Тем более что в случае с кавказцами можно уверенно констатировать: на уровне обыденного, массового сознания — не каких-нибудь отдельных "фашистов", а практически половины населения — "весь" n-ский народ как раз и есть бандиты. По ФОМовскому опросу, 44% респондентов поддержали бы даже принудительные выселения "чёрных", вроде тех, которые проанонсировал у себя краснодарский губернатор Ткачёв. При этом социологи отмечают, что прочный иммунитет перед такого рода ксенофобией отсутствует даже у тех, кто заявляет своё равнодушие к национальному вопросу — но на поверку всё же "имеет мнение". Если брать процесс в динамике, то отношение к кавказцам плавно ухудшалось в течение нескольких лет — с очевидным всплеском в 99-м году, после взрывов домов.

Характерно, что "ксенофобская" точка зрения является как бы доминирующей и легитимной нормой: те, кто её разделяют, считают, что они в абсолютном большинстве, тогда как те, кто не разделяют, считают себя меньшинством (при том, что фактическое соотношение — примерно пополам). В результате возникает своеобразный феномен "спирали молчания" — каждый думает, что он такой один, и боится высказывать свою точку зрения своим друзьям и знакомым, чтобы не прослыть маргиналом в их глазах. Причём жертвы этой "спирали" оказываются в своеобразных тисках: с одной стороны, официозная пропаганда провозглашает антинационализм, с другой — обыденная, повседневная норма мнений заставляет солидаризироваться против "чёрных". Правда, роль и авторитет агитпропа как источника мнений у нас откровенно нулевая, но давление его ощущается всегда и всеми.

Как бы там ни было, сильных контраргументов супротив немудрёной идеи "все чёрные — бандиты" в обыденном сознании крайне мало — тогда как аргументов в её поддержку пруд пруди. Как ни странно, наиболее сильный из оставшихся контраргументов можно назвать "эхом войны" — той самой, Великой Отечественной. Опросы рисуют довольно чёткую картину: любое проявление общественной жизни попадает в разряд негативных у абсолютного большинства людей, как только удаётся доказать, что речь идёт о проявлении фашизма. Сравнивая данные по антиармянскому погрому в Красноармейске с данными по акциям скинхэдов на Царицынском рынке и в московском метро, мы видим, насколько более сильна негативная реакция во втором случае: просто потому, что здесь агитпропу удалось убедить общество в том, что скинхэды — это наши современные "фашисты".

К слову сказать, даже тот факт, что ярлык "фашисты" в 90-е и "нулевые" применялся либеральной общественностью где ни попадя и оказался затаскан до полной неузнаваемости, ситуации не изменил: просто либеральная общественность перестала быть для большинства людей легитимным источником мнений в этой области. То есть те, кого называет "фашистами" она, совершенно необязательно суть "фашисты" — но при этом "настоящие" фашисты (в значении абсолютного зла) всё-таки возможны.

То, что победа над фашизмом в 45-м — наиболее актуальная и, по сути, единственно прочная основа сегодняшнего национального мифа России, сомнению не подлежит. Коннотация между бытовой ксенофобией и собственно историческим фашизмом практически не работает, но на самом базовом уровне связь всё-таки проявляется: именно она блокирует появление любых организационных форм, превращающих смутное "брожение умов" в "прямое действие": русские люди разрешают себе "не любить чёрных" тихо и дома, но любая попытка сорганизоваться на почве этой нелюбви моментально встречает отторжение. Человек говорит: "да, меня они достали — но идти и бить их — это значит превращаться в штурмовиков".

Нет никаких сомнений в том, что режиссёры кавказского спектакля с "той" стороны всё это так или иначе понимают — или, по крайней мере, чувствуют. Иначе лихой рейд басаевцев и "сочувствующих" ингушей на назранскую ментовку вряд ли бы кто-нибудь додумался назначить в ночь на 22 июня. Ибо для того, чтобы сломать "барьер 45 года", достаточно просто перевернуть шаблон: сделать так, чтобы новых "фашистов" обыватель искал в "чёрных", а не в самих себе — благо, психологически это гораздо более комфортно. Чтобы именно они ассоциировались с тем самым врагом, против которого надо бороться везде и всюду, до смерти и до победы.

Дальнейшее, в общем, дело техники — не секрет ведь, что для того же самого обывательского сознания "образ врага" репрезентуют не только показываемые по телевизору бородатые чечены, но и любой рыночный азербайджанец: тут никакой разницы нет. Тогда как для того, чтобы победить Россию в войне за Кавказ, достаточно сделать одну простую вещь: научить русских считать "всех чёрных" чужими и врагами — и действовать соответственно; в конечном счёте, если ты их таковыми считаешь, они таковыми и станут. Правильный ответ на лозунг "Россия для русских" для Кавказа будет таким: "вот и убирайтесь к себе в Россию". Ту, которая кончается где-то в Ростове и Астрахани.

А потому диверсии вроде ингушской надо понимать как жёсткую разводку. Либо российская власть будет жёстко реагировать (так, как это она только и умеет — посредством безадресного мочилова всех, кто под руку подвернулся) — и тогда всю политику "чеченизации" можно считать похороненной, а победу партизанщины, причём не только в Чечне, в исторической перспективе неизбежной. Либо же она будет жевать сопли и делать вид, что ничего не происходит — и тогда утратит контроль уже над русским населением, которое её будет воспринимать как чужую и не отвечающую его интересам — и действовать соответственно. И пока что эта стратегия выглядит беспроигрышной.

http://www.apn.ru/opinions/article9021.htm
 

Док. 449133
Перв. публик.: 22.10.07
Последн. ред.: 30.05.08
Число обращений: 90