Борис Славин. О социализме, свободе и тоталитаризмеНазад
Борис Славин. О социализме, свободе и тоталитаризме
Факты прошлой и современной истории свидетельствуют, что действительность буржуазного общества за столетия своего существования так и не сумела снять ключевое противоречие между трудом и капиталом: максимум, что ей удалось, - это смягчить и модифицировать его в развитых странах мира. Одновременно современный капитализм породил новые проблемы, связанные с острыми противоречиями процесса глобализации, международным терроризмом, экологической безопасностью населения земли, растущим антагонизмом между Севером и Югом, социальной беззащитностью иммигрантов в развитых странах, трагедией народов Югославии и Ирака, резким падением жизненного уровня народов России. Нет никакой уверенности, что капитал в принципе может решить эти или подобные проблемы. Там, где есть корыстные интересы наживы, - страдания простых людей будут продолжаться.
В первую очередь это относится к России, где реставрированный в 90-е гг. капитализм приобрел наиболее варварские и разрушительные формы. Вместе с тем, чем глубже в плоть российской действительности входят буржуазные отношения с их атрибутами поклонения "золотому тельцу", общественного неравенства, непрекращающихся национальных и социальных конфликтов, безработицы и низкопробной массовой культуры, тем больше людей ищут им действенную альтернативу. Если не брать во внимание религию, которая сегодня всячески навязывается властями общественному сознанию, то такой альтернативой может быть только социализм с его идеалами свободы, справедливости, гуманизма и интернационализма.
"Социализм" - понятие многозначное. Оно связано с характеристикой общественного устройства, названием политических движений и партий, определенной идеологией и т. д. Существуют разные основания при различении типов социализма. Например, с классовой точки зрения говорят о феодальном, буржуазном, мелкобуржуазном и пролетарском социализмах. Характеризуя властные отношения, выделяют государственный, бюрократический, демократический и самоуправленческий социализмы. С позиций познания и практической осуществимости рассматривают научный, утопический, идеальный, реальный, "мутантный" и др. виды социализма.
Как известно, понятие "социализм" было впервые введено в научный оборот Пьером Леру в качестве альтернативы понятию "индивидуализм" (см. подробнее: Б. Ф. Славин. Социализм и Россия. М.: Едиториал УРСС, 2004, с. 29, 69 и др.). Оно подчеркивало значение и роль общественного начала в человеческом сообществе. Отсюда некоторые теоретики стали видеть отличительную специфику социализма только в преобладании общественного начала над частным (см.: "Коммунист", No 4, 1991, с. 31). И хотя в таком понимании социализма есть доля истины, я не склонен его преувеличивать. В этом случае понятие "социализм" приобретает во многом внеисторический, сугубо абстрактный характер. Так, примат общего над частным можно наблюдать и в первобытных обществах, однако называть их социалистическими вряд ли возможно. Как известно, Маркс связывал специфику социализма прежде всего с материальными предпосылками его зарождения в недрах капиталистического общества, в частности, с тенденциями реального обобществления труда и наличием активного рабочего класса. Социализм в научном понимании, конечно, начинается со взятия власти рабочим классом и кончается ликвидацией всех и всяческих классов. В этом смысле социализм выступает посткапиталистическим обществом, которое наследует у капитализма все лучшее, что накоплено мировой цивилизацией и культурой.
Многомерность научного понятия "социализм" наиболее наглядно проявляется в его различных определениях. Так, с философско-исторической точки зрения социализмом называют первую фазу преодоления эксплуатации и всех видов социального отчуждения; с экономической точки зрения социализм выступает как результат реального обобществления производства; с точки зрения процесса строительства нового общества, социализм - это живое творчество масс; наконец, с социально-политической точки зрения - это власть трудящихся, утверждение демократии, самоуправления и свободы личности.
Давая самое общее и простое определение понятию "социализм", можно сказать, что наука видит в нем такое общество, в котором власть принадлежит трудящимся и служит удовлетворению их интересов.
К сожалению, бывшая советская власть, провозгласившая своей конечной целью построение социализма в СССР, на практике не всегда выражала и удовлетворяла интересы людей труда. Мало того, она нередко направлялась против них: незаконные массовые репрессии в сталинские времена, нарушение социальной справедливости и двойная мораль в брежневскую эпоху, неумение вовремя оседлать научно-техническую революцию и поднять жизненный уровень народа в восьмидесятые годы полностью подтверждают этот тезис. Именно эти негативные явления послужили, в конечном счете, причиной ее крушения в начале девяностых годов.
"Проницательный читатель" может спросить: зачем так много говорить о социализме, если он уже сошел в нашей стране с исторической сцены? Отвечу просто: история социализма не сразу делается. Есть много людей и политических партий, до сих пор разделяющих и отстаивающих социалистические идеалы. Нельзя также сбрасывать со счетов и те завоевания трудящихся, которые были рождены Октябрьской революцией и наглядно проявились в ликвидации остатков средневековья и социально-экономического неравенства, в решении проблемы трудовой занятости и удовлетворении основных потребностей населения, индустриализации и создании стабильной системы социальной защиты, в массовом образовании, передовой науке и культуре. Эти завоевания до сих пор во многом продолжают стабилизировать политическую обстановку в России, во второй раз переживающей первоначальное накопление капитала со всеми вытекающими отсюда негативными, а иногда и трагическими последствиями. Как революция находит свою меру в реставрации, так и социализм в России может найти свою меру в становлении современного дикого капитализма.
Во всяком случае, не следует забывать, что падение советского социализма - лишь исторический зигзаг на пути прогрессивного развития человечества. Оно не означает прекращения социалистического строительства в других странах, тем более оно не означает исчезновения социалистических идей и ценностей: напротив, они продолжают сохранять свою актуальность для тех, кто ищет действенную альтернативу миру отчуждения и насилия, кто считает, что лучший мир возможен, и за него следует бороться.
Умение видеть противоречивость реального капитализма и социализма, их сильные и слабые стороны дает возможность правильно наметить линию в спорах о необходимости и прогрессивности идеала социализма, под которым мы понимаем такое общество, где труд властвует над капиталом в отличие от классического буржуазного общества, где капитал господствует над трудом. В таком обществе прошлое постепенно перестает господствовать над настоящим, и люди начинают сознательно творить свою историю, подчиняя себе вещи и общественные отношения. В тоже время переходный характер социализма показывает возможность сосуществования в этом обществе элементов прошлого (капитализм) и будущего (коммунизм).
В литературе понятие "социализм" часто связывают только с господством общественной собственности на средства производства. Такое узкое понимание социалистического общества явно недостаточно. Оно носит сугубо экономический характер. Маркс, напротив, отождествлял социализм с переходом к гуманистическому обществу, где экономика становится не целью, а средством социального и духовного развития людей. Что же собой представляет социализм в его философской и научной аутентичности? Каковы его характерные и сущностные признаки?
Нам представляется, что отличительным признаком, позволяющим выделить концептуальный стержень разных ипостасей и граней социализма, является идея свободы. Она выступает действенной альтернативой зависимости человека от денег, разделения труда и социального отчуждения в буржуазном обществе. Движение к социализму означает ничто иное, как рост реальной свободы человека. При социализме начинает исчезать всякое отчуждение, свойственное прошлой истории, и человек возвращается к себе как человеку общественному. Здесь люди постепенно перестают противостоять друг другу как враждебные классовые индивиды. Они начинают дополнять и творить друг друга как свободные существа, наделенные разумом и сердцем.
