Сто лет назад аббревиатуры были не очень в ходу. Поэтому следовало стать необычайно знаменитым, чтобы тебя узнавали по инициалам; это и теперь-то почти невозможно, а тогда такой человек был всего один. Джорджа Бернарда Шоу и устно, и письменно можно было назвать GBS - и никто не переспрашивал, о ком речь. Сегодня, через сто пятьдесят лет со дня его рождения, публика помнит только с полдюжины его лучших пьес, и это, разумеется, справедливо, а всё равно жаль: он был интересен - весь.
Он был феноменально энергичен. Сам-то он писал, что всё дело в вегетарианстве: мол, перестав есть трупы убитых животных, он стал ощущать в себе такой источник энергии, что прямо-таки не знал, куда её девать. Может, и так. Кто-то из его знакомых жаловался, какая это мука - приход Джи-Би-Эс в гости. За полчаса этот долговязый тощий человек разъяснял вам, как расставить мебель и какие повесить гардины, как готовить правильные блюда, чем лечить простуду и в какие школы отдать детей, после чего горестно рушился в кресло, всем своим видом показывая, что ему решительно нечем больше заняться. Занять его "консумацией" не было никакой возможности: ел он мало, а не курил и не пил вовсе. "Трусы пьют спиртное, чтобы заглушить потребность в настоящих возбудителях; я же избегаю алкоголя, чтобы испытать их истинный вкус". Светская беседа тоже не годилась - со скуки он принимался язвить; по-настоящему его занял бы только спор, но мало кто был способен продержаться в споре с Шоу дольше трёх минут.
Говорят, полемистом он был ещё более сильным, чем можно предположить по его статьям. Свидетельство Честертона: "Человеку, вступившему в спор с Бернардом Шоу, может показаться, что у того десять лиц. Так человеку, скрестившему шпагу с блестящим дуэлянтом, может показаться, что у того - десять клинков. В том-то и дело, что клинок - один, но очень верный" - все круглые столы и конференции, на которых мне случалось и случится бывать, я бы отдал за право послушать хоть раз публичный диспут этих двоих. У Шоу и впрямь был "один клинок" - всю свою немыслимо долгую жизнь он придерживался одних и тех же принципов. Как это часто бывает, позитивные применения его принципов (хоть проповедь социализма, которой он яростно занимался более полувека, хоть борьба за коренную реформу английского правописания - он завещал свои деньги фонду, занимавшемуся введением 42#8722;буквенного алфавита) сегодня почти или совсем потеряли привлекательность, но то, с чем он бился, по-прежнему актуально и по-прежнему стоит хорошей драки. Дураки, хищники и фарисеи меняются меньше, чем изрекаемые ими пошлости. Читать публицистические и даже политэкономические писания Джи-Би-Эс и сегодня интересно чуть ли не сплошь - почти независимо от того, согласен ли ты с его позицией. Он чертовски умён, очень наблюдателен и всегда умеет повернуть дело в совершенно неожиданную для оппонента сторону.
Ну и темперамент сказывается. Вот, скажем, он в поисках хлеба насущного взялся вести и несколько лет вёл (под псевдонимом Corno di basetto) музыкальную колонку в одной из лондонских газет и оказался, по мнению весьма понимающих людей, лучшим музыкальным критиком в истории. Почему? Профессиональных познаний в музыке он не имел, воззрения в этой области имел стандартно (по тому времени) прогрессистские: страстное вагнерианство, снисходительное презрение к итальянской опере и проч. - в чём же дело? А вот именно в этом - темперамент, острый взгляд и безошибочно чёткое перо. Прочтите в любой нынешней газете рецензию на симфонический концерт, а потом откройте статейку Corno di basetto: "Подумать только, что надо расстрелять всего каких-нибудь десять человек, чтобы Лондон остался без единого приличного оркестранта" - вот, собственно, и всё. Занятно было бы прочесть его рецензию на Гергиева или Курентзиса. Хотя - если уж призывать тень Джи-Би-Эс - пусть бы лучше написал о чём-нибудь из нашей политической жизни. Что бы он написал, например, о вторжении в Ирак, я себе примерно представляю, а что о стабфонде - ума не приложу. Но интересно бы было крайне.
Диспуты он обычно выигрывал. И у Честертона тоже - хотя, конечно же, тот оставался на своих позициях: "Меня влекут к себе Истина и Шоу. Следую я за истиной, но с большой неохотой". При всей своей любви к Джи-Би-Эс я понимаю такое противопоставление. Шоу - великолепный рыцарь интеллектуальной (а потому и социальной) честности, но для заглавной буквы он слишком рационален. Он прав (или сумеет доказать, что прав) по любой частности, но о целом лучше порасспрашивать кого-нибудь другого. Джи-Би-Эс - быть может, самые лучшие в мире игрушки на ёлку, но самих ёлок на этой фабрике не производили. К его чести, он это понимал и сам. Профессора Хиггинса из "Пигмалиона", достаточно откровенный автошарж, он оставил с носом ровно по этой причине: яростный рационализм - далеко не вся жизнь.
Иногда это можно разглядеть даже в его шедеврах. "Дом, где разбиваются сердца", например, написан с откровенным и поразительно умелым использованием приёмов чеховской драматургии - Шоу и определил жанр как фантазия в русском стиле на английские темы. Это превосходная пьеса. И сегодня, как восемьдесят с лишним лет назад, среднепрофессиональная её постановка приведёт в восторг любого зрителя. А теперь положите рядом "Вишнёвый сад" (среднюю постановку которого вообще смотреть не стоит) - и почувствуйте разницу. Для Шоу - даже когда он любовно пародирует Чехова - любая неудача рацио есть прежде всего неудача конкретного носителя рацио, а это, как ни крути, всё-таки не совсем правда. Не вся правда. Не Истина.
Но это я так - просто потому, что сам Джи-Би-Эс, кажется, в жизни никого и ничего не похвалил (кроме Вагнера и Ибсена), не подпустив яду. А читать его - удивительно интересное занятие. Даже преди- и послесловия к пьесам, без которых распирающий его темперамент в пьесах не помещался и которые со временем стали обширнее самих пьес, - на редкость увлекательны. Что же говорить о самих пьесах! Если у вас вдруг найдётся свободных полчаса, перечитайте "Избранника судьбы". Если часа полтора - "Цезаря и Клеопатру". Да хоть того же "Пигмалиона" - право, не пожалеете.
