"Власть" продолжает публикацию материалов, подводящих итоги последних восьми лет в разных сферах российской жизни*. На этот раз эксперт Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин рассуждает о том, как менялись внешнеполитические приоритеты России и к чему эти изменения привели.
В 1999 году широко обсуждалась возможность "мира без России". Дефолт, как казалось многим, надолго поставил крест на международных амбициях Москвы. В статье, опубликованной накануне отставки Бориса Ельцина, Путин признал, что крах Советского Союза был главным образом следствием экономической неэффективности этого образования. В связи с этим, став президентом, Путин поставил цель вновь превратить Россию в глобального игрока, но на иной, чем у СССР, основе: не военно-идеологической, а экономической. Условия для этого, как оказалось, складывались крайне благоприятно: новому главе государства выпала эпоха быстрого роста экономики России, поддержанного в значительной степени ценами на энергоресурсы.
Путин вышел на международную арену как прагматик, готовый пробовать для достижения поставленной цели разные средства и способы. Для начала он привел в порядок унаследованное от Бориса Ельцина внешнеполитическое хозяйство: нормализовал отношения с НАТО, обострившиеся после бомбежек Югославии; установил тесный личный контакт с британским премьером Тони Блэром, который на некоторое время стал его "проводником" и в Европе, и по ту сторону Атлантики. Первый российский лидер со времен Ленина, свободно говорящий на иностранном языке, Путин сблизился с германским канцлером Шредером - человеком со сходным психологическим типом. Опираясь на этих двух партнеров, Путин мог позволить себе не обращать внимания на волну критики со стороны Евросоюза в связи с войной в Чечне.
С Америкой, где в 2000 году предстояли президентские выборы, российский лидер предпочел не обострять отношения. Путин ждал избрания нового главы Белого дома, тщательно подготовился к первой встрече с Джорджем Бушем, постарался найти с ним общий язык, а 11 сентября 2001 года интуитивно принял верное решение: лично поддержать американского президента в момент, когда США оказались мишенью для террористов. Две недели спустя Путин вопреки позиции своего окружения решил поддержать операцию США в Афганистане и не мешать развертыванию американских вооруженных сил в Средней Азии.
Это было, безусловно, стратегическое по своим масштабам решение: российскому президенту предоставлялся шанс стать ведущим союзником Америки в борьбе с мировым терроризмом. В одночасье мировой стратегический расклад полностью перевернулся: НАТО оказывалось анахронизмом, создавалась новая глобальная коалиция во главе с США и РФ. Путину казалось, что в этих условиях Москва могла рассчитывать на благожелательное отношение Вашингтона к своим основным интересам. Но в действительности какой-то конкретной стратегической линии за этим шагом Путина не стояло. "Окно возможностей" просуществовало недолго: американцы не согласились считать постсоветское пространство сферой жизненных интересов России, что было главным пунктом кремлевской повестки дня, а уже к лету 2002 года США переключились на подготовку войны против Ирака. С момента вторжения США в Ирак стратегическое партнерство Москвы и Вашингтона резко пошло на убыль. Белый дом и особенно Пентагон уже не настолько нуждались в помощи Москвы, а Москва в акциях США увидела опасный симптом стремления к силовой гегемонии.
В такой обстановке сложилась "новая Антанта" - недолговечное объединение Парижа, Берлина и Москвы с целью "дружественного сдерживания" США. Путин еще в начале своего первого президентства провозгласил "европейский выбор" России и теперь - в условиях растущих цен на энергоносители - рассчитывал на политическое и, прежде всего, экономическое сближение РФ и стран ЕС. Опираясь на тесные личные связи с руководителями Германии, Франции, Италии, Испании, он стремился выстроить отношения позитивной взаимозависимости, основанные на взаимопроникновении капиталов.
Но после дела ЮКОСа отношения надломились, а 2004 год - год расширения ЕС и НАТО, теракта в Беслане и "оранжевой революции" на Украине - стал и вовсе поворотным в отношениях России и Запада. После бесланской трагедии Путин фактически обвинил США в проведении политики, направленной на ослабление России и ее расчленение. События на Украине, где российский президент потерпел тяжелое личное поражение, стали трактоваться не только как спецоперация США по отрыву Украины от России, но и как создание плацдарма для осуществления "оранжевого сценария" в Москве.