Сегодня необходимо возродить и развить понятие социализма как всеобщего дела свободы. В этом же смысле следует говорить и о всемирно-исторической миссии рабочего класса, призванного, в конечном счете, освободить самого себя и все человечество от всех форм угнетения и порабощения, сделать труд каждого человека творческим и всеобщим. Можно сказать, что рабочий класс является объединителем человечества для высвобождения его созидательных потенций и производительных сил. Логически и исторически верно заключение о том, что социализм есть такой феномен, который, преодолевая крайности индивидуализма, генетически связан с такими фундаментальными ценностями, как солидарность, справедливость, гуманизм и свобода. При этом, свобода здесь не должна пониматься только через отрицание, только как свобода "от". В крайнем своем выражении подобная свобода есть свобода от всего материального. Понятно, что она не достижима в реальном мире: ее удел - это потусторонний религиозный мир.
Марксистское понимание свободы, напротив, позитивно и материалистично. В этом случае она определяется через такие понятия, как "власть", "мощь", "господство", "деятельность", "труд". Свобода - это власть человека над окружающей его природной и социальной средой, над реальными обстоятельствами жизни. Свобода без власти - звук пустой.
Маркс и Ленин использовали категорию "свобода" для обозначения конечной цели революционной борьбы рабочих не случайно. Она наиболее полно выражает сознательное отношение людей к условиям их жизни. Без нее невозможно управление общественными отношениями и ходом истории. В таком понимании свободы человек рассматривается не как пассивный объект управления, а как творческий и активный субъект деятельности или самодеятельности. Социализм с необходимостью возникает там, где власть используется в интересах трудящихся, для их полного освобождения от всех форм рабства и угнетения. По Марксу и Энгельсу, свобода - это "преодоление препятствий", это "власть над обстоятельствами и отношениями", опирающаяся на познание объективных законов природы и общества. (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 292, 298; т. 20, с. 116 и др.).
Отсюда понятно, что свобода трудящихся невозможна без взятия ими политической власти, призванной выражать их всеобщие интересы. Не может быть свободы и без экономической власти, без собственности на средства производства. При этом следует заметить, что частная собственность ведет к свободе частного собственника, общественная собственность - к свободе всего общества или отдельных объединений и ассоциаций трудящихся. В условиях господства частной собственности свобода для одних означает несвободу для других - "чужое" для них дело.
Реальной свободой обладают те, кто владеет средствами производства и обращения. При этом производство должно экономически и технологически дозреть до обобществления, до ассоциированной собственности - материальной основы "свободной ассоциации" людей. Общественная или ассоциированная собственность - не сама по себе свобода, а лишь ее необходимая основа, условие, путь к ней. Этот путь может быть искажен, если общим достоянием распоряжается не общество, а бюрократия.
Есть важный аспект технологической свободы, которая возвышает человека над природой, над отношениями вещей. Свобода иллюзорна при низком уровне производительных сил, при формальном или насильственном обобществлении. Овладение стихией производственных отношений определяет свободу в экономической сфере. Свобода в социальной сфере есть сначала смягчение, а затем и ликвидация зависимости от тяжелых условий труда и быта. Человек не должен страдать от тяжести физического труда, нищеты, убогости быта и сферы обслуживания. Решение этих проблем способствует росту степеней социальной свободы. Свобода в области культуры - это овладение людьми ценностями высокой культуры в противоположность владению стандартизованной массовой культурой. Только преодолев пропасть бескультурья, достигнув высот в духовном развитии каждого человека, можно говорить о свободе в этой сфере. Культура производства, обмена, торговли, общения и т. д. - лишь отдельные проявления такой свободы.
Выяснение сущности свободы подводит нас к более глубокому пониманию социализма. В отличие от свободы немногих в капиталистическом обществе, социализм имманентно связан со свободой многих, т. е. большинства трудящихся. Повторюсь, трудящиеся достигают свободы лишь тогда, когда овладевают политической и экономической властью, когда используют ее в интересах всех объединившихся вокруг них индивидов, всего общества. Здесь корни подлинного коллективизма. Социализм - это коллективистское общество, это движение людей труда ко всеобщему благу.
Анализ античного, азиатского, феодального и - специально - капиталистического способов производства привел К. Маркса к выводу о естественно-историческом вызревании социально-экономических предпосылок социалистического общества, преодолевающего отчуждение, эксплуатацию человека человеком, индивидуализм и эгоизм. По его мнению, такое общество рано или поздно породит утверждающий коллективизм, как гармонию личных и общественных интересов, как свободу и взаимопомощь, умножающие творческие возможности каждого индивида. Такое органическое взаимодействие индивида, и коллектива, личности и общества, и есть подлинный социализм, который отличается, с одной стороны, от капитализма, с его анархией и эгоизмом интересов, а с другой - от "казарменного коммунизма", в котором происходит тоталитарное поглощение личности государством.
Для Маркса и его последователей индивидуальное проявление свободы возможно лишь в коллективе, в обществе, ибо человеческий индивид по природе своей сугубо общественное существо. В условиях подлинного социализма или коллективизма свобода личности обеспечивается ассоциацией и посредством нее. Коллективность, в том числе государственность, должна выступать не противоположностью личности, а условием ее свободного развития и выражения. Здесь контроль трудящихся над государством основное условие. Свобода начинается там, где государство полностью подчинено и подконтрольно народу, где коллектив не противостоит личности, а продолжает ее.
Формула демократии: "власть трудящихся и для трудящихся" является, на мой взгляд, определяющей для специфики социализма. В этом смысле демократия и социализм понятия неразрывные. При имевшихся в советской истории деформациях государства это коренное свойство социализма смазывается. Когда власть трудящихся узурпируется и от их имени начинает править один человек или узкая группа лиц (бюрократия), свобода масс исчезает, и нарастают многообразные процессы социального отчуждения. Бюрократизм и формализм власти порождает отчуждение человека от человека, от труда и самой власти. Раскрестьянивание, чрезмерная работа на фабрике или заводе, антигуманизм в социальной сфере - примеры обратного движения от свободы к рабству, это прямое извращение социалистического идеала и социалистического бытия. Именно это извращение и берется за основу при критике социализма. Так, сегодня псевдодемократическая критика социализма без конца повторяет максиму известного неолиберального фундаменталиста Ф. Хайека о том, что "социализм - это дорога к рабству". Но нельзя забывать, что для Ф. Хайека социализм тождественен безликому бюрократическому планированию и тотальному коллективизму, в котором нет личности, а, стало быть, и свободы.
На самом деле социализм как результат сознательного подхода к истории не сводится только к планированию. Отождествление социализма с директивным планированием весьма далеко от научного или марксистского его видения. В этой связи следует напомнить известный спор Ленина и Плеханова по поводу содержания первой Программы социал-демократической партии России, где Плеханов пытался связать определения социализма только с планированием и удовлетворением потребностей людей. В ответ Ленин говорил, что планирование и удовлетворение потребностей осуществляется в определенной степени и при капитализме трестами. Социализм есть нечто большее: это общество, где удовлетворяются потребности не только отдельных групп общества, а всех членов общества и за счет всего общества. Здесь властный приоритет отдан трудящимся, которые должны, в конечном счете, создать условия для свободного и всестороннего развития личности. (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 204 ). Как мы видим, это прямо противоречит тому, что утверждают Ф. Хайек и его современные последователи в России.
