Александр Маковский: О кодификации законодательства об интеллектуальной собственности (Октябрь 2007)Назад
Александр Маковский: О кодификации законодательства об интеллектуальной собственности (Октябрь 2007)
На вопросы главного редактора журнала "ЗАКОН" Яна Пискунова отвечает научный руководитель Российской школы частного права, заслуженный деятель науки РФ, доктор юридических наук, профессор Александр Львович Маковский
Родился 21 ноября 1930 г. в г. Ленинграде. В 1953 г. окончил с отличием юрфак ЛГУ. С 1956 г. - м.н.с., с 1961 г. - с.н.с. ВИЮН, начал заниматься международным частным правом. В 1968-80 гг. - начальник отдела отделения морского права Государственного проектноконструкторского и НИИ морского транспорта "Союзморниипроект". В 1975-80 гг. участвовал в составе делегации СССР в Конференции ООН по морскому праву; вместе с Ф.Н. Ковалевым работал в ее III Комитете, занимаясь вопросами предотвращения загрязнения моря, режима арктических морей и др.; за эту работу награжден знаком "Почетный работник морского транспорта". С 1964 г. - член Морской арбитражной комиссии, с 1984 г. - Внешнеторговой арбитражной комиссии (ныне - МКАС) при ТПП. С конца 1980 г. работает во ВНИИ СЗ (ИЗСП); в 1985-91 гг. - зам. директора института. С 1991 г. - зам. председателя Совета Исследовательского центра частного права при Президенте РФ. В 1994-2006 гг. - председатель Совета Научно-консультативного центра частного права СНГ, образованного решением Совета глав правительств государств - участников СНГ. Принимал участие в подготовке проектов Основ гражданского законодательства СССР и союзных республик 1961 г., ГК РСФСР 1964 г., Кодекса торгового мореплавания СССР 1968 г.; был консультантом проектов ГК других союзных республик. Участвовал в подготовке проекта ГК Монгольской народной Республики, в связи с чем награжден Почетной грамотой СМ МНР. В 1968-80 гг. в качестве члена, советника и зам. руководителя делегаций в Юридическом комитете Межправительственной морской консультативной организации (ИМКО) и на ряде международных дипломатических конференций участвовал в подготовке и принятии многих международных конвенций по различным вопросам морского права. Участвовал в работе над проектом Конвенции о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения нефтью 1969 г. и Конвенции о создании международного фонда для компенсации ущерба от загрязнения нефтью 1971 г, Афинской конвенции о перевозке морем пассажиров и их багажа 1974 г., Конвенции об ограничении ответственности по морским требованиям 1976 г. и др. международных договоров. С 1987 г. вновь участвует в подготовке проектов законов по вопросам гражданского права - Закона СССР об индивидуальной трудовой деятельности. Закона СССР о собственности, Закона РСФСР о собственности. Руководил рабочей группой по подготовке проекта Основ гражданского законодательства СССР и республик. С 1991 г. - руководитель рабочей группы по подготовке проекта ГК РФ и с 1992 г. - проекта Закона о залоге недвижимости (ипотеке). В качестве председателя Совета Научно-консультативного центра част-ного права СНГ с 1994 г. руководит работой по подготовке модельных гражданско-правовых законодательных актов для стран СНГ, прежде всего модели Гражданского кодекса, который в 1994-96 гг. одобрен Межпарламентской ассамблеей государств - участников СНГ. Автор около 180 публикаций по различным вопросам гражданского, международного частного и морского права. Один из учредителей журнала "Вестник гражданского права".
- Александр Львович, какие сложности Вы предвидите в связи со вступлением в силу четвертой части ГК РФ?
- Мне кажется, что у опытных судебных работников никаких серьезных сложностей быть не должно. Прежде всего потому, что те нормы, которые были в прежних шести законах, почти все вошли в Кодекс. Я бы сказал, что весь опыт прежнего законодательства, за исключением того, что было в нем откровенно неудачно или просто ошибочно, - все вошло в Кодекс. Несколько иная (и, кстати, более ясная) система расположения норм и, как всегда при кодификации, какие-то редакционные изменения вряд ли могут запутать квалифицированного юриста. И для судьи найти в новом Кодексе то, что он знал по прежнему закону, мне кажется, не проблема.
