Сергей Семенов, автор "Эксперт", "Эксперт Украина"
Культура по-прежнему остается одним из главных инструментов объединения людей и эпох - как в странах, переживающих эпоху глобализма, так и в новых государствах, ищущих свою национальную идентичность
Живущего нынче в Праге писателя Петра Вайля уже можно называть классиком. Оснований для этого вполне достаточно. По его книгам (некоторые были написаны в соавторстве с Александром Генисом, сейчас Вайль пишет один) учатся читать - не в смысле складывать буквы, а в смысле понимать настоящую литературу - уже не одно поколение читателей. Вайль первым из русскоязычных писателей стал профессиональным эссеистом, то есть, иначе говоря, является в какой-то мере родоначальником этого жанра в постсоветской литературе. Его литературные союзники и друзья по жизни, ныне покойные Сергей Довлатов и нобелевский лауреат по литературе Иосиф Бродский, классиками русскоязычной литературы признаны давно и бесспорно. Культурологические книги Вайля почти два десятка лет исчезают с книжных прилавков со скоростью, которой могут позавидовать авторы детективов. И это неудивительно - по профессионализму они находятся на уровне, как принято говорить, мировых образцов, но зато в них, в отличие от этих образцов, не встретишь милых современным эстетам, но неудобоваримых для читателей слов вроде "ризома" или "нарратив". Вайль предпочитает писать хорошим и простым (что нынче большая редкость) русским языком.
И, наконец, диапазон его интересов очень широк, что подтверждается списком книг писателя, где речь идет о поэзии, прозе, философии, кинематографе, архитектуре и градостроительстве, путешествиях (очень популярна книга Вайля "Гений места", где он рассказывает о самых знаменитых городах мира) и даже кухнях разных стран. Поэтому, беседуя с Петром Вайлем во Львове, куда он приехал на издательский форум представлять свою новую книгу "Стихи про меня", "Эксперт" постарался затронуть как можно больше тем.
- Давайте для затравки начнем с относительно простой темы. Вы уже много лет путешествуете по миру. Как изменился за это время культурный туризм?
- Я еще успел застать время (лет двадцать-двадцать пять назад), когда культурный туризм был занятием людей, по-настоящему им интересующихся. Например, человек мог беспрепятственно поехать посмотреть Флоренцию эпохи Ренессанса. Сегодня все - туристы. Поскольку в мире вращается громадное количество свободных денег, которые нужно на что-то тратить, а СМИ постоянно внушают, что самое главное в жизни человека это досуг, туристический бум достиг небывалых масштабов. И когда сейчас приезжаешь в Париж или, например, Флоренцию и видишь там толпы туристов, часто совершенно не понимаешь, почему эти люди сюда приехали. Я думаю, три четверти из них здесь просто потому, что так принято - неудобно самому сидеть на месте, когда все твои знакомые и родственники куда-то едут.
Высокая экспансивность сегодняшнего туристического бума дает Украине шанс пристроиться к нему. Но для этого нужно прежде всего придумать какой-то лозунг: почему житель другой страны должен побывать на Украине. Потому что пока это ему еще непонятно. Но шансы у вашей страны есть - туристический рынок расширяется неимоверно.
- А какие туристические лозунги придумывают, например, чехи, итальянцы, французы?
- У каждой страны свои. Чехи, например, рассказывают о своих старинных замках и легендарном пиве. Или рекламируют Прагу как самый большой старый город в мире - брусчатка, готика, узкие улицы. И обывателю уже интересно: "Ага, давай поедем, попьем это знаменитое пиво, походим по старой Праге, поездим по замкам".
- Играет ли при этом значительную роль уровень обслуживания?
- Конечно. Потому что самая действенная реклама в туристическом бизнесе - то, что называется "из уст в уста". Одно дело, если приехавший откуда-то человек говорит: "Там все очень красиво, и к тому же замечательно кормят и держат отличный уровень обслуживания". И абсолютный провал, если турист скажет: "Там все красиво, но сортир во дворе".
- Гостиницы с каким уровнем комфортности пользуются наибольшим спросом в европейских городах, принимающих массовые туристические потоки?
