|
|
Илья Константинов: Ни о чем не жалею. Глава VII. Лица.
Назад
|
Илья Константинов: Ни о чем не жалею. Глава VII. Лица.
|
Депутаты Съезда расселились в гостинице "Россия", которой в том виде уже нет, как нет и той большой, чуточку нескладной страны "от тайги до британских морей", называвшейся некогда Российской империей, потом СССР, но всегда остававшейся Россией.
Нас было около тысячи человек, как рой мух заполнили мы все пространство огромной гостиницы - от вестибюлей до ресторанов, всюду звучала громкая депутатская речь и матово поблескивали значки "Народный депутат РСФСР".
Что это были за люди? Самые разные: от академиков до почтальонов, от министров до простых шахтеров.
От нынешних депутатов всех нас отличала одна существенная особенность: мы действительно победили на честных альтернативных выборах, где на каждый депутатский мандат претендовало по десять-двадцать депутатов, находившихся примерно в равных условиях. Девяносто процентов депутатов на тот момент являлось членами КПСС, но выбирали их не за это. Выбрали тех, кому доверяли. Таких свободных выборов в России не было, и едва ли будут, по крайней мере, при моей жизни.
Перебираю в памяти лица людей...
Вот наши, питерские: Олег Басилашвили - актер от Бога, душа любой компании, способный из посещения проктолога сделать незабываемый анекдот. Безусловно порядочный человек, терявшийся на заседаниях Съезда, взволнованно спрашивавший то одного, то другого коллегу:
- Как голосовать-то?
Рядом Анатолий Захарович Васильев - зампред Ленсовета, выдержанный, застегнутый на все пуговицы коммунист, в строгом костюме-тройке, больших профессорских очках, за которыми прячутся недоверчивые колючие глаза.
Сухощавый, обаятельный Виктор Югин - замкнутый и простодушный одновременно, человек карьеры: главный редактор популярной газеты "Смена", председатель телерадиокомпании "Петербург" и, вместе с тем, решительный и веселый мужик.
С ним связан забавный эпизод, относящийся к 1993 году. Расскажу сейчас, а то забуду. Когда в Верховном Совете отключили свет, связь и канализацию, а по периметру здание окружили колючей проволокой, входить и выходить из "Белого Дома" можно было только одним путем - по подземным коммуникациям. Но подземная Москва, это целый город, в нем можно провести всю жизнь, найти клад, жениться, состариться и умереть. Короче говоря, ходы надо знать.
У меня был проводник - чудесный паренек из "Мосводоканала", кажется, знавший подземную Москву, как свою ладонь.
А Югин пошел один, на свой страх и риск. Дошел куда надо, вернулся обратно. Ругался страшными словами:
- Понимаешь, Илья, иду себе, иду, вроде сухо. Делаю шаг и проваливаюсь в дерьмо по шею. Еле выплыл, прах его разбери! - а у самого глаза смеются.
Геннадий Александрович Богомолов - тот самый фрезеровщик из Ленинградского народного фронта, о котором я уже как-то упоминал. Твердокаменный демократ и убежденный последователь целителя Иванова: каждое утро на глазах у изумленной публики, босяком, в семейных трусах, с ведром воды в руках он спускался во двор гостиницы, обливался с головы до ног, и, провожаемый бликами фотовспышек, с невозмутимым видом возвращался обратно.
Владимир Варов - щетинистый, угловатый, язвительный юрист из питерских профсоюзов. Это с ним вместе мы писали проект "Декрета о власти" - спорили до хрипоты, курили до кашля. Радикальный демократ. Были друзьями - стали врагами. Несколько лет не разговаривали. Встретились, выпили водки, но так и не разобрались до конца, почему оказались по разные стороны автоматных прицелов.
А вот и Толстые - отец и сын: Никита Алексеевич и внешностью и очаровательными барскими повадками невольно заставлял вспомнить о своем отце - писателе Алексее Толстом. Известный физик, дипломат, эрудит и дамский угодник - это в 73 года!
Впервые я познакомился с ним еще в Питере, на одном из заседаний Ленсовета. Никита Алексеевич в зал не входил, расхаживал, непрерывно куря, по наборному паркету старинного вестибюля, небрежно стряхивая пепел направо - налево, и оживленно беседуя с кем-то из депутатов. А уборщица с тоскливым лицом подметала за Никитой Алексеевичем пепел, и все норовила подсунуть ему под нос урну.
- Курите давно? - развязно поинтересовался я у Толстого.
- По две пачки - лет сорок пять. А вообще, молодой человек, сколько себя помню, столько и курю.
Но голова у Никиты Алексеевича оставалась светлой.
Михаил Толстой - представитель несколько другого человеческого типа: поосторожнее, поаккуратнее, поделикатнее, но в больших карих глазах - веселые чертики, а ироническая улыбка невольно прорезает губы даже в самый ответственный момент.
Это - демократы. Питерские, почти все были демократами, также как и москвичи.
