|
|
Интервью со Станиславом Говорухиным. Разговор о современном кинозрителе, прокате и телевизионных показах, о новых работах известного режиссера
Назад
|
Интервью со Станиславом Говорухиным. Разговор о современном кинозрителе, прокате и телевизионных показах, о новых работах известного режиссера
|
Петр Воронков
ведущий
Станислав Говорухин
режиссер, актер, сценарист, народный артист России, депутат Госдумы
Петр Воронков: Итак, с вами Петр Воронков, и это последний час, который я веду. И гость, с который так хотелось побеседовать - он чуть-чуть опаздывает, но слышу в коридоре его голос. Напоминаю сразу телефоны нашего эфира - 223-77-55. А гость, который, я думаю, приятно удивит многих - это народный артист Станислав Сергеевич Говорухин. Станислав Сергеевич, присаживайтесь, здравствуйте!
Станислав Говорухин: Здравствуйте.
П.В.: Вот объявил уже, и как раз вы, как в театре - ваше умение войти в нужную минуту, это замечательное актерское. А что такое?
С.Г.: Да как-то он не двигается.
П.В.: Все двигается, все функционирует, работает. Еще раз нашим слушателям напоминаю телефон - 223-77-55. Станислав Сергеевич, не выспался сегодня из-за вас - не обвиняю вас в этом, обвиняю ваш фильм "Артистка". Странную вещь прочитал - вам как-то задали вопрос: "Артистка" будет иметь зрительский успех?" Вы ответили: "Мне кажется, что мой новый фильм увидит очень мало людей". Я прокопался полночи в интернете, нашел этот фильм, скачал и посмотрел его честно до утра. Но вообще кино оценить сложно сразу. Единственное, что можно сказать - фильм очень человечный. А потом позвонила жена и сказала - ты знаешь, он очень простой и сильный. Я говорю - а почему ты так думаешь? Она говорит - потому что когда перед женщиной встает такой выбор, человек должен очень здорово чувствовать и знать эту ситуацию, чтобы вот так это снять. Так что большое спасибо вам за очередной успех - это я от себя лично говорю. Я не знаю, может быть, и зрители присоединятся к нам. Вы молчите. Что вы сами думаете по этому поводу?
С.Г.: Пока что даже для вздоха не дали времени.
П.В.: Я даю вам отдышаться, потому что лестницы у нас крутые. Или вы на лифте?
С.Г.: У меня все хорошо с дыханием. Дело в том, что я так не говорил, что мой фильм увидят очень мало людей.
П.В.: Это, значит, очередные журналистские...
С.Г.: Я сказал, что мой фильм провалится в прокате. Так я говорил, так оно и случилось. Не нынешняя публика, состоящая из тинэйджеров - та публика, которая ходит в кинотеатры - из тинэйджеров, которым рано что-либо понимать, разбавленная студенческой, университетской хорошей зрительской аудиторией, но в основном состоящая из дебилов, из тех, кто ничего не читал, кто жрет сидит попкорн, выходит за пивом, посылает смски, разговаривает - эта публика этот фильм смотреть не будет, и мне это было очевидно. Так оно и случилось. Но сказать, что мой фильм увидят мало людей - я, конечно, так никогда бы не сказал. Мой фильм увидят все.
П.В.: Я тоже так думаю.
С.Г.: Все, по многу раз. Так было со всеми моими картинами - и с "Ворошиловским стрелком", который в прокате вообще никто не видел.
П.В.: А посмотрели все.
С.Г.: А теперь трудно найти человека, который не видел бы этого фильма. И с "Благословите женщину", которая мгновенно провалилась в прокате, а теперь трудно найти женщину, которая бы не видела этот фильм - он и сделан для них, для моих любимых зрительниц. И "Артистку" покажут по телевизору сто тысяч раз. Так что ее удивят все, по три, четыре, пять, десять раз.
