Станислав Говорухин: `В пару сильному годится только сильный`Назад
Станислав Говорухин: `В пару сильному годится только сильный`
По дороге на интервью (дело было на выборгском кинофестивале "Окно в Европу") встретился мне главный питерский киновед Олег Ковалов.
- Олег! - воззвал я с тоской. - О чем спросить Говорухина для начала? Я его боюсь!
- А вы спросите его, - сказал Ковалов, - сам ли он бегает в "Ассе"? Помните, есть такой длинный пробег одним планом. Выбежал из подъезда, потом - цок-цок-цок! - на пожарную лестницу и полез вверх, быстро, как машина. Ему ведь шестьдесят лет было почти. А как бежал и как полез! Я специально склейку искал - не нашел.
Ну, я с этого и начал.
Максимов сразу запил
- Сам, конечно, - ответил Говорухин.
- А придумал это кто? Вы?
- Насколько я помню, Соловьев. Я не возражал. В "Ассе" у меня все без дублера. Больше того - я в "Вертикали" сам иногда снимался вместо актеров, на общих планах, где лица не видно. У меня был альпинистский опыт, а у них - нет.
- Вы сейчас отмечали в Выборге сорокалетие "Вертикали". Чем объясняется такой стойкий успех непритязательной в общем картины?
- Вот этого не понимаю категорически. Мне приходилось слышать, будто весь фильм задумывался как способ легализации песен Высоцкого. Ничего подобного - Высоцкий был тогда уже достаточно известен и выступал. И песен сначала не предполагалось - он написал их после, они очень не понравились худсовету, потому что там с ними знакомились по текстам, а текст о песне никакого представления не дает. Когда ко мне пришла на картину совсем молодая Соня Губайдулина, про которую никто еще и знать не знал, что она великий авангардный композитор, - вот тогда эти песни заиграли, она сделала фантастическую оркестровку... "Вертикаль" - мой диплом. Я тогда представления не имел, что нельзя снимать картину по заведомо слабому сценарию. Чтобы как-то корректировать его по ходу дела, мы взяли с собой Владимира Максимова - тогда еще известного советского писателя, а впоследствии знаменитого диссидента, создателя и редактора журнала "Континент". Максимов на съемках почти сразу запил, в мои обязанности входило ежеутренне доставлять ему бутылку вина "Червона мицна", к сценарию он не прикоснулся. Пришлось что-то достраивать самим. Может быть, в результате получилось кино про то, как мужчинам негде быть мужчинами, время не дает им проявиться, и они идут в горы - тогда это многим было близко. А потом надо возвращаться в обычную жизнь, это всегда трагедия.
Злейший враг искусства - "щина"
- Замечаю у вас пристрастие к сильным сюжетам со всякими непредсказуемыми поворотами - может, так легче держать зрителя?
- Я люблю сюжетное кино, но не в этом дело. Меня всегда интересует прежде всего время, его воздух, запах - вот ради этого я снимаю. В лирические туманности верю мало. Мне очень трудно смотреть современное кино. Не хочу никого ругать, может, это и профессионально, и грамотно, - но "Гарпастум" я смотрел полгода. Посмотрю кусок - выключу, потом опять... Самый страшный враг искусства - "щина".
- Какая "щина"?
- Тарковщина, мейерхольдовщина... Эпигонство. Блок записал однажды, что ненавидит мейерхольдовщину, а все самое лучшее - "питательное", как он выражался, - дал ему Художественный театр. С его честным реализмом. И "Розу и крест" он мечтал поставить именно там. Притом что Мейерхольд - его друг, первый режиссер, но эпигоны и подражатели страшно ему навредили. Сегодня - кино "щины". Человек снимает эпоху - и не чувствует ее совершенно, помнит только чужие штампы и на них работает.
- Ну, это непрофессионализм элементарный. Школа ушла.
- Да не в профессионализме дело. Вот "Вторжение" - это был, наверное, лучший мой
сценарий. Про 21 июня 1941 года, последний день перед войной. Герой на один день приехал в маленький город, завтра ему отбывать на Запад к месту службы. И любовь у него в этом городе. Никогда себе не прощу, что не стал снимать картину сам. Ее снял хороший, профессиональный режиссер - но времени этого он не чувствует, а ведь только ради него и стоило браться. Кино должно сохранять концентрированное время, иначе зачем оно? Я до сих пор мечтаю эту вещь переснять, да теперь уж вряд ли...