Ну, может быть, человека два-три держалось особняком, особенно на первых порах. Не то, чтобы "против", и не то, чтобы "за", остальные - грудью за Ельцина. Из наших выделялись: Марина Салье, Белла Куркова, Николай Аржанников, Владимир Варов, Виктор Дмитриев - инженер с "Ижорского завода", совсем еще юный Миша Киселев - каким-то чудом попавший в депутаты - видимо, сработало всесильное тогда слово "экономист"...
Впрочем, не отставал и я. Голосовал за Ельцина и даже уступил ему свое выступление на первом заседании Съезда. Из песни слова не выкинешь.
Кучковались мы, главным образом, с москвичами. Вот они "молодые генералы" демократической армии: Олег Румянцев - еще нет тридцати, аристократическая внешность, саженный лоб и влажные глаза восточного поэта - научный сотрудник института экономики. Через несколько недель - ответственный секретарь Конституционной комиссии Съезда. Готовил новую конституцию для России, правда, ее так и не приняли, не успели. В декабре 1993 года на референдум вынесли совсем другой текст, подготовленный Шейнисом и Шахраем.
Кстати, Сергей Шахрай тоже дневал и ночевал в "России". Впрочем, он всюду дневал и ночевал, будучи человеком незаменимым. Сергей быстро стал главным советником Ельцина по юридическим вопросам. В июле 1990-го возглавил комитет по законодательству Верховного Совета. Через его руки прошли все документы Съезда и Верховного Совета от Декларации о суверенитете до Беловежского соглашения.
Грамотный юрист, он понимает всю степень своей ответственности за принимавшиеся Ельциным решения.
Много позже, в 1996 году, мы случайно встретились с ним в коридоре Государственной Думы.
Дело было накануне второго тура президентских выборов, когда многие пророчили победу коммунистов во главе с Геннадием Зюгановым.
Об этом у нас и зашел разговор.
- Сматываться тебе надо, Сергей, - полушутя заметил я, - за границу уезжать.
- Нет смысла, - без тени иронии отметил Шахрай, - все равно выдадут.
- Да брось ты, попросишь политического убежища.
- Они (коммунисты - авт.) достанут, - он безнадежно махнул рукой, - ты же их знаешь. Кстати, и тебе не поздоровится.
В этом вопросе Сергей Михайлович был безусловно прав. Но, "товарищи" из КПРФ - отдельная тема, которую не хочется комкать.
Я все норовлю забежать вперед, стоп. Май 1990-го I Съезд. Москвичи: Филатов Сергей Александрович - левая рука Ельцина, левая потому, что правой считался Геннадий Бурбулис. Сергей Филатов: тихий, интеллигентный кандидат технических наук. Поначалу, носил за Ельциным портфель: это не в осуждение сказано - кто-то должен носить портфель большого начальника. Тому ведь некогда. С людьми нужно здороваться, жестикулировать, хлопать кулаком по столу. Вот, Сергей Александрович и носил портфель. А заодно, советовал, подсказывал. И вскоре стал секретарем Президиума Верховного Совета РСФСР, а позже главой администрации президента. Хорошая карьера.
Красавченко Сергей Николаевич - заместитель главного редактора журнала "Вопросы экономики" - доверенное лицо Гавриила Харитоновича Попова. Этот еще тише, незаметнее, весь прикрытый стеклами огромных очков, голос слабый, волос редкий, взгляд блуждающий. Вскоре стал председателем комитета по вопросам экономической реформы и собственности.
У читателя может сложиться впечатление, что все московские демократы были этакими тихонями. Ничего подобного. Среди них встречались настоящие митинговые "горланы-главари". Взять хотя бы Льва Пономарева и Глеба Якунина, чьи образы настолько слились в сознании современника, что о них, подобно библейским, Гогу и Магогу, принято говорить одновременно. Хотя, это разные люди.
Лев Пономарев - доктор физико-математических наук, правозащитник, доверенное лицо академика Сахарова: типичный москвич средних лет, ничем, кроме нервной жестикуляции, не выделяющийся среди жителей мегаполиса.
Глеб Якунин - совсем другое дело - внешне он мне напоминает Мефистофеля в рясе. Внутренне тоже: православный священник, которому Декларация прав человека заменила Святое Писание - настоящий ересиарх. Таких нечасто встретишь в наше время. Занимала его только политика.
Как-то раз нам случилось прогуляться с ним по Москве. Якунин был в священническом облачении, и богомольные старушки подходили к нему за благословением.
- Ступай с Богом! - каждый раз с раздражением отправлял он просительницу. Заметив мой недоуменный взгляд, пояснил, - много их по городу ходит. Пусть в храм идут.
Вообще, православному священнику политика, судя по всему, не показана. Еще одним свидетельством тому служит поучительная история Вячеслава Полосина, бывшего до избрания депутатом настоятелем Борисоглебской церкви в городе Обнинске. Став народным депутатом России, Вячеслав Сергеевич возглавил комитет по свободе совести и вероисповеданиям Верховного Совета, сделал немало добрых дел, написал добрые книжки.
