- Модный писатель с сотовым телефоном, номинант Букеробской премии и совладелец нескольких престижных столичных ресторанов - не самый типичный герой нашего времени, согласны?
- Здесь не все соответствует действительности. На сегодняшний день я уже не совладелец ни одного ресторана. Да, вошел в шорт-лист Букера, но не уверен, что такой уж я модный писатель. Сотовый телефон действительно есть.
- Куда рестораны делись?
- Обо всем, что касается финансов и подробностей своего бизнеса, не хочу говорить в принципе.
- Тогда рассказывайте о себе.
- Откуда начинать?
-Давайте с детского сада.
- У родителей моих был ненормированный рабочий день, поэтому поначалу я процветал в детском саду на пятидневке и далее - в интернате на шестидневке. Процветал до тех пор, пока меня не забрала к себе бабушка. Из трех школ меня выгнали за отвратительное поведение и еще более отвратительную учебу. Двоек не ставили, чтобы не ухудшать общую успеваемость класса, зато постоянно грозили отправить в "лесную школу". Потом повезло - меня практически без всякого блата взяли в известную по тем временам 127-ю вечернюю школу. Там учились дети министров, работников Внешторга, художников, актеров и прочих привилегированных родителей. Первое, что услышал в этой школе: не хочу ли купить серебряный доллар либо пистолет (не помню какой системы). Экзаменов мы не сдавали. Все оценки и аттестаты делались за взятки, у нас не было дневников, ходили мы без формы и занимались по утрам - три раза в неделю по три урока. На верхнем этаже школы обосновался публичный дом. Но внешне все было благопристойно, и, как ни смешно, эта вольница помогла определиться и четко понять, чего я в этой жизни хочу.
- И чего захотелось?
- Дикая скука, масса времени, много сил, напротив школы - Театр юного зрителя. В 15 лет пошел туда работать монтировщиком, заразился театром и поступил в Театральное училище имени Б.В.Щукина. Закончил. Потом поработал в театре "Люди и куклы". Через год ушел, потому что уже пытался что-то писать.
- Как-то быстро мечта об актерской, карьере растаяла...
- Я был достаточно средненьким актером. Но даже не это главное. Уже на третьем курсе понял - мужчине быть актером плохо, чудовищно стыдно. Даже великим. Никакой великий актер не имеет той свободы, которая есть у самого обычного человека. Меня все время тянуло к свободе.
- На что жить свободному человеку?
- Подвизался на ТВ, больше сотни фильмов дублировал в компании с Белявским и Абдуловым (они меня, наверное, и не помнят). Это помогало существовать: я в то время уже успел жениться и развестись. Потом написал пьесу и послал ее на конкурс "Лучшая пьеса о современной молодежи". Первая рецензия: "чудовищное безобразие", но лауреатом этого конкурса я все-таки стал. Потом написал пьесу "Школа для эмигрантов", которая довольно странным образом попала в руки Марка Анатольевича Захарова. Представьте: молодой человек 24 лет однажды вечером снимает у себя дома телефонную трубку и слышит: "Дмитрий Михайлович, Вас беспокоит Марк Анатольевич Захаров из Театра Ленинского комсомола. Я тут прочитал Вашу пьесу. Думал, что страна Россия перестала рождать Чеховых, но я ошибся!" Меня чуть кондрашка не хватила. Произошло еще много разных событий и прошло немало времени, прежде чем эта пьеса увидела свет рампы. Восемь лет она идет на сцене Ленкома с аншлагом.
- Как подающего большие надежды молодого драматурга занесло в Америку?
- 91-й год. Все три дня в августе я был у Белого дома, точнее, на Смоленской, где люди тогда погибли. Встретил там приятеля, американского журналиста, и мы вместе с ним фотографировали дымящиеся мозги... Отстоял все эти три дня. Прошло время, и совсем неясно стало: где стоять, чего стоять? И в какой-то момент решил уехать. Либо навсегда (скорее всего, навсегда), либо на некоторое время. Ехать было особенно не к кому. Оказавшись в Лос-Анджелесе с туристической визой, я попросил политического убежища, чтобы получить право на работу. По большому блату устроился в пиццерию в негритянском квартале, районе очень опасном. Я был пиццеменом - заказы развозил, этакий мальчик с пиццей в тридцать лет. Продержался три месяца. Переехал в Нью-Йорк и устроился там на русское телевидение: был диктором, занимался рекламой. Прошло полтора года, и я вернулся в Россию. Здесь уже все было по-другому.