П.В.: Вы знаете, мне кажется, сложно быть все-таки и политиком, и режиссером, потому что каждый твой фильм рассматривают не только как произведение искусства, а как некий политический шаг, как некую акцию. Так было, мне кажется, с "Ворошиловским стрелком". Потому что из в общем-то непростой, но, скажем так, обыденной ситуации раздули целый террористический акт. Если еще учесть то, что у нас сейчас показывает телевидение, какие у нас фильмы крутятся в прокате - назвать после этого фильм Говорухина террористом - мне кажется, это была глупость. А скорее не глупость, а то, о чем как раз я сказал - вы политик и одновременно режиссер. Сложно это, наверное?
С.Г.: Ну, кто воспринимает мой фильм как политический акт? Такие вот мои последние фильмы. "Ворошиловский стрелок" - просто яркое событие. А в принципе, воспринимает так только публика с испорченными мозгами.
П.В.: Да это не публика, мне кажется, что это просто какие-то акции.
С.Г.: Это молодая критика, это наша элита творческая, проституированная интеллигенция, а все остальные люди нормально восприняли эту картину. И сегодня ее воспринимают. А те, кто тогда так воспринимал, они и сегодня так воспринимают этот фильм. Ну, многие, может быть, исправились, а в основном-то нет.
П.В.: Вот скажите, пожалуйста - "Россия, которую мы потеряли" - как вы считаете, вы сняли этот фильм, дай Бог, лет десять назад?
С.Г.: Будет точнее - пятнадцать.
П.В.: Прошло пятнадцать лет. Ну, возьмем еще десять. Можно будет, на ваш взгляд, снять фильм - "Россия, которую мы обрели"? И какой эта Россия будет, на ваш взгляд?
С.Г.: Вы знаете, через десять лет этого еще нельзя будет сказать. Потому что государство, страна разрушалась и разворовывалась, и развращалось молодое поколение в течение последнего десятилетия двадцатого века. Можно дом разрушить - ну вот, скажем, гостиницу "Москва" - разрушали за месяц, скажем. А чтобы ее построить, надо три года. То есть в тридцать шесть раз больше надо времени. Вот десять лет разворовывалась, насиловалась наша страна. Чтобы все это восстановить и двинуться вперед, сколько нужно лет? Сто.
П.В.: Ломать - не строить. Это известный факт.
С.Г.: Вот, нужно сто лет. Поэтому десять лет - это еще не та цифра. Но надо сказать, что сегодня, за эти последние восемь лет, которые я для себя называю "восьмилетка восстановления народного хозяйства". Народное хозяйство все равно не восстановлено, разрушенное вот этой войной против России.
П.В.: Ой, я вам сейчас, чуть позже случай расскажу.
С.Г.: Но все-таки мы видим, что оно восстанавливается. Восстанавливается авиапромышленность, судостроение, строятся новые заводы, электростанции, школы, детские сады, спортивные сооружения, и прочее, и прочее, и прочее. От долгов мы освободились, золотовалютные запасы растут, мы на третьем месте в мире по ним. Никто уж не смеет вытирать ноги о нашу страну - а раньше кто только не пытался это делать. Сегодня мы заставили себя уважать, считаться с нами. Произошло огромное количество изменений. Но все это пока - восстановление. Мы еще ни на шаг не продвинулись вперед. Мы пока что свою армию еще снабжаем, в общем-то, старым - ну, иногда модернизированным оружием.
П.В.: Я прошу прощения, давайте прервемся, у нас сейчас реклама - и после этого, друзья мои, вернемся к разговору со Станиславом Говорухиным.
П.В.: Итак, продолжаем день на РСН. В гостях у нас режиссер, народный артист СССР Станислав Говорухин. Подключайтесь к беседе - 223-77-55. Говорим мы и о кино, и о России, о том, как мы живем. Станислав Сергеевич, вы сказали, что все-таки этот процесс разрушения прекратился, однако ни шагу вперед на пути к созиданию мы не сделали. И какие шаги вы бы видели в первую очередь?
С.Г.: Нет, так тоже нельзя сказать. В каких-то направлениях сделали.
П.В.: Ну, нанотехнологии вы имеете в виду?
С.Г.: Ну вот например, смотрите, как была унижена, затоптана наука за последнее десятилетие.
П.В.: Да от нас просто бежали люди, мне кажется, вот и все.