- Три звезды. Цена проживания - до ста евро за одиночный номер, но лучше дешевле.
- Имеет ли какое-нибудь значение цена билетов за посещение культурных объектов?
- Почти никакого. Потому что человек, уезжая в туристическую поездку, планирует прежде всего расходы на переезд и проживание. Но, конечно, цены на билеты должны быть разумны, не более, предположим, десяти евро.
- С простыми вопросами покончили. Теперь вопрос сложный. Вы жили в двух странах, которые решали проблему национальной идентичности совершенно по-разному. Чехи мирно "развелись" со словаками, США, напротив, продолжают ассимилировать разные национальности в единую нацию. Почему произошло именно так? И с какой стороны начать поиск своей национальной идентичности Украине?
- С чехами все просто. Чехословакия была скорее политическим, чем историческим образованием, чехи и словаки очень долгое время жили в разных государствах и, может быть, поэтому они разделились так спокойно и без всяких неприятных последствий. Что касается национальной идентичности, то и тут чехам нечего было искать - они ощущают себя нацией многие сотни лет.
В Америке картина совершенно противоположная. Она создавалась на пустом месте, и до 70#8722;х годов прошлого века здесь господствовала идея плавильного котла. Мол, все существующие на этой территории культуры и этносы попадают в некий общий тигель, где переплавляются в одну американскую культуру. Потом увидели, что так не получается и со свойственным американцам здравым смыслом заменили идею плавильного котла идеей мультикультурализма. Принципиальная разница в том, что каждая культура развивается сама по себе, а вместо сплава получается мозаика, которая и представляет собой американскую культуру. Эта идея действительно работает.
Украина в этом смысле больше похожа на дробные европейские государства вроде Италии или Германии, которые стали едиными только в XIX веке. Баварцы до сих пор не считают своими жителей Гамбурга, сицилиец не понимает миланца, причем часто не понимает в буквальном смысле слова, потому что они говорят на разных диалектах. Тем не менее все они живут вместе.
- А как они притирались друг к другу?
Главный инструмент притирания во всем мире - повышение благосостояния. Чем более человек чувствует себя зажиточным, независимым и свободным, тем ему проще считать таковым своего соседа и не испытывать к нему ни чувства превосходства, ни чувства зависти.
- Немец или итальянец по-прежнему считают себя в первую очередь жителями своей провинции или земли?
- Да. Сохраняется такой вид идентичности, когда человек себя определяет не по государству в целом, а по месту жительства. В Италии, например, житель Флоренции больше болеет за свою "Фиорентину", чем за сборную Италии. Мне это нравится. И мне кажется, что возникший в XIII веке и просуществовавший номинально до XVIII, а фактически до XV века Ганзейский союз был более логичным, чем сегодняшний Евросоюз. Потому что в нем объединялись города, которых интересовала не политика, а экономика.
Фото: Александр Зубко
Отождествлять себя с городом, в котором живешь, в котором все - свои, а не с государством в целом, кажется мне разумным. Многим жителям Нью-Йорка, к примеру, по большому счету все равно, кто станет президентом страны. А вот кого выберут мэром - важно, поскольку каждому горожанину нужно, чтобы без перебоев работал, например, транспорт и активно велась борьба с преступностью. А это прерогатива городских властей.
- Насколько важную роль в создании единой нации играют языковые процессы?
- Очень важную. Язык - не только главный инструмент самопознания и самосознания, но важнейший индикатор. Каждый из нас по своему опыту знает, что уже по одной только брошенной шутке, по манере разговаривать сразу понимаешь, свой это человек или не свой, стоит с ним иметь дело или нет.
- Возьмем те же Соединенные Штаты. Как в них решается проблема функционирования испанского языка, на котором сегодня разговаривает солидная часть населения этой страны?
- Повторю, что самая главная черта американцев - здравый смысл. Соединенные Штаты в своей внутренней жизни не предписывают, а фиксируют: если отношения складываются именно так, значит, это нужно закрепить. Например, если в городе или штате живет изрядный процент испаноязычного населения, значит, будьте уверены, что в конторах города или штата будут сидеть люди, владеющие испанским языком, часть анкет будет напечатана на испанском и так далее. Поезжайте в штаты Калифорния, Нью-Мексико или Аризона, и вы увидите, что там испанский язык является общепринятым на уровне и штата, и города. Просто по факту. Хотя государственным языком остается английский.
