Алиса Фрейндлих:`С Владимировым мы расстались, потому что он был большим любителем женщин`Назад
Алиса Фрейндлих:`С Владимировым мы расстались, потому что он был большим любителем женщин`
Алисой меня назвал папа, маме же больше нравилось имя Наташа. Но вмешалась бабушка: "Что же ты создаешь девочке такую странную кашу- Наталья Бруновна Фрейндлих?"
Детство мое было замечательным и прекрасным. Самой главной персоной в нем была моя бабушка, которая концентрировала вокруг себя всех своих внуков. А поскольку я у нее была первая внучка, то, естественно, самая любимая. Каждое лето мы выезжали на дачу. Жили весело. Ходили за ягодами, грибами. Родители - молодые и озорные - приезжали к нам по выходным дням.
- А это правда , что ваша родословная идет от тех Фрейндлихов , которых пригласил в Питер сам Петр I ?
- Я не знаю. Могу сказать только одно - мои предки по линии бабуш-ки были стеклодувами из Северной Германии. И носили фамилию Зейтц. А вот когда и по чьему приглашению они оказались в России и именно в Санкт-Петербурге, точно вам не ска-жу. Может быть, их пригласила импе-ратрица... С тех пор все здесь и осе-ли, жили такими, знаете, слободами и женились только на своих. Испове-довали свою веру, культуру, язык. Па-пино поколение первое, которое "разбавило" кровь. Моя мама - рус-ская из Пскова. Познакомились они с отцом на драматических курсах об-ластного ТРАМа. Поженились. А когда родилась я, мама настояла на том, чтобы в графе "национальность" у меня стояло "русская". Впоследствии, навер-ное, это и спасло мне жизнь...
Мне было шесть лет, когда началась война. Событийно я помню все. И, как это ни странно прозвучит, эмоциональ-но мне тоже было интересно. Мужчины ушли на фронт, дома остались только женщины. Несмотря на блокадный кош-мар, все были веселые и смешные. Вот такая своеобразная смехотерапия, кото-рая и помогла, видимо, выжить. Смех вы-зывало все. И самовар, который пыхтел, как человек, и пупс мой целлулоидный, который сгорел, потому что на него упа-ла искорка из буржуйки. Бабушка вален-ком начала тушить - и валенок загорел-ся. Все почему-то вызывало смешли-вость. Было ли это нервное, или же взрослые специально веселили детей, отвлекая от того ужаса, что происходил, не могу сказать. Первую блокадную зиму мы еще были все вместе.
- А ваша семья могла ехать из Ле-нинграда ?
- Бабушку с тетушкой и двумя моими двоюродными братом и сестрой высла-ли в двадцать четыре часа. Разве могли допустить, чтобы немцы по фамилии Фрейндлих остались в осажденном го-роде? А до начала войны не уехали, пото-му что не успели. Летом я была в детском садике за городом. Когда немцы прибли-жались к Ленинграду и вот-вот должны были занять один из пригородов, нас, всех детишек, уже погрузили в эшелон, чтобы вывезти из Ленинграда. В это вре-мя мама как раз приехала меня забирать и просто чудом нашла в одном из вагонов. Бегала и заглядывала в каждое окно и когда увидела, вытащила буквально за лямочки сарафанчика. Иначе не знак что могло бы случиться...
Папа успел эвакуироваться с T Ю3 o м до того, как окончательно сомкнулось кольцо блокады. Мама почему-то сопротивлялась. Не знаю, в чем была причина. Может быть, потому что всех взять не могли. Отец улетел на последнем само лете, который увозил Брянцева - художественного руководителя театра и оставшихся актеров. Это в итоге и спасло отцу жизнь. Бабушка умерла в эшелоне по дороге в Сибирь. А многие наши род-ственники, которых выдворили в двад-цать четыре часа, так и остались где-то за Уралом. Даже когда закончилась война, им не разрешили покинуть места посе-ления.
Мы с мамой остались вдвоем. Очень трудное было время. Но самую тяжелую зиму мы пережили вместе с бабушкой. Когда немножко увеличили паек: снача-ла была порция 125 граммов хлеба в день, а потом прибавили, кажется, до 150 граммов , помню, как радовалась моя ма-ленькая сестричка Регина и кричала: "Ням-ням! Ням-ням!" Это было ее первое слово. Не "мама", не "папа", а "ням-ням". В 1943-м я пошла в школу. В классах бы-ло холодно, мы сидели в одежде, писали в рукавичках. Не было бумаги, не было тетрадей. Писали на беленьких полях га-зеты. Газеты выходили в городе постоян-но. Это и были наши тетрадки. Ни книг, ни тетрадей, ни учебников... Даже если у кого-то что-то и было, все сжигалось, чтобы хоть как-то согреться. Только ме-лок и доска. Как только звучала воздуш-ная тревога, мы спускались в бомбоубе-жище. Так что детство закончилось, ко-гда началась война. Мы сразу повзросле-ли. Не в смысле возраста, а в смысле соз-нания.
