Александр Неклесса: `Мир индиго. Беседа первая`Назад
Александр Неклесса: `Мир индиго. Беседа первая`
Беседа первая. Люди воздуха, или кто строит мир
Новый мир должен возникнуть как предприятие на полном ходу
Герберт Уэллс.
Битва за будущее
- Александр Иванович, Вы не так давно представили публике книгу, посвященную "людям воздуха", кто же они?
- Мы вступаем в динамичный и нестабильный мир, мир, в котором множится число проблем и субъектов действия. "Люди воздуха" - новый интеллектуальный класс, явивший себя на пороге 70-х годов прошлого века - иначе говоря, на волне "вступления в фазу новой метаморфозы человеческой истории" (Збигнев Бжезинский), "великого перелома" (Рикардо Диес-Хохлайтнер), "мировой революции" (Иммануэль Валлерстайн). В жизнь общества, однако, этот класс входил на протяжении всего транзитного столетия, принимая разнообразные личины, произведя на свет массу впечатляющих феноменов, которые теперь во многом определяют политический, экономический и культурный ландшафт США, Европы, Евразии.
Сегодня "четвертое сословие" - движущая сила социальной динамики, творец геоэкономических и геополитических стратегий, держатель управленческих и интеллектуальных активов, оператор финансовых ресурсов и проектировщик информационно-коммуникационных технологий, плетущий смыслопроводящие сети Нового мира.
Предтеча же, но одновременно внутренний оппонент людей воздуха, - сколь странным это ни покажется на первый взгляд - номенклатурный ("административно-командный") новый класс. Иначе говоря, политический класс, делающий акцент не на личном обладании материальными ресурсами и даже не на непосредственной конвертации власти в собственность ("термидорианство"), а на коллективном ("корпоративном") прямом либо косвенном управлении ею. На подчинении себе тем или иным способом прежнего владельца и гегемона - исторического третьего сословия, порой ломая его об колено.
Пришествие нового класса "технико-интеллектуальной бюрократии" и "касты организаторов" было предсказано еще Михаилом Бакуниным (1871-73 гг.), разрабатывалось Яном Махайским и Александром Богдановым, концептуально описано Милованом Джиласом. И проанализировано на примере СССР Михаилом Восленским как социальная реализация политической бюрократии, узурпирующей права пролетариата, - воспринимавшегося, по крайней мере, в генеральных течениях марксистской мысли, в качестве "законного" претендента на роль могильщика "марксовой" и "веберовой" буржуазии... Приходу к власти подобной административно-политической страты способствовали как турбулентное состояние общества, вызывавшее к жизни разнообразные нестроения и напряжения, так и глобальная экспансия цивилизации, совершившаяся к началу прошлого века ("зональная глобализация").
Административно-политический класс пробуждается к жизни и деятельности режимом мобилизации, но утрачивает свои энергии в период умиротворения и благоденствия, переходя в чиновничье-бюрократическую ипостась. И одновременно претерпевает инволюцию к некой новой (но по существу контрмодернизационной, "азиатской") сословности.
При этом номенклатурная элита, будучи поставлена - в особенности внешней конкуренцией - перед необходимостью эффективного решения одновременно политических и экономических задач, нуждается во все более изощренном умственном сопровождении. Что со временем в той или иной форме подводит к рычагам управления уже иную генерацию обладателей нематериальных активов - деятельных интеллектуалов или новый интеллектуальный класс.
- Можно ли сказать, что приход к власти политической номенклатуры отражал кризисное состояние социальной среды, ее переходное состояние?
- Действительно, ситуация на планете носила характер цивилизационного транзита. Она в значительной мере была обусловлена экономическими и политическими турбулентностями: модернизационной конверсией мироустройства; инновационно-промышленной революцией; завершением активной колонизации мира и введением в социокультурный оборот окраин прежней Ойкумены; наконец, массовым притоком, приростом городского населения.
Сшивая социальную ткань, расползавшуюся в условиях нараставших напряжений, и приобретая предметные поля деятельности, страта правителей-управленцев объединяла в рамках синкретичных "воздушных" ("партийных", "идеократических", "надправительственных") структур, в руках различных parteigenossen, администраций и "орденов меченосцев" политическое, идеологическое, экономическое доминирование. Номенклатура "реализует корпоративную систему интересов, согласованных в едином государстве". Меняя при этом формы организации общества и претендуя на тотальную, подчас тоталитарную власть. Либо взмывая на волне "великой депрессии" и опять-таки тем или иным образом перенося в лоно гражданского общества методы кризисного управления...
В сущности, непрямое правление буржуазии, реализуемое через посредство институтов публичной политики, с деградацией и крахом демократического механизма и соответствующих институтов приводит к фактическому отстранению ее от косвенного управления обществом - и управления вообще - при росте значения тех, чей доход не определяется прямым владением собственностью.
- Но "воздушное сословие" XXI века - это уже нечто иное?
