Есть ли в России независимый суд? Официальные власти на этот вопрос отвечают положительно, ссылаясь на то, что в стране успешно завершилась судебная реформа. Но в среде специалистов существует другое мнение, основанное на юридической практике: Россия находится в состоянии контрреформы правосудия.
Обосновывает эту позицию Тамара Морщакова, заместитель Председателя Конституционного суда РФ в отставке, Советник Конституционного суда РФ, профессор, доктор юридических наук.
Четыре кризиса правосудия
A свое время я очень часто и много публично говорила о том, какие замечательные и светлые задачи стоят в области судебной реформы. Оглядываясь назад, оценивая нынешний момент, я все больше думаю о необходимости подвести некоторый итог, не столько оптимистический, сколько печальный, и констатировать многочисленные кризисы в этой сфере.
Реформа в области судебной деятельности и правосудия имела в виду всего две цели: суды должны были обрести действительно властные полномочия и независимость. Однако в процессе достижения этих простых целей мы столкнулись с несколькими кризисами.
Первый - кризис доверия к суду: российские граждане ему не верят. Почему? Судебные органы выносят массу необоснованных решений, причем не оттого, что не находят аргументов, а потому что на суды оказывается давление. Преодолеть это явление внутри себя суды не могут: с помощью существующих судебных инстанций такие ошибочные решения не исправляются. Отсюда второй кризис - кризис эффективности правосудия. Третий кризис заключается в том, что сама судебная власть и ее носители не верят в желание государства обеспечить независимое правосудие. Это значит, что сами судьи, потеряв всякую надежду на то, что им позволят работать так, как положено, перестают стремиться к этому вообще.
Есть и четвертый кризис, который является кризисом права. Право как таковое не может быть защищено, если судебная система не работает. Оно становится бессмысленным, бессмысленной становится даже юридическая наука, потому что она должна обслуживать право. Более того, становится бессмысленной сама юридическая профессия.
В первые годы становления демократической России юристы были необычайно востребованы. Об этом можно судить по громадному количеству юридических вузов, которые появились в стране. Теперь говорят, что юристов больше не нужно. Может быть, действительно, некоторые вузы необоснованно взяли на себя миссию - готовить юридические кадры, не имея для этого достаточно качественного состава преподавателей.
Однако дело даже не в этом. Чему должна учить юридическая профессия? Прежде всего, тому, что действующее право гарантировано механизмами, которые государство предусматривает для того, чтобы законность и право торжествовали в обществе, для того, чтобы существовало такое общество, в котором законы обязательны для всех. Такого механизма нет. Присутствует единственное звено механизма такого рода - это суды, которые всегда должны выступать конечным гарантом в любой спорной правовой ситуации. Если суд таким гарантом не выступает - все остальное теряет смысл.
Суд нуждается в защите общества
Кризисное положение судебной власти свидетельствует о кризисе власти в России вообще. Если мы имеем легитимную, конституционно оформленную власть, а это так, то мы должны считать, что все взятые ею на себя в соответствии с Конституцией обязательства должны выполняться. Но власть не выполняет одну свою очень системную обязанность - обязанность организации государственной власти на основе принципа разделения властей, который гарантирует равновесие этих властей. Систему сдержек и противовесов при осуществлении законодательной и исполнительной власти должна обеспечивать судебная власть. Если она не может этого делать, значит, система разделения властей как таковая у нас не существует.
Теперь к печальному обстоятельству, непосредственно из этого вытекающему. Разделение властей многие часто оценивают, как вещь, необходимую для того, чтобы власти могли как-то выстроить отношения между собой. Конечно, это необходимый промежуточный результат системы разделения властей, но цель этого разделения заключается в том, чтобы избежать узурпации власти в государстве, которая всегда направлена против человека, против защиты его прав. Избежать этого, значит, охранять права людей - вот главная цель принципа разделения властей, обособленного существования внутри триады властей. Таким образом, кризис государственной власти я считаю ярко выраженным в ее отношении к судебной власти, во взаимоотношениях, сложившихся именно между тремя ветвями государственной власти. Только государство, которое стремится к каким-то правовым идеалам, выступает с такой инициативой самоограничения. Только в порядке такого самоограничения признается значение судебной власти. Здесь государство своих обязательств не выполняет.