В 1946 году мы с мамой уехали в Эсто-нию. В Питере по-прежнему был силь-ный голод, а там можно было хоть как-то подкормиться. Я училась в Таллине, а ма-ма работала - собирала овощи, копала картошку.
- Я знаю , вы очень хотели стать ба-лериной ...
- Да... Была такая мечта. Когда в Тал-лине, где мы жили, организовался пер-вый в истории города дом пионеров, я тут же пошла и записалась во все кружки сразу. И в балетный в первую очередь. Александра Федоровна Чернова, бывшая балерина, мне сказала: "Тебе надо в ба-лет". Но когда мы вернулись в 1949 году в Ленинград, мне было уже четырнадцать лет - для балета поздно.
- То , что вы стали актрисой , это па-пино влияние ?
- Это влияние атмосферы в доме во-обще. Бабушка замечательно пела, игра-ла на скрипке. Старшая сестра папы заканчивала консерваторию. Вышла за-муж за певца Ираклия Сулханишвили. Мы жили все вместе. Можете себе пред-ставить, сколько музыки звучало в доме! И вообще, мой первый в жизни спек-такль, который я увидела, был "Евгений Онегин" - дипломный спектакль моей тетки в консерватории.
У меня тоже был хороший голос, и, что вполне естественно, все родственни-ки подбивали на поступление в консер-ваторию. Но у меня не было даже началь-ного музыкального образования. Одна-жды я сказала папе о том, что все хотят, чтобы я поступила в консерваторию, он ответил: "Я допускаю, но если ты пой-дешь в консерваторию, то в опере тебе вряд ли что-то интересное светит, пото-му что ты маленькая, а опера требует фа-ктуру. Другое дело, если ты будешь ка-мерной певицей, тогда реализуешь и свои драматические способности. Но ес-ли пойдешь в театральный институт, то на сцене сможешь все: и играть, и петь, и даже танцевать". Что, кстати говоря, по-том мне мой педагог и написал в напут-ствии. Он нам всем подарил свои фото-графии с напутственными словами. Но до поступления в театральный институт было еще ой как далеко!
В 1949 году мы с мамой вернулись в Ле-нинград и я стала снова учиться в своей школе. И тогда началась "литургия". Пото-му что у нас в школе организовался драма-тический кружок. Было настоящее пир-шество духа! Мы сами ставили спектакли, клеили декорации, сооружали костюмы. Это была настоящая театральная школа.
Руководила драмкружком Мария Але-ксандровна Призван-Соколова, актриса БДТ, которую я считаю своей творческой матерью. Она мне преподала первые и настоящие уроки. Мы радовались, что живы, и пили эту жизнь с радостью.
- Вы помните , как ваш отец вернул-ся из эвакуации ?
- Да, помню, как вернулся, но у него к этому моменту уже образовалась новая семья. Там, в эвакуации, он женился, там же, в Березняках, в 1944 году родилась моя младшая сестра Ира. Поэтому когда отец вернулся, наша семья так уже и не собралась: бабушки не было в живых, не-кому было ее цементировать...
Я почти не понимала эту ситуацию до конца. Мы общались с папой, ходили в театр. Мне было, конечно, немножко обидно и горько: я знала, что маме очень тяжело, она надрывалась на нескольких работах, чтобы прокормить меня и себя. Да еще я в то время такой противной дев-чонкой была. Непослушной. Мама вечно за меня переживала. То останусь у кого-то из подружек, то где-то заиграюсь, зарепетируюсь, в кино без конца бегала. Мама очень страдала. Но деньги на кино я зарабатывала сама: мыла пол в нашей коммунальной квартире. За это мама мне платила денежки, по-моему, десять рублей. Это была такая большая купюра.
Жили мы в огромной коммунальной квартире. Шесть семей! В доме на Исаакиевской площади. И все дружили. Одал-живали деньги, продукты, вместе встре-чали Новый год, несмотря на то, что поч-ти все жильцы были новые: кто-то уехал в эвакуацию и не вернулся, кто-то умер. По-моему, только две семьи остались старые, с довоенных времен. Хорошая была квартира. В этом смысле нам повез-ло. Как говорится, здесь собрались все "из одной детской". А между такими людьми не могло быть ни ссор, ни дрязг, ни бурных выяснений отношений.