Проблемы могут быть связаны с тем, что сейчас эти нормы не только формально входят в состав гражданского права, но фактически включены в корпус ГК. Если раньше все понимали, что эти нормы регулируют гражданские правоотношения и должны подчиняться общим положениям гражданского права об обязательствах, сделках, исковой давности, представительстве и так далее, но далеко не всегда обращали на это внимание, то сегодня на это не обратить внимания при всем желании нельзя. А это дает в руки тем, кто будет представлять интересы сторон в судах, более развитый инструментарий для оперирования в конкретном деле. Одно дело, когда юрист видит перед собой всего
несколько строк из Закона "Об авторском праве и смежных правах", касающихся передачи этих прав по лицензии, и совсем другое дело, когда он видит значительно более подробные, развернутые нормы о лицензированном договоре в четвертой части ГК. И еще он видит здесь же прямую отсылку к общим положениям ГК об обязательствах и о договорах. Он не может не задуматься: а не применяется ли и к авторским или патентным делам что-то еще оттуда? А не влекут ли эти общие правила ГК еще какой-то новый взгляд на давно и достаточно хорошо известные нормы? И это, конечно, процесс адаптации новых норм к старым, который требует времени. Речь идет о толковании новых норм в сочетании с общими положениями ГК, прежде всего положениями обязательственного права. Это первый момент, который может вызывать определенные сложности.
Второе. На мой взгляд, неудачно получилось с изданным летом 2006 года Постановлением Пленума Верховного Суда России No 15 "О некоторых вопросах применения законодательства об авторском праве и смежных правах", которое вышло всего за полгода до принятия четвертой части ГК. Не хочу сказать, что это "горчица после обеда", но дело в том, что там есть вещи, которые с 1 января просто устареют и должны быть исключены. В Постановлении присутствуют отсылки лишь к нормам закона, которые хотя еще и будут применяться, но применяться только к ранее возникшим правоотношениям. Сегодня такое постановление должно было бы содержать по крайней мере отсылки как к старым, так и к новым нормам. Мы говорили с работниками Верховного Суда, с заместителем Председателя Суда о том, что надо было бы это Постановление пересмотреть, чтобы оно не вводило никого в заблуждение.
Есть, конечно, и вытекающие из четвертой части ГК вопросы, с которыми правоприменители пока еще не сталкивались, и когда начнут возникать соответствующие отношения, судьям придется не просто применять новый закон, но и, как всегда, давать ему судебное толкование. Но кардинальных трудностей быть не должно. В преддверии принятия четвертой части ГК не раз писалось, что судьям надо чуть ли не переучиваться заново. Думаю, что это весьма сильное преувеличение. Кстати говоря, мы давноуже у себя в Центре сделали сравнительные таблицы прежних законов и четвертой части Гражданского кодекса, которые можно было бы издать и предложить практикующим юристам. Но пока эти таблицы никого не заинтересовали.
- На Ваш взгляд, когда можно будет ожидать разъяснений высших судебных инстанций в отношении четвертой части ГК РФ?
- У нас уже было несколько бесед с заместителями Председателей Высшего Арбитражного Суда и Верховного Суда о возможном предварении вступления в силу четвертой части ГК совместным постановлением пленумов двух высших судебных инстанций страны. Если помните, такое постановление было издано перед вступлением в силу первой части ГК, и оно до сих пор имеет широкое применение. Наверное, было бы неплохо и сейчас издать такое постановление, и в нем прежде всего обратить внимание на новые нормы и институты, на те новеллы, которые придают несколько иной смысл и значение старым нормам. Именно обратить внимание, не давая пока их толкования, потому что практики еще нет, но вместе с тем сказать судам, что есть новые отношения, которые ранее нормами этой отрасли права не регулировались, есть новые решения старых вопросов, и т.д. Думаю, это было бы полезно. Разговор об этом начат был еще в мае, но пока ничего не изменилось.
- Можно ли констатировать, что те опасения, которые высказывались перед принятием четвертой части ГК РФ относительно того, что это негативно повлияет на переговорный процесс по вступлению России в ВТО, оказались напрасными?