С.Г.: Да. А сейчас строится целый город науки, наукоград, наукопарки строятся, и так далее. Значит, что-то двинулись. Ведь это уже и при советской власти было очевидно, что наука останавливается. Огромное количество научно-исследовательских институтов, где никто ничем не занимался, играли в шахматы, бегали во время работы по магазинам, и так далее. Уже процесс начался давно. Вот тут двинулись, к примеру. Сельское хозяйство было в ужасающем состоянии. Но все-таки колхозы были пока на тот момент эффективнее нынешнего. А сегодня полная разруха. Но вот взялись даже за сельское хозяйство. Может быть, поэтому и Зубков у нас стал премьер-министром - возможно, поэтому.
П.В.: Скорее всего да.
С.Г.: Потому что поняли, что не поддержать своего производителя, быть полностью на продовольственном обеспечении запада - это гибель.
П.В.: Вы знаете, я вспоминаю те времена. Мы тогда с вами встречались в Воронцовском парке - вы гуляли со своим замечательным бассетом, а я со спаниелем. Потом случился этот путч, потом я переехал на Бережковскую набережную, и я помню, в гости ко мне, когда это все произошло, заезжал несколько раз Савва Яковлевич Кулиш, царство ему небесное. И вот он тогда характеризовал очень образно всю эту ситуацию, которая получилась. Он говорит - ты понимаешь, представь себе государство, которое живет под водой. И вдруг вот эта огромная Атлантида начинает всплывать. Вот она всплывает, ил с нее стекает, и люди, которые там жили и видели вот этот свет где-то далеко - и вдруг этот поток мощнейший кислорода. И просто люди себя стали вести неадекватно. Вот как вы считаете, сейчас общество успокоилось немножко, люди успокоились?
С.Г.: Должен вам сказать - должен похвастаться, что впервые это придумал я, и у меня этому есть доказательства.
П.В.: Серьезно?
С.Г.: Конечно, я написал целую статью в "Советской культуре". С нами случилась кессонная болезнь. Это называется - резко всплыли.
П.В.: Подождите, а может, вы мне это рассказывали.
С.Г.: Нет, это я напечатал в газете, в статье, часто употреблял это на встречах со зрителям, с публикой, с избирателями. Кессонная болезнь. А может, я и сам где-то это краем глаза, в кухонном разговоре услышал - такое возможно, неважно. Но авторство точно принадлежит мне, поскольку это зафиксировано.
П.В.: Хорошо. Но тем не менее, мы все стали жертвами, в той или иной степени, этой болезни.
С.Г.: Конечно, и я тоже.
П.В.: А вы помните, мы как-то с вами, прогуливаясь по тому же парку - я сейчас вспомню ваши слова - вы были тогда немножко на взводе, по какой причине, не помню...
С.Г.: Скажите, какой год, и я скажу, по какой причине.
П.В.: 1993 год.
С.Г.: 1993 год - причина была очевидной.
П.В.: И вы сказали тогда такую вещь: "Я из своих детей буду воспитывать волков". Я тогда не понял, и я говорю - Станислав Сергеевич, как так? Но вы потом объяснили, в каком смысле. Что вот жизнь такая, и без зубов нынче сложно нашим детям.
С.Г.: Во-первых, мне тогда уже было своих детей поздно воспитывать, он уже был взрослым человеком.
П.В.: Или о внуках вы сказали.
С.Г.: А внуки - каких волков? Один инфантилен до невозможности, второй, балбес, не знаю, кем вырастет - тоже ясно будет лет через пять. Уж волком точно не будет.
П.В.: Ну и слава Богу.
С.Г.: Хотя, может быть, конечно, нужно вырастить мужественных людей, способных бороться за себя, за родину, за своих родителей, за будущее поколение. Но вот мой старший внук - абсолютно инфантилен.
П.В.: А в чем эта инфантильность проявляется?
С.Г.: Ну во всем - например, не хочет идти в армию. А я считаю - и отец считает, что обязан - тем более что сейчас служить год. Ну как не пройти такую школу?
П.В.: Ну, в общем, да.
С.Г.: Как, почему добровольно отказаться от этого? Да это очень нужно. Все же прошли, и все, кто прошел, стали достойными людьми. Ну, скажем, Михалков - отслужил, честно, и не год.