- Сейчас уже не только США, но и Европа стали благодаря глобализации и в первую очередь рабочей миграции, культурной мозаикой. Западная Украина еще только начинает осмыслять все последствия массового "заробитчанства". А как вы, эмигрировавший из СССР почти три десятка лет назад, относитесь к жизни и работе вне родины? Или родина - это сегодня понятие относительное?
- Родина - понятие не относительное, а абсолютное, но субъективное. Кем ты себя считаешь, тот ты и есть. Я родился в Риге, но моя родина не Латвия, а Россия, потому что я пишу, говорю и думаю на русском языке.
Проблема рабочей миграции, конечно, важна. Вы говорите о Западной Украине, а в Молдавии за границей работает половина работоспособного населения. Но недавно, когда в Евросоюз вступили Румыния и Болгария, вдруг выяснился поразительный факт: болгары, работавшие в странах Европы, поехали назад. Румыны - нет, а болгары поехали. Получается, что движение может быть не только в ту сторону, но и в обратную.
Логичнее все-таки жить в стране своего языка, своих родственников, друзей и близких. Я никогда не уехал бы в конце 70#8722;х годов из России, вернее, из тогдашнего СССР, если бы мог писать и читать то, что я хочу, и ездить туда, куда хочу.
- Так и не уехали бы?
- Конечно, нет. Зачем уезжать мне в страну другого языка, если все, что я умею, это владеть родным языком?
- За то время, пока вы жили на Западе, у нас в литературе произошло одно серьезное изменение. Славянский писатель утратил мессианскую миссию, которую нес на себе со времен Достоевского, Толстого и Шевченко, и стал просто человеком, который рассказывает истории или играет со смыслами. Как вы считаете, литература от этого потеряла или нет?
- Только приобрела. Потому что это аномалия, когда общество нагружает писателя такими страшными обязательствами. Просто дело в том, что в авторитарной стране у человека нет возможности выразить себя в политике, общественной жизни, бизнесе, развлечениях. Остается только искусство. Сейчас все по-другому. Командуют деньги, бизнес, власть, а писатель оказался в роли развлекающего. И во всей массе выпускаемых книг серьезная литература занимает три-пять процентов. Примерно такое же соотношение и в странах со старыми устоявшимися демократиями. Я думаю, тут горевать не о чем.
- Но при этом литература теряет пассионариев, уходящих в другие сферы деятельности, которые не оставляют им времени на писательство...
- Писательство - не вопрос времени, писательство это вопрос невозможности не писать. Человек пишет тогда, когда не может не писать, чем бы он ни занимался. Даже если его рабочий день составляет шестнадцать часов, значит, он будет спать не восемь часов, а шесть, а два часа в день писать. А если нет, значит, он не писатель.
Мне, например, писать неинтересно. Сам процесс стучания по клавишам, появления букв на экране мне неприятен. Зато очень нравится, если это нужно для будущей книги, что-то придумывать, составлять планы, читать, ездить. А писать начинаешь уже тогда, когда не писать нельзя.
- Кстати, что вам дают поездки как писателю?
- Помимо удовлетворения природного любопытства, это еще и очень удобный опыт самоизучения. Кто-то им занимается, например, в процессе медитации, молитвы, соблюдая аскезу, а кто-то просто перемещает свое туловище по свету и смотрит, как он выглядит в тех или иных декорациях. Потому что важны ведь не только декорации, но и то, как ты себя в них ощущаешь. В Италии ты один, в Мексике другой. Путешествуя по миру, можно многое о себе узнать.
- На лекции "Литература как наслаждение" во львовском университете вы почти то же самое сказали о любимых книгах...
- Да, у каждого из нас есть несколько книг, которые проходят через всю жизнь. Ценность их в том, что ты их перечитываешь. Перечитывать текст - одно из самых наглядно полезных занятий, которые только существуют. Потому что шедевры литературы не меняются, но меняется твое восприятие их, и по тому, как оно меняется, можно немножко больше понять о себе.