- В феврале в Женеве состоялось заседание рабочей группы, на котором рассматривались именно вопросы интеллектуальной собственности, связанные с принятием четвертой части ГК. Оно было достаточно кратким, потому что наши западные коллеги, хотя и выразили намерение провести такое обсуждение, реально совершенно не были к нему готовы. После этого мы получили отдельные вопросы и замечания по четвертой части ГК от делегаций нескольких стран в ВТО. На все эти вопросы и замечания даны подробнейшие ответы. В конце сентября должен пройти новый раунд этих переговоров, тогда можно будет сказать, каково окончательное отношение наших партнеров по вступлению в ВТО к четвертой части ГК.
Замечания, на которые мы давали ответ, делятся на несколько групп. Большая группа замечаний связана с непониманием текста. Ничего странного в этом нет. Наши коллеги впервые сталкиваютсяс текстом по интеллектуальной собственности, включенным в Гражданский кодекс, сталкиваются с неудачным перево-
дом. Они с трудом ориентируются в тексте, который содержит 300 с лишним статей. И не найдя норму там, где, как им казалось, она должна была бы быть, они считают, что ее в ГК вообще нет. Приходится обращать на это их внимание, объяснять, почему эта норма в другом месте, почему она имеет другую редакцию, и т.д. Таких замечаний много, примерно около трети.
Вторая треть замечаний касается норм, которые почти дословно воспроизводят то, что было в прежних российских законах. Ранее эти нормы, существующие уже 15 лет, вопросов не вызывали. Думаю, что при очередной встрече будем выяснять эти недоразумения.
Есть большая группа норм, которые связаны с ложными опасениями наших иностранных коллег. Настороженность в области законодательства об интеллектуальной собственности вызывают те нормы, которые ограничивают права авторов и правообладателей. Раньше в нормах Патентного закона о принудительных лицензиях никто не видел никаких противоречий международным соглашениям. Сейчас, учитывая, что это вопрос довольно принципиальный, мы в общую часть этого раздела ГК включили норму, в соответствии с которой результаты интеллектуальной деятельности могут использоваться на основании принудительной лицензии в случаях, предусмотренных Кодексом (но не другими законами), причем никаких новых случаев, кроме тех, которые были в действующем законодательстве, в Кодексе нет. Но эта норма общей части вызывает вопрос: как вы вводите такое страшное ограничение? Приходится объяснять, что сама эта норма чисто отсылочная, она ничего не решает, а конкретные нормы Кодекса на этот счет - те же, которые были в прежних законах.
Есть вопросы, которые будут, наверное, предметом дебатов, но их немного. Это заметно, в частности, по тому, что например, от Европейского Союза мы получали замечания дважды. Но если сначала это был большой перечень замечаний, может быть, около 20 вопросов, то потом, после того как мы ответили, там остались буквально 3-4 вопроса.
Если подводить какой-то итог обсуждению четвертой части ГК в связи с нашим вступлением в ВТО, то можно сказать, что вопросы и замечания, которые возникают, это в большинстве случаев следствие непонимания текстаКодекса, непонимания нашего законодательства, его системы, непонимания перевода либо это замечания (исходящие в основном от США) как предлог, чтобы придержать нас на пути вступления в ВТО. Причем все понимают, что главное, что волнует, в частности, США, это, конечно, борьба с пиратством, с контрафактной продукцией, а не текст ГК. Вопросы по четвертой части ГК - это не те вопросы, которые реально служат препятствием для вступления России в ВТО. Я уверен, что можно взять законодательство любого европейского государства, сравнить с соответствующим международным договором по интеллектуальной собственности и найти массу разночтений. Но так вопрос никто не ставит, эти государства давно уже в ВТО, а большинство из них являются создателями этой организации.
- На Ваш взгляд, что кодификация даст обороту? Какие позитивные изменения можно ожидать в правоприменительной практике и в целом в регулировании отношений, связанных с интеллектуальной собственностью, благодаря принятию четвертой части ГК РФ?
- Это всегда трудный вопрос. Если речь не идет о достаточно узких по содержанию нормах, ну, скажем, каких-то нормах о налогах, нормах о ценных бумагах, трудно сказать, что конкретная норма реально даст обороту, бизнесу, в данном случае - авторам.
Первое - кодификация придаст, на мой взгляд, большую ясность и определенность законодательству, большую стабильность.
