчу. Молчу! Ну вот слова не могу выдавить. Степан выдёргивает текст из моих онемевших рук. "Да, сейчас мы видим, что машины с космонавтами приближаются к пересечению с Ломоносовским проспектом, тысячи людей приветствуют героев", - подхватывает он.
Через секунд двадцать он успевает взглянуть на меня. Я киваю - всё, оклемался. Хоменко передаёт мне текст. И я работаю.
А Чумаченко каким-то чудом успевает ещё щёлкнуть своей камерой. Именно благодаря ему у многих репортёров "Маяка" остались снимки, на которых запечатлены их репортажи, командировки, их первые выходы в эфир.
Космос
Одно время за мной закрепили новости авиации и космонавтики, чему я, признаться, был страшно рад. Звёздами я увлекался с детства, мечтал стать астрономом, а космические полёты тогда, в шестидесятые годы, были необычайно популярны.
И необычайно засекречены. Поэтому, допустим, о поездке на Байконур я даже заикаться не мог. И о поездке в Звёздный городок. И о репортаже из Центра управления полётами. И об интервью с Главным конструктором, чьё имя у нас произносилось шепотом, с оглядкой...
Всё это делал Юрий Летунов, заместитель, а впоследствии и сам Главный редактор "Маяка". Только у него были все соответствующие допуски-пропуски. На мою же долю доставалась будничная, черновая работа. Но и она была невероятно интересна.
Например, поручили мне подготовить интервью с Германом Степановичем Титовым. Наверно, приближалась какая-то годовщина полёта, сейчас точно не помню. Титов приехал к нам на Пятницкую, сел к микрофону: "Текст есть?" "Да нет, Герман Степанович, мы ведь на запись идём, не в эфир, если что - вырежем". Он обрадовался - без бумажки куда интереснее.
А я накануне полночи сочинял вопросы, и наряду с неизбежными, относящимися непосредственно к событию, там были и достаточно неожиданные. С Титовым мне уже приходилось работать, я знал, что он человек необычайно живой, даже озорной. Словом, я был уверен, что его любым вопросом в угол не загонишь.
...Надпись "Микрофон включён" давно уже светится, интервью к концу подходит.
- Герман Степанович, а давайте вот что сделаем. Я назову одно слово, а вы мне сразу скажите, какая картина вам представилась. Идёт?
Улыбается.
- Что ж, попробуем.
- Итак - "космос".
Ни секунды не размышляя, с ходу:
- Ракета. Ракета на старте. Всё готово, вот сейчас она отправится в полёт.
А совсем уж недавно, в 2003 году, мне на стол легло сообщение: на Новодевичьем кладбище, на могиле Германа Титова открывается памятник космонавту. И я неожиданно для самого себя набрал номер заместителя Главного редактора "Маяка" Григория Александровича Шевелёва. "Гриша, ты не против, если я проведу эфирный репортаж с церемонии?". "Конечно, договорись с выпуском о времени", - сказал невозмутимо Шевелёв. А мог бы и удивиться - я лет десять в радиоэфир не вылезал. Но на "Маяке" привыкаешь ко всяким неожиданностям
http://old.radiomayak.ru/birthday/04/07/19/30955.html
Док. 466086
Перв. публик.: 19.07.04
Последн. ред.: 23.07.08
Число обращений: 249
Шевелев Григорий Александрович
|