Огромная передняя с паркетным по-лом... Длиннющий коридор, большая кухня, где у каждой семьи имелось свое место. Никакой ванной, один сортир и одна раковина на кухне, чугунная. "Ми-нуточку, я моюсь!" - то и дело слыша-лось из кухни. Готовили в те времена на примусах. А по-настоящему мыться хо-дили в баню. И это было большое удо-вольствие! Мама меня сначала вымоет, отдраит как следует, потом в простыню завернет, посадит в раздевалке, даст яб-локо и идет мыться сама. И я сижу, грызу это яблоко. А потом ждала ее, пока она себе маникюр делала. Там, в бане, был маленький зальчик, где делали маникюр и прически. Я любила ходить в баню. То-гда это было сродни выходу в свет.
- Мама ваша так больше замуж и не вышла ?
- Мама вышла замуж в Эстонии, где мы тогда жили. И у меня на короткое вре-мя появился отчим. В Эстонии стоял наш флот, и отчим был моряком. Но когда за-кончилась война, отчим стал сильно вы-пивать. И мама от него сбежала. Мы вер-нулись в Ленинград. И слава богу, что вернулись, иначе у нас отобрали бы ком-нату. В те времена было такое правило: если человек уезжал куда-то больше чем на полгода, он лишался жилплощади. Мы в Таллине прожили два с половиной года, и на протяжении этого времени ма-ма каждые полгода возвращалась в Ле-нинград - сохраняла площадь.
- Вы сказали , что были непослуш-ным ребенком ...
- Да, я плохо слушалась маму. Но ее постоянно не было, и фактически я была воспитана соседкой по квартире. У нас была соседка тетя Женя, армянка. Она чудно пела, играла на гитаре. Ее муж ушел на фронт, в блокаду она осталась одна, они с мамой очень дружили. Мама работала на двух работах сразу. Она бы-ла бухгалтером, работала и в ВЦСПС, и еще по совместительству в каком-то теа-трально-постановочном комбинате. Ей просто некогда было со мной возиться. У тети Жени до поры до времени своих де-тей не было, вот она и занималась моим воспитанием. Кажется, в 1949 году она родила дочечку Галку.
- Драмкружок в школе не мешал осваивать остальные предметы ?
- Ой как мешал! Я ничего не знала, меня были сплошные "тройки". Я хорошо училась только по литературе, русскому, астрономии, истории и иностранному языку. Физика, химия, геометрия, география,
тогда у нас еще и тригонометрия была, алгебра - это все проходило мимо меня. Еле натягивали "троеки", только за успехи в кружке. Я сейчас ворчу на внуков, пытаюсь объяснить им что у меня была страсть, мозги при этом направлены в одну сторону. Топливо-то надо копить, чтобы оно разожгло какой-то пожар.
- Бруно Артурович помогал вам с поступлением в театральный институт ?
- Папа не помогал в моем движении и желании пойти в театр именно потому, что меня не знал. Он человек совестли-вый. Когда Мария Александровна сказа-ла: "Может, вы замолвите словечко? Де-вочка мелкая такая, маленькая, худень-кая, могут и не заметить. Все-таки первое впечатление - это какая-то фактура, выразительная и яркая внешность. Могут не заметить, и будет беда", папа ответил: "Как я могу сказать, Мария Александровна, если никогда ее на сцене не видел и не знаю (мы уже давно жили отдельно)? Я могу вам верить на слово, но этого не-достаточно, чтобы поручиться". Муж Ма-рии Александровны Павел Карлович Вейсбрем, который курировал наш кру-жок, написал в приемную комиссию за-писочку: "Обратите внимание на эту девочку". Вот и весь текст. И началось самое замечательное время - учеба в институте.
- Только ли учеба , Алиса Бруновна? А как же романы ? Самое время для них ...
- В первый раз я влюбилась еще в детском садике. Нас, детишек (это было еще до войны), на все лето вывозили на дачу. И вот там я влюбилась в мальчика. Сейчас уже и не помню, как его звали. В выходные приезжали родители и привозили разные вкусности. И вот однажды мама привезла какие-то конфеты. Мы не могли взять все, что привозили родители, себе: все гостинцы складывались в одну корзину и распределялись между детишками поровну. И вот однажды произошла такая история. Когда воспитательница начала распределять привезенное, я сказала: "Дайте вот этому мальчику еще одну конфету. Я знаю, что эти конфеты привезла моя мама". Она сказала: "Алиса, встань и выйди вон из комнаты". Воспитательница взяла меня за руку и хотела вывести. Но я разъехалась на шпагат с криком "Не на-а-а-а-а-а-до! Мне было стыдно, что при всем народе и при моей симпатии меня вдруг так не красиво вытягивают из комнаты за руку И, надо сказать, всю жизнь, когда я попа дала в неловкую ситуацию, вспоминал; это жуткое "Не на-а-а-а-а-а-до!"
