- Как вам юбилей?
- Мне понравилось. По улицам ездить приятно, город умытый, дороги ровные наконец-то! Давайте праздновать юбилей каждый год - глядишь, и весь город причешется, станет таким, каким и должен быть - ухоженным. Наконец-то к Петербургу отнеслись так, как он того заслуживает. Вы знаете, я как-то ехал по Дворцовой набережной с Микеле Плачидо, так он в районе Дворцового моста закричал: "Останови машину!", вышел на набережную и долго восхищенно созерцал... Все же нашим городом восхищаются.
- А где вы родились?
- Простите, пожалуйста, - в Москве.
- Эк вас угораздило. Но все-таки потом исправились, переехали на берега Невы?
- Да уж. Но между Москвой и Ленинградом долго жил в Киеве. Петербург город корпоративный, здесь важно, кто твои друзья. В Москве существенно, кто ты сейчас и есть ли у тебя деньги - тогда ты первый человек. А тут смотрят, кто с тобой и кто за тобой. Мы, петербуржцы, раздумываем, прежде чем познакомиться и сблизиться с человеком. И если уж это сделано, если объятия раскрыты, то перемен уже не будет. А Москва обнимет тебя сразу, но может и выплюнуть погодя. Я благодарен нашему городу за то, что он меня принял.
- С чего начался для вас Петербург?
- Я снял свой первый фильм на Украине - на студии Довженко. В 27 лет. А потом времена пошли такие, что стало трудно. Замечательный сценарист Анатолий Гребнев посоветовал мне приехать в Ленинград. Приехал в Первое объединение Иосифа Хейфица. Меня встретила главный редактор Фрижетта Гукасян (она и сейчас главный редактор - у меня на студии). Сказала - сейчас придет Илья Александрович Авербах, и мы поговорим. Я ждал... Сначала появился запах французского одеколона, потом послышались шаги и вошел человек в сером костюме, в какой-то кепочке... Тут надо сказать, как я был одет, По киевским понятиям великолепно: желтоватые брюки, желтая рубашка, синий галстук, черный пиджак и ботинки со шпорами... И сразу стало понятно, как нелепо я выгляжу. Илья Александрович спросил, что я хочу показать, и я предложил свою студенческую работу. Он посмотрел и сказал, что будет пробивать мне постановку на "Ленфильме". Это и стало началом. Дело не только в том, что меня взяли на "Ленфильм", просто я увидел, как нужно держаться, как нужно разговаривать. Помните: в человеке все должно быть прекрасно. Так вот это прекрасное пришло ко мне в лице Авербаха. Потом я узнал Илью Александровича гораздо лучше, и то ощущение не проходило. Вот так начинался для меня Петербург.
- Вы Достоевского любите?
- Люблю, потому что это начало модернизма.
- ?
- Да нет, я люблю потому, что его интересно читать. Достоевский мне ближе Толстого, меня увлекает копание в изгибах человеческой психики.
- Копание в изгибах человеческой психики, духовность с неким налетом паранойи -- очень петербургская черта. Многие из тех, кто творил здесь, в какой-то момент, пусть и с разной степенью погружения, уходили в те болезненно-непознаваемые сферы. Значит, есть что-то, запрограммированное Петербургом. Болезненная раздвоенность?
- Когда летом нет ночи, а зимой нет дня, это накладывает отпечаток на психику. Не случайно о Петербурге говорили - "нарошный город". Город, созданный по воле человека и вопреки здравому смыслу...
- Достоевский называл Петербург "умышленным городом".
- Да, эта красота невероятная, этот сгусток энергии и болотистая почва... Разве такое может не влиять! Центр красив так, что дух захватывает, и привыкнуть к такой красоте невозможно. И трущобы наши, каких нигде в мире нет... Там тоже дух захватывает, но по другой причине. (Смеется.) Как с этим жить, как существовать в таком противоречии? А потом оказывается, что именно без этого невозможно. Петербург может перемолоть и отшвырнуть, но если захочет - притягивает безвозвратно...