Конечно, сами суды, сколько бы они не стремились к своей самостоятельности, независимости, никогда не могут, благодаря самим себе, их обрести. Более того, суды всегда будут объектом наступления со стороны других ветвей власти, которые будут пытаться урезать полномочия судебной власти. Если у судов нет защитника в лице общества, то их дело безнадежно. Именно поэтому я считаю, что нужно говорить о судебной власти с самой широкой аудиторией не только юристов-профессионалов.
Зачем нужен независимый суд?
Судебная власть нужна только для того, чтобы обеспечивать справедливость правосудия. Этот постулат можно найти в Европейской конвенции о правах и свободах человека. Шестая статья конвенции определяет задачи, которые должна реализовать любая страна, если она хочет добиться справедливого правосудия. Россия должна добиться воплощения этой идеи хотя бы потому, что она обязалась следовать мировым стандартам, подписав международные договоры, пакты о гражданских и политических правах.
Иногда из Госдумы раздается: "Что, Европа нам указ?". Да, указ, потому что мы и в 17-й статье своей Конституции записали, что Россия обеспечивает у себя в стране права и свободы согласно общепризнанным принципам международного права и нормам международных договоров Российской Федерации. Мы сами сказали, что мы будем это делать так, как это общепризнано.
Взяв на себя это обязательство, конечно же, мы должны следовать ему в полном объеме, который выражается в четкой формулировке: каждый человек при определении его прав и обязанностей или при рассмотрении выдвинутого против него в суде уголовного обвинения имеет право на рассмотрение его дела независимым, беспристрастным, компетентным судом при обеспечении каждому участнику доступности всей, касающейся его прав, информации и при признании равенства его прав по сравнению с другими участниками процесса. Все. Больше ничего не должна обеспечивать судебная реформа.
Финансовый вопрос
Подписывая в 1998 году Европейскую конвенцию, Российская Федерация обязалась финансировать суды с каждым годом все лучше и лучше. Может быть, сейчас это остается хотя и не до конца выполненным, но почти единственным пунктом, который мы соблюдаем.
Правда, выделяемые средства не позволяют наращивать материально-организационную базу правосудия. В судах нет компьютерных баз, чтобы публиковать все судебные решения, что является необходимым требованием, вытекающим из международных стандартов, требованием, которое предъявляется всегда гласному правосудию. На это у нас пока нет денег.
(Впрочем, требование о публикации судебных решений встречает отчаянное противодействие со стороны судей. Понятно, ведь каждое судебное решение может стать предметом критики. Предметом гласности будут не только правовые, но и грамматические ошибки, а самое главное - был ли заказ со стороны).
Имею право
Если говорить о нереализованных задачах в ходе судебной реформы, то нужно сказать, что, прежде всего, не реализуются в судах принадлежащие гражданам в правосудии права. Это очень печально.
Какие же права принадлежат гражданам в правосудии и не могут быть реализованы? Начнем с главных, которые прописаны не в главе о судебной власти, которая посвящена организации судов, а в главе о правах и свободах, которые Конституция Российской Федерации рассматривает как естественно принадлежащие всем гражданам Российской Федерации и признаваемые всеми властями. Там зафиксирована масса тех прав, которые граждане могут использовать в правосудии. Провозглашается: "Каждый имеет право на рассмотрение его дела судом, к компетенции которого данное дело отнесено законом". Есть понятие законного суда по Европейской конвенции. Реализовано ли это у нас? Говорят, что да. С внешней точки зрения можно даже согласиться с этим в какой-то мере. Компетенция судов определена законом. Но она определена таким образом, что все дела определенных категорий отнесены к подведомственности, подсудности какого-то судебного органа. Распространяется эта подсудность по территории: районный суд, мировой суд, областной суд. Вроде бы ясно, как должны распределяться дела по территориальному признаку, понятно, какие категории дел могут рассматривать эти суды. Но конвенция и Конституция имеют в виду, что каждый гражданин имеет право на рассмотрение его дела судом, определенным законом для его дела. А мы с вами имеем всю массу дел, поступающих от граждан на этой территории, в определенный суд.