В этой обстановке прежние попытки интеграции в структуры Запада казались наивными и напрасными. Вчерашние партнеры вновь представали в виде традиционных соперников. Признав союз с Западом, заключенный Горбачевым и Ельциным, бесплодным и бесперспективным, Путин "подал на развод". Россия, рассудил он, больше не бедный родственник: она ничего никому не должна и будет искать счастья в одиночку, время от времени вступая в ситуативные связи с самыми различными партнерами - по своему выбору.
В начале правления Путина многие восторгались деидеологизированным прагматизмом российской внешней политики. После "оранжевого шока" идеологическая нагрузка появилась. Сегодня "суверенная демократия" - актуальный лозунг: Россия демонстративно отказалась от статуса слушателя на мировой арене. Сегодня Путин отвергает связывающие союзы (например, гипотетическую возможность вступления России в НАТО), допуская участие в интеграции либо на глобальном уровне (G8, ВТО, ОЭСР), либо при ведущей роли РФ (на постсоветском пространстве). Единственный из лидеров "восьмерки", он общается с руководителями Венесуэлы и группировки "Хамас". С Ираном, злейшим врагом Америки, Россия сотрудничает в области ядерной энергетики, поставляет ему системы ПВО и другие вооружения.
Не отказываясь от европейского происхождения России, президент Путин подчеркивает ее евразийскую прописку и право на полноценное участие в формировании универсальных ценностей. При этом западные ценности низводятся до частного случая, а России предлагается "русский стандарт". Ценностной основой общества все громче провозглашается православие. Кремль при этом не намерен ограничиваться территорией РФ: президент лично способствовал воссоединению РПЦ и РПЦЗ. Выступление патриарха всея Руси в Страсбурге дало европейской аудитории представление об особом "русско-православном взгляде". Россия пытается выступать в роли защитницы традиционных, то есть христианских ценностей Европы, одновременно представляясь защитницей ислама в ранге наблюдателя в организации "Исламская конференция". Отвергая претензии ОБСЕ и Совета Европы на универсальную компетентность в вопросе прав и свобод человека, представители РФ заявили о намерении создать собственный исследовательско-информационный центр в Брюсселе.
При этом имидж России за последние четыре года существенно ухудшился, несмотря на повышение кредитных рейтингов. Дело Литвиненко спровоцировало невиданное обострение критики в отношении не только конкретных действий, но всей внутренней и внешней политики российских властей и лично президента. С точки зрения Кремля, такая реакция Запада означала одно: возвращение России на мировую арену стало восприниматься как реальная угроза однополярному миропорядку, сложившемуся после окончания холодной войны и распада СССР. Путин принял решение перейти в контрнаступление.
Выступая в феврале 2007 года в Мюнхене, он обозначил ревизию итогов холодной войны в качестве главной цели внешней политики на западном направлении. Главная задача - сведение роли США до положения первого среди равных и формирование многополярного мира. Управление таким миром Кремлю видится на основе "концерта держав", созданного по подобию Священного союза XIX века или реально функционирующего Совбеза ООН. По убеждению Путина, мировая тенденция состоит в общем снижении роли и влияния традиционного Запада и возвышении новых центров силы: Китая, Индии, Бразилии (коллег РФ по группе БРИК), а также ЮАР, Ирана, Индонезии и других. Стоя одной ногой в "восьмерке", а другой ловя "новую волну", Москва надеется стать своего рода глобальным медиатором, а если удастся, то и ведущим мировым игроком.
В таком контексте растет значение отношений РФ с ее все более великим соседом на востоке. В начале путинского правления в Пекине беспокоились: куда повернет новый президент? Больше всего там опасались, естественно, российско-американского сближения, наметившегося сразу после 11 сентября. Путин, однако, взял курс на стратегическое партнерство с Китаем, хотя реальное наполнение этого проекта и его перспективы остаются неясными. Главное достижение Путина на сегодняшний день - окончательное решение вопроса о границе между РФ и КНР. Шанхайская организация сотрудничества превратилась в важный региональный форум. От военно-технического сотрудничества РФ и КНР перешли к совместным военным учениям. Начинает работать казавшийся фантастическим "треугольник Примакова" - тройственное дипломатическое взаимодействие России, Китая и Индии. Правда, несмотря на регулярные визиты и декларации, "великая и дружественная" Индия по-прежнему в глубоком резерве российской политики, остальные страны Восточной Азии в лучшем случае лишь обозначены в политике Москвы.