- Но тогда пропадет аура Достоевского. В предыдущем интервью "Известиям" вы сказали: "Я хочу, чтобы, включив "Идиота", люди, самые молодые и самые простые, сказали - о, реальное кино показывают!" У вас получилось реальное кино?
- Не могу же я судить, что у меня получилось! Это дело зрителей. Могу говорить только о рейтингах - они высоки. Но мы на это и рассчитывали судя по тому "известинскому" интервью. Теперь вот интересно читать.
- Спасибо, что хоть теперь интересно... Вы изначально были ориентированы на успех и не боялись об этом говорить. Случай редкий - я и про успех, и про интуицию.
- Не в интуиции дело. Не знаю, какой я художник, но знаю, что я - профессионал. А раз так, то должен точно прогнозировать восприятие того, что делаю. Конечно, я несколько ошарашен количественными показателями. Спасибо нашим соотечественникам, которые заинтересовались не мыльной детективной оперой или боевиком, а экранизацией одного из сложнейших произведений русской классики. Я рассчитывал, что будут смотреть, и продумывал, как этого добиться, - иначе глупо было бы снимать сериал для телевидения. Но что будет так...
- Где-то после третьей серии, когда уже стало ясно, с чем имеем дело, я попросила коллег-журналистов в нестоличных регионах России понаблюдать за реакцией зрителей. В общественном транспорте Новгорода, Пскова, на Валдае обсуждали, что же будет с героями "Идиота". Вы этим фильмом провели эксперимент на тему: может ли сегодняшний зритель смотреть серьезное кино. И ответили на вопрос утвердительно.
- Если хотите, Достоевский предлагает очень завлекательный сюжет: страсти, попытки убийства и самоубийства, любовь, ревность...
- Полупадшая женщина...
- Почему полупадшая? Проститутка. Можно ведь было этим всем и ограничиться. Сделать этакую броскую мелодрамку. Но тот пласт - только крючок. Романы Достоевского - слоеный пирожок, и мы пытались показать все слои, рассказать, заставить подумать. Я следил за интернет-обсуждением фильма. В Интернете, как вы понимаете, сидят в основном молодые ребята. Я был поражен, как тонко и точно они анализируют не только приключенческую сторону, но и психологические мотивы поведения героев. Вот это особенно ценно. Кстати, задача пробуждения интереса к самой книге выполнена. Вроде как потянулись к книжным полкам.
- Перед встречей с вами я обзвонила несколько петербургских библиотек, выяснилось, что все экземпляры "Идиота" на руках.
- А я что говорю! Мы ведь делали не только и не столько механический перенос Достоевского на экран. Читать-то его все равно надо. Хотя мы стремились, ничего не упуская в характерах героев и мотивах их поведения, рассказать сюжет и фабулу.
Попытки экранизации уже были... Но Пырьев и Куросава снимали совсем о другом.
- И Вайда тоже делал - "Настасью".
- Не видел. А Пырьева видел. Так вот, я должен вам сказать, что решил снимать "Идиота", как говорится, от противного. Когда мне что-то не нравится, голова начинает лучше работать. Я очень люблю творчество Пырьева, могу бесконечно пересматривать "Свинарку и пастуха" и "Кубанских казаков", а вот "Идиот" его мне не нравится. Какое-то странное, условное произведение получилось. Собственно, в то время и не могло получиться ничего другого. Проблематика Достоевского входила в вопиющее противоречие с существующей идеологией. Рогожин у него однозначно плохой представитель нарождающегося класса капиталистов, а на самом деле у Достоевского, вероятнее, все-таки хороший, во всяком случае, человек тонкий. И Лебедев, которого играет Мартинсон, у Пырьева сплошная странная пародия. Вот мне и захотелось снять по-другому. И я благодарен РТР за то, что они рисковали вместе со мной. Ведь посадка могла быть далеко не мягкой.
