Классика - это то, чего нельзя услышать (или прочесть, или увидеть) впервые; то, что было тебе знакомо всегда. Определение, конечно, не идеальное, поскольку под него подпадает "В лесу родилась елочка" и не подпадает Missa solemnis. Хуже того, оно на глазах делается все более строгим: у тех, кто рос в эпоху радиоточек, - а уж тем более в коммуналках, где не случалось минуты, чтобы не орал хоть один репродуктор, - классики в ушах оседало гораздо больше, чем у нынешних детей. Но некое ядро, по любому счету классическое, в крови и у них, и где-то в центре ядра - "Севильский цирюльник". Нет человека, не слышавшего про "Фигаро здесь, Фигаро там" или про клевету.
Увы, абсолютная известность означает абсолютную затертость. Добрую сотню раз выслушав за свою жизнь каватину Розины - в основном, по теории вероятностей, в довольно посредственных исполнениях, - мы знаем ее не лучше, а хуже, чем надо: мы перестаем ощущать ее исходный феерический блеск. Поэтому так и нужны эталонные исполнения, а "эталон" в таком контексте означает "чудо". Оно и происходит в фильме дирижера Клаудио Аббадо и режиссера и художника Жана-Пьера Поннеля.
Там происходит даже много чудес, и одно из них, боюсь, повторится не скоро - идеальный состав. Вот все говорят: бельканто, бельканто, - а что это такое, видели не все. Тут можно посмотреть. Начнем снизу. Два настоящих комических баса: Бартоло - Энцо Дара, Базилио - Паоло Монтарсоло. Лучший козырь basso comico - скороговорка. Дело вроде бы нехитрое, но истинный блеск оказывает только у больших мастеров, а у рядовых басов вырождается в малоосмысленное урчание. Когда Дара начинает частить "Signorina, un"altro volta", ты сжимаешься, разеваешь рот, вытаращиваешь глаза и перестаешь дышать, будто следишь за отчаянно рискующим канатоходцем; и когда он благополучно возвращается к неспешному "Un dottor della mio sorte", вдруг ясно понимаешь, почему публика россиниевских времен обожала комических басов наравне с примадоннами. О Монтарсоло речь впереди. Фигаро - Герман Прей. Суперзвезда, безупречный мастер, прекрасно поет, но по сравнению с партнерами звучит, кажется, чуть суховато - ничего не поделаешь, немецкий баритон, не итальянский. (В скобках замечу: что же это за состав, в котором наименее выдающимся выглядит сам Прей!)
Идем дальше и выше. Розина - Тереза Берганса. С этой испанки, говорят, и начался новый расцвет традиции колоратурных меццо-сопрано, любимых голосов Россини (Розина, Золушка, Дездемона), которых много десятилетий почти не бывало. Как она поет, я и говорить не хочу. Нарочно только что пересмотрел в этой роли Чечилию Бартоли - нынешняя звезда тоже ведь колоратурное меццо. Изумительно, слов нет, но у Бергансы верха были посвободнее. Дело вкуса, конечно, но мне она нравится гораздо больше.
Наконец, Луиджи Альва - лучший Альмавива за последние полвека. Из-за него-то я и говорю, что такого состава долго не будет. Дело в том, что Альва - колоратурный тенор. Многие и не слышали этого термина, поскольку таких голосов на горизонте не видать (сейчас много говорят о Хуане Диего Флоресе, перуанце, как и Альва. Я пока его не слышал). А термин такой есть, и значит он ровно то же, что в случаях сопрано и меццо: плотный нижний регистр, богатый средний - и полнейшая свобода и легкость в верхах. В фиоритурах Альва горстями сыплет отчетливые шестнадцатые и тридцать вторые ноты (кажется, попроси маэстро Аббадо, он бы и сто двадцать восьмые сыпал), не искажая матового серебра своего тембра. Что такое правильная теноровая партия? Это партия, после исполнения которой все особы женского пола, бывшие в театре, не способны думать ни о чем, кроме как отдаться певцу. Альмавива у Альвы именно таков. (Мне повезло: мальчишкой я слышал его вживе во время гастролей La Scala в Москве. Только мой предельно юный возраст плюс правильный пол упасли меня от упомянутых тяжелых последствий - я больше хлопал Гяурову-Базилио.)
Второе из главных чудес фильма - постановка. Я влюбился в нее с первого же просмотра, то есть задолго до того, как смог познакомиться с современной манерой постановки великих опер. Теперь, насмотревшись постмодернистских безобразий по уши, я ценю поннелевские фильмы еще выше. Вместо того чтобы одеть россиниевских персонажей бомжами и наделить могучими гомосексуальными устремлениями, Поннель ставит оперу ровно так, как она написана, проявляя неимоверную изобретательность. У него очень точна мера условности. Он не пытается скрыть того неизбежного обстоятельства, что люди на экране поют, то есть ведут себя крайне неестественно, - но все время находит способы подбросить деталь, позу, интонацию, делающую певца совершенно живым человеком. Певцы у него очень неплохо играют, а Монтарсоло - хороший актер даже по драматическому счету (Поннель его и снимал чуть не во всех своих фильмах). Смотреть на экран все время интересно и почти все время радостно. А как у Поннеля сняты ансамбли! Мизансцены строятся и камера ставится так, чтобы был виден баланс голосов - пишу это и сам удивляюсь.
Главная слабость фильма - возраст звезд. Бергансе здесь под сорок, Альве и Прею - за сорок, чего почти не прячут. Пока (если) не влюбишься в происходящее, это мешает.
Главная сила фильма - дирижер. Все расхваленные мною чудеса не стоили бы ломаного гроша, если бы Клаудио Аббадо не так полно передал упоительную прелесть партитуры. Во время исполнения увертюры маэстро можно рассмотреть. В полупрофиль он неотличимо похож на Сергея Филиппова, знаменитого комика старого советского кино.
"Вещь" No10
28.11.2005
http://www.expert.ru/printissues/thing/2005/10/sevilskyi_cirulnik/
Док. 461070
Перв. публик.: 28.11.05
Последн. ред.: 12.07.08
Число обращений: 224
Привалов Александр Николаевич
|
