В сложившихся национальных государствах наблюдается важное различие между внутренней и внешней политикой. Когда оппозиция обличает правительство, ожесточенность внутриполитической критики традиционно выше, нежели внешнеполитической. Зачастую при сохранении самых серьезных претензий к домашнему управлению оппозиция даже проявляет солидарность с правительством в конфликтах внешних. Логика здесь такова, что победа иностранного соперника может нанести больший вред общенациональным интересам, нежели временное усиление своего правительства, в данном конфликте поддержанного также и оппозицией. Поскольку правительства, в отличие от общенациональных интересов, преходящи, выбор достаточно очевиден.
Практика отечественной оппозиционности несколько иная. Если национальная солидарность европейского типа скорее уклоняется в сторону "Right or wrong - it is my country", в России оппозиция предпочитает иное толкование английской максимы. Поскольку my country, то уж right она там или wrong - все равно заведомо wrong. В любом внешнем споре эта страна не может быть права по определению. Прибалты настаивают на признании Россией факта советской оккупации (именно оккупации - что дает, в отличие от аншлюса, юридическое основание для репарационнных требований) - обязательно надо признать. Поляки озабочены строительством Северо-Европейского газопровода, могущего лишить их доходов от транзита, - и мы осудим проект. Россия хочет прекратить газовые субсидии Украине - жестокое удушение "оранжевой" свободы etc.
Космополит на то и гражданин мира, что ему равно чужды все державы и правительства. Его позиция именно что равноудаленная. Либо в негативном смысле - "Чума на оба ваши дома", либо в позитивном - "Чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем". Когда интересы любой державы, спорящей с Россией, уже по самому факту спора горячо принимаются к сердцу, такой склад натуры уместнее называть ксенополитизмом, ибо высота гражданственно-политической солидарности с любым иностранным оппонентом России является образцовой. Безродности тут тоже не ночевало: ксенополитизм вполне наш, русский, природный. От поздравительных телеграмм, в 1904 г. получаемых микадо от освободительной общественности, до позднесоветской эпохи, когда любые - политические, военные, спортивные - неудачи СССР вызывали в интеллигентных кругах злорадное удовольствие. "Как сладостно отчизну ненавидеть и жадно ждать ее" если не уничтоженья, то хотя бы уничиженья - это у нас с давних времен.
Сам-то по себе ксенополитизм легко объясняется логикой "Враг моего врага - мой друг". Когда свое государство воспринимается в качестве врага, худшего, нежели все иностранные соперники вместе взятые, всякая удача своего государства означает его укрепление в тирании, а всякая неудача - ослабление. Ergo, всякий противостоящий этому главному врагу есть объективный союзник. Что же до искреннего сочувствия врагу моего врага, то не всем же присуща ленинская простота. Ленин в Цюрихе, провозгласив лозунг поражения своего правительства, был вполне циничен и не рассматривал Германию как воплощение возвышенной правоты, но люди, как правило, более идеалистичны и потому склонны к такого рода рассмотрению. Сказать, что такой-то клоп весьма вонюч, зато как он хорошо кусает ненавистный мне режим (и страну вместе с ним), как-то неудобно. Стать на сторону молодой демократии, мужественно отстаивающей свободу в борьбе против русской тирании, гораздо краше и приличнее.
Против того, что логика "враг моего врага" порой бывает довольно эффективной, не возразишь. Когда по государству бьют как изнутри, так и извне, сокрушать его легче - взять того же Ленина. Проблема в том, что это годится как логика госпереворота, логика приезда в чужом обозе, но не очень вяжется с демократической политикой. Последняя все-таки предлагает апелляцию к интересам суверенного народа, причем своего собственного, а вовсе не всех остальных суверенных народов, кроме собственного. Выходить на выборы с ксенополитической программой - дело довольно самоубийственное, причем в условиях не только управляемой демократии, но даже и демократии совершенно кристальной и ничуть не управляемой: при ней обладателя такой программы еще вернее вынесут вперед ногами.
В диалектическим споре с такой незадачей еще можно справиться, указав, что есть демократия низшая и формальная (50% плюс один голос), а есть высшая и подлинная, т. е. совокупность разных превосходных ценностей, включающих, в частности, всегдашнее и безусловное отстаивание чужих интересов. Но в споре еще и не то можно сказать, а на предвыборном собрании такая диалектика мало поможет. Вроде бы остается надеяться только на чужие обозы, что совсем неприлично.
Разгадка парадокса, скорее всего, в том, что природные ксенополиты навсегда зачарованы 1989─1992 гг., когда названное противоречие отсутствовало. Суверенный народ тогда с восторгом любил чужие интересы, видя в том залог встречной любви и гармонического слияния освободившихся наций. А раз любил тогда - полюбит и вновь, как только избавится от нынешнего морока. Фундаментальная ошибка в том, что, как бы ни относиться к периоду 1989─1992 гг. - хоть как к массовому умопомрачению, хоть как к светлому освобождению, - в любом случае нельзя отрицать уникальность случившегося.
Невозможное случилось, потому что враз рухнула 70#8722;летняя система коммунистической лжи и любой довод прежней эпохи - в том числе и довод о национальных интересах - отвергался по определению. Отвергли бы и "2 х 2 = 4", если бы кто сказал, что данное выражение было записано в документах КПСС. А также враз рухнул железный занавес, сформировавший представление о забугорных странах как об обители, идеже несть ни печали, ни воздыхания, но жизнь вечная в полноте общения с демократией. При таких пережатых пружинах и при столь идеалистическим взгляде на внешний мир триумф ксенополитизма был неизбежен. Для повторения триумфа пружину нужно с такой же силой опять пережимать десятилетиями и десятилетиями же держать границу на замке, чтобы вера в то, как братья нас встретят радостно у входа, стала всеобщей. В способность нынешней власти устроить такие предпосылки и сами ксенополиты не верят - но тогда непонятно, на что они рассчитывают.