Что происходит дальше? Как "образуется" судья для конкретного дела? По указке судейского начальника. До сих пор в российских судах на всех уровнях не обеспечено хотя бы регламентной нормой в суде, как распределяются дела между судьями конкретного суда. В результате: распределение дел - обязанность председателей судов. Они могут делать это как хотят. Они могут давать трудные дела одному, простые дела другому. Дела, по которым с судьей можно договориться, распределять судье, с которым можно договориться.
Второй момент связан с неограниченными полномочиями судейской бюрократии. Судейская система не обеспечиваем нам с вами очень многие права, предусмотренные для граждан в правосудии. Вот первое - законный суд для каждого дела. Берем следующее право. Например, арест по судебному решению. Арест - ограничение личной свободы и неприкосновенности гражданина. Теперь, согласно всем законам, он введен только по судебному решению. На самом деле это ничего или почти ничего нам не дало, потому что всю процедуру судебного санкционирования ареста выстроили не очень правильно. Судья, который рассматривает вопрос об аресте, потом начинает рассматривать и дело по существу. И это лишает суд в дальнейшем объективного подхода к рассмотрению дела. Давая санкцию на арест, суд ориентируется на то, что представила ему обвинительная власть в качестве обоснования для принятия решения об аресте. Он исходит из тех доводов, которые пока еще не должен рассматривать, а должен был бы рассматривать только в будущем судебном заседании, когда были бы представлены обвинительные доказательства.
Дальше. "Каждый имеет право на проверку решения по его делу в вышестоящем суде". Полностью не реализованное право. Почему? Потому что в российском законодательстве до сих пор почти нет такого способа обжалования судебных приговоров и решений, как апелляционное производство. Что это значит? Может быть, это трудно понять непрофессионалам, но важно уяснить, в чем смысл конституционного требования. Смысл конституционного требования о том, чтобы каждый мог претендовать на пересмотр решения по его делу в вышестоящем суде. Это заключается только в одном. Дело каждого может быть рассмотрено по его желанию двумя инстанциями: первой и второй. При этом и вторая инстанция должна действовать по правилам суда первой инстанции. Считается, что один суд, суд первой инстанции, может ошибиться. Но если два суда по одним и тем же правилам рассмотрят одно и то же дело, ошибка будет почти исключена. Этого нет в подавляющем большинстве дел. Нет ни по гражданским, ни по уголовным делам. Кроме решений и приговоров, выносимых мировыми судьями. А это самые простые дела. Никто у нас больше не имеет права по гражданским и уголовным делам на апелляционный пересмотр судебных решений. Вот так конституционная норма, которая закрепляла одну из важнейших идей реформы, осталась подвешенной в воздухе. Только в арбитражном судопроизводстве существует апелляционная инстанция, которая, как первая инстанция, но будучи вышестоящим судом, полностью повторяет рассмотрение дела.
Суд может, но не обязан
Если вы послушаете, что говорят граждане, то не будете сомневаться в том, что принятое судебное решение практически невозможно поломать. Это объективно обусловлено процедурами. Дело поступает во вторую инстанцию, которая у нас называется кассационной. Пойдите в Мосгорсуд, который называют "мосгорштампом", пойдите в любой вышестоящий суд. Он тратит на рассмотрение многотомного дела максимум 20 минут. Он не успевает выслушать стороны, свидетели ничего не повторяют из того, что должен проверить суд при исследовании доказательств. Более того, наш процессуальный закон позволяет судам, проверяющим судебные решения, вести себя совершенно по собственному произволу. Почему? Потому что в законе написано, что "суд может проверить", "имеет право исследовать доказательства", "может привлечь новые материалы". Но нигде не написано "обязан". Отсюда рождается возможность колоссальной дискриминации. Надо сказать, что тот образ деятельности, который сложился при недостатке кадров, при громадном количестве дел в судах, во вторых инстанциях уравнивает всех в худшую сторону. Ни по каким делам ничего не исследуют. Итак, мы с вами не имеем системы выявления судебных ошибок, что очень страшно для суда.