Освобождение всех производительных и творческих сил человека для достижения всеобщего блага - вот открытый Марксом закон, объективно пробивающий себе дорогу в истории человечества. Вместе с тем, история учит, что искусственно форсировать данную тенденцию и насильственно навязывать людям "лучшее будущее" - значит блокировать развитие социализма. Место и роль политики здесь должны быть строго функциональны. Чрезмерное расширение сферы и методов политики ведет, как правило, не к свободе, а к бегству от нее. Любое нарушение меры в органике процессов становления и формирования социализма чревато формальной переорганизацией, абсурдом, тотальностью. Это и происходит в условиях мелочного директивного планирования, расширения государственных функций до прямого вмешательства в личную и общественную жизнь. Здесь свобода превращается в произвол, коллективизм в тотальность, общее благо в выгоду государственных чиновников.
Чтобы избежать ловушки тотальности для социализма и свободы, следует помнить, что тоталитаризм может вырасти из абсолютизации коллективистских или государственных начал. Тождество и различие, "то же и иное" - на этих принципах должны строиться основы самоорганизации социалистического общества. Философская формула "единство многообразного" применительно к свободе при социализме означает, что свобода людей должна гарантироваться разнообразием видов общей и индивидуальной собственности, форм хозяйствования, политическим представительством разных социальных интересов и т. д. Именно к этому подошел Ленин в своем анализе НЭПа и реальных противоречий становления социализма в двадцатые годы.
Как известно, политика НЭПа позволила в кратчайшие исторические сроки вывести Россию из разрухи и тем самым сохранить советскую власть. Вместе с тем, Ленин видел в НЭПе гораздо больше, чем просто политику, рожденную необходимостью выживания страны, как своеобразный тактический маневр. Осмысливая позитивные результаты НЭПа в России, Ленин пришел к выводу о закономерности этой политики для всех стран, вступающих на путь социалистического строительства. В одной из своих работ он прямо спрашивает: "...Как (NВ) подойти к социализму?". И отвечает:"Не иначе как через НЭП". (См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, с. 440). Считая "военный коммунизм" ошибочной политикой забегания вперед, он говорит о НЭПе как о необходимой предпосылке, без которой победа социализма в России невозможна. В своей последней речи на Пленуме Московского Совета 20 ноября 1922 года он подчеркивал, осмысливая результаты НЭПа: "Социализм уже теперь не есть вопрос отдаленного будущего, или какой либо отвлеченной картины, или какой либо иконы... Мы социализм протащили в повседневную жизнь и тут должны разобраться. Вот что составляет задачу нашего дня, вот что составляет задачу нашей эпохи. Позвольте мне закончить выражением уверенности, что, как эта задача ни трудна, как она ни нова по сравнению с прежней нашей задачей и как много трудностей она нам ни причиняет, - все мы вместе, не завтра, а в несколько лет, все мы вместе решим эту задачу во что бы то ни стало, так что из России нэповской будет Россия социалистическая". (Там же, с. 309).
Стремление "разобраться" с той действительностью, которая рождалась благодаря НЭПу, вылилось у Ленина в ряд его последних статей, посвященных вопросам кооперации, национальных отношений, реформе политической системы и другим важнейшим вопросам строительства социализма и будущего России. Эти статьи как раз и отвечают на вопрос: при каких условиях из России нэповской станет Россия социалистическая? Одним из таких условий он считал проведение в жизнь идеи кооперации как составной части общественной культуры. В этой связи Ленин писал: "Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас тожественен... с ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Эта коренная перемена состоит в том, что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную "культурную" работу. Я готов сказать, что центр тяжести для нас переносится на культурничество" (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 376). Под словом "культурничество" Ленин понимал целую революцию, которая должна дать "развитие материальных средств производства", поголовную грамотность и просвещение масс, кооперирование в деревне и т. д. Он писал в 1923 году: "...Культурная работа в крестьянстве, как экономическая цель, преследует именно кооперирование. При условии полного кооперирования, мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве". (Там же).
Один из моих критиков как-то заметил, что я отождествляю социализм с НЭПом. Это не соответствует сути дела. Я рассматривал и рассматриваю НЭП как необходимую дорогу к социализму. Сразу после Октября зародышем социализма стала советская власть и различные национализированные средства производства. В это время в стране по меньшей мере существовало пять укладов, начиная с первобытного и кончая госкапитализмом и социализмом. Позднее утверждение социализма было связано уже с реальным преобладанием социалистической собственности, подъемом производительных сил страны, кооперированием, приданием законодательных функций Госплану, решением национальных и важнейших социальных проблем, развитием демократии и т. д. При этом социализм как переходное общество продолжал сохранять в себе многообразие форм собственности, рынок, деньги и другие оставшиеся от капитализма формы экономической жизни. Именно этим вопросам и были посвящены последние работы Ленина, в которых он разрабатывал новое, во многом неклассическое видение социализма в отдельно взятой стране. Его в определенной степени можно назвать рыночным.
Есть утверждение, что крах "социализма" в СССР и "развал мировой социалистической системы" подтвердили идею о том, что никакого социализма в советском обществе не было. На мой взгляд, падение реального социализма в СССР и странах Восточной Европы доказывает другое: для победы социализма недостаточно взять политическую власть в одной стране или ряде стран: нужно уметь ею пользоваться так, чтобы одерживать постоянные победы над миром капитала во всех сферах жизни, начиная с экономики и кончая политикой. Конечно, подобная победа не может быть абсолютной или окончательной до тех пор, пока в других странах будет сохраняться капитализм. Опыт создания и крушения социализма в ХХ веке показывает, что окончательная победа социализма возможна лишь в мировом масштабе. Однако к ней невозможно придти, не реализовав сначала успешное строительство социализма в одной стране или ряде стран. Одним словом, если страна, вставшая на путь социалистического строительства, сумеет обогнать развитые капиталистические страны по производительности труда и эффективности производства, сможет на этой основе создать наивысший уровень жизни своему народу, реализует более полную и широкую демократию, победа социализма в этой стране будет обеспечена. Подчеркну, расширение демократии - важнейшее условие жизнеспособности нового общества. Без этого социализм не может привлечь к себе симпатии миллионов трудящихся всего мира, тем более стать его прогрессивным революционизирующим фактором.
К сожалению, социалистическая революция с приходом к власти Сталина во многом захлебнулась. Ее идеалы со временем были девальвированы и извращены. Вскоре после Октябрьской революции реакция подняла голову, паразитируя на усталости масс. Главную роль в этом сыграл лично Сталин, опираясь на созданный им репрессивный аппарат власти. На мой взгляд, марксистское понимание социализма никакого отношения к сталинскому пониманию не имеет. Говоря коротко, для Сталина не социализм был для человека, а человек для социализма. Тем самым он полностью дискредитировал марксистское гуманистическое прочтение социалистической идеи. По сути дела, он воспроизвел на практике знаменитую легенду Достоевского о Великом инквизиторе, считавшем, что народ не нуждается в свободе: ему нужны для счастья лишь сытость и слепая вера в авторитет.