- Я нигде не встречала, чтобы ваш фильм сравнивали с предыдущими экранизациями и легендарным спектаклем БДТ. И Евгения Миронова не сравнивают со Смоктуновским. Или все-таки сравнивают?
- Во-первых, Смоктуновского мало кто помнит. Вы видели? И как?
- Видела. Отрывки по телевидению, разумеется.
- Вот именно. Отрывки по телевидению. А показывать театр по телевизору невозможно: совсем другой вид искусства. Так вот: мы с Женей пошли смотреть эти самые отрывки, которые вы видели. Ведь сохранилось совсем немного. Я помнил, когда шел смотреть, что по впечатлениям людей, вкусу которых я абсолютно доверяю, тот спектакль был шоком. Он воспринимался как переворот. Но снова стоит вспомнить - в какое время он делался. Мы с Женей страшно удивились, когда увидели: Смоктуновский играл больного человека. Именно больного. Он при первой встрече с генералом, которого играл Стржельчик, берет орден-крест и теребит его, рассматривает. Но ведь Стржельчик-то больного не играл, генерал-то здоров! Ну представьте, приходит неизвестно кто и начинает ковыряться где-то у вас на груди. Вы же укажете ему на дверь, особенно, если вы царский генерал. И не от сострадания генерал Епанчин останавливает князя, знакомит его с женой. Он ведь реагирует на реплику Мышкина: "Это только кажется, что мы - разные люди". И у Куросавы, и у Пырьева, и в БДТ князь - абстрактное нечто, вокруг чего кипят страсти и развивается действие. Нам хотелось сказать, что книга-то называется "Идиот", а не "Вокруг идиота". Князь же намерен быть философом и учить людей, он же по каждому вопросу имеет мнение, причем страниц на двадцать. И он не убогий, он - идиот, в переводе с греческого - человек, живущий своей жизнью. Он идиот в полном соответствии с переводом этого слова, он иной, другой. Здесь мы стремились максимально следовать Достоевскому.
- Пока смотришь фильм, кажется - вы следуете не только духу Достоевского, но и "букве", то бишь тексту: ухо отдыхает благодаря хорошей русской речи XIX века. Если же заглянуть в книгу, легко обнаружишь стилизацию, правда, высокого качества.
- Речь героев сильно адаптирована, стилизована. Достоевский, простите, не Пушкин, у него очень своеобразный язык, с бесконечными вводными, придаточными предложениями, длинными периодами... Необходимы были сокращения, нужно было думать о стилистике. Слава богу, что в результате язык наших героев воспринимается как язык XIX века.
- В начале съемок Миронов даже сомневался, сможете ли вы, автор таких жестких фильмов, как "Собачье сердце" и, простите, что ставлю в один ряд, "Бандитский Петербург", снимать Достоевского и именно "Идиота". Дескать, Бортко слишком нормальный. Но, как выяснилось, не слишком?
- Спасибо.
Сначала одно замечание: вы поставили в один ряд "Собачье сердце" и "Бандитский Петербург" совершенно правильно. Когда я прихожу на съемочную площадку, мне все равно что снимать. Важно, чтобы мне было интересно, и если я уже придумал свою историю, значит, я буду работать с ней добросовестно.
Теперь о нормальности и ненормальности. Нам очень хорошо работалось, мне фантастически повезло, что я имел дело с суперодаренным актером - Женей Мироновым. Актер может и должен привнести в фильм свое видение героя, его характера, при этом не расходясь в главном с режиссером. Иначе все бессмысленно. Так вот Женя делал не только то, что я просил, но и раздвигал рамки так, что я немел. Я практически обо всех артистах, с которыми работал в "Идиоте", могу сказать, что мне с ними повезло.
- И о Лидии Вележевой, игравшей Настасью Филипповну?
- Я не понимаю, почему на бедную Лиду так все нападают . Вот вы мне объясните, почему все кричат: ах, не та, ах не о том?!
- В Вележевой броская красота есть, а заявленной Достоевским инфернальности - нет. И подтекста в тексте нет, так, истерика вместо трагедии. А уж в сценах с Евгением Мироновым - просто зияющие пустоты вместо полутонов...