Кодекс должен гораздо лучше выполнять регулирующую роль, чем отдельные законы. Четвертая часть ГК - это в общем-то стройная система норм, достаточно ясная, основанная на одной концепции. Система, в которой нормы по одним и тем же вопросам, касающиеся разных институтов, согласованы друг с другом. Вы можете взять четвертую часть, посмотреть, скажем, общие статьи об исключительном праве в главе 69 и статьи об исключительных правах отдельных видов в других главах, их порядка 16-17 - об исключительном авторском праве, смежных правах, исполнении, фонограммах, патентах и т.д. Они ведь все кроме того, что в своей главе прорабатывались, еще и выверялись "по вертикали". Чтобы там, где есть расхождения между ними, эти расхождения были обоснованными, а не случайными.
Точно так же обстоит дело с нормами о сроках действия исключительных прав, точно так же - с нормами о территориальной сфере их действия. Есть порядка 10-12 параметров, если так можно выразиться, по которымпроводились "вертикальные" сопоставления этих норм.
Сказать, что ГК вообще без недостатков, я не могу. Наверняка какие-то ошибки будут выявляться. Это большой акт, который делался в короткий срок. Срок в целом был не таким коротким, работа над четвертой частью ГК, по сути дела, началась еще тогда, когда первую часть делали. Потом этот раздел об интеллектуальной собственности сдвигался, сдвигался по мере продолжения работы над Кодексом, из первой части переехал во вторую часть, потом в третью и в результате - в четвертую. Но на последний этап было отведено мало времени. А прошлый год, который можно было бы посвятить тщательной отработке текста, практически ушел на никому не нужные препирательства в средствах массовой информации.
Главное достоинство четвертой части ГК - это большая определенность, большая ясность, системность закона. И это стабильный закон. В целом, мне кажется, это на пользу обороту.
- Нарушает ли норма статьи 1266 ГК РФ о неприкосновенности произведений и запрете их несанкционированного комментирования и иллюстрирования свободу слова и как данная норма скажется на судьбе российских СМИ? Может ли автор в договоре передать права на комментирование своих произведений или он вправе каждый раз отдельно одобрять такие действия?>
- Ответ на этот вопрос в известной мере содержится в самой статье 1266 ГК. Там сказано, что без согласия автора нельзя "снабжать" его произведение комментариями, иллюстрациями, предисловием и т.д. Иными словами, даже вполне правомерно публикуемое или выставляемое произведение недопустимо сопровождать пояснениями, рисунками и тому подобными дополнительными элементами, если автор не дал на это согласия. Цель этого правила вполне очевидна - предотвратить искажение того восприятия произведения, на которое рассчитывал автор.
В то же время это правило никоим образом не представляет собой запрет комментировать, критиковать, анализировать, объяснять, иллюстрировать чужие произведения, не спрашивая на это у автора разрешения. Но при обязательном соблюдении двух условий. Во-первых, отдельно от самого объекта критики или комментирования: как говорится, котлеты отдельно, а мухи отдельно. И во-вторых, в этически допустимой форме. Разумеется, сохраняет силу и правило о свободе цитирования.
Вряд ли стоит в зависимость от права на неприкосновенность произведения ставить судьбу средств массовой информации. Нелишне напомнить, что ГК ввел правило о свободе пародии и карикатуры.
Что касается права автора заранее давать согласие на комментирование кем-либо его произведений, то возражать против такой возможности вряд ли стоит. Это, по сути дела, вопрос доверия автора к тому, кто будет таким комментатором. Вряд ли такие разрешения будут часто даваться авансом, независимо от содержания будущего комментария.
- Что включено в понятие заинтересованных лиц, уполномоченных согласно статье 1266 ГК защищать честь, достоинство и деловую репутацию авторов после их смерти? Какие лица, кроме наследников авторов, получат такое право?
- Хочу обратить внимание на то, что норма части четвертой ГК, на которую Вы ссылаетесь, лишь на первый взгляд может показаться новой. Во-первых, она есть частный случай применения общего правила, установленного еще в 1994 г. в пункте 1 статьи 150 ГК. Правда, там говорится о защите личных неимущественных прав умершего "другими лицами". Во-вторых, у этой нормы есть прямой прототип в установленной тогда же статье 152 ГК, где предусмотрена возможность защиты чести и достоинства гражданина после его смерти "по требованию заинтересованных лиц".