Следует отметить, что впервые критическое осмысление режима Сталина было начато не Хрущевым на ХХ съезде КПСС и не Солженицыным с его "Архипелагом ГУЛагом", как считают многие, а "левой оппозицией" сразу после смерти Ленина. Тогда сталинский режим называли разными словами: "бонапартизм", "термидор" и т. д. Лишь позднее Троцкий его назовет "тоталитаризмом", и этот термин войдет в научный и политический обиход. Следует также отметить, что задолго до Солженицына сталинский тоталитаризм нашел свое художественное отражение в малоизвестных у нас романах Виктора Сержа - талантливого русско-французского писателя, публициста и революционера.
Прежде чем охарактеризовать природу сталинского тоталитаризма, ответим на вопрос: что вкладывается в понятие "тоталитаризм", вообще? Как известно, впервые это понятие стало употребляться в Европе. Его использовали Муссолини, другие политики и философы для характеристики режима государственной власти, охватывающего своим политическим влиянием практически все сферы общественной жизни в современном массовом обществе. Наиболее тесно понятие "тоталитаризм" связано с фашистскими политическими режимами государственной власти. Вот, например что говорил Муссолини о роли фашистского государства в обществе в своей известной статье "Доктрина фашизма": "Фашистская концепция Государства всеобъемлюща; вне его не существует ни человеческих, ни духовных ценностей, либо они имеют ценность значительно меньшую. Понимаемый таким образом фашизм тоталитарен, и фашистское Государство - синтез и объединение, включающее в себя все ценности, - объясняет, развивает и придает силу всей жизни народа". (См.: Антология мировой политической мысли в пяти томах. Т. 2. М., 1997, с. 237). По мнению Муссолини, "вне Государства нет индивидов, или групп (политических партий, экономических союзов, социальных классов)" (там же, с. 237 238). Оно организует нацию и является центральным мотивом человека, оно живет в его сердце, является своеобразной "душой души".
Как мы видим, Муссолини словом "тоталитаризм" характеризует всевластие и всеобщность государства, в котором он видит важнейший и отличительный признак фашистской доктрины, позволяющий отличить ее от социализма, либерализма, тред-юнионизма и других социальных учений. И в этом он совершенно прав: либерализм минимизирует роль государства в обществе, а социализм, как и анархизм, ставит своей стратегической целью ликвидацию государства вообще. По мнению марксистов, государство есть признание относительной неразвитости общества, всеобщего отчуждения в нем человека, выражение непримиримости классовых отношений. С уничтожением последних, оно с необходимостью отмирает. Однако, в отличие от анархистов, отрицающих государство и политическую власть с порога, социалисты признают необходимость государства в условиях перехода к бесклассовому обществу. Что касается стремления Сталина, неосталинистов и наших современных "державников" из КПРФ связывать социализм, по сути дела, с вечным господством государства, здесь можно сказать лишь одно: данное стремление ближе к политической философии Муссолини, чем к марксизму и социализму.
Фашизм рассматривает государство как некую корпорацию, в которой объединяются все: буржуа и пролетарии, крестьяне и интеллигенция. Оно разрешает противоречия капитализма, личности, семьи и общества, подчиняя их единой политической воле. Фашистское государство является духом нации, связывая различные социальные группы и различные поколения между собою. Такое тотальное государство не есть государство прошлого: оно плод ХХ века.
Аналогичное понимание тоталитаризма развивает знаменитая ученица немецкого философа Карла Ясперса Ханна Арендт. По ее мнению, тоталитаризм есть следствие атомизации личности в обществе, возникшей в ХХ веке. Только полностью атомизированный или изолированный человек, лишенный различных социальных привязанностей, порождаемых семьей, друзьями, сослуживцами, может быть предан вождю, тоталитарному движению или государству. "Тоталитарные движения", - пишет Арендт, - "это массовые организации атомизированных, изолированных индивидов. В сравнении со всеми другими партиями и движениями их наиболее выпуклая внешняя черта есть требование тотальной, неограниченной, безусловной и неизменной преданности от своих индивидуальных членов. Такое требование вожди тоталитарных движений выдвигают даже еще до захвата ими власти". (Там же, с. 540).
Как ни парадоксально, но изолированность индивида возникает с возникновением массового общества, в котором нет четкой классовой или иной социальной структурированности, где люди перестают верить в политические партии, профсоюзы, организации местного самоуправления и т. п. В каждой стране существуют большие массы политически равнодушных людей: они не ходят на выборы, не вступают в имеющиеся партии, не интересуются идейной борьбой. Именно они составляют социальную базу фашистских и тоталитарных режимов, которые используют их безразличие и нейтральность, их своеобразную маргинальность в своих интересах.
Крушение традиционной социальной стратификации и появление маргинальных и люмпенизированных масс после первой мировой войны в Германии и России заложило фундамент для возникновения тоталитарных режимов Гитлера и Сталина. Но если немецкий тоталитаризм стал реакцией на тяжелые последствия послевоенной эпохи и неспособность социал-демократических правительств организовать социальный порядок на основе буржуазной конкуренции, то сталинский тоталитарный режим, паразитируя на усталости масс от революции и гражданской войны, прибегал к сознательному уничтожению любых проявлений социально-политической оппозиции существующей власти. Х. Арендт считает, что Сталин "искусственно" создавал атомизированное общество, которое для Гитлера приготовили исторические события. В отличие от Ленина, который публично анализировал свои ошибки и всегда исходил в политике из учета различных общественных интересов, Сталин нивелировал социальные интересы и почти всегда списывал свои ошибки на других. Так было при коллективизации, когда под видом борьбы с кулачеством экспроприировались середняки, так было во время индустриализации, когда стахановские методы организации труда волевым способом переносились на весь рабочий класс, так было в предвоенный период и во время Отечественной войны, когда ошибочные решения вождя переносились на подчиненных ему генералов и офицеров.
Тоталитаризм предполагает характерное разделение общества на всевластного вождя и послушную некритическую массу. Интересно замечание Ханны Арендт о том, что высококультурные люди вовсе не противостоят массовым тоталитарным движениям. Даже, напротив, "развитой индивидуализм и утонченность не предотвращают, а в действительности иногда поощряют саморастворение в массе" (там же, с. 531). Тоталитарное общество - это всегда безликая масса, где существует лишь две позиции: вождь и все остальные. Причем ни бюрократия, ни партии, ни какие-либо общественные организации не играют здесь никакой самостоятельной роли.
Вождь и верящая в него безликая масса людей тесно взаимосвязаны друг с другом: они в определенном смысле творят друг друга. Так, Гитлер выступая перед штурмовиками говорил: "Все, что вы есть, вы есть со мною. Все, что я есмь, я есмь только с вами". Отсюда один шаг до обожествления вождя и религиозного преклонения перед ним, что мы и встречаем во всех видах тоталитаризма. Это хорошо подтверждает известный гиммлеровский девиз для эсэсовцев: "Моя честь - это моя верность".
Важнейшей чертой тоталитаризма является постоянное вмешательство государства во все области жизни людей. Он не принимает независимого существования какой-либо деятельности людей, какого-либо их своеобразия. По остроумному выражению Арендт: "Если тоталитаризм воспринимает свою цель всерьез, он должен дойти до такой точки, где захочет раз и навсегда покончить с нейтральностью даже шахматной игры". Подтверждением этого тезиса может служить чрезмерная политизация шахматных соревнований на звание чемпиона мира в СССР во второй половине ХХ века.