Собственно, и в "Месте встречи" детектив - не главное. Меня интересовали детали той московской жизни, детства моего. Само время было контрастное, бешеное, тут вам и счастье победы, и муки адаптации к миру, и дикий разгул всякой преступности в условиях временной военной свободы... Я еще когда читал "Эру милосердия": все думал, как бы хорошо это снять! И в большинстве случаев первый толчок бывает именно литературный - читаешь книгу и думаешь: ах, как бы это... и это... Так было с "Хозяйкой гостиницы", из которой получилось "Благословите женщину". И с "Негритятами".
Шарапова лучше сыграл бы Филатов
- Кстати, кто придумал название "Место встречи изменить нельзя"?
- Не я. Я хотел назвать картину просто и страшно - "Черная кошка". Телевизионное начальство не захотело. А ведь это был бы замечательный бренд! Кстати, кошку в фильме рисовал тоже я. Ту, которую они, значит, на месте ограбления оставляют...
- Я слышал легенду, будто вся пятая серия - нечеловечески напряженная сцена, где Шарапов в "малине" у Горбатого, снята за три, что ли, часа...
- Да нет, конечно. Это именно легенда, восемь дней она снималась. Думаю, за один день никто бы ее на таком уровне не отработал. Там ведь Бортник делает чудеса - я другого Промокашки не представлял с самого начала. Он так знает то время, и те дворы, и тот фольклор, что в образ попал идеально. И совершенное уже чудо совершила Заклунная. Та, подруга Горбатого, что у пианино сидит, клавиши перебирает.
- Ну, и Джигарханян был роскошен...
- Он-то да, а вот лоб некачественный, до сих пор переживаю. Видно, что накладной. И еще одно в этой картине меня смущает: конечно, Конкин сыграл хорошо, кто спорит, но я-то видел другого Шарапова. Я предполагал сначала позвать Губенко. И тут Высоцкий заспорил: куда, мы с ним будем мазать одной краской... Действительно, это был бы Шарапов под стать Жеглову, сам с некоторой приблатненностью и хитростью. А нужен был интеллигент. И только когда уже полкартины отсняли, я вспомнил про Филатова. Они бы с Высоцким отлично работали - и это был бы тот Шарапов, какого я хотел с самого начала. Не уступающий Жеглову по силе, не пасующий перед ним. Сильному в пару годится только сильный. Собственно, по этому принципу я и стараюсь работать - мне не нужна слабая группа. Мне нужен человек, который будет со мной спорить и не даст мне впадать в восторг по поводу себя...
- А что, соблазн есть?
- Пока не было, потому что я человек сомневающийся. Где-то вычитал, что в этом вся и беда - умные всегда сомневаются, а решительно действуют дураки. По этому критерию я не совсем дурак, слава Богу. Но отлично знаю, что после шестидесяти многие режиссеры впадают в маразм - именно на почве самоупоения. Поэтому еще на "Ворошиловском стрелке" я всех предупредил: никакого беспрекословного подчинения, максимум несогласий и колкостей. И действительно, лучшим, что есть в картине, она обязана группе. Иногда почти случайным людям, просто придумывавшим реплики. Вот когда Гармаш допрашивает там парня - именно следователь, консультировавший картину, подсказал лучшую реплику.
- "Ты у меня сейчас в убийстве принцессы Дианы признаешься"?
- Именно.
- И вы считаете, это хорошо?
- Это - точно. Они именно так говорят.
Действительно новым человеком во власти был только Горбачев
- Я не про то. Хорошо ли, что они так говорят? Хорош ли самосуд, которому вы там просто дифирамб спели?
- Да ничего подобного. Это же трагедия, что старик вынужден убивать. Ему другого не осталось ничего. Я вовсе не превозношу самосуд. "Стрелок" - это предупреждающий фильм, а не призывающий или обучающий. Он показывает, что, если и дальше все будет куплено, а закон будет попран, - кончится именно так. И страну потеряем.
- Ну и как, переменилось что-то?
- Наверное, но это происходит очень медленно и со скрипом. Главное же - все наследственные болезни власти никуда не деваются. Власть в России всегда более или менее одна и та же: она обожает подхалимаж. Часто действует без плана. Рубит сплеча. Не умеет и не любит окружать себя умными - посмотрите на окружение Путина, там нет ни одной личности. Я был в трех парламентах, но такого слабого, совершенно карманного, как сейчас, не припомню. И сколько бы хорошего ни пытался делать Путин - у него все те же родимые пятна. Я думаю, действительно новым человеком во власти был только Горбачев - ну, так он в этой власти и не удержался.
- Неужели он вам нравится?!
- Да. Очень.
- Но ведь не любимого вами Ельцина создал именно он!