П.В.: Тогда и по три года служили, и четыре года служили.
С.Г.: А он столько, наверное, и служил - он же моряк у нас. Пожалуйста. Многие детей своих посылают, даже из творческой интеллигенции, которая очень любит пристраивать своих детей в какие-то ВУЗы, откуда не возьмут. А я считаю, надо брать и из творческих ВУЗов. Кроме пианистов и скрипачей, грубо говоря, им нельзя.
П.В.: Тенденция, мне кажется, очень хорошая пошла - творческие люди считают, что ничего, дорогой, иди и отслужи. И вот, если вообще применимо такое словосочетание "мода на армию" - скорее всего, это здоровый патриотизм, наверное, а не мода на армию.
С.Г.: Вот я рассказываю вам замечательный случай. Сейчас я снимал на парусном корабле картину. Я продолжаю находиться в съемочном периоде, но у нас сейчас перерыв - кончились деньги. На парусном корабле "Крузенштерн", который еще весь додекорировали, он превратился в старинный парусный корабль. И вот, скажем, выстроен строй, и все должны отдать честь. И все офицеры отдают честь. Пять молодых студентов, или шесть - шесть молодых офицеров - вот все отдали честь так, а эти шестеро все отдали честь вот так - по-американски. Мы выращиваем патриотов Америки. Я не ору, как правило, на площадке, но иногда бывает, сорвусь. Но тут я топал ногами, брызгал слюной - Обезьяны! - я кричал им - Обезьяны! Ну что же вы готовите из себя туземцев? Вы не знаете даже, как честь отдает советский офицер, или советский солдат, или русский солдат!
П.В.: Да, это грустно. Можно много перечислять званий и регалий этого человека, но слишком интересный разговор, чтобы от него отрываться. Станислав Сергеевич, если вспоминать опять те же времена - открою секрет, сейчас в паузу мы немножко говорили - вы же были дружны, и сейчас дружны с Горбачевым?
С.Г.: Нет, я не был - когда он был президентом, я не был.
П.В.: Но ведь была ситуация, когда, наверное, мог он удержать ту ситуацию? Извиняюсь за тавтологию - удержать под контролем тот процесс, который происходил?
С.Г.: И обязан был удержать, потому что то, что случилось - это было безумием, просто безумием. В один день размежеваться, бросить двадцать пять миллионов русского населения в лапы националистических правительств, оставить ядерное оружие, не решить вопрос со статусом Крыма, или хотя бы Севастополя? Со статусом пяти русских областей, которые были подарены в тот же 1954 год Хрущевым Казахстану? Не решить проблемы взаимодействия промышленности? Ведь одна деталь делалась на Украине, другая - это все остановилось. Это было прямое предательство. Я Горбачева спрашиваю - что вы не арестовали их тогда? Ну вот что - испугались? Говорит - испугался. Потому что особенно творческая интеллигенция, все эти ваши СМИ просто съели бы меня, и ты бы это сделал первым. Так это или не так? Я подумал и сказал - да, наверное. Я тогда не понимал еще всего ужаса содеянного. Я только потом понял, спустя два-три месяца, я понял - ох ты Боже мой, что же наделали-то? Россия-то вовсе не собирается становиться демократической, растет криминальное государство, все разрушилось, все, мгновенно.
П.В.: Тогда, я помню, даже ходили слухи - не знаю, насколько это верно или нет - что у нас шахты с ядерными боеголовками контролировали - ну, не солнцевские, но какие-то вот местные ребята.
С.Г.: Все было возможно.
П.В.: То есть ситуация была жуткая, крайне опасная.
С.Г.: Мы еще не понимаем ее и сегодня.
П.В.: Мы не понимаем, что мы пережили.
С.Г.: Потому что те моменты, тогда, в тот период - я в этом глубоко убежден - какая-то часть ядерного оружия у кого-то осталась. И рано или поздно, как у Чехова, ружье - если оно висит на стене, оно обязательно выстрелит - обязательно выстрелит и это.
П.В.: Не дай Бог. Я прошу прощения, но у нас еще коротенькая реклама, не дают нам поговорить.