Таково, в общем, основное понимание тоталитаризма как некоторой политической формы управления обществом. Не буду углубляться в другие трактовки его понимания, которых много в литературе. Разница между Арендт и Муссолини в интерпретации тоталитаризма состоит в том, что Муссолини отводил бюрократии определенное место в обществе и государстве, Арендт же считает, что бюрократия при тоталитаризме не имеет никакого самостоятельного значения.
До сих пор я говорил об общем понимании тоталитаризма, как оно представлено в литературе. Обычно это понятие рассматривают не как характеристику режима политической власти, а как определение социально-экономического строя общества. На мой взгляд, такой подход закрывает путь к познанию и анализу советского общества и его противоречивой истории. Тоталитаризм, говоря марксистским языком, явление надстроечное, а не базисное, хотя он и оказывает свое обратное влияние на базис. Что касается сталинского тоталитаризма, то он тоже явление сугубо политическое. Это объясняет, в частности, вопрос, почему "левая оппозиция", выступая против сталинизма, говорила о необходимости в СССР политической, а не социальной революции, свержения сталинизма, а не советского строя. По ее мнению, свержение сталинизма в ходе политической революции могло бы восстановить в советском обществе ленинские демократические ценности и политику Октября. Позднее фактически того же хотели и представители "правой оппозиции", выступавшие против Сталина. Что же касается тех, кто в 30-е гг. умирал в застенках ГУЛага с именем Сталина на устах, то, как правило, это были жертвы пропаганды, отождествлявшей социализм со сталинским режимом государственной власти.
Повторюсь, тоталитаризм - это понятие, характеризующее сугубо политический режим государства. И хотя этот политический режим может охватывать все стороны общества, от семьи, экономики до социальной и духовной сфер, он, тем не менее, выступает сугубо надстроечным явлением, которое не следует отождествлять с социально-экономическим строем общества. Надстроечный характер тоталитаризма позволяет нам лучше понять советскую историю, которую нельзя сводить к существованию только одного вида политического режима: их, конечно, было несколько. Так, на смену сталинскому тоталитаризму со временем пришло авторитарно-демократическое правление Н. С. Хрущева, сменившееся, в свою очередь, определенным возрождением урезанного неосталинизма в эпоху Л. И. Брежнева. Что касается горбачевской перестройки, то она как всестороннее отрицание сталинского тоталитаризма и его последствий дала наглядный пример возможности существования демократического режима в условиях социалистического выбора.
Итак, тоталитаризм в Советском Союзе возникает с приходом к власти Сталина. Окончательно он формируется в 30-е годы, когда были полностью ликвидированы элементы социалистической демократии, существовавшие после Октября 1917 года. Известно, что в 20-е годы существовали различные формы проявления гражданской активности, демократии и свободы: в частности, в сфере культуры функционировали различные художественные школы и течения, выходило множество литературных журналов различной эстетической направленности, развивалось самодеятельное народное творчество. В то время, вдохновленные идеалами Октября, представители творческой интеллигенции создали целые пласты новой советской культуры, включая такие шедевры литературы и искусства, как "Двенадцать" Блока, стихи и поэмы Маяковского, конармейские рассказы Бабеля, "Тихий Дон" Шолохова, "Броненосец "Потемкин"" Эйзенштейна и др. С укреплением власти Сталина окончательно свертывается революционная демократия, уничтожаются полностью все виды и формы политической оппозиции режиму, намечается спад в литературе и искусстве.
Какова же природа сталинского тоталитаризма? Она коренится в двойственной природе бюрократии, составляющей его социальную базу. Как известно, бюрократия не является самостоятельным классом: она выполняет (хорошо или плохо) обслуживающую социальную функцию в обществе. Если у власти стоит рабочий класс, она, чтобы жить и функционировать, вынуждена считаться с его интересами, если у власти - буржуазия, то бюрократия обслуживает ее классовые интересы. Конечно, это не мешает ей иметь свои собственные интересы, которые она удовлетворяет за счет привилегий правящей касты. В этом плане советская бюрократия вынуждена была, с одной стороны, охранять интересы трудящихся, которые взяли власть в ходе Октябрьской революции, т. е. охранять национализированную экономику, плановое хозяйство, власть Советов, с другой - подтачивать корни революции с помощью постепенного разрастания своих привилегий, усиления бюрократизма, незаконных массовых репрессий и сосредоточения власти в руках одного человека - Сталина. Как свидетельствуют новейшие исторические документы (в частности, недавно опубликованные "расстрельные списки" сотен людей, которые приговорил к смерти своей подписью Сталин), не революция "пожирала собственных детей", а лично Сталин со своими ближайшими соратниками уничтожили всю так называемую "ленинскую гвардию". Это они вместо постепенного свертывания насильственной функции государства и расширения социалистической демократии создали всепроникающую машину уничтожения инакомыслящих, это они вместо научного марксистского мировоззрения создали религию коммунизма, по которой идеальное будущее нуждается в жертвоприношениях настоящего. В этом смысле Сталин справедливо заслужил звание "могильщика революции".
Почему же сталинский тоталитарный режим так долго мог существовать в СССР? Ответ на этот вопрос также вытекает из двойственной природы советской бюрократии, которая могла паразитировать на шее рабочего класса только при одном условии: если она сохраняла и защищала господство этого класса, его национализированную экономику, его социально-политический строй, возникший в ходе Октябрьской революции. Эту двойственную природу бюрократии и сталинского режима власти мало кто из современных исследователей и политиков понимает, хотя с ее помощью объясняется многое в истории, в частности, такие малопонятные и противоречивые действия Сталина, как восхваление Ленина и скрытое враждебное отношение к нему, особенно к его Политическому завещанию, необоснованный и резкий переход от НЭПа к политике насильственной коллективизации, оказание помощи Испанской революции и уничтожение в этой стране многих тысяч революционеров-интернационалистов, критика фашизма и установление тесного сотрудничества с нацистской Германией накануне второй мировой войны и т. д., и т. п.
Сталин как персонификация советской бюрократии, как ее вождь был вынужден одновременно защищать советский строй и деформировать его, защищать завоевания революции и извращать ее социалистическую направленность. Деятельность Сталина в большинстве случаев противоречила социализму и его идеалам, хотя она и прикрывалась марксистской фразеологией и лозунгами социалистической революции. Поэтому не следует смешивать сталинизм, или сталинский тоталитаризм, с сутью советского общественного строя, основы которого были заложены Октябрьской революцией. Тем более не равнозначны понятия "социализм" и "сталинизм", на чем настаивают современные неосталинисты и смыкающиеся с ними неолибералы. Сталинизм - это не только извращение социализма: он его прямой антипод.
Непонимание двойственной природы сталинского режима присуще сегодня многим идеологам правого и левого толка. Так, либерально настроенные идеологи утверждают, что сталинизм мало чем отличается от гитлеризма. Некоторые из них даже утверждают, что первый намного хуже последнего. Конечно, с формальной стороны и по своей кровожадности эти два тоталитарных режима похожи друг на друга как две капли воды. И там, и там были отказ от демократии и узурпация власти одним человеком, и там, и там существовали концлагеря и их многочисленные жертвы, и там, и там был оболванивающий многих культ личности вождя.