Что касается книг, от которых я получаю удовольствие, тут у меня произошел довольно сильный перекос в сторону литературы нон-фикшн. Я все меньше и меньше читаю беллетристики. И, как показывает статистика, во всем мире число читателей биографий, мемуаров, исторической литературы и документальной прозы намного увеличилось. Думаю, что это объясняется тем, что двадцатый век вызвал у образованного читателя недоверие к идеологиям, а в итоге и к любому вымыслу. Факт все-таки врет реже и его можно проверить. От литературы нон-фикш я получаю сегодня истинное удовольствие. А что из прозы меня в последний раз приводило в восторг, уже и не помню.
- Может быть потому, что, по мнению многих, между "старым" и "новым" поколением писателей существует некий культурный разрыв?
- Совершенно с этим не согласен. Возьмем, например, современную украинскую литературу. Когда я читаю книги Андруховича или Жадана, я не вижу принципиальной разницы, хотя Андруховичу сорок семь лет, а Жадану тридцать четыре года, это уже другое поколение, которое почти не знает советской реальности. Я понимаю язык блоггеров и почти понимаю жаргон молодой московской шпаны. Так что никакого разрыва нет. Его не было даже в 1917 году. Понимаете, язык и полностью зависящая от него и производимая им культура - это колоссальный стихийный массив, для которого даже такое событие как Октябрьская революция - мелочь, не говоря уже о распаде Советского Союза. Набоков похвалил Ильфа и Петрова. Казалось бы, какие писатели могут отстоять друг от друга дальше, чем Набоков и Ильф и Петров? Но это только кажется, потому что язык у них один.
Безусловно, у нового поколения писателей и читателей меньше книжной культуры, но на самом деле они знают гораздо больше, чем старшее поколение. У нас знание было, может быть, гораздо глубже, но и гораздо уже и несвободнее.
Я выступал несколько лет назад во ВГИКе, и там один преподаватель рассказывал о советском фильме времен афганской войны, в котором главный герой уезжает и возвращается непонятно откуда. В финале на перроне вдруг появляется человек в шинели и на костылях, и тогда становится ясно, что парень уезжал по призыву на афганскую войну, и все предыдущее действие окрашивается трагедийными тонами. Преподаватель рассказывал об этом с восторгом, а я схватился за голову - сколько таланта и сил было потрачено на эту ерунду, на то, что в нормальном обществе можно и нужно сказать впрямую, как американское кино говорило о вьетнамской войне. В результате с вьетнамской войной покончило, как известно, американское общество, а не государство. А мы сегодня все еще должны ловить кайф от поэзии намеков? Да ерунда все это.
- Вы упомянули о блоггерах. Какое, по-вашему, влияние оказывает на литературу Интернет?
- Обогащающее. Блоги и живые журналы обогащают язык. Вообще, Интернету и связанной с ним электронной почте надо поставить памятник за то, что они возвратили людей к письму. Эпистолярный жанр, утраченный с эпохой телефона, вновь возродился. Сейчас люди опять, слава тебе господи, переписываются.
- Для каких читателей вы пишете, как вы их себе представляете, и меняется ли ваше представление о них?
- Честно говоря, пишу для себя. Но, конечно, нельзя писать только для себя. У меня есть первый читатель и главный редактор - моя жена, и буквально два-три литературных приятеля, чье мнение для меня ценно. А меняется ли мое представление о своих читателях? Нет, не меняется. Скажите, изменился ли читатель у Андрея Битова или Фазиля Искандера? Нет, не изменился. Просто раньше он сидел в научно-исследовательском институте, а сейчас у него средний бизнес. И меньше времени на то, чтобы читать.
http://www.expert.ru/printissues/ukraine/2007/41/interview_vayl/
"Эксперт Украина" No41 (137)/22 октября 2007
Док. 447465
Перв. публик.: 22.10.07
Последн. ред.: 26.05.08
Число обращений: 286
Вайль Петр Львович
|