А что касается романов в институте.. Я влюбилась в своего сокурсника, Володечку Карасева. Он был очень хорошенький - большеглазый, красивенькие мальчик. Мы с ним поженились, по-моему, на третьем курсе. Потом окончили институт и вместе распределились в Театр имени Комиссаржевской. И играть первые годы вместе очень многие спектакли. Но мы жили с моей мамой в одной комнате. В той же самой комнате, в которой прошло мое детство. Единственный плюс - у этой комнаты был довольно обширный альков, мы поставили возле него шкаф, занавеску. Мама там и обита-ла. Это была ее маленькая спаленка. Мо-жете себе представить, что у нас была за жизнь? Театр часто уезжал на гастроли. По линии Министерства культуры орга-низовывали обменные гастроли. Выез-жал, допустим, из Омска театр и месяц работал в Ленинграде, а мы - в Омске. Потом мы переезжали в Новосибирск, а новосибирский театр - в Ленинград. Мы ухитрялись жить на суточные, а зар-плату не тратили. А суточные были два рубля пятьдесят копеек. Так удавалось сэкономить зарплату за два-три месяца гастролей и купить что-то путное. Ска-жем, магнитофон бобинный, или при-емник, или мебель. Или съездить куда-нибудь отдохнуть. С Володей, я помню, мы уехали отдыхать в Сочи.
А потом однажды в Театр имени Комиссаржевской пришел красавец Игорь Петрович Владимиров. Его пригласили поставить два спектакля: "Время лю-бить" и "Случайные встречи". И я там сыграла двух разных девчушек. Надо сказать, до этого я много играла в театре. В основном девчонок, мальчишек. В общем, я влюбилась в Игоря Петро-вича. Потом, когда его назначили глав-ным режиссером Театра имени Ленсове-та, он пригласил туда меня. Это было в I960 году. Именно в этот момент у меня обнаружили туберкулез, слава богу, это оказалась не открытая форма. И на пол-года отправили лечиться в санаторий. Четыре месяца я провела под Питером, в Сосновом бору, два месяца - в Крыму. И естественно, за время лечения "выпала" из репертуара Театра имени Комиссаржевской. Вспомнив о приглашении Иго-ря Петровича, пришла в Театр имени Ленсовета. И двадцать два года мы с ним проработали вместе. Восемнадцать из этих двадцати двух и прожили вместе.
К этому моменту он уже развелся с Зи-наидой Максимовной Шарко. У нее была романтическая история с Юрским, они потом поженились. Я тоже была уже свободной девушкой: с Володей мы разошлись. Не Игорь Петрович стал причиной нашего развода. Просто невозможно жить с мамой в одной комнате, а улучшить свои жилищные условия мы не могли. И к Володе переехать не могли помимо его родителей в квартире жили еще его брат и сестра.
Игорь Петрович старше меня на шестнадцать лет, и я стала его третьей женой. У него, так же как и у меня, была первая студенческая любовь. Я его спрашивала: "Почему ты так мало прожил со своей первой женой?" Он отвечал: "Да потому, что случайно на ней женился" "Что тебя заставило тогда?"- удивлялась я. "Я увидел однажды, как она прыгает трамваи на ходу. Меня это так потрясло, что я влюбился и решил на ней женить-ся". Он буквально года два с ней прожил. Долго был холостяком, а потом женился на Зинаиде Максимовне.
Когда мы встретились, я была абсо-лютным белым листом во всех житей-ских отношениях. Как актриса-то уже сформирована, много играла. Будь я не-заметным пятнышком, он меня не по-звал бы в театр. Другое дело - я играла девчонок, мальчишек, девушек моло-деньких. Игорь Петрович первый пове-рил в то, что я могу сыграть лирическую героиню. В "Ленсовете" сыграла девчон-ку только один раз. А второй ролью уже была Элиза Дулитл в спектакле "Пигма-лион".
- А Игорь Петрович стал вашим Пигмалионом в жизни ...
- Да. Мне все было интересно. Он был большой умница, с потрясающим чувст-вом юмора. Я жадно, как губка, впитыва-ла все, что он знал, умел, мог, чем был бо-гат, взглядами на жизнь. Я не боялась вы-ходить за него замуж, потому что мне все в нем было интересно, мне было чему у него поучиться.
- Вы не ревновали его ? Ведь не сек-рет , что вокруг столь интересного муж-чины толпами вились женщины .
- Я сейчас не помню никаких жгучих ревностей до поры до времени. Мы оба были так заражены и поглощены теат-ром, в котором вместе работали, что проводили в нем большую часть време-ни, практически двадцать четыре часа в сутки. Даже дома разговоры о театре продолжались. Но, как ни странно, мы не уставали друг от друга. Игорь Петрович "строил" театр, собирал труппу, мы оба были одержимы идеей нового театра - он стал нашим общим "ребенком", кото-рого мы вместе пеленали, нянчили, кор-мили, поили и так далее. Скучно не было. И в это время даже если и случались ка-кие-то грешки со стороны Игоря Петро-вича, я их просто не замечала. Хотя, что скрывать, он был женолюб. Но тогда нас обоих полностью захватил театр. Игорь Петрович отказывался от очень многих съемок. Его звали в кино, но он не хотел надолго отлучаться из театра, потому что театр в то время был для него всем. И только когда "Ленсовет" о себе заявил, это были 70-е годы, и заявил основатель-но, потому что были очень хорошие спе-ктакли и труппа состояла из людей "од-ной группы крови", только тогда Игорь Петрович позволил себе сняться в не-скольких картинах.
