А.МАКСИМОВ: Вот сейчас, когда рвы смотрите нашу передачу, моя сегодняшняя гостья на самом деле работает на сцене МХАТа и играет в спектакле "Калифорнийская сюита". Поэтому сегодня мы выходим в записи. В связи с гастролями Большого драматического театра в Москве. Это самые большие гастроли БДТ за последние 10 лет. И я действительно счастлив и даже испытываю очень сильное волнение, что к нас в гости пришла Алиса Бруновна Фрейндлих. Добрый вечер. Вы играете Шута в "Двенадцатой ночи", да?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Пытаюсь...
А.МАКСИМОВ: Нет, ну как, играете...
А.ФРЕЙНДЛИХ: Если это можно назвать словом "играю".
А.МАКСИМОВ: А вы шут?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Я?
А.МАКСИМОВ: Эта профессия - шут?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Вообще да.
А.МАКСИМОВ: А шут - это кто?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Шут - это тот, кто все видит, все транслирует тем, кто не видит.
А.МАКСИМОВ: Вот этим вы занимаетесь всю жизнь?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Да.
А.МАКСИМОВ: Вы играете ту же роль, которую в свое время играл ваш отец.
А.ФРЕЙНДЛИХ: Да...
А.МАКСИМОВ: Я хотел, если вы не возражаете, вспомнить Бруна Фрейндлиха, потому что это был великий актер. Показывали по телевизору, как он играл в Бальзаке. Это было что-то невероятное. Когда выяснилось, что вы пойдете учиться, вам давались какие-то важные актерские советы? Или вы с отцом об этом не говорили?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Ну, мы говорили каждый раз применительно к какой-то роли, которую он смотрел, отслеживал то, что я делаю в театре. Его интересовало. Он был на всех спектаклях. Каждый раз он говорил про каждую роль, о своих впечатлениях. А так как я его считаю профессионалом высокого класса, несмотря на то, что он не закончил никакой школы. Но вот его школа была вот эта поступательная жизнь хороших режиссеров и хороших партнеров.
А.МАКСИМОВ: Он больше хвалил или ругал?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Как вам сказать. Я не помню особенных похвал, помню какие-то критические замечания и какие-то советы.
А.МАКСИМОВ: Наверное, это были разных поколений. Но вспоминается Юрий Толубеев, старший, отец Андрей Толубеева. Ваш отец... Эти люди чем-то отличаются от людей вашего поколения?
А.ФРЕЙНДЛИХ: От моего поколения. Потому что мое поколение это не то, что сегодняшнее. Я думаю, что они отличаются некоторой... потому что мы потом, спустя какое-то время, мы сыграли в такую игру, которая называлась чем больше правды... такой правдизм. Я прошла через эту чумку. Я думаю, что актеры того поколения были немножко более возвышенные, так сказать, больше на каблучках, чем наше поколение.
А.МАКСИМОВ: Они более возвышенные в восприятии жизни?
А.ФРЕЙНДЛИХ: И в восприятии жизни. Потом возвышенное чувство к жизни угасало. И сейчас оно находится в каком-то очень заброшенном состоянии. А тогда... Но имею ввиду форму. Они были немножко на каблучках.
А.МАКСИМОВ: Они были более романтичны?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Можно и так сказать. Они были более романтичны, более рельефны...
А.МАКСИМОВ: А человеку нужна романтика?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Хочется над жизнью всегда приподняться.
А.МАКСИМОВ: Чтобы что?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Ну чтобы верить, наверное. Чтобы питать свою веру в хорошее, доброе.
А.МАКСИМОВ: А вас по жизни ведет вера во что? Самое главное.
А.ФРЕЙНДЛИХ: Мне трудно сказать так однозначно. Есть много позиций, в которые хотелось бы верить. Мне думается, что я верю во влияние Космоса над человеком. Если вас такая позиция высокая не смущает... Я верю в то, что нами кто-то несомненно руководит. И если мы заслужили хорошее и заработали сами себе хорошую антенну для того, чтобы воспринимать это влияние - я верю. Довольно часто выручали.
А.МАКСИМОВ: Вы ощущаете это?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Если бы я этого не ощущало, то, наверное, я не верила б.
А.МАКСИМОВ: А это влияние помогает Вам в работе?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Конечно. Я многократно получала подсказки откуда-то.