Дальше появляются совершенно неэффективные методы судебной защиты. Например, у нас после второй инстанции существует возможность обратиться в суды следующих инстанций. Они называются надзорными. Их много: целых три ступени надзорных инстанций, иногда получается даже больше для дел, которые начинались при первом рассмотрении на низком уровне в суде. Через надзорные инстанции проходит масса дел, но они ничего не дают гражданам и признаны неэффективным средством судебной защиты по решению Страсбургского суда. Страсбург сказал нашим гражданам: "Не обращайтесь после вашей второй инстанции в ваши надзорные инстанции. Вы можете пропустить срок обращения в Страсбург". Я думаю, что все знают, что наша Конституция предоставила гражданам право обращаться в международный суд по правам человека, когда исчерпаны внутригосударственные способы правовой защиты. Но мы, когда писали Конституцию, думали, что внутригосударственные средства правовой защиты будут обширные: у нас будет апелляционная инстанция, будет ревизионная инстанция. Ничего этого не оказалось. У нас до сих пор сохраняется надзорная инстанция с разными модификациями, которые не улучшили ее, а только ухудшили, которая признана неэффективным средством правовой защиты.
Суд и государство
Должна обратить ваше внимание на то, как умело государственная власть, используя средства массовой информации, подогревает отрицательное отношение граждан к суду. Постоянно идет обсуждение того, что суд - неэффективный способ защиты, лучше бы довериться прокуратуре. Во-вторых, постоянно эксплуатируется идея, что в судах всегда защищают преступников, а потерпевшие не могут найти защиту в суде потому, что ни закон, ни суд на это не ориентированы. Это колоссальная спекуляция! Она заключается в следующей идее: надо защищать не только интересы обвиняемых, но и потерпевших. Интересы потерпевших на самом деле должно защищать государство, полностью восстанавливая их нарушенное право, независимо от того, чем закончился судебный процесс. В других государствах существуют фонды, из которых потерпевшие получают полное возмещение. Мы же хотим, как всегда, сэкономить, приравнять возмещение потерпевшему к возможности для потерпевшего занять какую-то процессуальную позицию противоположной стороны по отношению к обвиняемому, встать на стороне обвинения и требовать его наказания. Тем самым мы только воспитываем мстительные чувства в наших гражданах, заставляя их забывать, что на самом деле в состоянии опасности перед судом, когда кого-то обвиняют, допустим, в уголовном преступлении, находится именно обвиняемый, потому что очень много невиновных в конце концов осуждается нашими судами.
Суд и коррупция
Утверждается, что в российских судах колоссальная коррупция. Никаких объективных данных в пользу этой позиции нет. Добросовестных социологических исследований на этот счет не имеется, а те, что проводились при достаточной выборке, как раз не подтверждают коррумпированность в судебной системе. Пять из тридцати привлеченных к уголовной ответственности судей за последние годы, были привлечены за взяточничество. При судейском корпусе в 30 тысяч человек это не масштаб. Кто может быть заинтересован в насаждении идеи коррумпированности судей?
Во-первых, все силовые структуры, потому что идея борьбы с коррупцией в судах позволяет им выдвигать проекты, ориентированные на то, чтобы ограничить судейскую неприкосновенность. Проекты, ориентированные на то, чтобы получить разрешение вести оперативно-розыскную деятельность в отношении судей, когда уголовные дела против них еще не возбуждены. Этим ведомствам это интересно, потому что они получают возможность держать под контролем весь судейский корпус. Если хотите - запугивать его.
Все это мы проходили в советское время, когда судья днем рассматривал дела, а вечером его могли вызывать на допрос, когда за ним могли следить.
Кадры решают все
В 2004 году в Россию приезжал комиссар по правам человека ООН Хиль-Роблес. По итогам своего визита он подготовил доклад о состоянии судебной системы в РФ: где-то похвалил, где-то поругал. Интересно то, что все наши ведомства были озадачены тем, чтобы прореагировать на выводы доклада Хиль-Роблеса. И они прореагировали. Генпрокуратура пожаловалась комиссару ООН: "У нас нет такой системы подбора судебных кадров, которая исключала бы протекционизм при этом подборе, подбор кадров по семейным, групповым интересам, исходя из личных симпатий и так далее".