Ничего принципиально отличного от этих норм в статье 1266 ГК нет. Но это, конечно, не значит, что круг "заинтересованных лиц" в случаях защиты чести и достоинства умершего и защиты неприкосновенности произведения после смерти автора полностью совпадает. Не исключаю, что в последнем случае он может оказаться шире. Например, на защиту неприкосновенности художественного произведения могут встать и те, для кого небезразлична судьба отечественной культуры, вне зависимости от их отношения к личности автора.
- Статьи 1266, 1268, 1269 ГК посвящены таким правам, как право на неприкосновенность произведения, право на обнародование произведения и право на отзыв. Как Вы считаете, к какому виду прав относятся данные права (исключительные или личные неимущественные, а возможно, иные) и можно ли передавать данные права третьим лицам?
- Отвечая на этот вопрос, наверно, стоит напомнить, что субъективные гражданские права делятся на имущественные и неимущественные. При этом неимущественные права всегда, а имущественные - лишь некоторые связаны с личностью правообладателя.
Все права, которые Вы назвали, - право на неприкосновенность произведения, право на его обнародование, право на отзыв обнародованного произведения, - все они представляют собой неимущественные права. Вопросы о их природе обычно возникают потому, что в то же время все они тесно или не очень, но переплетаются с имущественными правами автора.
Например, очевидно, что от грубого искажения произведения, нарушающего право на неприкосновенность, может очень серьезно пострадать карман автора. Но не менее очевидно, что защищать свое произведение от произвольных изменений, плохих иллюстраций и т.п. автор может и тогда, когда его имущественным интересам ничто не угрожает.
Почти сливается с исключительным правом право на обнародование произведения. Авторы произведений литературы, науки и искусства, исполнители, другие обладатели смежных прав практически не в состоянии осуществить свои исключительные права, не приняв решение об обнародовании произведения, записи исполнения, фонограммы. Но, с другой стороны, разрешение на обнародование произведения может быть автором дано, а использование этого произведения при его жизни может по каким-то причинам не состояться.
Право на отзыв определено в статье 1269 ГК как "право отказаться от ранее принятого решения об обнародовании произведения". Пользуясь процессуальным языком, можно сказать, что это как бы "поворот" обнародования, такое своеобразное восстановление прежнего состояния. Очевидно, что такое право на отмену состоявшегося осуществления неимущественного права на обнародование тоже представляет собой право неимущественное. И то обстоятельство, что осуществление права на отзыв может повлечь предусмотренные законом имущественные последствия, как правило, серьезные, не меняет природы этого права.
Сложнее на первый взгляд ответить на заданный Вами вопрос о том, может ли автор передавать названные права другим лицам. Ведь по Кодексу личные неимущественные права автора неотчуждаемы и непередаваемы, а отказ от них ничтожен. Так императивно гласит закон в статье 1228 ГК. Тем не менее защита неприкосновенности произведения возможна, я бы даже сказал - необходима, и после смерти автора. Любой обладатель исключительного права на произведение, не обнародованное при жизни автора, вправе это сделать.
Противоречия здесь нет. Со смертью автора его личное право на неприкосновенность своего произведения прекращается. Другие же лица, названные в статье 1267 ГК, осуществляют не принадлежавшее прежде автору его личное право, а свои собственные основанные на законе правомочия. В этом нетрудно убедиться, обратив внимание на то, что круг этих лиц не ограничивается наследниками автора. Самостоятельным, не унаследованным от автора правом является и правомочие обладателя исключительного права на произведение разрешать внесение в него изменений после смерти автора: это правомочие чие значительно у #8242;#61472;же авторского права на неприкосновенность и в отличие от него весьма четко ограничено законом. Так же обстоит дело и с правом на обнародование произведения, не обнародованного при жизни автора.
Наконец, вопрос об "иных" правах, упомянутых в статье 1226 ГК. На мой взгляд, речь идет об имущественных правах, но правах "иных", чем исключительное право, и притом о правах, связанных с личностью автора. Отсюда и ограничение (для права следования) или даже невозможность (для права доступа) перехода этих прав к другим лицам.
- В статье 1259 ГК РФ об объектах авторских прав к числу объектов, на которые распространяются авторские права, отнесен персонаж произведения. Как определить лицо, у которого возникают права на подобный объект, если произведение переработано, например, в аудиовизуальное? Права возникают у автора исходного произведения, художника-мультипликатора, актера, исполнившего роль, костюмера, придумавшего образ, или др. Здесь же возникает вопрос о правах на "кадр" аудиовизуального произведения. С учетом положений пункта 4 статьи 1317 можно ли говорить, что здесь идет речь как раз о правах на "кадр"?