- Да, современные люди воздуха заметно отличаются от прòклятых отцов и детей бурлящих мятежей и переворотов первой половины прошлого века, породивших в ходе революции масс грандиозную историческую иллюзию мощи пролетариата и грядущей диктатуры этих масс (что, впрочем, карикатурно, воплотилось в своеобразном диктате "массового общества"). Однако историческая практика инициировала раздумья, поиск, опознание реального оппонента третьего сословия, производя в ходе интенсивных интеллектуальных штудий такой, к примеру, феномен, как "марксизм без пролетариата". Но если не пролетариат, не буржуазия и не бюрократия, то тогда кто?
Члены нынешнего поколения "воздушной", постбуржуазной страты, являются не потомками партийно-номенклатурной ("азиатской" или "прусско-казарменной") и подсыхающей ветви могучего генеалогического древа судейских и литераторов - а, пожалуй, #940;-образцами "детей индиго", зачатых еще в горниле Славной английской, Великой американской и французской революций. И ставших через поколенья инициаторами, в частности, знаменитой "революции менеджеров" (Дж. Бернхем). А их преемники, в свою очередь, оказались зачинателями и наследниками постпротестантского и транснационального контркультурного переворота.
Креативные интеллектуалы противостоят как буржуазии, так и номенклатуре, и массам. Разрушение лабиринта сословного строя, свобода экономической активности в условиях политической демократии, ее обильные плоды - особенно в технологическом и транснациональном измерениях - поддерживают и укрепляют суверенность личности. Другой составляющей новой социальной субстанции - на этот раз, пожалуй, парадоксальным для экономистичного сознания образом - является не всегда очевидная, скрытая под гнетом обыденности глубинная ориентация того или иного деятельного субъекта не на бизнес per se, а на нечто иное. То есть его трансэкономическое целеполагание, которое с развитием истории и цивилизации обретает под ногами почву и выходит за пределы круговорота повседневности.
Позиция капиталистов как социальных устроителей была привычна для системных организаторов экономических операций, которые a priori проектируют сложные торгово-финансовые/производственные схемы. И свойство это естественным образом являлось их классовым преимуществом. Однако исключительность подобного положения вещей подверглась сомнениям и коррозии в постиндустриальную эпоху, когда возникла необходимость в заметно иной стилистике действий: быстром принятии нестандартных решений, многофакторном анализе комплексных проблем, оперативном управлении "воздушными" активами, конкретности и персонализации экспертизы. Что, надо сказать, качественно отличает постсовременные операции от прежней системы оказания интеллектуальных услуг - из-за очевидного падения эффективности обобщенных, статичных, легко отчуждаемых прописей, а также их прикладных расшифровок сословием советников-консольери.
В итоге, стала нарастать конкуренция промышленных/индустриальных скреп денежного строя и интеллектуального/человеческого капитала, иных нематериальных активов. Или, фигурально выражаясь, состязание "основных фондов" и творческой, амбициозной личности. А культурная специфика, особое качество цивилизации Большого Модерна - внутренний, личностный суверенитет, оказалась источником спонтанной ремиссии высокого достоинства и тяги к внешней автономии. И как следствие - нового витка антропологической и общественной трансформации, очередного зигзага перманентной человеческой революции (history is the perennial human revolution). Но при этом кризисность исторической ситуации в условиях социального транзита заметно возросла.
Место обитания людей воздуха - сложный социальный текст, их действия направлены к достижению нового порядка, повышая, таким образом, градус критичности всей социосистемы. Прежние и переходные формы бытия являются объектом настойчивой критики, ибо истинное место их обитания расположено, в сущности, извне: они постоянно ощущают присутствие в обществе неовеществленного до времени аттрактора как, хотя и призрачное, но родное, родовое обетование.
- Так, значит, буржуазия все-таки отправится на свалку истории?
- Историческая тенденция проявилась в постепенной утрате "классической" буржуазией контроля над организационно-деятельностным проектированием общества, когда интеллектуальное производство становится ведущей движущей силой. Основной торг происходит сейчас между сторонниками охранительной версии кризисного управления миром и инициаторами дальнейшей акселерации социального транзита.
Уйти в историческую тень означает утратить позицию движущей силы общества, его гегемона. Впрочем, дважды простреленное веком третье сословие также знает различные формы своего исторического воплощения: e.g. буржуазия торгово-финансовая и буржуазия промышленная - достаточно разные представители одного класса, несущего гены мастеров системных операций.
Более того, аналогично диффузии, взаимопроникновению полифоничной культуры и касты национальных управленцев, финансовые операторы в союзе с "судейскими" стали классовыми мутантами и кентаврической ветвью новой эволюционной страты, выстраивая динамическую конструкцию универсальной хрематистики - "виртуальных финансов": управленческих по сути денежных потоков, автономных по отношению к основным фондам и материальным ресурсам в целом. По-своему реализуя, таким образом, пришествие постиндустриализма и раскрывая виртуальные потенции Нового мира.
В наши дни энергичная "мыслящая страта" проявляется во весьма различных ипостасях - технократии и экспертократии, эфирократии и профессиональной элиты, национальных лидеров и международной бюрократии, транснациональных менеджеров и системных операторов, меритократии и культурной олигархии, интеллектуального или критического класса. Вся эта множественность лиц и позиций стягивается/сопрягается групповым мышлением и поведением, то есть - определенной классовой корпоративностью. Мозаика страты складывается из элементов амбициозной и творческой номенклатуры, динамичных представителей предыдущего гегемона и новой породы, призванной к жизни изменившимися обстоятельствами века.