А.МАКСИМОВ: А пример можете привести, или это неудобно?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Ну, я не могу тратить ваше время на воспоминания, но это было, и не раз. Это приходило иной раз во сне, иной раз просто по дороге в театр. Когда сильно сосредоточишься на одной мысли, обязательно что-то оттуда "капнет", что прояснит. Когда, знаете, какая-то роль готовится или что-то такое ты для себя обсуждаешь, внутри себя, и очень сильно сосредоточишься, то все, что было не в фокусе, вдруг станет в фокусе. И я уверена, что это откуда-то оттуда, что это не... Это момент какого-то озарении, вдохновения, я не знаю, как это сформулировать житейски.
А.МАКСИМОВ: Вопрос такой метафорический. Вы пережили ленинградскую блокаду. Вот если представить себе вот сейчас, что наступают какие-то очень тяжелые времена, как вам кажется, сегодняшние люди готовы пережить так же достойно? Или сегодня такие взаимоотношения в обществе, когда люди этого не смогут, не смогут сплотиться, быть вместе?
А.ФРЕЙНДЛИХ: ...Думаю, что смогут. Потому что в каких-то экстремальных обстоятельствах открываются клапаны души, которые люди замусоривают суетой житейской.
А.МАКСИМОВ: А что помогало людям во время блокады не ожесточиться и остаться людьми?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Видите ли, я была в возрасте довольно юном. В самую тяжелую блокадную зиму мне лет семь только. И я думаю, что я не могла тогда анализировать. Сейчас, оглядываясь, мне думается, что помогало то, что люди были очень и очень повязаны семейными узами.
А.МАКСИМОВ: Семья помогала?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Конечно, внутри семьи люди очень помогали друг другу, очень. Во всяком случае в нашей семье.
А.МАКСИМОВ: А вот сейчас те годы вспоминаются как что-то очень страшное? Мне невозможно этого представить. Было очень страшно?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Мне нет. Во-первых, детское восприятие не способно к обобщению какому-то. Не воспринимается нечто вообще. Нету еду, нету хлеба, но есть часы, на которых стрелка бежит, и вот она добежит до какой-то определенной цифры, и я в этот момент я получаю от бабушки свою порцию хлеба или чего-то еще. И это было, своего рода, игра, занятие.
А.МАКСИМОВ: А во что играли дети блокады? Играли?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Играли, да. Моему брату 4-5 лет, мне - 6-7, вот этот возраст, а моя совсем маленькая сестричка, она вообще была годовалая, не принимала участия в наших играх. Но я помню, что мама и моя тетушка, мы все собрались в одной комнате, чтобы легче было, чтобы поддержать какой-то уровень житейский. Они работали на заводе на гильзовом, и уходя на завод, это было далеко, они исчезали на весь день, мы оставались на попечении у бабушки. И когда они уходили, мы, вот тетушка, она хорошо рисовала - рисовали какие-то пейзажи, которые мы с братом должны были вышить к их приходу. Это была такая трудотерапия.
А.МАКСИМОВ: И вы делали это все?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Да.
А.МАКСИМОВ: А сейчас вы умеете вышивать?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Во всяком случае, с иголкой я дружу.
А.МАКСИМОВ: Хотелось бы вспомнить двух выдающихся режиссеров, с которыми вы работали - Игоря Владимирова и Георгия Товстоногов. Ну, то, что Товстоногов - гений, это понятно. Мне кажется, что Владимиров тоже был великий режиссер. Хотя об этом сейчас почему-то мало говорят. В чем было принципиальное отличие в отношении к актерам у Товстоногова и Владимирова?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Не было никакого различия в отношении к актерам. Было различие только в том, что Георгий Санныч Товстоногов был более цельным человеком и режиссером. Игорь Петрович был увлекающимся человеком. Он фонтанировал фантазией, озорством. Как всякий озорной человек, он рискует. Так и он рисковал... Упрекали, что он отступает иногда от безупречного вкуса. В плане юмора он, конечно, обгонял Товстоногова. А в плане выдержанности стилистической, методологической, Товстоногов был, конечно, сильнее, крупнее и масштабнее.
А.МАКСИМОВ: Вы пришли к Товстоногову уже известной актрисой, уже Народной артисткой СССР, вот Вам трудно было с ним репетировать?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Совершенно не трудно, совершенно нисколько. И даже когда мы первую работу с Георгием Александровичем сделали - это "Киноповесть с одним антрактом" по Володинскому сценарию, который был преобразован в пьесу усилиями Шварц Дины Морисовны... Ну вот, Товстоногов мне сказал, что у меня такое ощущение, что мы с вами работаем лет тридцать вместе. Я удивлен, как мы понимаем друг друга. И точно такое же ощущение было и у меня.
