Максим Соколов: Комиссия по делам несовершеннолетнихНазад
Максим Соколов: Комиссия по делам несовершеннолетних
В исторической поэме для детей "Наша древняя столица" Н. П. Кончаловская изложила стихами письмо польского короля Сигизмунда II английской королеве Елизавете I: "Вашему Величеству мы не раз писали, // Что пора подумать, чем грозит восток, // Чтобы не пришлось Вам сетовать в печали, // Если русский варвар будет к нам жесток". Спустя четыре с половиной века польский президент Квасьневский (а также ряд его прибалтийских единомышленников) дословно воспроизвел послание Сигизмунда. Различие лишь в том, что в своей тревоге: "Если будут к Балтике все пути открыты, // Как нам быть спокойным за свою страну?" - Сигизмунд имел в виду замыслы Иоанна IV воевать моря, и Ливонская война действительно изобиловала и варварством, и жестокостью. Квасьневский же под жестокостью русского варвара разумел то, что в польской прессе уже назвали "пактом Путин-Шредер", то есть русско-немецкий проект строительства Северо-Европейского газопровода (СЕГ) по дну Балтийского моря, который даст возможность транспортировать русский газ в немецкий Грейфсвальд в обход новых европейцев.
По мнению Польши, проект плох и в экологическом (экологические риски от прохождения трубы по польской земле до сих пор Варшаву никак не волновали), и в политическом, и в экономическом смыслах - СЕГ "позволит России пустить энергоресурсы в обход Польши и оставить ее без нефти и газа". Последний довод совсем загадочен, ибо, во-первых, о транспортировке нефти речи вообще не было, во-вторых, весь газ по СЕГ все равно не пустишь (окончательная проектная мощность СЕГ - 55 млрд куб. м против нынешних 120 млрд через Украину и 30 через Белоруссию), в-третьих, никто и не собирается оставить Польшу без нефти и газа - плати деньги, и углеводороды потянутся. Если же Квасьневский имел в виду возможность несанкционированного отбора, которая при полном прекращении транзита действительно утрачивается, то вряд ли это тот довод, к которому уместно прибегать в публичных выступлениях. Возможно, впрочем, что польская сторона ничего столь конкретного в виду не имела, а просто выражала свое потрясение неслыханным коварством русских, задумавших торговать с третьими странами в обход Речи Посполитой - отсюда и несообразность аргументации.
Есть, однако, разница между совершенно понятным неудовольствием от потери транзита (хотя бы и частичной) и сопутствующих ему выгод и потрясением от такой потери, которое уже менее понятно. Любая страна в меру возможностей будет стараться свести к минимуму свою зависимость от недружественного государства и обеспечить себе свободу торговых коммуникаций. Транзит же есть форма зависимости, не говоря о том, что он означает косвенную поддержку экономики недружественного государства. Поскольку свое отношение к России Польша и некоторые другие страны давно и внятно определили, выстраивание обходных торговых путей было лишь вопросом времени - и странно было это не понимать и к этому не готовиться.
Тем более что не на столь глобальном уровне выстраивание коммуникаций в обход Польши уже имело место. Еще в 90#8722;е годы весьма развитый тогда перегон автомобилей из Германии в Россию стал осуществляться с немалым крюком - через Хельсинки и Петербург, а прямоезжий путь через Польшу стал глохнуть. Пассажирский железнодорожный транзит через Польшу (бывший некогда самым распространенным способом попадания в Европу) тоже сильно увял, причем вряд ли это возможно списать лишь на авиаконкуренцию. Сопоставимые по расстоянию железнодорожные маршруты типа Мюнхен-Неаполь или Париж-Венеция вполне себе существуют, и авиация их не задавила. Вероятно, более существенную роль сыграло отношение польских властей к транзитным ездокам. Если автоперегонщики некогда приняли плохое в экологическом, политическом и экономическом плане решение насчет финляндского транзита - то почему газовики должны были хранить вечную верность?
Такая истеричность реакции на предсказуемое и ожидаемое решение скорее всего связана с инфантилизмом (возможно, вечным) государственного сознания некоторых наших социалистических братьев. Речь никак не идет о принуждении к любви - очень может быть, что любить Россию им в самом деле совершенно не за что и даже сколько-нибудь считаться с ее интересами они не хотят. Как суверенные державы они в полном своем праве. Но взрослый тип сознания основан на понимании некоторых вещей - того, что за все удовольствия приходится платить и, как сказали бы подписанты зловещего "Пакта Путин-Шредер", "umsonst ist nur der Tod" - "даром только смерть бывает". Если политически зрелая нация решила, что отбрасывание России является важным приоритетом ее внешней политики - значит, решила. Но никак не может служить признаком зрелости одновременная убежденность в том, что транзит (и проистекающие от того выгоды, а равно возможности давления и влияния) - это наше вечное и неизменное достояние. Историко-экономическая карта Европы - это еще и обширнейшее кладбище процветавших некогда пунктов транзитной торговли, а затем с переменой торговых путей полностью захиревших. Когда же к тому прибавляется внятная нужда другой державы в обходных путях, ни о какой вечности транзита не может быть и речи.
Подростку же вполне естественно бунтовать против родительской (или какой иной) власти, пребывая при этом в искреннем убеждении, что на причитающемся ему благах это никак не отразится. Если же отразится, и на то есть средство: Квасьневский указал, что "с момента вступления в ЕС Варшава активно пытается убедить другие европейские столицы проводить согласованную политику в отношении России и сожалеет, что Германия приняла свое решение". В русской классике это называется "Проклятое житье! // Нет, решено - пойду искать управы // У герцога: пускай отца заставят // Меня держать как сына, не как мышь, // Рожденную в подполье". То есть управа у брюссельского герцога предполагает, что Германия, с точки зрения Варшавы, обладает ограниченным суверенитетом и любой ее совместный с Россией хозяйственный проект может вступать в силу лишь после того, как Польша с Латвией его конфирмуют.
При таком взгляде на смысл и назначение брюссельской Еврокомиссии ее впору будет именовать Комиссией по делам несовершеннолетних.