Эта субкультура сегодня активно вторгается на мировой рынок со своим призрачным товаром: символическими деньгами и культурным капиталом, многочисленными производными глобальной биржи и инновационными сценариями политических или военных акций, формулами долговой топологии и методологией нестандартных воздействий, идеологией массовых СМИ и наполнением элитного эфира. Люди воздуха успешно оперируют привычной для них нематериальной субстанцией знания, образования, пропаганды и другими клонами социогуманитарных технологий: искусством геоэкономики и геополитики, современного управления и стратегирования. И идеалами; но идеалы стоят порой слишком дорого, прорывая границы денежного строя.
Основания новой культуры таятся не в прошлом, не в замкнутых лабиринтах истории: динамичная культура homines aeris - это арена битвы за будущее, борьбы за его мерцающий образ, социальные основания и версии прочтения, за небесные миражи и горизонты земель, лежащих по ту сторону очередной высотной границы.
Государство-корпорация
- О революции менеджеров было модно говорить где-то в шестидесятых годах прошлого века, но за последние десятилетия тема вроде бы приутихла. Казалось, что революция кончилась, а на самом деле все гораздо интереснее: она родила новый класс?
- Давайте проследим, как это произошло. Горизонт революции менеджеров состоял в том, что управленец, технократ - а заодно и финансовый оператор, постепенно (а не радикально, как в случае с политической бюрократией) перенимали бразды правления у собственника, идя на вынужденные тактические/стратегические соглашения и компромиссы, но все же начиная при этом "свою игру". Параллельно происходил процесс относительной и абсолютной девальвации бухгалтерской стоимости и "аппаратной части" предприятий при росте значения нематериальных активов и ресурсов.
Причем на смену управленцу прежнего типа - администратору-бюрократу - приходит человек, уделяющий приоритетное внимание даже не столько самому производству, сколько совокупной эффективности предприятия. Во многом связанной в наши дни со сложными схемами движения финансов, с образованием политических союзов, системных или клановых коалиций, эффективным использованием информации и культурного потенциала, а также других нематериальных активов. Иначе говоря, с управлением особыми формами капитала: интеллектуальным символическим, социальным, культурным, человеческим.
Предприниматель сегодня действует в существенно иной среде, как мы привыкли ее называть, - "постиндустриальной". Крупный собственник сам по себе в качестве независимого кванта экономической материи сегодня, практически, не существует - он встроен в определенную властную инфраструктуру. Доминирование же в подобном кругу, взаимная конкуренция властных сфер есть многомерное пространство настоящей, хотя нередко не слишком видимой обществу и не столько экономической, сколько политической, по сути именно классовой борьбы, порой проглядывающей в перипетиях борьбы партийной. Или в прорехах актуальных событий самого разнообразного толка.
Кроме того, специфический цех людей воздуха (занятый непосредственным политическим производством), привыкнув представлять власть, со временем начинает ее приватизировать как экономически перспективное поле деятельности и монополизировать операции с нею как функцию своего сословия. Но, в отличие от номенклатурного класса, благожелательно относясь к развитию напряжений в существующей политической конструкции и естественным образом следующему из этого факта институциональному кризису.
В конечном счете, вместе с повышением искусства замысла и реализации стратегических операций, власть над социумом - то есть политическая гегемония - постепенно перетекает к представителям "воздушного" класса. Так что часы Нового времени сегодня фактически остановлены проектировщиками иной версии мировой судьбы. На наших глазах происходит историческая мутация правящего сословия. В ходе "восстания элит" динамичная страта, идя на сделки и соглашения, компромиссы и авантюры, последовательно приватизирует власть, причем власть всякую, а не только экономическую или политическую. Интеллектуалы, перенимая в управление практику, реализуют по мере сил способность быть доктринерами или метафизиками.
Властвовать, все чаще означает держать первенство в индустрии мировоззрения, идейного и семантического производства. Новый "воздушный" класс, имплантируя ментальные и социальные коды, задавая нормы, целеполагание и смысл существования обществу, понимает власть как способ распоряжаться историей в ее произвольных конфигурациях. Здесь, кстати, истоки внутренней мощи "оранжевых" и иных цветных революций, безотносительно от внешней поддержки, которую, так или иначе, на деле получают все стороны.
- Иными словами, люди воздуха конкурируют за историческое будущее и с номенклатурной бюрократией, и со "старой доброй буржуазией"...
- Люди воздуха имеют много ипостасей. Но главное - это новая движущая сила истории, изменяющая и вытесняющая в процессе социальной трансформации прежний правящий класс. Мировая элита меняет сегодня не просто облик, но саму субстанцию политической гегемонии.