- Давайте на минуту забудем о персонажах. Лучше вспомним о том, откуда взялась норма ГК, о которой Вы упомянули и которая их теперь защищает. По сути дела, эта же норма есть в действующемпока Законе "Об авторском праве и смежных правах", в его статье 6, в пункте 3. Только вот персонаж в ней не фигу-
рирует. А главное в этой норме - и прежней, и новой - другое: "часть произведения" (любая, включая название!) является объектом авторского права, если она есть результат творческой деятельности и может использоваться самостоятельно. Неужели персонаж в меньшей степени удовлетворяет этим условиям, чем название произведения? Вспомните хотя бы, сколько персонажей из "Семнадцати мгновений весны" пошло гулять по рекламным роликам! А Винни-Пух? А кот Матроскин? А пресловутый Чебурашка? Это, по сути дела, уже даже не части произведения, а самостоятельные творческие создания, талантливые, а то и гениальные! Почему же право на них защищать не надо, а на название надо? Кстати, боюсь, что, если бы Вы задали мне вопрос не о персонаже, а о названии произведения, я оказался бы в более сложном положении.
Теперь о персонажах, возникающих в результате переработки произведения. Представляется, что правовой проблемы здесь вообще быть не должно. Общее решение дано в статье 1260 ГК, в которой сказано, что авторские права на производное произведение охраняются как права на самостоятельные объекты авторских прав независимо от охраны прав автора оригинального произведения. И вполне мыслимы, и в реальной жизни бывают ситуации, когда персонаж оригинального произведения, подвергшегося переработке, безлик, ординарен и никому, даже плагиаторам, неинтересен, в то время как в производном произведении - в фильме, в спектакле и т.д. - он расцветает яркими красками и имя его становится нарицательным.
Другой вопрос, который Вы затрагиваете, - кто из создателей персонажа в каждом данном произведении должен считаться его автором. Этот вопрос должен решаться уже по правилам о соавторстве. В конкретном случае его решение может оказаться трудным, но правила для этого есть и в прежнем законодательстве, и в статье 1258 ГК.
В связи с Вашим вопросом о праве на "кадр" хочу обратить внимание на то, что в пункте 4 статьи 1317 ГК лишь воспроизведена в иной редакции та норма, которая есть и сейчас в пункте 6 статьи 37 Закона "Об авторском праве и смежных правах". Только в ГК этот вопрос стал частью более общей проблемы авторских прав участника создания сложного объекта. Принцип ее решения заключается в том, что в отношении использования подобного произведения (в том числе аудиовизуального) именно в качестве сложного объекта определенное преимущество имеют права лица, организовавшего его создание. Но там, где компоненты, составляющие сложный объект, начинают использоваться в их собственном качестве, авторское право действует в его обычном, традиционном режиме.
- Четвертая часть ГК РФ специально вводит понятие "распоряжение исключительным правом", включая возможность отчуждения такого права. Значит ли это, что, поскольку в действующем законе специально не сказано о возможности отчуждать исключительные авторские права, подобные действия являются незаконными (включая уступку прав по авторскому договору)?
- Не вижу никаких препятствий, в том числе и формальных, для полного отчуждения исключительного права автора другому лицу на основании действующего пока законодательства.
Вопрос этот постоянно возникает из-за чрезвычайно путаной и нелогичной статьи 30 Закона "Об авторском праве и смежных правах". При желании ее можно истолковать как допускающую лишь лицензионные авторские договоры. Но тогда как объяснить, что в том же самом Законе не предусмотрены никакие ограничения в отношении отчуждения по договору исключительного права исполнителя или исключительного права производителя фонограммы?
Кроме того, нельзя забывать, что действуют общие нормы ГК об основаниях возникновения гражданских прав и обязанностей, о свободе договора, прямо допускающие заключение договоров, не предусмотренных законом, но не противоречащих ему. Чтобы утверждать, что отчуждение исключительного права автора по прежнему Закону недопустимо, надо доказать, что такой договор этому Закону противоречит. На мой взгляд, обосновать такой вывод формальными доводами трудно, а доказать его логичность - невозможно.