- От некоторых режиссеров я слы-шала , что Игорь Петрович просто дес-пот какой - то , не отпускает свою жену в кино сниматься .
- Да, не пускал. Именно потому, что я была очень и очень плотно занята в ре-пертуаре. Он ревновал к кино. Но ведь и сам отказывался от каких-то вещей именно во имя того, чтобы создать те-атр...
Фильм "Анна и Командор" снимался на Киностудии имени Довженко. И Игорь Петрович отпустил меня. Съемки проходили летом, а в театре в это время был отпуск. Тогда мое здоровье позволя-ло обходиться без отпуска...
А вот когда Эльдар Рязанов пригласил меня на картину "Служебный роман", Игорь Петрович меня сначала не отпус-тил. И Рязанов приезжал к нему на боль-шие и серьезные переговоры. Видимо, убедил. Кроме того, у нас в театре шел спектакль "С легким паром" по пьесе Брагинского и Рязанова, поэтому у Вла-димирова и Рязанова сложились опреде-ленные отношения, они уже испытыва-ли симпатию друг к другу, поэтому Игорь Петрович отпустил. Но разрешив сни-маться, сказал: "Репертуар театра не дол-жен от этого страдать. На весь срок съе-мок отпустить не могу". Поэтому я езди-ла "Стрелой" туда-сюда, как челнок. Ино-гда всю неделю спала только в поезде. Ут-ром приезжала в Москву, снималась, ве-чером уезжала в Ленинград. Играла спе-ктакль, потом ночью садилась в поезд - и так на протяжении всех съемок. Тяже-ло, конечно, хотя возраст еще не был критическим, можно было иной раз и не поспать.
- А как вы жили вне театра ?
- Почти вся жизнь была связана с те-атром. Круг наших друзей, которых мы очень любили, так или иначе тоже был связан с театром.
- А у вас как - то разделялись обязан-ности в быту или Игорь Петрович был вне быта ?
- Игорь Петрович находился вне бы-та. Когда его мама была жива и здорова, она вела хозяйство. Так получилось, что мы жили с его родителями. Но у нас была трехкомнатная квартира. Когда Игорь Петрович жил на улице Марата с родите-лями после развода с Зинаидой Макси-мовной, их дом встал на капремонт. А я жила с мамой все в той же комнатке в коммуналке. Игорь Петрович пошел хлопотать насчет квартиры, хотел, что-бы она была недалеко от театра, и сказал: "Ну, вот мы с Алисой Бруновной собира-емся пожениться. У нее нет квартиры, и нас выселяют. Дайте такую квартиру, чтобы мы могли жить все вместе". И нам дали на Владимирском проспекте - че-рез три дома от театра. Жили мы с Иго-рем Петровичем и его родители. Наша комната, комната стариков и общая гостиная. Одна из комнат была отделена по-трясающей аркой, Игорь Петрович там со временем соорудил себе кабинетик. Потом эта арка перекочевала в нашу но-вую с Игорем Петровичем квартиру на улицу Рубинштейна.
- Значит , бытом заведовали вы .
- Нет, баба Оля. Ольга Константинов-на. Красавица, дворянка, она вела хозяй-ство. Ко мне относилась ровно-сдержан-но. Не сразу, но все-таки приняла новую жену своего сына. А потом, когда начала хворать, у нас стали появляться помощ-ницы. То одна, то другая, то третья... Ког-да родилась Варюшка, очень помогала моя мама, а хозяйство вела домработница, которая и жила у нас (своего жилья у нее не было, и мы ей выделили уголочек).
- Как вы решились родить ребенка Игорь Петрович не отговаривал ?
- Нет. Очень хотелось, очень. Я так долго терпела! Мне все было некогда, некогда. Потом я просто решила: если рожу сейчас, то не сделаю этого никого. Мне было уже тридцать три года, когда родилась Варечка. Но упусти я момент может, и не успела бы...
- Многие актерские дети становятся закулисными . Варя не исключение этого правила ?