Напомню, систему трехсословного общества около тысячи лет назад сформулировали в средневековой Европе епископы Адальберон Ланский и Герард Камбрейский. И примерно тогда же, может чуть позднее, заговорили о сословии четвертом, к которому относили ростовщиков, шулеров, алхимиков, лицедеев (представителей шоу-бизнеса, говоря современным языком) - людей, "выходящих за рамки", преступавших традиционные запреты. Когда-то, а точнее в XVI-XIX столетиях, третье сословие вело свою битву за будущее, за доминантные в нем позиции, за право определять курс истории и вершить дела в меняющемся мире. Оно выиграло ее. Но теперь мы видим, как заодно с прежним мироустройством уходит былое, практически тотальное доминирование буржуазии. Той буржуазии, которая была порождением индустриальной экономики, которая владела и владеет "основными фондами".
Борьба не ограничена кругом политической гегемонии. Распоряжаться существенно меняющим облик экономическим хозяйством - а заодно и будущим антропологических сообществ, как в национальной, так и глобальной геометрии, - стремится сейчас сословие административных и постиндустриальных олигархов, управленцев и стратегов - сегодня в России мы видим нечто подобное.
Переступая через очерченные прежней гегемонией пределы, эта каста интегрирует разнообразные виды интеллектуальной активности: от творческих и властных порывов, связанных с тем или иным проектом обустройства по-новому прочитанной Ойкумены, до утилизации культурных и ценностных катакомб глобального Undernet"a. От новаций в сфере традиционных видов производств до освоения необъятных предметных полей виртуальной вселенной. А уж что произрастает и еще произрастет на подобных "Елисейских полях", до поры не знает никто. Кроме самозванных землемеров, которые видят и расчерчивают, измеряют и приватизируют этот призрачный, необъятный Клондайк. А затем осваивает его.
Прибыль начинает поступать из принципиально новых источников, а все "дымящее" отправляется в Китай, который на глазах превращается в мастерскую мира XXI века. Большой Китай, вместе со всей совокупностью Восточной Азии, начнет делать все материальное для всех. Делает Китай, а продает потребителю в той или иной форме - не всегда Китай. В США кукла Барби стоит 20 долларов, а в Киргизии - 2, хотя и та, и другая made in China, и упакованы они в одинаковые коробочки. Все же отметим, что и при этом ряд технических и технологических новаций - прежде всего новаций в военно-технической сфере - остаются ареалом, очерченным "людьми воздуха" особым, запретным кругом. Хотя, если приглядеться внимательнее, их "воздушность" при этом бывает порою весьма плотного свойства. Скажем, как у торнадо...
По настоящему большие деньги сегодня не зарабатываются на предприятии или даже на рынке: они придумываются, организуются или крадутся.
- "Придумывание денег" - в этом слышится нечто мистическое... В чем проявляется универсальность людей воздуха, к примеру, позиции и экспансия в той же экономике?
- Весьма красноречиво об этом свидетельствует динамика доли материальных и нематериальных активов в таком интегральном показателе, как капитализация предприятия. Приблизительно до 80-х годов их движение носит достаточно схожий характер, но к концу века мы наблюдаем нарастающий, драматичный разрыв между соотношением физических и нематериальных активов в совокупной капитализации фирм. Уже на пороге нового миллениума по приблизительной оценке они достигали соотношения примерно 80% к 20%. И не в пользу материальных активов.
Иначе говоря, компании могут обладать схожей бухгалтерской стоимостью (основными фондами, физическими активами), но при этом их рыночная стоимость (интегральная капитализация) будет разниться в разы и подчас даже чуть ли не на порядки. Чтобы "почувствовать разницу", сравним по этим параметрам, практически наугад, какую-либо автомобильную компанию и, скажем, фирму, производящую программное обеспечение... Причем подобный разрыв просчитывается по индексу капитализации не только объектов "новой экономики" (т.е. преимущественно по NASDAQ), но и в среде достаточно традиционных корпораций (сиречь, по индексу Dow Jones).
Вышесказанное означает, что привычная экономическая пирамида переворачивается. А складывающаяся одновременно на планете непростая энергетическая ситуация не отменяет, а лишь усугубляет ситуацию. Индустриальное производство, промышленный "хард" (аппаратная часть, инженерные технологии) постепенно превращаются в своего рода придаток, видимую вершину айсберга современной экономики. Перефразируя известного философа: "очевидную, слишком очевидную". В то же время основная стоимость все чаще концентрируется в сфере нематериального производства, где действуют существенно иные производственные схемы и операторы. И люди, управляющие этим "софтом", в возрастающей степени определяют доходность, капитализацию, а, главное, - стратегическое будущее бизнеса. Соответственно и деньги сегодня в возрастающей степени производятся не на фабриках, а в сфере нематериальных активов.
Доходность же предприятий планируется в "четырехмерной геометрии", т.е. с определенным временным лагом, величина которого косвенно отражает амбиции проектного замысла, а также комплексный расчет рисков, дисконтную траекторию чистых денежных потоков (free cash flow to equity) и т.п. Сегодня, в принципе, можно капитализировать и продавать предприятия с нулевой и даже отрицательной доходностью. Например, в сфере СМИ. Ибо, как мы уже обсуждали ранее, помимо финансового капитала, все более заметную роль приобретают другие виды человеческой практики, имеющие собственный экономический вес, хотя вроде бы и не относящиеся непосредственно к хозяйственной деятельности. Для России их роль в активах корпораций - столь очевидная ныне ситуация! Так, к примеру, социальный капитал - это, слегка упрощая проблему, сумма связей, поддержек и партнерств, которыми обладает любая солидная бизнес-группа. Дефицит же данной составляющей может привести - и на практике приводит - к весьма серьезным проблемам...