Как же организован процесс подбора кадров в судебную систему?
Первый механизм: сбор сведений о кандидатах на судейскую должность проводят оперативные органы. Никто этого не скрывает. Скрывают только одно - результаты этой работы. Судей проверяют во всем мире. Как-то один американский судья в беседе со мной, смеясь, рассказал, что досье, которое состоит из документов, собранных при проверке его кандидатуры на судейскую должность, насчитывает 170 страниц и туда не подшиты только его детские рисунки и школьный дневник с плохими отметками. А у нас судья не имеет доступа к информации, которую собирают в отношении него. Хотя существует конституционная норма статьи 24, согласно которой каждый гражданин имеет право запрашивать у государственных органов ту информацию, которую о нем собирают.
Как-то на всероссийском съезде судей президент остроумно сказал, что у него тоже эта информация вызывает некоторые опасения, потому что он знает, как строятся эти информационные базы. Наверно, ему видней. По словам президента, базы строятся по принципу "то ли у него украли, то ли он украл, но все равно в краже замешан". Вот так собирается информация о судьях. Но страшное здесь даже не только то, что судью на основе этой негласно собранной, не предъявляемой ему информации, могут не рекомендовать кандидатом на судейскую должность, хотя он сдаст судейский экзамен, хотя он получит положительное заключение от органов судейского сообщества. Страшно другое: те, кто имеют информацию, имеют механизм, с помощью которого можно на судью давить.
Но этого мало. Горлышко, через которое наша судебная система приобретает кадры, очень узкое и под полной властью судейской бюрократии.
Процесс подбора кадров очень понятный. Должность в суде свободна, объявляют на нее конкурс. Человек, изъявивший желание участвовать в конкурсе, имеет право сдать экзамен. Если он сдал экзамен, он может получить положительное заключение от органа судейского сообщества, который скажет: "Да, этот человек нам подходит". Но претендент на должность судьи никогда не попадет в списки, которые будут предложены для утверждения президенту на должность судьи, если председатель Верховного суда с этим не согласен. Здесь мне очень понятна та сентенция, которая содержалась в ответе прокуратуры Хиль-Роблесу. У нас нет механизма отбора кадров, который исключал бы отбор по симпатиям, родственным связям и другим нелегитимным признакам. Ясно, что людей, мыслящих самостоятельно, брать не хотят. Трудно понять, как председатель суда, если только он не использует личные знакомства, советы близких, может отобрать среди этой массы новых людей кандидата на должность судьи. Ведь эти люди никогда в судах не работали. Значит, результатов судебной деятельности у председателей судов нет. Для чего я вам это говорю? Чтобы вы осознали, насколько не имеет никакого объективного основания это полномочие председателя суда. Он ничего не знает об этих людях, потому что они не принадлежали к судебной системе. Однако именно он должен рекомендовать или не рекомендовать.
Если не удалось здесь отсеять, тогда помогает установленный для судей, впервые назначенных на должность, трехлетний срок. Испытательный срок, для того, чтобы по истечении его мог быть решен вопрос, назначать ли судью дальше, уже до 70-летнего возраста отставки, или не назначать его. Здесь наш закон тоже делает чудовищные вещи. Срок, который я назвала испытательным, Конституционный суд признал возможным только как испытательный. А почему иначе не возможно? Потому что Конституция провозглашает принцип несменяемости судей. Несменяемость, это значит, что надо либо назначить на длительный срок без возможности повторного назначения, либо надо назначить до отставки, до возраста отставки. А трехлетний срок распространяется теперь на всю эту массу вновь назначаемых судей. Через три года судью могут молча не представить. Никто не предъявляет ему никаких претензий. В то время как результаты испытания должны были бы быть изложены, объективно подтверждены, если судья не может рассчитывать на продолжение судейской карьеры. Получив такой документ, где обосновывалось бы, что он не пригоден к судейской должности, этот человек имел бы право, как все наши граждане, обжаловать такое решение в суде. У судьи этого права нет. Он не может пожаловаться. (Получается, у нас судьи не защищены еще больше, чем граждане).