- В пункте 1 статьи 1243 ГК, посвященной коллективному управлению, сказано, что организации, осуществляющие управление правами на коллективной основе, заключают с пользователями лицензионные договоры. В данной статье ничего не говорится о том, что условия таких договоров должны быть одинаковыми для пользователей одной категории, в отличие от пункта 3 статьи 45 Закона "Об авторском праве и смежных правах". Значит ли это, что условия лицензионных договоров, заключаемыхв интересах пользователей организациями по
коллективному управлению, могут разниться для пользователей одной категории? По каким положениям могут присутствовать различия (ставки)?
- Насколько я помню, вопрос этот специально обсуждался при подготовке проекта части четвертой ГК. От того положения прежнего Закона, о котором Вы вспомнили, отказались вполне сознательно. Дело в том, что лицензионные договоры с пользователями заключаются на определенный срок и в течение действия этих договоров становится очень хорошо видно, что так называемые пользователи "одной категории" ведут себя совсем не одинаково. Неодинаково прежде всего в том, что касается их добросовестности, точности и аккуратности исполнения ими договоров. Почему же договоры на новый срок должны заключаться на одинаковых условиях и с теми, кто безупречно исполняет свои обязательства, и с теми, кого через раз приходится ловить за руку?
Вы можете мне возразить, указав на тот же пункт 1 статьи 1243 ГК, в котором организации по управлению правами на коллективной основе дано право отказать пользователю в заключении лицензионного договора, если для этого имеются "достаточные основания". Но Вы уверены, что от этого выиграют правообладатели? Скорее всего они-то как раз и пострадают в первую очередь. Между тем ужесточением условий договора можно хотя бы попытаться привести жуликоватого пользователя в чувство.
Разумеется, такой подход требует от организаций по управлению правами на коллективной основе постоянного ведения серьезной договорной работы.
- Четвертая часть ГК существенно изменила правила регулирования отношений по поводу служебных произведений. В пункте 3 статьи 1295 ГК описана ситуация, когда работодатель не воспользовался своим правом на служебное произведение в течение определенного периода и оно перешло к автору, однако законодатель оставляет за работодателем право осуществлять использование служебного произведения в пределах служебного задания. Нужно ли работодателю в такой ситуации выплачивать работнику вознаграждение, предусмотренное частью 3 статьи 1295 ГК?
- Очень важное значение для понимания и верного применения режима служебных произведенийимеют два момента, прямо отмеченные в законе. Прежде всего, и это главное, речь идет о произведении, созданном работником во исполнение трудовых обязанностей. Из этого вытекает и возможность решения вопроса о том, кому принадлежит исключительное право на такое произведение, тоже в трудовом договоре. И когда Кодекс далее устанавливает, что размер вознаграждения за служебное произведение, условия и порядок его выплаты определяются договором работодателя с работником, то он тоже имеет в виду в первую очередь трудовой договор (хотя и не только его).
Все это означает, что область служебных произведений, равно как и иных служебных результатов интеллектуальной деятельности, это та область отношений, где регулирование осуществляется не только гражданским, но и, в установленных им пределах, трудовым правом.
Регулирование в ГК отношений по поводу специального вознаграждения работника за служебное произведение состоит, на мой взгляд, в том, что право на такое вознаграждение работник приобретает тогда, когда работодатель получает на это произведение исключительное право. Это вознаграждение есть определенная плата за те широкие возможности использовать произведение любым не противоречащим закону способом, которые в этих случаях получает работодатель.
Если же исключительное право на произведение сохраняется за автором, а использование произведения работодателем ограничено указанными в законе пределами, компенсация труда работника за такое использование в принципе выражается в его заработной плате. В то же время вряд ли могут вызвать возражения условия трудового договора об отдельном, дополнительном его вознаграждении за служебное произведение и в этих случаях.
- Как, на Ваш взгляд, будет использоваться включенное в часть четвертую ГК право на коммерческое обозначение? Не нанесет ли этот институт вреда правовой защите товарных знаков?
- Правовая охрана коммерческого обозначения прямо предусмотрена Парижской конвенцией об охране промышленной собственности 1883 г. Россия участвует в этой Конвенции и должна выполнять вытекающие из нее обязательства. Конвенция в статье 8 устанавливает, что охрана коммерческого обозначенияв участвующих в ней государствах не может быть поставлена в зависимость от регистрации обозначения или
иных формальностей. Уже хотя бы поэтому давно существующий в отечественном законодательстве институт фирменного наименования не может рассматриваться как эквивалент коммерческого обозначения, а перевод на русский язык этого понятия: le nom commercial - "фирменное наименование", неверен принципиально.