Даже финансы переживают транзит от той или иной материальной субстанции к нематериальной форме экзистенции, сохраняя при этом полноту древней и могучей силы денег - своего рода "квантовой механики" социальной вселенной. Что же касается "алхимического" характера современной финансовой системы и методах рефлексивного управления ею, то об этом немало говорилось и писалось еще в прошлом столетии.
- Новому классу, как и всякому классу нужна если не партия-организатор и рулевой, то какая-то организационная форма, связывающая их именно в единый социальный слой. Что связывает между собой людей воздуха?
- Некогда то, что объединяло людей в устойчивые социальные структуры, называлось кастовостью. Затем сословностью, потом классовым чувством. Как будет опознаваться новая форма разделения людей в ситуации с постиндустриальным классом - поживем, увидим.
Сегодня в единый слой - помимо предметной сферы деятельности и социального целеполагания - их связывает (на уровне межличностной коммуникации) общность стиля мышления, ценностных идеалов, образования. И, возможно, - классовая симпатия. Симпатия - глубинное понятие, употреблявшееся в свое время алхимиками, кстати, одними из первых представителей "четвертого сословия". Обозначает эта категория не только эмоциональное состояние, но и метафизически обоснованные гармоничные сочетания, совпадения по внутреннему целеполаганию и соучастию в едином, как сказали бы сейчас, мегапроекте. Таким образом, выстраивается гибкая, неформальная инфраструктура реализации властных решений, реализующая - под эгидой мыслительных навигаторов - процесс превращения крови и свинца в золото.
В "настающем настоящем" Нового мира некоторые эффективные предприятия, кстати говоря, так и организуются по типу симпатии основных компаньонов и распадаются с разрушением такой гармонии. Это своего рода пластичный "холдинг людей", сумма их формальных и неформальных контрактов, причем подобная деятельность эффективна еще и потому, что оперирует она развитым индустриальным и постиндустриальным инструментарием - механизмами и технологиями, финансами и информацией, организационными и иными средствами. Конечно, для организации практики в соответствующих масштабах технические и финансовые активы по-прежнему важны, но важны также ресурсы социальные, интеллектуальные, символические, культурные. Сумма же обладания ресурсами и активами определяется универсальным интегралом - уровнем капитализации предприятия, какие бы формы оно ни принимало. А основными десигатами оказываются стратегическая устойчивость и перспективы роста.
Феномен, обладающий признаками трансэкономического целеполагания, я нередко называю амбициозной корпорацией, учитывая, что для слишком многих социальных новаций нет пока адекватных понятий и лексем. Так что термином "амбициозная корпорация" можно сегодня обозначать и возникающие государства-корпорации, и более традиционные глобальные мультикультурные корпорации, и неформальные клубы различных пропорций и уровней компетенции, религиозные и квазирелигиозные сообщества, разнообразные этнические диаспоры, а также иные группы влияния, включая, например, трансформеры транснационального движения альтерглобализма... Одновременно к этой же типологии тяготеют разнообразные криминальные структуры, наконец, - организации террористические, выстраивающие алгоритмы деятельности по собственным правилам глобальной игры за будущее. И порой, будучи не в состоянии конструктивно менять реальность, они в прямом смысле подрывают ее.
В предельной форме амбициозная корпорация - это гибкая организованность, манипулирующая и манипулируемая (образуя тем самым канал эффективной обратной связи), преследующая неодномерные цели, обладающая неординарным целеполаганием, динамичная, неоднозначная, сложная по композиции, транснациональная по составу и географии приложения усилий, критичная по отношению к прежней формуле общественного устройства и собственному состоянию, полагающаяся на некий солидный и статусный объект Старого мира, транслирующая его намерения и мотивации, но готовая перерезать связующую пуповину.
Полифоничные суверены-корпорации проявляются преимущественно в действии, а не в оргструктурах, социальных текстах или ярлыках. Так что ряд ситуаций и процессов современного мира приобретает практически анонимный характер, образуя своего рода виртуальные криптографические миры, что, кстати, лишний раз указывает на дефектность привычной социальной картографии, неполноту сложившегося в прошлом категориального аппарата и теоретических схем политологии.
- В чем все-таки специфика "государств-корпораций"?
- Национальные государства на практике, de facto, не являются ныне единственными субъектами международных связей - появляются международные регулирующие органы, страны-системы, прочие интегрии. Одновременно происходит делегирование суверенитета не только "вверх", но и "вниз", по оси субсидиарности, автономизации... Да и сам термин "международные отношения" (inter-national relations) становится по-своему уязвимым. Одновременно и нынешние геоэкономические организованности не являются чисто экономическими структурами: экономика в современном мире во многом выполняет управленческие, властные функции, а политические власти в свою очередь участвует в решении сугубо экономических задач.