П.В.: Еще раз добрый день. Прервали нас со Станиславом Сергеевичем Говорухиным на очень интересном месте - что до сих пор мы не осознаем, какой момент мы пережили, и что могло случиться и еще может случиться, потому что, как Станислав Сергеевич правильно заметил, ружье, которое висело - оно исчезло, наверное, но выстрелит наверняка.
С.Г.: Я просто убежден, что в эти окаянные годы, в этом 1991 году 12 июня, часть ядерного оружия могла исчезнуть.
П.В.: Давайте послушаем, у нас есть звоночек. Алло! Добрый день, вы в прямом эфире, представьтесь, пожалуйста.
Слушатель. Добрый день. А со Станиславом Сергеевичем можно пообщаться? Станислав
Сергеевич, добрый день. Нижегородская область. Посмотрел ваш фильм "Артистка", и должен вам признаться, получил огромное удовольствие. Большое спасибо.
С.Г.: Спасибо вам, мне приятно, наконец-то хоть какие-то зрители его видели. Хоть не в Москве.
П.В.: Все-таки вы правы - посмотрят ваше кино, и посмотрят все.
С.Г.: Конечно, посмотрят.
П.В.: Вы же, по-моему, первый режиссер, который в те времена снимал фильм о Солженицыне, когда он жил там. И я помню, как раз в одной из наших с вами бесед вы рассказывали о том, как Александр Исаевич работает в Америке - вы как раз только вернулись оттуда, закончив, по-моему, целый сериал о нем. Что сейчас? Вы общаетесь?
С.Г.: Мы общаемся в основном с Натальей Дмитриевной, его супругой. Но иногда по телефону и с ним. В прошлом году я звоню, говорю - Наташ, поздравьте Александра Исаевича. Она говорит - зачем, сейчас он сам возьмет трубку. Я говорю - а как он себя чувствует? - Да уже отлично. Берет рубку, я говорю - Ну как? Он - Да прекрасно, все замечательно! Сейчас немножко похужее стало. Но он продолжает все равно работать. Это удивительная работоспособность. Ну, будем надеяться, что он еще долго будет работать.
П.В.: Ну дай Бог.
С.Г.: Я его обожаю, предупреждаю.
П.В.: Так я не собирался ничего в его адрес говорить неуважительного.
С.Г.: Я помню, когда я в первый раз к нему в Вермонт поехал - я вообще не собирался. Это Наташа позвонила и говорит - вы же собирались к нам заехать, когда будете в Америке. Я говорю - ну, я думал, это так, долг вежливости, мол, будете - заезжайте. Она говорит - нет-нет, Александр Исаевич просто так никогда ничего не говорит. Мне очень не советовали ехать, вся эмиграция. Они его ненавидят. Они говорили - вот даже человек, который с ним сидел, которому он уделил пятнадцать минут - что он живет за каким-то огромным забором, к нему не подпускают никого. Все оказалось чушью. Забор - это проволочная сетка, проваленная во многих местах. Он однажды сидел, работал, и зашли волки. Он смотрит - три собаки там стоят. Присмотрелся, мама - канадские волки зашли!
П.В.: Ну, Вермонт, да - штат такой дикий.
С.Г.: И он уже когда летом работал - даже с пистолетом. Пистолет лежал на столе. И вот - он мне уделил столько времени - он занимался только мной. При его работоспособности, и при том, что у него график твердый.
П.В.: При его занятости.