Если судьи могут пожаловаться, то куда? Они обращаются в такой же суд, в котором они работали. А судьи этого суда тоже находятся в подвешенном положении, даже если их назначили пожизненно.
Приведу факт массового нарушения конституционных принципов в организации суда и правосудия. Сейчас меняются муниципалитеты, их границы, структура. Эти изменения охватывают практически все субъекты Российской Федерации. В Москве, например, поменялись наименования всех судов: были межмуниципальными, стали районными. Всех судей стали переназначать. Дело в том, что по поводу переименования судов, как по поводу любых изменений в судебной системе, принимается федеральный закон. Этот закон предусмотрел норму, согласно которой все прежде работавшие в Москве судьи должны быть назначены заново только потому, что у судов будет новое название. Можно было бы смириться с существованием такой нормы, если бы автоматически всех судей перечислили и сказали: "Раньше вы работали в межмуниципальных судах, а теперь вы все работаете в районных судах". Нет, не так пошло дело. По поводу каждого судьи, а чаще всего списком, издается указ президента о назначении судей в такой-то или такой-то суд. Но вот что оказалось: вовсе не все судьи были представлены к назначению. Сложилась странная ситуация: судьи продолжают работать, но они не переназначены. С одной стороны, они не нуждаются в переназначении по существу, потому что они уже были назначены до возраста отставки в 70 лет. С другой стороны, они находятся в подвешенном состоянии, потому что только тот, кто назначен заново в суды с новым наименованием, может чувствовать себя сколько-то спокойно.
Когда по Конституции полномочие назначения судей было определено, как полномочие президента, надежда заключалась в том, что президент, назначив судью, далее уже никогда не будет иметь никакого отношения к определению судейской карьеры. Не будет иметь отношения к тому, может ли быть судья убран с должности или как он будет продвигаться в других судебных инстанциях. Оказалось, что нет. Практика в моменты, когда наше общественное сознание дремлет или просто лишено информации, рождает чудовище. Можно сейчас говорить о том, что судьи у нас являются несменяемыми? Нет. Сохраняется их статус, который был им обеспечен при назначении? Нет. Я уже не говорю о том, что законодатель не озаботился тем, чтобы блюсти этот статус, потому что он позволял себе то установить один возраст для судей, потом для этих же действующих судей сократить этот возраст, потом увеличить. То есть законодатель все время показывал судьям, судебной власти, кто хозяин в доме.
Когда у нас приняли Конституцию, судьи имели пожизненное назначение без возраста отставки. В переходных положениях Конституции было написано: "Все судьи сохраняют свои полномочия на тот срок, на который они были назначены". У нас к тому времени было много назначенных судей, по формулировке закона, без ограничения срока полномочий, то есть пожизненно. В то время, когда для судей не существовал пенсионный возраст. Он не был установлен. Они могли уйти, но не были обязаны. При наличии такого конституционного положения законодатель принимает закон и устанавливает, что все действующие судьи, которые ранее были назначены без возраста отставки, будут действовать только до 65 лет. Началась массовая чистка судов. А дальше наступил следующий момент. Президент подумал и сказал: "Решение необоснованное. Вакансий в судах много, а брать судей негде. Мы же заставляем их в 65 лет уходить, когда они здоровы". Когда они больны, их можно уволить с судейской должности по другому основанию - по болезни, если они ведут себя не должным образом, можно убрать. Но тут массовым образом получается это очищение от переростков. Сказали, что 65 лет мало и ввели 70 лет. И при этом по-разному определили момент введения этого нового возрастного предела в действие. Это можно проверить на практике Высшего Арбитражного суда и Верховного суда. Мы подождем, пока 65 лет достигнут такие-то и такие-то судьи. Они уйдут, а в отношении остальных мы введем возраст 70 лет. Получилось, что судей убирают произвольно. Я знаю многих судей из Верховного суда, которых убрали таким образом. Правда, потом некоторые из них воспользовались другим положением закона, которое не запрещало судье после того, как он уволился, после того, как ввели другой возраст, снова претендовать на то, чтобы быть кандидатом на судейскую должность.