И то, и другое нередко осуществляется за пределами национальных территорий. Иначе говоря, складывающееся мироустройство напоминает чем-то слоеный пирог: над прежней государственностью выстраивается транснациональная конструкция, которая хотя и привязана к определенным географическим ареалам, но имеет собственное оригинальное целеполагание. В результате, на планете образуется сложноподчиненная система социальных пространств, соединенных нитями делегированного суверенитета, властных проекций, ресурсных потоков и неорентных платежей.
В элитных группировках национальных государств, погруженных в подобную среду, соприсутствуют группы с весьма различными интересами и целями. Их интересы, порой антагонистичные в рамках национальных границ, могут в то же время совпадать с целями сообществ, обитающих в иных ареалах. Подобные группы сливаются в космополитичные молекулы новых организованностей, картографию которых на сегодняшний день едва ли можно формализовать: динамичность и неопределенность являются их основными, чуть ли не генетическими свойствами. Причем состояние неопределенности - это, по-видимому, не просто постиндустриальный барьер, то есть некоторая транзитная ситуация, которая со временем будет так или иначе преодолена. Возможно, динамичный статус и есть основное, определяющее качество Нового мира. Именно поэтому инновационные формулы правления, скорее всего, будут тяготеть к методам управления турбулентными процессами, динамическим хаосом.
Кризис привычной, национально-государственной формы мироустройства, основанной на идее коалиций и баланса интересов, проявляется на сегодняшний день во впечатляющей попытке удержать рассыпающуюся политическую ситуацию путем выстраивания "мировой властной вертикали". Но этот же кризис предопределил интерес к альтернативным формам социополитической организации, к примеру, таким, как империя. При этом отсутствие общепризнанного категориального аппарата для определения феноменологии постсовременности приводит ко все более многочисленным разночтениям социального текста и прочим нестыковкам.
Так, понятие "империя" вроде бы предполагает некое "всемирное огораживание", проведение черты между цивилизацией и варварством; в этом смысле империя приближается к понятию глобального города и восходит, конечно, к Риму. Однако мы по инерции употребляем слово "империя" применительно к заметно иным, инновационным формам мироустройства и типам управления, не предполагающим, к примеру, непременного военного или административного присутствия на имперской территории. И хотя в случае США, основного местоблюстителя чина глобальной регулирующей державы, налицо как раз целенаправленное выстраивание опорных точек с неопределенным международно-правовым статусом - перманентно находящихся в боевой ситуации низкой интенсивности - будущее скорее за системами опережающего (преадаптивного) динамического контроля, нежели за превентивными, пусть и динамичными, механизмами поддержания status quo. И других форм статичного равновесия, пасификации.
Пассионарные субкультуры
- У российской политической элиты сегодня в моде идея превращения оффшорной олигархии в национальную буржуазию, а чиновничества - в высокоэффективный аппарат государственного управления. Судя по тому, что Вы говорите, мы вновь мыслим в какой-то другой плоскости и ставим задачи, которые жизнь уже отменила...
- Здесь главный вопрос о характере нашей элиты, но, прежде чем поговорить об этом, нужно понять реальное место страны на геостратегической карте мира, в том виде, в каком эта конструкция складывается в начале третьего тысячелетия. Из верно прочитанной ситуации становятся понятными ключевые задачи, а из них, в свою очередь, - степень соответствия формулируемых задач и совершаемых деяний вызовам времени.
Если говорить совсем коротко, в мире выстаивается сегодня некая замкнутая глобальная конструкция на нижнем этаже которой находится добыча природных ресурсов, чуть выше - промышленное освоение этих ресурсов, далее - производство интеллектуального сырья, еще выше - высокотехнологическое производство. Над этим производственным комплексом возводится финансовая надстройка, которая аккумулирует процентную дань, и, наконец, на самом верху находится "штабная экономика", которая устанавливает правила игры, одновременно создавая планетарную эмиссионно-налоговую систему и осуществляя масштабное управление рисками. Эмиссионную в виде фактической мировой резервной валюты, а налоговую в форме глобальной дани, выплачиваемой значительной частью государств в рамках системы перманентного глобального долга.
- На такой карте место России в целом понятно...
- Да, к началу XXI века Россия заняла место среди стран-производителей природного сырья и полуфабрикатов, так что основу богатства страны сейчас составляет природная рента и ее модификации. Упрощению экономического и социального статуса можно найти много объяснений. На протяжении XX века в стране происходило последовательное "выпалывание" современной социальной культуры, сложных схем жизни общества, начатков самоорганизации и пассионарных личностей. В итоге образовался мир, лишенный искр гениальности и плохо совместимый с глобальной революционной ситуацией.