- Дочка часто приходила в театр. А когда она родилась, я почти сразу вернулась на сцену. Отсутствовала в театре очень мало. На пятом месяце беремен-ности еще играла, мне даже специаль-ные костюмы на мои старые спектакли шили, чтобы можно было живот спря-тать. В марте я родила Варю, а в апреле уже вышла на сцену. А мама на каждый спектакль приносила мне Варюшку в ан-тракте покормить. Я ее покормлю, и ма-ма уносила ее домой. А потом у нас все время были няни. Буквально накануне дня рождения Вари (ей исполнилось три года) умерла моя мама. За четыре месяца до этого не стало Ольги Константинов-ны, мамы Игоря Петровича. Мы в одну зиму похоронили обеих. Ольге Константиновне было семьдесят пять, а моей ма-ме - только пятьдесят девять. И та, и дру-гая умерли от инсульта. Варин день рож-дения все время был "подпорчен" тем, что накануне был день памяти мам.
- А папа ваш как воспринял появле-ние внучки ? Вы общались ?
- Общались. Он с Игорем Петровичем очень дружил. Бывал у нас часто. Варька его первая внучка. А потом уже Ира родила Алешку - появился еще внук у него. Папа дожил до правнуке Он и Никиту, и Анечку застал.
Папа рано овдовел. Какое-то время они жили вдвоем с моей сводной сест-рой. Когда Ира вышла замуж, папа стал свободнее себя чувствовать. Ира уже взрослая девушка, и я тоже.
- Он женился ?
- Нет, больше не женился. Хотел, бы-ла у него такая идея... Но Ира воспроти-вилась новому союзу отца.
- Почему ?
- Подробностей я не знаю. Мне из-вестно только, что Ира так взревновала, что ничего не получилось. Или, может быть, предполагаемая жена не хотела с Ирой иметь какие-то конфликты...
- А с вашей мамой он не пытался восстановить отношения ?
- Ну, уже было неинтересно как-то в таком возрасте. Они виделись, он прихо-дил к нам. Знаю, что однажды папа за-снял на узкопленочный аппарат маму и маленькую Варюшку. Он в то время очень увлекался этим. Но после его смер-ти мы так и не смогли найти ту пленку. Так жалко!
- Говорят , вы с Игорем Петровичем всегда были на вы . Это правда ?
- Мы были на вы. Очень редко, толь-ко в какой-то компании, когда собира-лись нашим кружком, иногда возникало "ты". И то, если начинался какой-то спор, опять переходили на вы. В театре обра-щались друг к другу на вы. Иногда и до-ма... Думаю, что срабатывал и пиетет, уважение, но только не разница в возрасте. И еще привычка: ведь две трети времени мы проводили в театре и толь треть - дома.
- Почему вы расстались с Игорем Петровичем ?
- С Игорем Петровичем мы расстались, потому что он был большой любитель женщин. Да, я его не ревновала, до поры до времени, потому что он вел себя очень осторожно. А потом стал сильно выпивать, был у него такой жуткий пери-од. Вы знаете, пьяный человек немножко сорит за собой. И все его грехи стали видны. Как только это произошло, мне показалось уже не очень симпатичным, и я стала себя чувствовать более свобод-ной. И тоже пустилась во все тяжкие. Не в прямом конечно же смысле, но у меня появились какие-то романы. И у Игоря Петровича, и у меня. Он дал мне, правда сто очков вперед...
- А вы не пытались говорить с ним на эту тему , выяснять , образумить ?
- Я пыталась его образумить в смысле выпивки. Просила прекратить это дело, потому что театр стал погибать. Но он считал, что ничего особенного не делает: он же не алкоголик, не пьяница. Короче, это стало большой бедой. И мне довольно горестно было его наблюдать таком виде. Лечиться он не хотел, приводить себя в порядок тоже не хотел. Я прекрасно понимала причину его пития: что бы Игорь Петрович ни делал, все оставалось незамеченным. У нас был очень звездный период в театре с 1970-го по 1975-й. Театр был так любим и так гремел! И при этом его ни разу не вывозил на гастроли за границу, за исключение одного очень неудачного выезда с политическим спектаклем "Интервью в Буэнос-Айресе". Мы приехали в Париж, "Театр Наций", играть спектакль, и везде были расклеены брежневские карикатуры с жуткими мордами. БДТ ездил все время и всюду. Мы не ездили. А это все тогда зависело во многом от Министерства культуры, это не продюсерские штучки. Это во-первых. Во-вторых, лучшие спектакли не сняли на пленку - и от того Театра имени Ленсовета почти ни чего не осталось! Кто был поумнее, похитрее, что-то сохранил. Совсем недавно всплыл диск со спектаклем "Укрощение строптивой" - черно-белый. Когда мы были на гастролях в Москве, телевидение засняло его на видеопленку в рекламных целях. Кто-то, видимо, сохранил, реставрировал эту пленку, и теперь она появилась на диске. И то не в продаже, а так, из-под полы.