Кроме законодателя практика идет гораздо дальше и позволяет себе переназначать судей практически каждый день. В результате мы получили такое положение у судей, когда они совершенно не защищены. Но они не защищены и в процессе своей судейской карьеры. Они не защищены, потому что в отношении них восстановлена дисциплинарная ответственность, существенно сокращены гарантии при привлечении судей к уголовной ответственности.
Существует проект, который предусматривает следующее: чтобы преследовать в уголовном порядке взяточничество, неприкосновенность судей надо свести к нулю. Потому что разрешение на то, чтобы привлечь судью к ответственности, надо спрашивать только у одного председателя. Сейчас это надо спрашивать у органов судейского сообщества. И если они найдут, что судью просто преследуют за его мнение, за его позицию, они могут не дать согласие на привлечение к ответственности. Это у нас теперь тоже под угрозой. Но председатель является тем же самым лицом в суде, от которого зависит возбуждение дисциплинарного взыскания в отношении судьи. От него зависит возбуждение процедуры лишения судьи статуса.
Таким образом, с идеями несменяемости судей и их неприкосновенности, которые являются основой судейского статуса, у нас уже покончено. Но все это получает одобрение в хорошо подготовленном общественном мнении, в котором упорно культивируется одна идея. Судьи не должны быть в лучшем положении, чем все другие граждане в процедурах привлечения к ответственности, потому что это противоречит равенству граждан. Пусть судьи отвечают так же за все. Пусть судей можно будет привлечь за вынесение решения по конкретному делу, хотя обычно это нельзя. Как депутат за мнение при голосовании не отвечает, точно так же судья за мнение при вынесении решения не должен отвечать. Мы сейчас не говорим о нарушениях. Если он допускает нарушения, то при установлении этих нарушений он, конечно, отвечает, будет лишен должности. Несомненно. 30 судей были лишены должности за последние 4 года (это не так мало для судейского корпуса) в связи с привлечением к уголовной ответственности. А многие были лишены в связи с дисциплинарными проступками.
Что мы можем ждать от такой судебной системы? Ничего. Процедуры, которые работают в судебных инстанциях, тоже дают нам очень мало. Я уже сказала о том, что решения не публикуются. Я могу сказать о том, что у нас не ведутся протоколы судебных заседаний должным образом. Большей частью они фальсифицируются. Поэтому фактически невозможно проверить, что реально было в судебном заседании. У нас действует много процессуальных норм, которые действительно не дают возможности гражданам защищаться в судах. Все это и составляет параметры кризиса, связанного с реформой правосудия, все это - явно выраженная контрреформа.
Есть возможность противодействовать этому? Есть. Некоторые возможности я назвала - публикации всех решений. Уже этого будет очень во многом нам хватать для того, чтобы понять, где суд не такой, как надо. Приведу вам второй пример. Не должны председатели судов назначаться президентом на 6 лет и каждые 6 лет переназначаться. Тогда через этих председателей судов можно будет сделать все, что угодно. Они являются просто ретранслятором воли других ветвей власти в суды. От председателей зависит очень много. Существует система выборов председателей в Конституционном суде, вообще всех судейских начальников в Конституционном суде. Давно предлагаются выборы председателей внутри судов без их назначения. Это решение не принимается. Существуют возможности разорвать зависимости судов от властей на местах. Одна из основных идей реформирования судебной системы заключалась в том, что суды организуются не по административно-государственному признаку, а по своим судебным округам. Не будет Верховного суда Башкирской республики или Татарской республики. А должен быть Верховный суд судебного округа, включающего в себя несколько субъектов Российской Федерации. Эта идея не реализована, так же как и не реализована апелляция. Не реализованы очень значительные идеи, которые обеспечивали бы специализацию в судебной системе. У нас нет ни административных судов, ни ювенальных судов. Наоборот, развивается контридея: "Нам нужна простая и единая судебная система". В чем суть этой простой и единой судебной системы? В том, чтобы верхний колпачок был один, чтобы проще было управлять. К сожалению, эти идеи овладевают не только нашими руководителями государства, но и массами. А идея, которая овладела массами, всегда опасна.