Важно, что по Парижской конвенции коммерческое обозначение является самостоятельным объектом правовой охраны: как сказано в Конвенции, оно охраняется независимо от того, является ли или не является частью товарного знака. Таким образом, сама Парижская конвенция в принципе не исключает возможности коллизии права на коммерческое обозначение с правом на товарный знак.
Однако вероятность таких коллизий существенно снижается рядом обстоятельств. И главное из них - как правило, локальная сфера действия коммерческого обозначения. Коммерческое обозначение обычно используется "для индивидуализации одного или нескольких предприятий", по бо#8242;#61472;льшей части торговых или предприятий обслуживания - ресторанов, баров, мастерских и т.п. Исключительное право на коммерческое обозначение возникает лишь при условии, что это обозначение "является известным в пределах определенной территории".
Другой существенный ограничитель возможных коллизий между собственно товарными знаками и коммерческим обозначением - предназначение и использование их для несовпадающих целей и несовпадающих видов объектов.
Если же тем не менее тождественность или сходство до степени смешения товарного знака или знака обслуживания, с одной стороны, и коммерческого обозначения, с другой - создает опасность введения потребителя в заблуждение, то наиболее справедливым принципом разрешения возникшей коллизии должен быть принцип приоритета ранее возникшего исключительного права. Этот принцип и закреплен в ГК, в статье 1252.
Иногда ссылаются на то, что, дескать, назвав захудалую пивную "Кока-Кола", можно оспорить существование соответствующего товарного знака. Думаю, что это глупость. Последствия злоупотребления правом предусмотрены Гражданским кодексом и всем хорошо известны, равно как и специально предусмотреннаязаконом возможность защиты от недобросовестной конкуренции.
- Расскажите, пожалуйста, о Российской школе частного права. В чем преимущество Школы перед иными юридическими учебными заведениями?
- Российская школа частного права возникла вроде бы случайно. В 1994 году, когда шла интенсивная работа над первой частью ГК, во время одного из поздних вечерних "перекуров" кто-то из нашей рабочей группы вслух спросил: "Создаем во многом совершенно новое для нынешней России гражданское право, а кому его придется применять? Тем, кто вырос на примитивных институтах советского времени и кто сейчас учится по старым учебникам? Кто и когда будет этих ребят переучивать?" Благодаря стараниям С.С. Алексеева и С.А. Хохлова от этого разговора до создания Школы прошло полгода. Школа появилась на свет как послевузовское образовательное учреждение с двухлетним циклом обучения на основании Указа Президента России от 7 июля 1994 г. Этим же актом было установлено, что Школа готовит магистров частного права. Кроме выпускников Школы, других таких магистров в России нет. Основные функции и направления деятельности Школы в настоящее время установлены Указом Президента Российской Федерации от 16 июня 2007 г.
В 2007 году состоялся одиннадцатый выпуск Школы. За прошедшие годы из ее стен в Москве и Екатеринбурге вышли почти 500 магистров. Около 50 из них защитили кандидатские диссертации, один - С.В. Сарбаш - докторскую. Многие выпускники Школы работают в системе арбитражных судов, в других государственных органах, в различных юридических фирмах. У многих из них вышли в свет монографии.
Школа всегда отличалась тем, что во главу угла ставила личность преподавателя: главное, кто учит. И сейчас в Школе преподают многие ведущие цивилисты - профессора В.Ф. Яковлев, В.В. Витрянский, Е.А. Суханов, М.Г. Розенберг, Г.А. Гаджиев, Л.О. Красавчикова, К.И. Скловский, Б.Я. Полонский, Л.А. Новоселова, А.С. Комаров, В.А. Дождев, В.П. Звеков и многие другие, в том числе и выпускники Школы. Таким составом преподавателей не может похвастать ни один юридический вуз страны. Профессионалы высокого класса, люди, увлеченные своим делом, они увлекают им и слушателей Школы. Куда бы потом "ни бросила судьбина" наших магистров "и счастье куда б ни повело", они уже никогда не останутся равнодушными к гражданскому праву.