Когда же исчезла разделявшая Восток и Запад стена, то в России наиболее динамичной частью общества оказались люди, привыкшие действовать "поверх барьеров": различные сегменты прежнего правящего слоя, консольери, цеховики, полу и прямо криминальная субкультура. В итоге, мы получили собственный элитный коктейль - поколение "П" - из представителей спецслужб, их многочисленной, разветвленной агентуры и в той или иной степени криминализированной субкультуры. При всем различии этих людей, есть у них одно общее свойство - это "люди тени", воспитанные в духе морального релятивизма и психологии "подполья"...
- Однако криминальной элита не может быть долго, даже явные корыстолюбцы, приходя к власти, ищут благообразности...
- Элита вообще и политическая элита, в частности, не может быть криминальной, ибо она мыслит метафизически. Криминализируясь, элита перестает быть таковой, поскольку утрачивает контроль над смыслами. Ведь ее главная задача - стратегическое управление обществом, т.е. искусство рождать смыслы, образы будущего для себя и тех, кого она ведет. И при этом квалифицированно действовать в предложенных историей обстоятельствах.
Карл Манхейм в свое время писал: "Существование элиты определяется не жаждой власти отдельных индивидов, а общественной потребностью в исполнении стратегических функций особо квалифицированными людьми". Например, коррупция - это не взяточничество, или, точнее не только и не просто взяточничество, коррупция - недопустимое расширение пространства рыночных операций, то есть внутреннее разрушение социального текста и личности. И одновременно специфичная, примитивная - рефлекторная система управления, присущая ситуационному сознанию. Деградировавшая личность не в состоянии улавливать ритмы истории и создавать целостное, долгосрочное целеполагание, она блюдет шкурные интересы, видя в политике лишь интригу, и в результате проигрывает игрокам с "длинной волей", иным жизненным горизонтом и стратегией.
Я как-то уже признавался, что меня, да и не меня одного, с некоторых пор не оставляет ощущение оскудения и истощения миростроительных энергий страны, распространяющегося в ней торжества "животного идеала". Тот же Карл Манхейм отмечал: "человек (а мы можем добавить: общество - А.Н.), для которого не существует ничего, помимо его непосредственных обстоятельств, не является человеком". Или, быть может, сейчас уместнее вспомнить слова Гоголя: "Бесчестное дело брать взятки сделалось необходимостью и потребностью даже и для таких людей, которые и не рождены быть бесчестными. Знаю, что уже почти невозможно многим идти противу всеобщего теченья". Дефицит смыслов и личностей - критическое обстоятельство для обитания в Новом мире. В России же подобная ситуация, усугубляемая коррупцией душ и социального текста - равно его последующей симуляцией ("пресловутые российские "потемкинские деревни") - проявилась с отчетливой остротой: и в сфере государственного управления, и политической философии, и стратегической мысли...
- Как Вы думаете, отчего все это происходит с Россией? Какое-то поразительное постоянство у нашей страны - вновь и вновь переживать несчастья и потрясения. А ее правящие слои, кажется, вновь и вновь наступают на те же самые грабли.
- Как российская, так и советская политическая организация общества представляет амальгаму азиатских и европейских кодов, что проявляется в характере управленческой модели. Попыткам модернизации (в условиях отсутствия развитой городской, коммунальной культуры), к примеру, нередко сопутствует тенденция закрепощения основной массы населения: правления Петра I и Екатерины II - яркие примеры подобной двойственности...
Революция начала ХХ века, став акселератором интенсивной, но редуцированной индустриальной модернизации - совершавшейся на фоне революции масс и роста городского населения, футуристического порыва и взлета научно-технической мысли - закрепила, в конечном счете, преобладание азиатских структур управления: гегемонию номенклатурного класса. Это обстоятельство в значительной мере предопределило крах второй российской модернизации - постиндустриальной, проявив конфликт между прежним номенклатурным и востребованным историей постиндустриальным классом, приспособленным к усложнененным структурам мира.
В результате, в России-СССР во второй половине восьмидесятых годов на арену выходила - в различных обличьях - генерация людей, эклектичная по составу, по предмету своей деятельности, но которую, в целом, можно было бы охарактеризовать как прообраз российского постиндустриального класса. Эта страта, уже тогда изломанная и частично коррумпированная, достаточно быстро нащупала путь к рычагам власти, однако взять ее в руки так и не сумела, сдав другой пассионарной группе, основой деятельности которой стала "трофейная экономика" и разнообразные схемы перераспределения природной ренты.
Короткий горизонт планирования, свойственный данной группе, и некоторые другие обстоятельства в свою очередь предопределили переход власти в руки специфического управленческого сословия. Впрочем, тему мы уже затрагивали...
Сословие это не склонно повышать градус сложности российского социума, развивая институты гражданского общества внутри страны и выступая в качестве субъекта стратегического замысла вне нее. Ибо сии действия ведут к непосильному усложнению, подвижности социального текста. В итоге, мы наблюдаем - что, в общем-то, несложно было предсказать - симптомы возрождения монотонных кодов и причудливые реинкарнации элементов прежней, иерархичной и статичной культуры (ср. выстраивание пресловутой "властной вертикали"); созидая ли при этом подобие выхолощенного "Союза ССР" (USSR abridged), или предъявляя симулякр "нового российского империализма".