- В Америке творческий процесс продолжался?
- Написал там повесть. Это и была основная причина возвращения: я почувствовал - даже за такое непродолжительное время язык уходит, становится каким-то нерусским.
- Денег за океаном заработать удалось?
- Нет. Я вернулся сюда с долгами и с совершенно другим менталитетом. Глазами человека, пожившего в Америке, я вдруг увидел у нас миллионы неиспользованных возможностей. Кучи денег лежали под ногами. Это француз на вопрос: "Хочешь подработать?" - скажет лениво: "Я лучше полежу". Для американца ответ очевиден: "Хочу!!!" Постепенно у меня стало здесь что-то получаться. Долги сумел раздать за первые же три месяца.
- И какую денежную кучку подняли?
- Много кучек поднял. Небольших. Я участвовал в двух проектах, связанных с постройкой ресторанов.
- Насколько мне известно, это были "Твин пигз" и какой-то еще? Кстати, почему именно рестораны?
- И один китайский. Почему рестораны? Так случилось. Товарищ занимался этим бизнесом, я сидел, смотрел, и он предложил: "Хочешь поработать, скажем, менеджером для начала?"
- В Лос-Анджелесе - пиццемен, в Москве - менеджер ресторана...
- Работать можно кем угодно, если это приносит то, что тебе нужно. Рестораны надо построить, оборудовать, научить работать официантов и другой персонал. Я, в принципе, представлял, как это делается. А потом стал совладельцем.
- Интересно?
- Нет. Это чистое зарабатывание денег. Кому-то бизнес интересен, но не мне. Не мое это. Мне интересно заниматься писательством. Вот это - моя профессия. Просто за нее не платят - вот в чем беда. Давайте не будем слюни розовые лить: художник не может своим трудом... И так далее.
- Бизнес и литература совместимы?
- Совместимы до определенного момента. Я занимался ресторанами и писал книгу. Рестораны работали хорошо. Бизнес уже начал превращаться в машину, в обороте появились достаточно серьезные деньги. Тут как раз вышел мой первый роман "Сорок лет ЧанЧжоэ", и я понял, что перешел в другое литературное качество: это не хобби, а профессия. Серьезная профессия, в которой можно достичь чего-то значительного. А достичь чего-то значительного на литературном поприще я хотел. Поговорил со своими издателями, поразмыслил и сделал выбор.
- Не жалеете?
- Нет. Основная проблема в том, что писательский труд совершенно не избавляет от забот о желудке и семейном благосостоянии, поэтому просто приходится нести двойную нагрузку.
- Характеристика "широко известный в узких кругах" не смущает?
- Пожалуй, даже приятно, что люди, с которыми общаюсь, знают меня. Подходит бизнесмен какой-нибудь и говорит: "Сидим мы с тобой, каждый бизнесом занимается, а потом вдруг оказывается, что ты еще и писатель и твоя книга в списке финалистов Букеровской премии?!"
- "Узкий круг" - это кто?
- Те же деловые люди, достаточно интеллигентные, продвинутые. Вся тусовка творческая. По сути, важно ведь, чтобы тебя читали люди твоего круга... Хотя нет! На самом деле действительно важно только одно - как ты пишешь. Остальное - удовлетворение собственных амбиций. Писатель, художник, творец работает только для себя. Это уже потом, поставив последнюю точку, он начинает хотеть славы, признания, успеха. Вечность меня интересует гораздо больше, чем сегодняшний день. Если бы меня интересовало "здесь и сей час", делал бы бестселлеры. Я как бы пытаюсь "нетленку" писать.
- Амбиции потешить - бестселлер для миллионов читателей написать - совсем не хочется?
- Нет. Хотя сделать я это могу без особого труда. К тому же считаю, что мою новую книгу - "Пространство Готлиба" могут читать все. При определенной степени раскрутки этот роман имел бы все шансы стать бестселлером. Не по сути, а по формальным признакам - читаемости и продаваемости.
- Кто-то из критиков назвал Вас эротическим психологом. Согласны с этим определением?
- Да как бы не называли! Пусть найдут в сегодняшней литературе, западной или русской, писателя, который мог бы писать эротику без слова "член" или чего-то подобного.
- Дело техники.
- Нет, не дело техники. Эротика - один из труднейших жанров.
- По-вашему, главное - не называть все своими именами?