В тоже время, при более глубоком сравнении этих режимов возникают вопросы: почему, например, эти два режима вели войну друг с другом? Почему развитые демократические государства в конечном итоге выступили на стороне СССР, воевавшего против фашистской Германии, предпочтя в трудную минуту иметь дело со Сталиным, а не с Гитлером? Наконец, почему даже наиболее последовательные антисталинисты в лице троцкистов и их главного вождя выступили за защиту СССР в возможной войне с фашистской Германией? Думаю, что ответы на эти вопросы дают возможность всесторонне понять сущность сталинизма и тем самым прийти к объективному суждению о нем.
Столкновение двух видов тоталитаризма (сталинского и гитлеровского) было обусловлено, прежде всего, противоположностью социально-классовой природы того общественного строя, который они обслуживали. Сталинский тоталитаризм вырос и паразитировал на базе завоеваний Октябрьской революции, давшей впервые в истории государственную власть трудовому народу. Сталин, со временем узурпировавший эту власть, был вынужден защищать советское государство против его внешних врагов. Гитлеровский нацистский режим возник из стремлений финансовой буржуазии Германии к мировому господству, и эту потребность он последовательно обслуживал своей агрессивной внешней политикой. Социально-классовая противоположность этих режимов во многом объясняет факты поощрения агрессивных действий Гитлера со стороны западных демократий в начале войны и открытие второго фронта против фашистской Германии на ее исходе. Поддержка СССР в войне с Германией стала возможной для западных демократий лишь тогда, когда они почувствовали угрозу собственному существованию со стороны гитлеровского фашизма. Сталинский режим, перешедший к тому времени от интернациональной к национал-державной политике, был в этой войне для Запада меньшим злом, чем гитлеризм, рвавшийся к мировому господству и требовавший покончить с "гнилой демократией" западных государств. Учитывал Запад и то, что Сталин в отличие от Гитлера все-таки не сжигал в печах миллионы людей, не набивал волосами своих жертв спальные матрасы и не выделывал из кожи заключенных абажуры.
Что касается таких последовательных противников сталинизма, как троцкисты, то их защита СССР в этой войне обуславливалась не их компромиссом со Сталиным, а стремлением защитить основы того строя, которые были заложены Октябрьской революцией. Для них Сталин, защищавший СССР, а, стало быть, и его социальные основы, являлся меньшим злом, чем Гитлер и нацизм, стремящиеся одержать победу в войне не только над советским государством, но и полностью покончить с большевизмом и коммунизмом.
Тоталитаризм и сталинизм - понятия во многом тождественные. Подрывая демократические и социалистические основы советского общества, сталинизм стал причиной деформации не только советского государства, но и самой идеи социализма. Имеющаяся сегодня аллергия у многих людей на социализм - это во многом следствие сталинизма, который нанес глубокую и до сих пор кровоточащую рану всему левому движению.
"Сталинизм" и "Сталин" - понятия родственные, но не тождественные. Что касается первого понятия, то, как я уже говорил, оно характеризует тоталитарно-репрессивный режим власти, который создали Сталин и его команда. Что касается понятия "Сталин", то оно относится к конкретно-исторической личности, которая правила в СССР почти тридцать лет. Хотят этого или нет противники Сталина, но он вошел в историю советского государства. Другое дело - оценка его как политика. В этом отношении одни считают его "исчадием ада", другие - "великим политиком" и "вождем всех народов". На мой взгляд, противоречивая личность Сталина должна оцениваться "по ее плодам", т. е. по результатам ее конкретной деятельности. Конечно, Сталин был тираном, может быть, самым большим тираном в истории человечества; тем не менее, нельзя исключать, что в отдельных случаях его деятельность могла иметь положительные результаты. Так, позитивной акцией во время войны было освобождение Сталиным из застенков ГУЛага многих военных специалистов. (Правда, посажены они были в концлагеря тоже с его санкции.) Рассказывали мне и такой случай: в военное время один звонок Сталина на машиностроительный завод с просьбой значительно увеличить выпуск танков повышал производительность труда рабочих и инженеров в несколько раз. Понятно, что такой звонок объективно выполнял прогрессивную роль. Ясно также, что в подобных случаях Сталин вел политику прямо противоположную "сталинизму".
Другое дело - "плоды" его политики, когда физически и морально уничтожались лучшие люди страны: выдающиеся руководители партии и государства, талантливые ученые и представители культуры. По данным доклада специальной комиссии ЦК КПСС Президиуму ЦК, только за 1935-1940 годы за "антисоветскую деятельность" было арестовано 1980635 человек, из них расстреляно 688503. Соответственно за 1937-1938 годы арестовано 1548366 и расстреляно 681692. В итоге был уничтожен весь тонкий слой революционеров, о которых в свое время так хорошо говорил Ленин, отмечая, что для них правдивость и честность были естественными человеческими качествами. Следует подчеркнуть, что среди них были ликвидированы, за исключением самого Сталина, все руководители партии и государства, о ком писал Ленин в своем письме к XII съезду партии. Одни погибли от пули в отечественных тюремных застенках, как Каменев, Зиновьев, Бухарин, другие были уничтожены за границей, как, например, Троцкий, получивший от сталинского агента удар ледорубом по голове. Подобная практика и есть "сталинизм", или "сталинщина" в точном смысле этого слова. Она, конечно, ничего общего с социализмом не имеет.
К сожалению, по данным социологии, около половины российских граждан сегодня желает вернуться к сталинским порядкам. Чем это объясняется? На мой взгляд, это прямое следствие современных радикальных реформ неолиберального толка, породивших невиданную социальную поляризацию и криминальный беспредел в обществе. Парадоксально, но факт: люди ищут альтернативу этим явлениям не в развитии подлинной демократии, а в сталинском тоталитаризме, заложившем в середине ХХ века многие предпосылки перехода к современному дикому или варварскому капитализму.
Что касается идеологии социализма, то она была Сталиным фактически превращена в типичную светскую религию. Вопреки всем марксистским традициям (вспомним негативную позицию Маркса и Ленина по отношению к культу личности), Сталин всячески поощрял культ собственной личности, во многом также носивший религиозный характер. Я, будучи мальчишкой, помню, как на праздновании 800-летия Москвы был поднят на аэростате портрет Сталина в форме светящегося куба. Видимый со всех сторон, он представлял собой гигантскую объемную икону человека-бога. Для отдельных людей он был даже больше, чем Бог. Никакая религия не додумалась превратить в своеобразный храм всю Москву, включая ее небо, а сталинисты додумались.
Именно поэтому меня никогда не удовлетворяло стремление правых и левых радикалов, неолибералов и неосталинистов, намертво связывать тоталитаризм с социализмом и всей советской историей, начиная с Октября 1917 года и кончая перестройкой. Я до сих пор убежден, что понятие "тоталитаризм" нельзя переносить на совершенно различные периоды нашей истории. Одно дело советская власть при Ленине, другое - при Сталине, одно дело хрущевская "оттепель", другое - брежневский неосталинизм. Не вмещается в это понятие и горбачевская перестройка, суть которой состояла в полном отрицании и преодолении пережитков сталинизма.
В этой связи - несколько слов относительно моего спора с М. С. Горбачевым по поводу реформируемости или нереформируемости советского общества и его политической системы. Спустя несколько лет после окончания перестройки Горбачев, под влиянием некоторых своих помощников, стал говорить, что неудачи перестройки определялись нереформируемостью советской системы. В беседе с ним я говорил, что, если эта система была нереформируемой, то перестройка теряет свой исторический смысл, и все достижения, связанные с гласностью, демократизацией общества, рынком и т. д., превращаются в своеобразный исторический выкидыш, не более того. Позднее Горбачев изменил свое мнение и накануне 20-летия перестройки признал, что нереформируемых систем не бывает, иначе не было бы социального прогресса.