То же относится к сужению, упрощению пространства публичной коммуникации. Симптоматично, что факт революции 1991 года и ее последствий не получил культурной верификации. Но, таким образом, на повестку дня вновь встает вопрос о роли российского постиндустриального класса.
- Россия продолжает свой крестный путь? И куда же он ее приведет?
- После исторического прорыва оболочки застоя (брежневской "стабильности", столь неуместной в эпоху революционных перемен на планете) и двух последующих десятилетий внутренних потрясений у России-РФ - нового государства, с иным геополитическим контуром и геоэкономической картографией - так и не сложилась общенациональная корпорация, обладающая исторической и культурной идентичностью, равно как и полифоничное гражданское общество. А вместо интеллектуальной и моральной реформации мы наблюдаем социальный технократизм, "политический технологизм", культурный редукционизм и соответствующие им представления о "мыслящей России".
Демонстрируемый сегодня правящим сословием прагматизм есть оборотная сторона острейшего дефицита культурного капитала, заставляющего в поисках идентичности обращаться к самым различным источникам, включая попытки одновременного воспроизведения противоречащих друг другу социальных и культурных матриц. Присутствует в этом коктейле и столь заметная сегодня тенденция нарастающей идеализации советского периода, связанная с опытом 90-х годов и присутствием у рычагов власти социальной группы, избежавшей в свое время запуска механизма люстрации, стремящейся к исторической легитимации обретенного статуса...
У России-РФ нет национального "смыслового каркаса" - вместо него обществу предлагается лоскутное одеяло, отражающее мировоззренческую и социальную эклектику. Отсутствует и позитивное проектирование исторической судьбы, что, конечно же, не исключает определенных замыслов и масштабных политических интриг правящего слоя, сопряженных с глобальным контекстом. Дело тут, скорее, в уровне рефлексии, нежели в ее изощренности.
Внутри страны по-прежнему, хотя и глуше, слышны разговоры об экономических и административных реформах, о выборочных "национальных проектах", удвоении ВВП, борьбе с инфляцией, повышении зарплат (сброшены с "корабля современности", кажется, лишь "догонялки" Португалии). Что, однако же, не приводит на практике ни к сокращению высокого уровня смертности, ни к ликвидации резкого разрыва в уровнях доходов населения, ни к росту его социальной активности. Россия сегодня экономически используется, но культурно все более отторгается доминирующей на планете цививилизацией североатлантического мира.
Вместе с тем параллельно с прежней практикой и социальной ментальностью в стране возникает каркас нового социального организма. Сегодня в среднесрочной перспективе становится вероятным разделение России на:
Ø государственность-А, являющуюся островом транснационального архипелага, предоставляя ее руководителям право на присутствие в элитном кругу. Подобное государство-корпорация (в геоэкономическом понимании термина) строится из совокупности систем управления десятка олигархических картелей, прежде всего в сфере газо- и петроэкономики и систем их обслуживания (но также на других производственных и ресурсных основаниях), соединенных в социально-политическую связность под зонтиком новой национальной управленческой конструкции;
Ø и государственность-Б: социальную, административную - обеспечивающую функционирование привычных, общенациональных, однако уходящих в прошлое, ветшающих институтов и увядающих ветвей власти.
Все это, впрочем, вполне вписывается в стремительно меняющееся поствестфальское мироустройство, основанное на принципах динамичной иерархии и глобальной безопасности.
- Но ведь "новому классу" недостаточно просто организоваться, сплотиться, надо стать конкурентоспособным, владеть широким спектром постиндустриальных управленческих концепций и технологий. В чем заключается принципиальная новизна всего этого аппарата, а также схем организации и управления бизнесом?
- Принципиальная новизна - во взгляде на постсовременную социальную реальность как на динамическую субстанцию, склонную к фазовым переходам и бифуркационным ситуациям, или, несколько сгущая краски, как на перманентную турбулентность. А основная стратегическая проблема, определяющая успех или провал предприятия, - в каком регистре необходимо действовать: эффективно приспосабливаться к сложившимся обстоятельствам либо проводить системную преадаптацию к вероятной будущей ситуации.
Важных же особенностей инновационных оргдеятельностных схем несколько - во-первых, внимание, придаваемое сегодня антропологическим структурам, комплексным темам и нематериальным активам. Во-вторых, предпочтение, отдаваемое сетевому и проектному принципу формирования социоструктур. В-третьих, динамичное развитие самой формулы нематериальных активов, а также иная (и множественная) скорость социального времени. В-четвертых, выстраивание деятельности с учетом логики "казино-экономики", где проигрыши заранее планируются, но сама игра ведется с позитивным результатом, а генеральной целью является занятие и системное освоение той или иной (желательно уникальной) ниши...
Осознание нелинейной природы мира ведет к развитию и оперативному применению на практике соответствующих методологий/технологий знания и действия. Все это востребовано сегодня в политике, бизнесе, военном искусстве, в других сферах человеческой деятельности. Здесь за последние десятилетия произошли интересные и революционные события. Но давайте о научных и прикладных достижениях в области управления, которые взял на вооружение постиндустриальный новый класс, поговорим в следующий раз - это самостоятельная и большая тема...
