Обрушение Басманного рынка в принципе могло бы привлечь несколько большее внимание публики. Погибших не вернешь, но есть разница между роком, обстоятельствами неодолимой силы и обстоятельствами, упорно воспроизводящимися. Если не впадать в полный фатализм, считая особенности московского управления самым что ни на есть неодолимым роком, роптать против которого безрассудно, какие-то выводы столичные граждане могли бы и сделать.
Еще когда после обрушения изящной конструкции "Трансвааля", поставленной в ясеневском овраге, руководство Москвы поручило Н. В. Канчели создать еще более изящную конструкцию в нагатинском овраге, стало понятно, что перестраховочные соображения вполне чужды отцам города. Не страшно не только за чужие жизни - бабы новых нарожают, - но и за собственную репутацию. Даже некоторая вероятность в случае чего быть обвиненным в фаворитизме с особо тяжкими последствиями довольно пугающа для человека, который хоть сколько-нибудь зависит от общественного мнения. Если не зависит нимало - тогда, конечно, другое дело.
Напрашивающееся после "Трансвааля" решение проверить сложные инженерные конструкции и в первую очередь самые сложные, спроектированные Н. В. Канчели, было исполнено способом, продемонстрированным 23 февраля с. г. Когда крыша обвалилась, выяснилось, что не сделано было ничего. Удивляться тут нечему: при отеческом стиле управления рекомендательные письма за подписью князя Хованского имеют большое влияние, и нельзя поручиться, что проверка Басманного рынка не происходила именно путем рекомендательной переписки.
Версия о том, что свою лепту в обвал могли внести и работы по строительству Лефортовского туннеля, также не является невероятной. Системное мышление и глубокое экспертирование возможных последствий принимаемых решений никогда не было особенно сильной стороной столичного руководства. Просчитать, как обширные подземные работы могут сказаться на окрестных грунтах и строениях, или хотя бы внимательно осмотреть эти строения было слишком сложно. Хотя и осмотр скорее всего кончился бы теми же рекомендательными письмами.
Небесное долготерпение вообще сыграло со столичным руководством дурную шутку. Ни у кого на Тверской, 13 никогда не хватало фантазии представить себе небольшую сдвижку календарных дат - что было бы, когда какое-нибудь здание схлопнулось бы 1 декабря прошлого года, накануне запланированных избирательных триумфов. При том что небеса отнюдь не давали письменную гарантию того, что долготерпение будет вечным, - а ведь впереди столько триумфов.
Такая бедность фантазии наряду с прочим может объясняться еще и тем, что в сознании как самого московского руководства, так и других политических сил, весьма недовольных этим руководством, коллапс городской структуры хотя и присутствует, но коллапс совершенно иного рода, нежели тот, провозвестником которого были "Трансвааль" и Басманный рынок.
Недовольство столичным начальством началось в Кремле не сегодня и даже не при нынешнем президенте. Первый раз черная кошка пробежала между Кремлем и мэрией еще осенью 1993 года и с тех пор бегает до сего дня беспрестанно. Тот же факт, что бегание кошки не причиняет столичному руководству сколь-нибудь серьезных проблем и особенности столичного управления сохраняются в полном объеме, объясняется давним историческим анекдотом о том, как Николаю I сообщили, что петербургский полицмейстер Кокошкин сильно берет взятки. "Да, я знаю, - отвечал император, - но, покуда он в Петербурге полицмейстером, я у себя в Зимнем могу спать спокойно". И отечественная, и всемирная история знают довольно примеров тому, чем кончаются беспорядки в столице, и Николай Павлович исходил из того, что негоции полицмейстера Кокошкина лучше беспорядков. Сходная мотивация обитателей Кремля дополнительно усиливается особенностями современного мегаполиса.
При переходе от коммунистического руководства столицей нашей родины к нынешнему была выстроена закрытая система управления, пользоваться которой в состоянии лишь творец этой системы, знающий устройство и назначение тяг и рычагов. Для внешнего пользователя столичная система есть черный ящик, приложенная к которому официальная инструкция ничему не помогает, а только сбивает с толку. При передаче дел новому руководству даже нет надобности совершать проказы в духе Жозефа Фуше, который в 1809 году, будучи уволен от должности, учинил ограбление министерства полиции: "Винт за винтом вытаскивает и выламывает Фуше из громадного механизма, чтобы в руках доверчивого преемника не сцеплялись шестеренки и срывались передачи". Непрозрачность системы такова, что ничего даже и выламывать не надо - хватит и того. Между тем многомиллионный мегаполис со всеми мыслимыми и немыслимыми коммуникациями и жизненно зависящим от них населением (это не Петербург времен Николая Павловича с печным отоплением и нужниками во дворе), в котором вдруг начинают срываться все передачи, - это и угроза серьезнее некуда, и гарантия тех самых беспорядков в столице, которых любая власть боится как черт ладана.
Отнюдь не на величии Ю. М. Лужкова, а именно на той самой боязни остаться один на один с черным ящиком и пошедшим вразнос городским хозяйством и основана непотопляемость столичного руководства. Навести в Москве порядок всегда хотелось, но страх произвести вместо этого беспорядок, граничащий с коллапсом, пересиливал естественное желание быть царем также и у себя в столице. Поскольку угроза рукотворного коллапса (о которой даже и необязательно говорить, умному человеку она и без намеков очевидна) и занимала умы, и продолжает занимать, забывалось, что коллапс может быть и второго типа - сугубо нерукотворный и никак не связанный с неосторожной передачей черного ящика из рук в руки.
Черный ящик может оставаться в тех же умелых руках, но по мере износа системы и перехода количества в качество он рано или поздно перестает повиноваться исходному держателю. Провозвестником чего и служит Басманный рынок. Коллапсом первого типа можно долго и успешно пугать, но кончится все это лишь коллапсом второго типа, с которым (в отличие от первого) вообще не понятно, что делать.