Таким образом, качественное отличие сталинского тоталитаризма от других политических режимов, существовавших в советской истории, дает возможность лучше ее понять и соответствующим образом описать. Рассматривать советскую историю как сплошное господство тоталитаризма, начиная с 1917 г., - это значит подгонять живой исторический процесс под одностороннюю и далекую от жизни схему. В свою очередь, это не снимает того исторического факта, что отношение к сталинизму в нашей стране продолжает оставаться важным идейно-политическим критерием в осмыслении характера советского общества и его исторической эволюции.
На Западе все историки, пишущие о нашем советском обществе, разделяются на две характерные группы. Первые - это сторонники "тоталитарной школы", которые считают, что тоталитаризм у нас утвердился с Октября 1917 г. К ней на Западе можно отнести таких историков, как Ричард Пайпс, Збигнев Бжезинский и др. У нас в России к ней принадлежит наш известный писатель Александр Солженицын и историки так называемого радикал-либерального направления: Пихоя и др. Среди представителей этого направления был и известный историк Волкогонов, бывший сталинист, ставший в одночасье "радикал-демократом" и ярым противником Ленина.
Ко второй группе историков, примыкающих к школе так называемых ревизионистов (здесь слово "ревизионизм" используется не в традиционном понимании, как характеристика идейно-политического уклона от ортодоксального марксизма) относятся те политические историки и мыслители, которые пытаются воспроизводить советскую историю во всей ее противоречивости, нюансах и тонкостях. На Западе к этой школе примыкают два крупных историка: Роберт Такер (он много писал о Сталине и сталинском периоде нашей истории) и Стивен Коэн, автор известных работ о Бухарине. В России аналогичных историков немного. К ним можно отнести Владлена Логинова, недавно умершего Виктора Данилова и др. Их отношение к сторонникам "тоталитарной школы" очень критично: они считают, что понятие "тоталитаризм" закрывает вход в реальную советскую историю, в частности, оно не дает возможность понять и объективно воспроизвести ни социальную структуру советского общества, ни ее основные политические силы, ни поведение вождей и масс в крупных исторических событиях.
Для историков и идеологов "тоталитарной школы" вся советская история едина и однозначна: она - закономерный результат господства тоталитарного режима власти. Стивен Коэн в своей книге "Переосмысливая советский опыт" считает, что методологической основой "тоталитарной школы" является идея непрерывности, то есть представление советской истории как сплошного непрерывного процесса, который идет без каких-либо качественных изменений, периодов, этапов. Такое представление исторического процесса не дает подлинного понимания советской истории, в частности, понимания закономерностей борьбы правящего сталинского режима с троцкистской и бухаринской оппозициями. Сторонники идеи непрерывности, как правило, автоматически ставят знак тождества между такими различными историческими фигурами, как Ленин и Сталин, Хрущев и Брежнев, Горбачев и Ельцин. В их понимании все они лишь различные личностные проявления господствующего тоталитарного режима власти. Таково же отношение представителей этой школы и к оценке Октябрьской революции. Для них это большевистский переворот, утвердивший в стране тоталитаризм, не более того.
Среди отмеченных двух групп историков, оценивающих советскую историю мне, конечно, ближе "ревизионисты", которые ограничивают период тоталитаризма рамками сталинского политического режима власти. Такой подход дает возможность не зацикливаться на идее тоталитаризма и более объективно рассматривать советскую историю во всей ее полноте и противоречивости.
Неумение различать в похожих исторических явлениях их существенное различие, а за различием видеть их определенное тождество - характерный порок многих современных исследований, посвященных советской истории. Недавно мне на заседании клуба "Свободное слово" историк культуры и эстетик Ванслов подарил свою книгу, в заключении которой он написал о том, что во времена Хрущева и Брежнева было принято, вопреки сталинистам, противопоставлять Ленина и Сталина в том духе, что Сталин плохой, а Ленин - хороший. На самом же деле, считает автор подаренной мне книги, Ленин и Сталин мало чем отличаются друг от друга. При этом он ссылался на авторитет известного в прошлом идеолога КПСС, а затем неистового лениноеда академика Александра Яковлева, который утверждал, что Сталин лишь исполнял то, что завещал Ленин. Нечто подобное недавно по ТВ говорил известный политолог и историк В. Никонов, утверждавший, что Сталин был либералом по сравнению с Лениным. В определенном "генетическом родстве" Ленина и Сталина убеждены и некоторые историки РАН. Их рассуждения на эту тему я, в частности, слышал на одной из конференций, посвященной изучению истории международной социал-демократии. И об этом говорят профессионалы!? В тоже время любому вдумчивому и честному исследователю советской истории должно быть ясно, что эти две исторические фигуры были во многом антиподами в политике. Не случайно Ленин решительно требовал в своем Политическом завещании устранения Сталина с поста генсека партии. Ясно и другое: один из них под конец своей жизни оказался жертвой, а другой его моральным и физическим палачом.
Характерно, что на отождествлении Ленина и Сталина сегодня сходятся между собой многие радикальные либералы и неосталинисты. Оказывается, что для обеих сторон является истиной в последней инстанции тезис старой советской пропаганды о том, что "Сталин - это Ленин вчера, а Ленин - это Сталин сегодня". На самом деле данный тезис является одной из грубейших фальсификаций истории, отождествляющей две совершенно противоположные политические фигуры. Исторически идея тождества этих политиков, как известно, принадлежала самому Сталину, который, создавая культ собственной личности, не хотел, чтобы массы знали о тех принципиальных расхождениях и противоречиях, которые были между ним и Лениным, особенно в последние годы жизни вождя Октябрьской революции. Сталин и его сторонники пытались их всячески замолчать. Тем не менее, эти противоречия очевидны: Ленин и Сталин принципиально по разному понимали национальный вопрос и связанный с ним процесс создания СССР, необходимость реформирования политической системы советского общества, кадровые и другие проблемы, нашедшие свое отражение в Политическом завещании Ленина. Не смотря на все эти факты, мы снова становимся свидетелями того, как на новом витке исторической спирали начала возрождаться старая порочная теория о единстве двух вождей. В этой связи закономерен вопрос: кому выгодна сегодня реанимация подобной теории? Думаю, она нужна не только маргинальным сталинистам, но и тем, кому хочется во что бы то ни стало окончательно дискредитировать социалистическую идею, воплощением которой в нашей истории, конечно, являлся Ленин, а не Сталин.
В заключение я хочу поднять еще один вопрос, связанный с темой статьи. Это вопрос о неизбежности или необходимости сталинского тоталитаризма в советской истории. Удивительно, что даже среди последователей выдающегося марксистского философа и, насколько мне известно, принципиального антисталиниста Э. В. Ильенкова есть сторонники подобной точки зрения. Главный их аргумент состоит в том, что индустриализация и коллективизация страны требовали жесткого руководства, и такое руководство было реализовано железной рукой Сталина, его тоталитарным режимом власти. По их мнению, любой на месте Сталина делал бы то же самое, будь то Ленин или Троцкий.
