Опыт кибернетического моделирования кремлевского "черного ящика"
Скелет наступающего. Источник и две составные части бюрократического капитализма в России
Вопреки учению Великого Инквизитора о чуде, тайне и авторитете не всякие чудо и тайна склоняют всех подданных к повиновению. Таинственность a la longue* тоже способна утомлять и даже порождать (в части общества, по крайней мере) крамольные настроения. Не только ясное осознание того, что происходит нечто весьма плохое, но и всего лишь ощущение того, что перед нами нечто совершенно непонятное, - такое ощущение тоже глубоко нервирует. Всякому пользователю современной техники известно чувство унизительного бессилия, возникающего, когда sophisticated изделие (а они теперь все принудительно sophisticated**) ведет себя несообразно, а понять, что это значит, невозможно. Времена, когда к каждому аппарату прилагалось подробное описание и простыня с принципиальной радиосхемой, ушли безвозвратно. Остался "черный ящик", который при неполадках до крайности скотинит и зверит человека.
Если же таким вредным действием обладает всего лишь техническое изделие, заведомо лишенное сознательной злой воли, колико же паче раздражает государственная машина, в случае с которой говорить о сознательной воле вполне дозволительно. Власть, не предлагающая никакой сколь-нибудь складной (необязательно даже правдивой, но именно складной и доступной для воспроизведения) модели происходящего, обречена и раздражать хуже, чем иной злейший режим, и порождать устойчивый спрос на модели "черного ящика".
Главная часть данной книги - гл. 2, "Апологетика", - как раз и состоит из писавшихся в разные годы приступов к постижению различных узлов "черного ящика". Как поясняют авторы, они "Придумали виртуального Государственника, который взялся разъяснять виртуальному же Вопрошателю смысл происходящего в стране. В первой беседе наш Государственник обрисовал избранную властью стратегию государственного строительства. Во второй разъяснил особое отношение власти к крупнейшим активам. В третьей растолковал смысл нарастающего участия государства в экономике. В четвертой - центральную роль сотрудников госбезопасности в настоящем и будущем России. Пятая и последняя - об идеологических основаниях осуществляемой стратегии". Соответственно, перед читателем пять последовательных "Апологий" - от "Апологии государственности" до "Апологии пустого места". "Апологии" были начаты еще во времена юкосовского дела, когда Государственник разъяснял позицию власти в связи с коллизией ""Все куплю", - сказало злато, // "Все возьму", - сказал булат", и большая часть диалогических бесед посвящена взаимоотношением злата и булата. В основном - тем несомненным преимуществам, которые со времен этого спора приобрел булат и которые он намерен развивать далее на благо народа и государства.
Авторы специально подчеркивают, что их целью не было ни вынесение приговора - обвинительного ли, оправдательного ли - происходящему в России, ни проникновение в реальные тайные помыслы значительных лиц. Единственное, что их интересовало, - решение задачи моделирования: "ровно две вещи: непротиворечивость концепции и ее согласованность с наблюдаемыми властными проявлениями". То есть по тем сигналам, которые подаются на вход, и по тем, которые получаются на выходе, попытаться описать внутреннее устройство черного ящика. Добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева.
Такая охлажденность вроде бы естественна для естествоиспытателя: какая жалость или гнев, ниже пена на устах может быть при ученой реконструкции? Хоть ископаемого трицератопса, хоть особенностей верхненемецкого передвижения согласных.
Тем не менее попытка нарочито безэмоционального познания еще при журнальных публикациях вызывала сильно критические суждения. Возможно, тут авторам навредила двойственность слова "апология", воспринимаемого простодушным сознанием исключительно в смысле "восхваление", причем даже с оттенком низкопоклонства. Более исконное значение ("защитительная речь, разъяснение своей правоты"), присутствующее, например, в "Апологии Сократа" "Не шумите, афиняне...", на ум не всем приходило, хотя Государственник занимается примерно тем же самым - "Не шумите, россияне...". В результате некоторого недопонимания попытка познать "черный ящик" была истолкована как стремление отыскать в происходящем не столько внутреннюю логику, сколько правду-истину, и всячески происходящее оправдать. С одной стороны, невежливо указывать читателям на существенное различие между познанием и оправданием, с другой - коль скоро такая ошибка случилась с многими, разумно было бы предварить читателей.
Столь же честно было бы указать, чего в центральной части книги, т. е. в "Апологиях", читателям не будет представлено. Кроме того что там нет пены на устах, там отсутствует, во-первых, биологический редукционизм, т. е. сведение всего происходящего в стране к простейшим инстинктам голода ("все распилить") или власти ("всех упромыслить"). За Государственником признается право на не сводящееся к простейшим инстинктам понимание общественного блага - хотя оно не обязательно должно понравиться. Во-вторых, отсутствуют исторические аналогии как ругательного, так и хвалебного свойства - исследователи "черного ящика" принципиально синхронистичны. Наконец, бесстрастная и беспристрастная манера начисто исключает уклон в модное ныне "План Государственника - победа России".
Если не иметь таких претензий, то беседы о злате и булате доставят несомненное умственное удовольствие. Сколь это познание умножит радость - другой вопрос, ибо познание все больше склонно умножать иные чувства.