Засняли спектакль "Ковалева из провинции" по пьесе-однодневке Игнатия Дворецкого. Качество записи очень хорошее, но сейчас это никому не нужно потому что пьеса написана по тем реалиям, которые были в 70-е годы. Раз только если посмотреть, как прилично играет хорошая театральная труппа, больше ничего... В общем, Игоря Петровича обижали, не замечали. В блеске товстоноговского БДТ созданный им театр оставался незамеченным. Поэтому Игорь Петрович стал выпивать. Масло в огонь подливали критики. Однажды мы приехали на гастроли в Москву, привезли чудные спектакли: "Таня", "Пигмалон", "Ромео и Джульетта", "Варшавская мелодия", "Дульсинея Тобосская" - весь репертуар, одним словом. Играли на протяжении месяца. И вдруг выходит статья "Театр одной актрисы". Ну можно режиссеру такое съесть и не отравиться? Так что причина его состояния понятна. Видит бог, я потратила много усилий, чтобы удерживать его. Но мне не уда-лось. И тогда я бежала.
- Вы же спасали себя и свою дочь ...
- Наверное, так. Скорее себя. Потому что Варя очень любила отца, они дружи-ли и практически не расставались, не-смотря ни на какие наши разводы. И мы с Игорем Петровичем пять лет еще работа-ли вместе, хотя уже развелись и у меня был другой муж - актер Юрий Соловей. У Игоря Петровича тоже появилась жена - научный сотрудник Эрмитажа Наташа. А потом я ушла из театра. Соловей тоже.
- Одно время по Питеру гуляла сплетня , что вы с Еленой Соловей мужь-ями поменялись ...
- Эту шутку Игорь Петрович озвучил на каком-то творческом вечере. Ему как бы в упрек сказали: "Вот как, вы взяли Елену Соловей, она же киношная актри-са? Алиса Бруновна ушла, разве Соловей в состоянии ее заменить?" На что Игорь Петрович отшутился: "В конце концов, у каждого должен быть свой соловей".
- В свое время поговаривали , что вы своему молодому мужу яхту подарили .
- Почему подарила? Я просто купила. Все это правда. Юра - очень умелый, ру-кастый мужик. И когда я пришла в БДТ, мы подружились с Вадимом Медведевым и Валей Ковель - они были знамениты-ми катеристами. Еще когда я работала в Театре имени Ленсовета, мы сыграли ка-кой-то телевизионный спектакль и пре-мьеру отмечали у них на катере. Нас ка-тали по Неве, потом катер напоролся на балку и начал тонуть. Нас завезли домой, высадили. А потом еле-еле вычерпали воду из катера. Мы подружились и забо-лели этим видом спорта. И Вадим с Ва-лей нам порекомендовали замечатель-ный катер, стоявший на причале рядом с их. Катер был старенький. У мужика, ко-торый владел этим катером, инвалида войны, была одна рука. Как он одной ру-кой управлялся, даже не знаю. Впослед-ствии, когда мы стали наводить справки, выяснилось, что катер из коллекции Ге-ринга и строил его чех по фамилии Пешка. Он значился во всех каталогах. Мужичок свой катер обожал и, продавая нам, плакал настоящими горючими сле-зами. Мы его купили за стоимость "Жи-гулей" - "копейки", потому что катер ну-ждался в чудовищном ремонте. Он был из хорошего железа, но внутри красное дерево все прогнило, мотор - от какого-то трактора. Короче говоря, мы купили этот катер, и, естественно, Юра его при-вел в порядок. Отреставрировал все де-ревянные части, мы приобрели другой мотор, поставили его в хвост, а из носа, где стоял мотор от трактора, сделали чудную капитанскую рубку и каюту. Стал катер красавцем. Назвали его "Лотус". На нем довольно-таки много катались. По-том, когда мы с Юрой разошлись, понят-но, Юра не забрал с собой катер, потому что он был куплен мною. Мы не сканда-лили, разошлись по-доброму. Причина та же, что и при расставании с Игорем Петровичем. Так вот, когда мы с Юрой разошлись, я ему купила и отдала "Ниву". Как раз в канун нашего развода прохо-дили концерты в Тольятти, и нам дали возможность купить машину. У меня ос-талась "восьмерка".
- Тоже купленная на ваши деньги?
- Да. Юра мало зарабатывал, хотя мы вместе ездили на концерты, со спектак-лями. Но его ставка резко отличалась от моей. Он мне никогда об этом не гово-рил, но друзьям иногда жаловался: "Не могу я расписываться в ведомости, где у жены зарплата в десять раз больше моей! Меня это унижает". Уйдя из театра, Юра начал рисовать. Он очень талантливый художник, у него не так давно была вы-ставка в Москве. Сейчас Юра живет в Гер-мании. Он очень хотел уехать. Даже меня уговаривал, чтобы я воспользовалась своим происхождением. Юра понимал, что здесь не реализуется. И когда мы ра-зошлись, он сразу начал хлопотать на-счет выезда. Уехал сначала в Израиль, а потом перебрался в Германию. Сейчас в Германии у него небольшой художест-венный салон. В общей сложности мы с ним прожили двенадцать лет. Не так уж и мало...