Скажу прямо: я категорически не согласен с подобным подходом к нашей истории как раз потому, что не вижу фатальной необходимости тоталитарного режима власти в Советском Союзе. Тоталитаризм - это прежде всего репрессивный режим, создающий и уничтожающий своих врагов в лице любой политической оппозиции, будь то правые или левые. Он действует, как правило, по логике физического уничтожения своих противников, по принципу "секир башка", а не по марксистской логике преобразования экономических условий существования классов.
Как известно, марксизм допускает физическое уничтожение отдельных представителей буржуазии лишь в особых случаях: при их активном вооруженном сопротивлении рабочему классу, а не потому, что они принадлежат другому классу. Тоталитаризм, напротив, абсолютизировал логику классового насилия, перенося ее, например, из периода гражданской войны в мирное время. Именно так и поступал Сталин, провозгласив идею обострения классовых противоречий по мере продвижения к социализму. В частности, он любил проводить "политику чрезвычайщины" в сугубо мирное время. На самом деле классовая борьба не может и не должна сводиться только к насилию и тем более к физическому насилию, ведущему к смерти людей. Существует масса различных форм государственного принуждения, не требующих физического истребления людей. Если бы у власти вместо Сталина и его окружения были люди ленинского склада, я уверен, они бы не допустили тех ужасов ГУЛага, которые были инициированы тоталитарным режимом Сталина. Никакой фатальной закономерности утверждения тоталитаризма в истории нашей страны не было. Он был прямым следствием отхода руководства правящей партии от марксизма, отказа от демократических и подлинно революционных традиций в управлении обществом. Объективные условия, связанные с исторической отсталостью нашей страны и усталостью масс от войны и революции, конечно, сыграли свою роль в возникновении сталинского тоталитарного режима, но они не могут его оправдать.
Люди не только рабы существующих условий, они могут эти условия познавать и изменять. Именно это Ленин имел в виду, когда предлагал совершить в нашей стране настоящую культурную революцию, означающую не столько ликвидацию безграмотности, сколько органическое усвоение всех "прогрессов" капитализма, начиная с техники и кончая культурой. Ленин последовательно добивался раскрепощения труда путем добровольной его кооперации и ликвидации его принудительного, наемного характера. Он требовал постоянного усвоения большевиками лучшего буржуазного опыты ведения хозяйства. В этой связи он писал: "Черпать обеими руками хорошее из заграницы: советская власть + прусский порядок железных дорог + американская техника и организация трестов + американское народное образование... =социализм" (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 39, 550). Он требовал активно внедрять в практику достижения научных систем организации труда у Форда и Тейлора за минусом буржуазной практики "выжимания пота" из рабочих. Что касается Сталина, то он пошел иным путем, путем создания тоталитарного режима власти и насильственного принуждения людей к труду. Тем самым он полностью дискредитировал идею социализма, связанную с освобождением труда.
История не есть простая функция развития экономики. Она является результатом борьбы различных социальных тенденций и интересов. В советском обществе эта борьба, как известно, продолжалась и после Октября 1917 г. Мало того, она обрела острейшую форму гражданской войны, которая во многом определялась тем, что демократическим и социалистическим силам не удалось создать единое коалиционное правительство. Однако и после гражданской войны в стране продолжали действовать две тенденции: демократическая и антидемократическая. Демократическая тенденция выражала интересы рабочего класса и всех остальных слоев трудящихся. Я ее связываю прежде всего с ленинским пониманием положения дел в стране, с необходимостью перехода к политике НЭПа и возможностью осуществления идей его Политического завещания, в котором были намечены реальные пути демократического реформирования Советского государства. Это Завещание было подлинно научным выражением интересов рабочего класса России. Другая тенденция - антидемократическая, бюрократическая, тоталитарная, базировалась на выражении интересов других слоев общества. Она выражала, прежде всего, запросы советской бюрократии, мелкой буржуазии и консервативных слоев крестьянства. Сталин был их рупором.
В борьбе этих двух социально противоположных тенденций и осуществлялась советская история. В итоге, бюрократическая тенденция в форме сталинизма взяла верх над демократической ленинской тенденцией. Позднее, с началом научно-технической революции, наступил ее предел развития, предел тоталитарного режима власти вообще. Чтобы двигаться вперед, нужно было вобрать в себя и утилизировать плоды научно-технической революции, размагнитить и освободить мозги от различных идеологических догм, осуществить на деле демократию, но выращенная Сталиным бюрократия этому всячески препятствовала.
Отсюда и возникла историческая необходимость сначала в ХХ съезде партии, а затем и в перестройке. Заслуга Горбачева и его окружения состояла в том, что они раньше других это осознали, начав обновление советского общества на началах гуманизма и демократии. Они, по сути дела, начали трансформировать авторитарный социализм брежневской эпохи в демократический социализм. Им многое удалось сделать на этом пути: осуществить свободу слова, отменить цензуру, окончательно ликвидировать остатки тоталитаризма в руководстве страной, реализовать плюрализм в политической и духовной сфере, наладить альтернативные выборы, разрешить свободный выезд граждан за границу, отодвинуть угрозу ядерной войны, начать процесс всеобщего разоружения и т. д. Я поэтому во многом остаюсь поклонником этого подлинно демократического периода в развитии нашей страны, своеобразной политической весны советского общества, пришедшей на смену зимним рецидивам брежневского неосталинизма.
Несмотря на силовое прекращение перестройки во время путча и последующего прихода к власти радикал-либералов во главе с Борисом Ельциным, она, в принципе, доказала реальную возможность существования в истории демократического социализма. Прошедшие шесть лет перестройки показали, что не тоталитаризм, а демократия - наиболее адекватная политическая форма реального социализма. На мой взгляд, перестройка была настоящим прорывом к свободе советского общества. Она фактически продолжила демократические и социалистические преобразования, начатые Октябрьской революцией и прерванные сталинизмом. Очень жаль, что те, кто ее осуществлял в свое время, сегодня под влиянием политической коньюктуры от нее отказываются или трактуют ее в сугубо неолиберальном ключе. Но это их дело, дело их совести - или ее отсутствия.
Как показывает история России, становление социализма является сложным, длительным и противоречивым процессом. Не хочу сейчас глубоко затрагивать непростой вопрос о возможности победы социализма в отдельно взятой стране или ряде стран. Меня волнует другой вопрос. Возможно ли вообще построение социализма сразу во всех развитых странах мира? Думаю, нет. Революции вызревают сначала на национальной почве и затем продолжаются на мировой. Мировая революция - это, видимо, долгий исторический процесс отпадения от капиталистической системы отдельных стран, в которых социальные противоречия дошли до высшей точки кипения. Что касается возможности создания социализма в отдельной стране, то, как уже отмечалось, все зависит от умения этой страны и ее руководства создавать более эффективную, чем в развитых странах, экономику, более высокий жизненный уровень своему народу, и более широкую демократию. В противном случае страна, вступившая на путь социализма, не выдерживает конкуренции с развитыми капиталистическими странами и, как показывает опыт советской России, в ней происходит реставрация капитализма в его самой дикой, криминальной форме.
Вместе с тем, с падением советской модели социализма история не кончается. Как говорится, еще не вечер. История продолжается и, я уверен, опыт создания социализма и преодоления тоталитаризма, который был осуществлен в нашей стране, не уйдет в Лету: он еще будет востребован Россией и миром.