Балансируя между более крупными международными силами, Россия при Путине стремилась выстроить собственный центр силы в Евразии - на пространстве от ЕС на западе до КНР на востоке, от Северного полюса (куда тянется хребет Ломоносова) до бывшей южной границы Российской империи и СССР. Расчет делался на то, что российская экономика, как наиболее мощная, сможет выступить в роли магнита по отношению к экономикам других стран СНГ. Экспансия российских компаний в странах СНГ становилась бы реальным интегратором евразийского пространства. Возросший политический вес РФ позволил бы ей оказывать поддержку дружественным режимам и обеспечивать региональную безопасность. Наконец, русский язык, образование, наука, культура (в том числе массовая) сформировали бы вокруг России "русскоцентричное" гуманитарное пространство.
Практика пока не полностью оправдывает этот расчет. В политической области РФ за последние восемь лет не удалось урегулировать ни одного конфликта на постсоветском пространстве: все они пребывают в замороженном состоянии. В экономической области есть магниты посильнее, чем Россия: взять тот же Китай, не говоря о ЕС. Отмена имперских преференций, или, говоря словами министра Лаврова, "взаимная экономическая эмансипация" с ее газовыми кризисами, окончательно похоронила связи, оставшиеся в наследство от Советского Союза. В области безопасности способность и готовность Москвы оказать действенную поддержку дружественным режимам (например, узбекскому) в случае серьезного кризиса трудно определить. Русский язык уже сейчас вынужден конкурировать с национальными и другими иностранными языками и культурными влияниями, и его роль в пределах бывшего Союза пока что уменьшается.
Существенная проблема внешней политики России - ее растущее одиночество. Многополярность означает не волшебное разрешение всех проблем, связанных с гегемонией США, а, наоборот, дальнейшее усложнение правил игры. Даже если Россия действительно войдет к 2020 году в пятерку ведущих экономик мира, ее отрыв от лидеров - США, ЕС и Китая - будет многократным: 3-4% глобального ВВП против 20% у каждого из гигантов. Удерживать равновесие будет непросто, а претендовать на равенство - тем более. Полюсов может быть много, но калибр у них разный.
Несмотря на все заверения официальных лиц, настроения российской правящей элиты еще не устоялись и колеблются подобно маятнику: едва Запад перестал быть моделью для безусловного подражания, как он сразу же превратился в заклятого недруга. Есть риск, что некоторые конкретные шаги государства загоняют Россию в тупик, ограничивая возможности для маневра. Если путем принуждения Запада к партнерству Москве удастся добиться компромиссов по ПРО и ДОВСЕ - очень хорошо. Если нет, что дальше: сможет ли (и захочет ли) Россия реализовывать озвученные ею угрозы и как далеко она готова здесь зайти по дороге конфронтации и гонки вооружений? Не спровоцируют ли словесные московские угрозы новое объединение стран Запада для сдерживания РФ? Полезно помнить, что и создание НАТО, и сохранение военного присутствия США в Европе были реакцией Запада на международные кризисы, которые были преднамеренно спровоцированы Сталиным с целью показать свою жесткость.
Подведем итоги. За восемь лет президентства Владимира Путина международные позиции России усилились. Благодаря повышению цен на энергоносители, а также связанному с этим повышением общему экономическому росту и укреплению финансового положения России ей удалось самоутвердиться в роли отдельно стоящей великой державы. Результаты собственно внешнеполитической деятельности выглядят скромнее. Попытка РФ встроиться в Запад на своих условиях оказалась неудачной, а на условиях США и ЕС - неприемлемой. Одиночное плавание, которое подается как единственно соответствующее исторической традиции и национальным интересам страны, проходит бурно. Политические отношения с США и большинством стран ЕС натянулись, с некоторыми соседями -- обострились.
Особенность момента состоит еще и в том, что до сих пор единственным подлинным субъектом внешнеполитической деятельности России был ее президент. Личность Владимира Путина наложила огромный отпечаток на международное поведение страны. "Другие официальные лица" в основном выступали в качестве помощников и агентов главы государства. Между тем грань между жесткой конкуренцией и конфронтацией - а именно на этом стыке стремится сейчас удержаться российская внешняя политика - тонка и почти незаметна. Играть на грани способны лишь виртуозы.