- Ну, знаете, каждый человек одарен по-разному. Есть разные степени - от гениальности до способности.
- И даже до заурядности...
- Я категорически не назвал бы Лиду заурядной. Она очень точно делала то, что я просил. Но какой должна быть Настасья Филипповна? Вы ее видели? Вы у Достоевского спрашивали? И я не спрашивал. Так что можем только читать. И смотреть. У Достоевского написано - хохочет вульгарным смехом. И у нас хохочет вульгарным смехом. Кстати, могу сказать, что Настасья Филипповна, соответствующая высоким материям восприятия, есть только у Куросавы. Но у него она весь фильм молчит. Нужно, чтобы произошла замена: вашего образа - на нашу героиню. Между прочим, до Вележевой я попробовал человек двадцать - все искал. Нашел. Я доволен. Ну что я, спорить с вами должен?! А по поводу остальных героев и исполнителей - и говорить нечего: очень доволен.
- Давайте вернемся к прочтению романа. Вы несколько изменили его акценты. Например, подчеркнули тонущую в тексте "Идиота" линию генеральши Епанчиной.
- Достоевский выливает на вас лавину текста, погружает в неимоверное количество подробностей. Скажем, монолог князя Мышкина у вазы занимает тридцать страниц, а у нас он - восемь минут. Мы же делали фильм - произведение драматургическое. Потому и линии проводили несколько по-иному, но, как я уже говорил, все-таки максимально следуя сюжету и фабуле.
- Зачем вам понадобился отблеск надежды, которого у Достоевского в финале "Идиота" нет? Я имею в виду последнюю встречу генеральши Епанчиной и князя Мышкина, за границей.
- Именно отблеск, не сама надежда. Я не хотел, чтобы зритель вдруг уверовал, что все хорошо, князь выздоровеет и вернется в Россию. Но я не хотел и того, чтобы зритель уверился, что этого не произойдет. От себя я добавил в текст Достоевского только одну фразу: "Ах, князь, выздоравливай, возвращайся в Россию". Ничего больше. Нет, все-таки добавил еще буквально два слова, когда генеральша - Инна Чурикова - произносит текст Достоевского: "Вся эта Европа - фантазия, и мы в этой Европе - одна фантазия". Так вот я добавил - "сам видишь". А Женя сделал потрясающую вещь: он на этом крупном плане с бессмысленными глазами вдруг улыбнулся, понимаете?
- И точка стала многоточием...
- Конечно! У нас сохранились черновые фонограммы - я кричал Жене тогда: "Ты - гений!" И мы не сняли тогда больше ни одного дубля. Мы говорили, что нехорошо оставить у зрителя ощущение безысходности...
- Итак, "Идиот" состоялся, что дальше?
- "Иосиф Сталин". Кинофильм и телеверсия в десяти сериях. Сценарий пишет Эдвард Радзинский. Я долго его уговаривал, и вот наконец он обмакнул перо в чернильницу. Фильм, если он состоится, будет о последних днях Сталина. Этакий итог проделанной работы.
- Возникнут аллюзии с сокуровским "Тельцом".
- "Тельца" я не видел, а что касается темы последних дней, то логично взглянуть на человека, у которого позади жизнь. Сталин - это лагеря и миллионы загубленных жизней. Сталин - это мощнейшее государство. Это человек с мировоззрением "я и мир". При всей болезненности отношения к фигуре Сталина у нас как-то никто не анализировал с художественной точки зрения эту личность. Никакого оправдания Сталина, разумеется, не будет, но и упрощения ситуации тоже. Пока больше ничего не скажу: работа только начинается и закончится, бог даст, в 2005 году.
11.06.2003
http://www.peoples.ru/art/cinema/producer/bortko/history.html
Док. 460619
Перв. публик.: 11.06.03
Последн. ред.: 11.07.08
Число обращений: 282
Бортко Владимир Владимирович
|