С.Г.: Он читал мне лекции по русской истории, а я как послушный ученик сидел конспектировал. И уже уезжая, я помню, он мне совал книги - это надо прочесть, это надо прочесть. Я работал над фильмом "Россия, которую мы потеряли". И вот эту свою публицистику мне дает - а мы же ее тогда не читали, только слышали, что есть статья "Образованщина", "Наши плюралисты", которые особую ярость вызвали у эмиграции. Я говорю - ой, это вы мне должны подписать. Он пошел в гостиную, открыл книжку, стал писать. А мы с Наташей тут в кухне, около буфета, по стаканчику виски. Я смотрю, он что-то написал, задумался, еще что-то написал, опять задумался. Думаю - что же он пишет там? Наверное, про Россию что-нибудь, про свой долг, который я должен исполнить... Ну короче, он мне отдает эту книгу, я ее в сумку, мы едем в аэропорт, я сажусь в кукурузник, лечу в Бостон, в Бостоне пересадка. Я, значит, английского не знаю, я француз, немец, а там никто не знает никаких языков. С трудом я пересел опять на кукурузник, прилетаю в аэропорт "Ла Гуардия", там меня ребята встретили, мы выпили, а утром меня растолкали и на самолет в Москву. И я думаю - что же я эту книжку-то не взял? И главное - что же он там такое написал мне? И когда я приехал домой, я первым делом открыл сумку, вытащил эту книгу, открыл и прочел: "Станиславу Сергеевичу, с уважением, Солженицын".
П.В.: Хорошая история.
С.Г.: Я Наташу потом спрашиваю - что он думал-то столько времени? Она говорит - ну как же, для него важно, в какой форме обратиться к вам, Славочка. Например, если бы вы были ближе ему знакомы, он бы мог написать сердечно.
П.В.: Станислав Сергеевич, время летит - скажите, что сейчас снимаете?
С.Г.: Я снимаю фильм по мотивам рассказа такого забытого писателя. При советской власти его помнили, а сейчас даже ни в одной библиотеке, ни в одном антикварном магазине нет его книжек. Это лучший писатель, самый мой любимый из тех, кто писал морские рассказы - Константин Станюкович. Даже при советской власти его очень часто экранизировали. Вспомните знаменитого "Максимку", например. А сейчас нигде нельзя найти. На чем воспитываются курсанты Нахимовских училищ, я не понимаю.
П.В.: Так я от Станюковича - извините, я перебью - я впервые узнал, что Гавайи открыли не американцы, а мы - Лисянский открыл. Первая его книга, "Путешествие на "Коршуне", по-моему.
С.Г.: "Вокруг света на "Коршуне". Но рассказы его - они удивительные. И вот я снимаю рассказ "Пассажирка". Очень сложная оказалась картина, дорогая, зараза. Я арендовал два корабля - в общем, все деньги, которые у нас были. Один из них - "Крузенштерн", другой - пассажирское судно, группа-то где-то должна жить. Все это в океане, пересаживаемся каждый вечер с корабля на корабль, заход и выход из порта - пять тысяч евро, бросить якорь и сняться с якоря - пятьсот евро. Все деньги мы туда вбухали, теперь нам надо снимать главное, что есть в этом кино, а денег ни копейки.
П.В.: Ну, это действительно удивительный писатель, это история нашего отечества, это история нашего флота, это история нашей чести и доблести.
С.Г.: Ну вот скажите - на чем тогда воспитываются курсанты Нахимовских училищ, будущие моряки морского и пассажирского флота? Если не на Станюковиче, если они о нем никогда не слышали? Ну что это за политика такая? Я уже даже обратился к Сергею Вадимовичу Степашину, президенту книжного союза. Ну вот он человек обязательный, он сам в душе моряк, и я думаю, что он это дело поправит.
П.В.: Да, нужно, чтобы дело сдвинулось. Но вот, к сожалению, эфир у нас. Станислав Сергеевич, я надеюсь, и просто от всей редакции, от всех слушателей - я прошу прощения у слушателей, которые не смогли дозвониться, потому что времени у нас на беседу было совсем мало. Но я думаю, Станислав Сергеевич еще придет к нам. Потому что разговоров много, тем много, и не успели толком ни о чем поговорить.
С.Г.: Да-да, мне хотелось поговорить, особенно о выборах, о президенте, о том, какие мы делаем сейчас ошибки.
П.В.: Ну давайте на следующей неделе, вдруг получится.
С.Г.: Ну что делать, ладно.
П.В.: Спасибо, друзья, в гостях у нас был Станислав Говорухин, и не прощаемся с ним, ждем его в гости еще.
http://www.rusnovosti.ru/program_reports/32621/
16.11.2007
Док. 453982
Перв. публик.: 16.11.07
Последн. ред.: 26.06.08
Число обращений: 259
Говорухин Станислав Сергеевич
|
|
|
|
|