А спустя несколько лет, принял ислам, глубоко шокировав всех знавших его людей.
На мой вопрос "почему?", Полосин путано заговорил о подлинном единобожии ислама, маловразумительно упомянул Святую Троицу, прозрачно намекнул на "иудаизм для гоев"; а в глазах тоскливо маячили неудовлетворенное честолюбие и материальные проблемы.
Не мое дело, Бог ему судья. Да только ни каждый выдерживает "американские горки" о российской политике: вверх-вниз, вверх-вниз, многие ломаются, но не все. Иные напротив, будто выделанные из одного куска цельной породы, не гнутся и не ломаются ни в каких обстоятельствах: деловито спокойные в повседневной жизни они и в чрезвычайной ситуации только тверже шагают и выше держат голову.
Есть и такие православные батюшки - отец Алексей Злобин, например. Поразительный человек. Тихий, спокойный, как и подобает священнику, он бестрепетно встал под пули, выполняя свой долг - соборуя умирающих. Случилось это 4 октября 1993 года.
Хватит о грустном, тогда - в мае-июне 1990 года все были радостно возбуждены, надеялись на лучшее.
Возле гостиницы всегда стояла толпа зевак, высматривающая знаменитостей:
- Смотрите, Юрий Афанасьев!
- Татьяна Карякина!
- Галина Старовойтова!
- Николай Травкин!
- Гавриил Попов!
А, когда появлялось трио красавцев из программы "Взгляд": Александр Любимов, Владимир Мукусев и Александр Политковский - восторгу улицы не было предела.
Ну и, само собой:
- Ельцин! Ельцин! Ельцин!
Среди всеобщего возбуждения выделялись унылые лица лидеров компартии, особенно Ивана Кузьмича Полозкова - тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии РСФСР. - Маленький, сутулый, весь какой-то пришибленный... На его лицо страшно было смотреть: на нем словно лежала печать близкого несчастья. А ведь его считали главным конкурентом Ельцина на выборах Председателя Верховного Совета!
Биологи утверждают, что в любом живом организме заложен механизм самоуничтожения, своего рода ген смерти. Думаю, что нечто подобное случается и в общественной жизни. По крайней мере, КПСС в то время явно была поражена "геном смерти". От всего, что в ней происходило, несло могилой.
Незабываемый Руслан Имранович Хасбулатов - разве можно, говоря о Съезде народных депутатов РСФСР, не упомянуть этого человека?!
Калоритнейшая личность: до сих пор у меня в ушах звучит его скрипучий голос: "Отключите первый микрофон!". И его странный, уходящий в себя взгляд, когда однажды, оскорбленный отключением микрофона и обескураженный непониманием коллег я заорал ему в ответ:
- Есть люди, которые начинают слышать только тогда, когда им отрезают уши! Вы из их числа, Руслан Имранович!
Да, Хасбулатов умел укрощать буйную депутатскую вольницу, даже лучше, чем Ельцин. Но все это проявилось, конечно, позже. После его избрания сначала первым заместителем Председателя Верховного Совета, а затем Председателем.
В первые дни работы Съезда Хасбулатов вел себя очень скромно, ничем не выделяясь из депутатской массы.
А вот Александр Владимирович Руцкой всюду гремел своим командирским баритоном. Военный летчик, герой-афганец, красавец мужчина и бездна человеческого обаяния. Что еще нужно для успешной политической карьеры? Как выяснилось - ничего!
Где-то, году в 1994, то есть, после того, как Руцкой побывал вице-президентом России и даже исполняющим обязанности президента (сентябрь-октябрь 1993 года), Александр Владимирович сохранил по-детски наивные представления об управлении государством.
Однажды, при встрече, речь у нас зашла о программе политического движения, которое он в то время создавал. Разговор проходил примерно так:
- Саш, а программа-то у тебя есть?
- Конечно, есть.
- Коротенько можешь изложить?
- Понимаешь, Илья, Россия богатая страна, все у нас есть, кроме порядка.
- Допустим.
- Предположим, я стану президентом России! А тебя назначу, например, государственным секретарем, представляешь?
Я молча кивнул.
- Так вот представь: с утра пораньше я вызываю тебя в свой кабинет, ставлю раком и... как впендюрю!!! Представляешь??? - мне оставалось лишь неопределенно пожать плечами, - ты, весь в мыле, выскакиваешь от меня, собираешь свой аппарат, ставишь всех раком и... так по всей стране сверху донизу!
Александр Владимирович воодушевлено вскочил, потом, успокоившись, сел, разлил по кружкам пиво:
- Вот тогда и заживем!
Илья Константинов
26.05.2008
www.nasledie.ru
Док. 447635
Опублик.: 26.05.08
Число обращений: 168
Константинов Илья Владиславович
|
|
|