- Ничего подобного. Он просто не мог его остановить. Как не мог остановить и многого другого - национальные конфликты на окраинах, например. Я ему недавно говорил: почему было не пресечь самым жестким образом тот же Карабах? Он посмотрел на меня в изумлении: "Вы же - интеллигенция - мне никогда бы этого не позволили!" И действительно, пойдя на это, он сразу утратил бы весь ресурс доверия. Его же как раз и любили за то, что он - не такой, не железобетонный! Но человеком во власти у нас быть по-прежнему нельзя.
- А разве не было у вас надежд в первые путинские годы?
- Я вообще осторожен насчет надежд. Они у меня были в восемьдесят седьмом году. И быстро кончились.
- По "Негритятам" видно.
- Главным образом видно по "Так жить нельзя". И не сказать чтобы сегодня мое мироощущение сильно изменилось. У меня нет уверенности в новом поколении. Выросли дебилы, которым человека убить - раз плюнуть. Что хотите делайте, но виноват телевизор.
- Но в ваших собственных фильмах полно жестокости...
- Где?! Жестокости там как раз нет, потому что я отчетливо чувствую грань, за которую кино не имеет права заходить. Есть вещи, которых кино не имеет права делать. Даже талантливое кино. Скажем, "Бумер", в котором режиссер, при всем своем таланте, откровенно любуется насилием. Хотя формально и осуждает его. Границы же очень четкие: я люблю ранние картины Киры Муратовой, но то, что делала она в "Синдроме", меня резко отвращало. Нельзя показывать дрожащих и скулящих собак на живодерне. Нельзя! За гранью искусства это находится.
- Я бы поспорил. Но в другой раз... А у Муратовой, кстати, вы сыграли лучшую свою роль - "Среди серых камней"...
- Предполагалось, что я буду играть совсем другую роль в другой картине. Печорина.
- Быть не может!
- Я сам так думал. Она собиралась снимать "Княжну Мэри". Очень тяжело переживала, что картину закрыли. Сначала я должен был играть пехотного капитана, потом она передумала и решила, что - Печорина. Я спрашиваю: как может он быть лысым?! А вот может. И что самое фантастическое, меня на эту роль утвердили. А не утвердили - Наталью Лебле, которую она обязательно хотела снимать в роли княжны. Этого, признаться, я и сам не понимаю - это хамдамовская актриса, она у нее потом замечательно сыграла в "Перемене участи", но какая из нее княжна Мэри? Типаж другой, возраст не тот... А Кира тогда уперлась - и потеряла постановку. Я уважаю принципиальность, но о той работе жалею.
Михалков - сильный режиссер, яркий актер и...
- Интересно, а к Никите Михалкову вы как относитесь?
- Он сильный режиссер, особенно это касается фильмов конца семидесятых. Очень яркий актер - особенно в "Статском советнике", где во время его отсутствия на экране прет сплошная фальшь (как и в романе - я Акунина не люблю, он очень примитивен), а появляется Михалков - и сразу жизнь... Так что вот так и отношусь: сильный режиссер, яркий актер и... (произносит беззлобное соленое словцо).
- Что вы собираетесь снимать?
- Собираюсь снимать фильм по давно любимому рассказу Станюковича - из той же серии: ах, как бы это снять! "Пассажирка" - трагикомическая история о том, как на военный корабль берут женщину, ей надо попасть в Петербург. И что начинается на этом корабле. Но снимать надо на Черном море, там дело происходит в тропиках, - а как перегнать наш единственный действующий парусник "Седов" с Балтики? Большие деньги. Так что пока снимаю фильм подешевле - "Артистка", думаю, это будет лирическая комедия. Впервые в жизни.
- Я все хотел спросить: ведь почти ничего не известно о вашей семье. Об отце, например...
- Об отце мне и самому почти ничего не известно. Дома не было ни одной его фотографии. Он был донской казак, впервые арестованный в двадцатых годах, а вторично - почти сразу после моего рождения. Мать - портниха. Нас с сестрой поднимала одна. Подняла. По первому образованию я геолог, потом случайно шел мимо ВГИКа, зашел и поступил. Сегодня во ВГИК я бы не поступил - правила другие, люди... И Шукшин, думаю, не поступил бы. И Тарковский. У человека с улицы сегодня нет шанса попасть в такой институт. Почему мы и не видим на экране правды об этой улице. А видим вторичные фантазии очень благополучных людей.
...А мать... она похожа, наверное, на мать из фильма "Благословите женщину".
- А в сегодняшней реальности видите вы таких людей? Вроде этих ваших женщин - которые всё на себе вытащили и не исподличались, не сломались, не загордились?
