Хотя и не в Казани, а в Москве, на X Всемирном конгрессе русской прессы, где он был званым гостем, президент Татарстана М. Ш. Шаймиев подтвердил этимологию своего имени ("мин тимер" - "я железный"), выступив с чрезвычайно железным заявлением по поводу провозглашенных В. В. Путиным 13 сентября 2004 г. изменений в порядке госуправления, устанавливающих отмену губернаторских выборов. Он сказал: "Мы к этому вернемся. Надо избираться".
Для того чтобы эти слова произвели сильное действие на умы, довольно было бы и двух обстоятельств. Во-первых, по всякой табели ранг М. Ш. Шаймиева весьма высок. Председателя Свердловского облизбиркома, за две недели до Шаймиева вдруг заговорившего о том же, никто не услышал, тогда как столь высокопоставленную особу не услышать было невозможно. Во-вторых, бывают, конечно, всякие высокопоставленные особы. Есть лица, формальным рангом даже выше М. Ш. Шаймиева, полностью подходящие под определение "Он знатный мельник, две мельницы у него на море, на окияне. Одна мелет вздор, другая чепуху". Но к М. Ш. Шаймиеву такое определение не подходит никоим боком. Умный и жесткий хан, двадцать лет - и каких - провластвовавший в Казани, всегда знал цену своему слову, ибо если молоть беспрестанно, то и цена будет соответствующая. Оттого шаймиевские слова всегда много весили.
Но к тому добавляется еще и третье, самое важное обстоятельство. Деяния прошедшего царствования были разные, и отношение к ним у разных политических групп тоже бывало самым разным. Особенность акта от 13 сентября 2004 г. заключается, однако, в том, что у него с самого начала было довольно противников (как и у других решений В. В. Путина), но у него так и не оказалось - ни при обнародовании, ни после - сколь-нибудь горячих и убедительных сторонников. Доводы в той манере, что все, исходившее от тогдашнего президента Путина, исполнено величайшей мудрости, а кто не способен ее постичь, тот либо враг, либо дурак, не являются абсолютно убедительными, а более доходчивых представлено не было.
Если исходить из официально предложенной аргументации, согласно которой реформа думских выборов и отмена губернаторских являлась необходимым ответом на захват заложников в Беслане, то разъяснений, какие именно террористические риски порождались выборами в Думу по смешанной системе и всеобщими выборами региональных руководителей, так и не последовало. Вряд ли и могло последовать, поскольку замысел бесланского акта отличался гениальным злодейским расчетом, который в принципе мог быть реализованным где угодно и когда угодно вне зависимости от того, получил тот или иной глава региона свой мандат от избирателей или через президентское назначение. Будь 1 сентября 2004 г. главой Северной Осетии президентский назначенец и превосходи он неизмеримо тогдашнего главу республики А. С. Дзасохова дарованиями - что бы это изменило? Причины последующего ослабления террористической угрозы совсем иные: бескомпромиссность, явленная в Беслане, т. е. "переговоров не будет никогда", а вместо того будут последовательно предъявляемые трупы террористов. Включая и самых главных и самых неуловимых. Существенной связи между неумолимостью и реорганизацией избирательной системы (тем более что первая была явлена сразу, а вторая растянулась до конца 2007 г.) не наблюдается.
Если же отвлечься от надобностей антитеррора, то федеративное устройство не является обязательным предметом культа. Унитарная система с назначаемыми губернаторами тоже приемлема, тем более что сама демократичность прежде проводимых выборов (в том числе и в том крае, которым правит М. Ш. Шаймиев) могла вызывать вопросы. Но учреждение унитарной системы предполагает, как минимум, осознание того, что система эта действительно другая и что переход к ней - дело серьезное, где одно решение тянет за собой другое, и, чтобы не получились сапоги всмятку, переход должен быть сколь-нибудь системным. При унитаризации исчезает тот механизм обратной связи, которым (худо-бедно и не везде, но хоть где-нибудь) являются выборы губернатора, что должно компенсироваться соответственным усилением иных аналогичных механизмов местного и городского самоуправления, а равно и национального парламента. Между тем параллельно с упразднением губернаторской обратной связи была de facto упразднена вместе с одномандатниками и хоть какая-то обратная связь в Думе. Ультрапропорциональная чудо-система если для чего и хороша, то никак не для этого. Про верхнюю палату нечего и говорить - она окончательно повисает в воздухе хотя бы по той причине, что при дефедерализации зачем вообще Совет Федерации нужен. Только С. М. Миронова тешить.
Понятия обратной связи и дублирующих страховочных механизмов, служащие оправданием издержек, связанных с представительством, много фундаментальнее и старее, чем научающий демократии Вашингтонский обком. Совсем не надо быть клиентом этого обкома, чтобы видеть в обрывании обратных связей процесс не очень желательный, ибо в перспективе чреватый нестабильностью. Отсюда и слабый энтузиазм по поводу актов от 13 сентября.
Наконец, негласный довод в пользу реформы - тот, что теперь Кремль сможет менять руководителей в тех улусах и ханствах, где творится переходящее уже все границы добра и зла, - оказался пустым. С границами добра и зла все осталось в прежнем виде, и при новом порядке госуправления в тех же самых подразумеваемых регионах (некоторые из них находятся от Кремля в зоне пешей доступности) вполне после реформы воруют, как перед концом света. Что делает тезис о ее оздоровляющем действии несколько сомнительным.
При таком балансе очевидных потерь и никому не видных приобретений именно реформа 2004 г. - как не имеющая никаких убежденных сторонников и при этом самые разные группы сильно раздражающая - напрашивалась на то, чтобы стать первым пробным камнем для серьезных ревизионистских опытов. Многоопытный М. Ш. Шаймиев, имеющий свои резоны для ревизии, возвысил голос, понимая, что единого и мощного фронта защитников акта 2004 г. опасаться особо нечего. Судя по растерянной и недружной реакции на его демарш, чутье ему не изменило.