- Вашему постоянству можно толь-ко позавидовать .
- Нуда, сейчас в "холостяцком" стату-се тоже постоянна.
- Еще все впереди .
- Сейчас это уже смешно. О чем вы говорите? Не хочу быть героиней анек-дотов. И потом, когда появились внуки, я уже потеряла способность влюбляться. Ни разу не замечала за собой состояния влюбленности в кого-нибудь, кроме них. Видимо, эмоциональный бункер один.
- Были ли в вашей жизни моменты , когда вам приходилось выживать ?
- Выживать? Бессознательно - в бло-каду. Больше нет. Что значит выживать? Я выросла в стране дефицита, в атмосфе-ре бедности. Смешно, наверное, сегодня вам это слышать, но когда я училась в школе и мама мне покупала форму, я ее донашивала до того, что попа была вся штопана-перештопана. Потом мама от-парывала низ от верха, поворачивала штопкой вперед, чтобы она попала под фартук. И у меня опять была целая зад-ница.
А вот потерянных в начале 90-х денег мне было жалко. Внук однажды потряса-юще высказался, ну как их не любить по-сле этого! Они от Игоря Петровича унас-ледовали замечательное чувство юмора. Я ездила с концертами на Дальний Восток, мы хорошо тогда заработали. Прие-хали в Ленинград. И я положила по де-сять тысяч рублей на сберкнижки Варе и себе, чтобы обезопасить наше с ней буду-щее. И вдруг грянула эта реформа, когда все деньги аннулировали. И у нее, и у ме-ня деньги сдохли. Потом, спустя какое-то время, я пошла в кассу проверить, что там лежит. На книжке было 2 рубля 78 копеек. И у нее точно так же. А по тем временам на десять тысяч рублей можно было ку-пить "Жигули" последней модели.
И вот как-то однажды, уже не помню, в связи с чем, у нас дома возник разговор на эту тему. Никите тогда лет шесть было. И он спрашивает: "А что же это такое?" Варины свекровь со свекром тоже на Се-вер поехали, чтобы заработать себе пен-сию. Заработали - и тут же все сдохло. И они все время говорили: "Вот были бы у нас деньги, мы тебе и то покупали бы, и это. А сейчас нету". И он у мамы, у Варь-ки, спрашивает: "Как это так случилось, что у бабушки с дедушкой было много денег, а теперь нет? Как это может быть такое?" И Варя ему говорит: "Мне, напри-мер, мама моя, Алиса, подарила сумму, на которую можно было бы купить новую машину, а сейчас, после государственной реформы, осталось так мало денег, что на них и "Чупа-чупс" не купишь". Он говорит: "Ну спички, по крайней мере, можно купить, чтобы поджечь это госу-дарство?"
Сейчас Никите пятнадцать, Ане в де-кабре будет тринадцать. Трудный воз-раст у них, Варьке тяжело.
- А что с работой , Алиса Бруновна ? Знаю , не так давно Георгий Юнгвальд - Хилькевич запустился с новым проек-том "Возвращение мушкетеров" .
- Я играю в нем королеву Анну, кото-рую когда-то сыграла в "Трех мушкете-рах". Поэтому я не могла отказаться, это уже, как говорится, "наследственные свя-зи". Если я там играла, значит, меня или надо было травить, или гильотинировать, или же я должна играть в следующих про-ектах. Не могу сказать, что роль так уж вы-писана. В "Трех мушкетерах" она была бо-лее симпатичная, более подробная, там музыки было много, я и петь тогда еще могла, а сейчас уже не то... Я курю трид-цать шесть лет - связки не слушаются, дыхание тоже, поэтому я уже не пою. В те-атре играю не так много, как прежде. Так сложились обстоятельства, что обойма товстоноговских актеров, которая составляла славу этого театра, уходит, уходит и уходит... Каждый год мы теряем одного, другого, третьего. С уходом актеров ухо-дят спектакли. Они ставились на актеров, и с ними уходят и мои спектакли. Ролей сейчас для актрис моего возрастного ре-гистра не так много, поэтому особенно тут не разбежишься. Но я не очень печа-люсь, потому что сейчас не так много сил. Спектакли "Калифорнийская сюита", "Квартет", "Оскар и Розовая Дама" востре-бованы. Я много езжу, от этого очень ус-таю, поэтому мне достаточно. Конечно, всегда хочется что-то новенькое сыграть, не топтаться на месте. Но очень мало ма-териала, которым можно было бы пола-комиться, я бы так сказала. Хочется не просто сыграть дежурную роль, а чтобы это было пиршество.
Лада Акимова, журнал "Караван", 2007 год ,ноябрь
http://ab-freindlih.narod.ru/karavan.htm