А.МАКСИМОВ: Товстоногов был вообще не обидчивый человек? Он вас позвал на роль, вы, вежливо объяснив, не пришли. И он не обиделся?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Как выяснилось, нет. Может быть, его подстегнуло в дипломатическом плане такое обстоятельство, что ушел из театра Борисов, покинула театр Юрский и Тенякова, на которых он очень рассчитывал. И в этом плане освободились актерские створы... И тогда он решил взять в театр меня... Раньше чем я решила объявить о том, что я ухожу из Ленсовета, Товстоногов где-то на какой-то сцене, чуть ли не в "Октябрьском", Товстоногову прислали записочку, как вы относитесь к тому, что Вас покинул Борисов, некоторые актеры в Москву перебрались, которые вам очень нужны. Он сказал, да, вот они ушли, а я взял Фрейндлих.
А.МАКСИМОВ: Вы стали суперпопулярной после фильма "Служебный роман", если я не ошибаюсь. Насколько героиня этого фильма похожа на Вас по-человечески?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Нисколько.
А.МАКСИМОВ: А что в ней есть такое, что совсем не ваше?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Ну такая рифма Золушки, которая из такой замарашки превращается в более смотрибельное...
А.МАКСИМОВ: Вообще, это история про то, как женщину полюбили и она стала красивой. Попросту говоря. Это история про одинокого человека, который перестал быть одиноким, его полюбили. Это не про вас история?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Буквально нет. Я имею ввиду, что я не была одинока никогда. Каждый человек бывает одинок в себе, для себя. Но того, что имеется по сюжету, такого точно не было: я как-то плавно переходила из одной любви в другую.
А.МАКСИМОВ: Вы переиграли огромное количество ролей в театре. Мне кажется, что именно в театре актер больше раскрывается, чем в кино. Мне так кажется, может, я не прав. Я видел спектакль "Малыш и Карлсон", где вы играли Малыша. Это было невероятно совершенно. Он был очень трогательный, такой несчастный человек, не мальчик, а человек. Что сейчас может вас в театре удивить? Что-то еще осталось?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Ну, наверное, я пропустила роли, которые хотелось бы играть. Не было такой актриса, у которой не было бы мечтаний и которые по разным причинам не осуществлены. И у меня где-то там валяются мечтанные роли, которые так и не сыграны. А вот сейчас случилась такая премьера: театра Ленсовета меня снова позвал, режиссер Владислав Пази пригласил на очень и очень рискованную работу. Это пьеса Эрика-Эммануэля Шмитта "Оскар и Розовая дама". Пьеса посвящена Даниэль Дарье, и вот эту Дарье я и играю, будучи возраста 82-84-х лет от роду... Это мноноспектакль. Есть множество персонажей. Есть сиделка, есть мальчик, который болен лейкемией. Я играю всех персонажей. Пьеса построена как письма к Богу. Это письма, в каждом из которых он рассказывает о 12 отпущенных ему дней. И Розовая дама предложила ему такую игру, зная, что ему осталось не больше, чем 12 дней жизни. Она не скрывает ничего. И предлагает ему прожить день как 10 лет. Таким образом он проживает... он успевает за эти 12 дней успевает и влюбиться, и поумнеть, и состариться, и встретиться с Богом.
А.МАКСИМОВ: Если бы Вас попросили назвать мужчин, которые определили Вас, я не знаю, личную, творческую, - вот кого бы Вы назвали?
А.ФРЕЙНДЛИХ: В каком плане "определили"?
А.МАКСИМОВ: Ну, помогли Вам стать той, кто Вы есть. Это же мужчины все-таки были...
А.ФРЕЙНДЛИХ: Я думаю все-таки Игорь Петрович Владимиров. Конечно, не без помощи папы. Вряд ли я была бы права, не обнаружила в себе предпосылки генетические, если бы не была бы заражена... Все было оттуда, от дома, из семьи. Потому что все были музыкальные. Тетушка заканчивала консерваторию. Папа...
А.МАКСИМОВ: Папа гордился Вами?
А.ФРЕЙНДЛИХ: Впоследствии - да. У меня был хороший голом, и меня прочили в Консерваторию. У меня не было никакого музыкального образования. Время было такое - не до музыки. И чтобы поступить, надо было для начала ходить на какие-то подготовилки. Но у меня было великое нетерпение, я пошла в театральный институт. Не без папиного совета. Хотя он не приложил к этому никаких усилий...
09.03.2005
http://www.atv.ru/programs/fly/announces/2005/03/09/freindlih/
Док. 452329
Перв. публик.: 09.03.05
Последн. ред.: 16.06.08
Число обращений: 227
Фрейндлих Алиса Бруновна
|