- Для меня самое важное - русский язык, в котором, в отличие от, скажем, английского, изначально не существовало этих понятий как дозволенных. Во всем должна быть ЛИТЕРАТУРА. У меня есть табу. Я никогда не напишу, извините, даже слова "жопа", не говоря уже о матерных выражениях. Просто в этот момент рука остановится. Хотя люблю "выражения" и очень люблю ругаться матом. Я - матерщинник.
- Рука дрогнет, а язык, выходит, поворачивается?
- Речь и письмо - разные вещи.
- Вернемся к "эротическому психологу".
- Я не "эротический психолог". Я мужчина, который имел счастье испытать в жизни, думаю, всю гамму эротических переживаний.
- Почему в прошедшем времени?
- Надеюсь испытывать их и в дальнейшем. Я не ущербен. Я понимаю, что происходит между мужчиной и женщиной. Я совершенно чужд других сексуальных наклонностей. Я, что называется, на сто процентов нормальный мужчина. Я отдаю женщине должное за некую парность мне, за то, что мы испытываем вместе. Я не эротический психолог, но склонен счи-тать, что все великое происходит от влечения.
- К женщине?
- Конечно, к женщине. Впрочем, не только к женщине. Меня влечет к белой бумаге. Иной раз я и сам понять не могу, к чему меня влечет. Такое впечатление, будто нечто необъяснимое в форточку вливается.
- Ловите?
- Ловлю. Потому-то и бросил все эти попытки зарабатывания бешеных денег, к чему был очень близок. Да что там близок - я практически их уже имел, эти бешеные деньги. И бросил. Ради того, чтобы слышать необъяснимое, чтобы ловить... Произнесенное мной сейчас достойно недоверия, не люблю говорить об этом. Моя литература - моя медитация, уход в другой мир, в иное время. Свободный полет руки по клавиатуре - вот это что на самом деле.
- Медитация медитацией, но ведь именно Вы, автор сценария телеигры "Золотая лихорадка", придумали безумные призы - килограмм и пуд золота. Что за больная фантазия?
- ТВ ни с медитацией, ни с талантом не имеет ничего общего. Разве что талант может родить идею. "Золотая лихорадка" - оригинальный сценарий, аналогов в мире нет. Килограмм золота - не больная фантазия, килограмм золота производит на русского человека сильное впечатление. В детстве я проходил мимо стоматологической поликлиники, ходили слухи о лежащих там двух-трех килограммах золота. Помню, что всегда хотел его украсть и считал: мне этого хватит на всю жизнь. Золото имеет четкий денежный эквивалент. Килограмм золота - это, кстати, не так уж дорого, 20-25 тысяч долларов.
- Многие Ваши литературные персонажи имеют психические и физические отклонения. В жизни тоже нравятся люди с червоточинкой?
- В червоточинке, по-моему, есть некая привлекательность. Разве женщине интересен мужчина без червоточинки? Да и мужчина женщину любит за недостатки, а не за достоинства. Мы же только в самый первый раз фиксируем картинку: она хороша! Потом смотрим уже на абсолютно другие места. Прожив год с одной из красивейших женщин, каковой, несомненно, являлась моя жена, актриса Корикова, я перестал замечать ее красоту. Я стал видеть только ее изъяны. Она безумно меня раздражала. Чувство куда-то ушло.
- Печально...
- ...но не смертельно. У меня достаточное количество женщин.
- Количество?!
- Можно употребить любое другое слово. Постоянно искать - это и есть стимул. Искать и почти не находить, лишь изредка приближаясь к чему-то желанному.
- Такой влюбчивый?
- У меня не бывает влюбленностей.
- Сразу большая любовь?
- Любовь - это нечто всепоглощающее. А остальное: ну, нравится, там поглядим... Любовь, скажу просто и примитивно, по-домоседски, не по-писательски, это когда просыпаешься ночью и, глядя на человека, спящего рядом, думаешь: "Господи, какое счастье, что этот человек рядом с тобой спит". Вот это и есть любовь.
- Бывало?
- Один раз. Недолго. Дай Бог, чтоб у каждого было такое.
- А первая любовь?
- Первая любовь закончилась свадьбой. Женат я был два раза, просто с большим промежутком. Обе жены - красавицы, актрисы. Очень люблю красивых женщин.
- С личной жизнью, надо понимать, полный порядок?
- Я не удовлетворен как семьянин. Я хочу воспитать ребенка, чтобы обеспечить преемственность, духовную преемственность. Для меня вообще очень важно понятие рода, семьи. Я хочу, чтобы все по старинке было. Идеал семьи для меня - это когда в субботу все с удовольствием встречаются за большим столом. Понимаю, что такое практически невозможно. И еще, я понимаю и страшусь того, что не могу жить с одной женщиной долго. Какой-то стимул во мне пропадает. Я должен постоянно мучиться поиском женщины.
- Может, Вам важнее всего именно процесс поиска?
- Я же не донжуан, не жену бы тогда себе искал, а просто женщину на ночь. Мы же все хотим, чтобы чувства оставались навсегда. Я пробовал как угодно существовать с женщинами. Пробовал даже идти от ума. Вот, думаю, девочка: 18 лет, молодая, красивая, здоровая. Приодену, думаю, воспитаю, дам образование. Забеременела к тому же. Я решил: ну, значит, она. Тут Бог раз - и отвел. Последующие события показали - правильно, что отвел. Повела она себя глупо и ребенка не сохранила. Я снова убедился: "от ума" ничего хорошего не получится. Специально, сознательно такие вещи не сбываются. Все равно во встрече двух людей есть нечто божественное.
- Красиво ухаживать умеете?
- Умею красиво, умею некрасиво. Это только не слишком хороший мужчина действует всегда по одной схеме. Каждой женщине нужно что-то свое, я стараюсь это уловить - схватить крепко, до синяков, за руку или забросать цветами, подтолкнуть как-нибудь или устроить романтический вечер. И не комплексую. Я знаю: все люди занимаются ЭТИМ. И не развожу антимоний, чтобы узнать, что женщине нравится, например, в постели.
- Вы были бы в состоянии добиваться у женщины взаимности в течение продолжительного времени, скажем целого года?
- Хотел бы, но такого быть не может. На сегодняшний день это нереально, это не согласуется с современным ритмом жизни. К тому же и организм мой не выдержит год, а нечестным я быть не люблю. Я достаточно верный человек: если в какой-то паре состою, то другие особы женского пола перестают существовать. Когда-то в молодости мне в голову пришла одна формулировка: "Женщина мужчине нужна для того, что-бы о ней не думать". Сейчас, конечно, я не столь категоричен и прямолинеен, однако значительная доля правды в этих сло-вах по-прежнему остается.
- Ехидные статьи в прессе раздражают?
- Насколько я знаю, такая статья, глупая и лживая, была пока только одна. Ее автор - неудавшийся поэт и вообще фигура достаточно одиозная, позволил себе написать кроме всего прочего, что я не писатель. Я приехал в редакцию, показал ему членский билет Союза писателей и предложил написать опровержение, что и было в итоге сделано. (Правда, друзья советовали просто набить ему физиономию.) Думаю, это проявление обычной зависти. В последнее время я особенно остро ощущаю появление недоброжелателей, возможно, даже врагов.
- Чему завидуют, как Вы полагаете?
- Завистники думают: "Почему у него, а не у меня, я ведь не хуже!" Какие-то слухи про меня распускают. Что педофил, что болен СПИДом. Была у меня на Старый Новый год дичайшая ситуация. Без чего-то двенадцать позвонила очень хорошая знакомая и сказала: "Ты меня СПИДом заразил". Ей привели настолько стройную систему доказательств, что я и сам подумал: "Чем черт не шутит?" С трудом пережил праздники, проверился: все, естественно, оказалось в порядке. Нашел бы того, кто сделал это, - ноги бы вырвал. Больше всего мне жаль свою знакомую, она-то совсем ни в чем не виновата была.
- В приметы и гороскопы верите?
- Не очень. С астрологами, правда, общаюсь.
- Славу всемирную не обещают?
- И это обещают, и кое-что другое. Одни говорят: твое имя будет у всех на устах, другие: в тюрьму попадешь. Так что в общем шансы уравновешиваются. Еще дату смерти называют.
- Не страшно?
- Серьезные астрологи обычно знают, кому можно такие вещи сообщать, кому нельзя. Лично мне все можно сказать смело. Я умирать не лягу и раньше времени вешаться не пойду. По мне смерть - лишь бы быстро и без мучений. По их расчетам, меня такая смерть и ждет - в дороге и неожиданно. Хотя дорогу я не люблю. Я домосед.
- Что сейчас волнует больше всего?
- Будущее. Я живу только завтрашним днем. Больше всего волнует, смогу ли написать следующую книгу.
- Уже пишете?
- Пока нет. Процесс написания - он самый легкий. Самый тяжелый - процесс созревания. Зреем, как чирей.
