Одно из самых красивых меццо-сопрано современности предпочитает постановки без извращений
Ольга Бородина - певица поколения 80-х. В Мариинском театре она появилась еще при Темирканове, но заблистала при Гергиеве, который дал ей этот шанс. Совсем недавно она предстала пред мариинским слушателем в первой премьере сезона - опере "Самсон и Далила". Женщина сдержанная, но имеющая внутренний огонь, трезвомыслящая, но постоянно ищущая обновления, мать троих детей, Бородина имеет реноме одного из главных меццо сегодняшней оперы. Появления Бородиной в Мариинском становятся все более редкими, отчего, безусловно, и более ценными.
- В Петербурге вы уже больше месяца. Это связано с подготовкой к премьере в Мариинском "Самсона и Далилы"?
- Не совсем так. Я не была бы сейчас так долго в Петербурге, если бы не отказ от контракта - впервые в моей биографии. В "Ковент-Гардене" я сначала исполнила Марину Мнишек в возобновлении "Бориса Годунова" Тарковского, а потом сразу должна была петь Амнерис в новой постановке "Аиды" режиссера Роберта Уилсона под управлением Антонио Паппано. Однако после того как я увидела видеозапись, сделанную в Брюсселе (это был перенос оттуда), то поняла, что не смогу принять участие в таком спектакле, не смогу стать манекеном, которым будут управлять. Два года назад в Милане я получила золотую медаль за лучшее исполнение партии Амнерис - награду, учрежденную Вердиевским банком, в котором композитор когда-то держал свой счет. И вдруг я попадаю в условия, когда не смогу высказать то, что имею. Я извинилась, сказав, что не стану участвовать в постановке. Конечно, был небольшой скандал. Для меня прошел тот период, когда деньги были важны, когда вообще все мы, русские оперные певцы, в них нуждались. После Петербурга у меня Далила в Чикаго. Оттуда - сразу в Нью-Йорк.
- А какова на сегодняшний день картина вашего репертуара?
- Одно из главных событий связано с тем, что в начале следующего года я собираюсь петь главную партию в "Итальянке в Алжире" с Джеймсом Ливайном в "Метрополитен". Изабелла - такая ядерная тетка, очень сильная и в то же время смешная. Партию предлагали давно, а сейчас, хотя я не могу с уверенностью сказать, что это будет лучшая роль, пришло время пробовать комическое.
- Вы собираетесь сменить амплуа?
- Дело в том, что я и начинала свою карьеру как россиниевская певица. Крепкий репертуар петь все время, в общем-то, вредно, потому что на связки оказывается большая нагрузка, а они, как и остальные мышцы, имеют свойство стареть, поэтому нужно периодически их массировать - переходить на более легкий репертуар на какое-то время или хотя бы включать периодически Россини. В остальном пою прежний репертуар: Эболи, Амнерис, Кармен в "МЕТ", Бастилии, "Ковент-Гардене", "Ла Скала", в Чикаго, Сан-Франциско, Вашингтоне, Женеве и Цюрихе. Мне очень нравится цюрихский театр, он хоть и маленький, но с гениальной акустикой.
- А предложений о сотрудничестве много поступает?
- Много. Но в случае с "Ковент-Гарденом" я не знала, когда подписывала контракт, кто будет режиссером. Вообще-то мой менеджер в курсе того, что я не поддаюсь на модерновые замысловатые провокации, поскольку я - человек консервативный и предпочитаю классические постановки без голых членов и извращений на сцене, чем так увлекаются в последнее время на Западе. Многие певцы соглашаются на подобные варианты исключительно ради денег.
- Партию Далилы вы, наверное, знаете вдоль и поперек. Новый режиссер сможет открыть для вас что-нибудь новое в этом образе?
- Конечно, мне всегда бывает очень интересно, что говорит режиссер. Шарль Рубо, поставивший в Мариинском "Самсона и Далилу", спорил со мной, доказывая, что Далила не любила Самсона. Конечно, этот факт не выяснен, но я считаю, что мужчина-режиссер склонен ошибаться. Любая нормальная женщина любит сильных красивых мужчин. Женская сила Далилы не действовала бы без любви, одно притворство не могло бы повлиять так глубоко на мужчину.
- А как могут сосуществовать женщина-лидер и, к примеру, мужчина-муж, который совсем не лидер?
- Это сложно для обоих. Сейчас некоторые мужчины, к сожалению, вообще не хотят ничего делать, желая быть при женщине. То есть женщина должна делать все, а они - сидеть дома, стирать, гладить, встречать своих ненаглядных репликой: "Ой, моя дорогая, ты уже пришла! А у меня все готово!" Женщина стала сильнее. Но опять-таки все это - на гормональном уровне. В связи с тем, что экология сейчас чудовищная и мужские гормоны подавляются больше, тогда как женский организм все-таки обновляется каждый месяц.
- Не так давно смотрел антрепризный спектакль "Примадонна" с Татьяной Васильевой. Там Мария Каллас на излете карьеры проводит мастер-класс, а в паузах пускается в беззастенчивую сублимацию. Неужели оперная примадонна должна отличаться цинизмом и желчностью?
- Я вообще очень не люблю слова "примадонна". Когда певица приклеивает к себе этот лейбл, она автоматически начинает деградировать.
- Ваши русские и европейские партнеры многим отличаются в плане артистизма?
- К сожалению, даже в Мариинском театре происходит расхолаживание. До сих пор у нас певец может прийти на репетицию, не выучив партии, не имея "настроения", что категорически невозможно на Западе, где каждый знает, что подписал контракт, при невыполнении условий которого либо будет выгнан и заплатит неустойку, либо его заставят отработать, но в следующий раз не пригласят. Конкуренция, конечно, очень стимулирует. Там все по-другому относятся к своей работе, каждый знает наперед, что будет петь и где, имеет время подготовиться. Здесь же никто ничего не знает, да и времени нет, поскольку все мотаются по гастролям. А суматоха и спешка ни к чему хорошему не приводят. Вообще Мариинскому театру нужно хорошенько задуматься о возвращении медленно утрачиваемых традиций. Раньше приходили в театр как на праздник. В "Евгении Онегине" был эталонный состав: Охотников, Новикова, Марусин, Лейферкус, Дядькова... Такой Татьяны, какая была у Новиковой - с этой невинностью и невероятным голосом, - я не слышала больше никогда в жизни. Сейчас в театре это поют девчонки и мальчишки.
- А за пределами сцены у вас все так же ярко?
- Дома у меня, конечно, все ярко, потому что три сына - из которых младшему, Вове, десять месяцев - дают прикурить. Дом приходится тащить на себе, поскольку у меня нет постоянной домработницы, которая бы каждый день готовила, мыла и убирала. Приходится многое делать самой. А нужно и за продуктами сходить, и накормить. В этом есть своя прелесть, когда малыш смотрит на тебя с любовью, прижимается, говорит "мама" - за это можно многое отдать.
- А кроме впечатлений от творчества, от семейной жизни, где еще вы получаете положительные эмоции?
- У меня много друзей, хоть и говорится, что настоящих друзей не может быть много. На самом деле я в этом плане человек богатый, и друзей много еще со школы - самых разных профессий. Иногда с большим удовольствием я провожу с ними время.
- Кроме Петербурга у вас еще два дома: в Америке и Лондоне?
- Дом у меня один - только в Петербурге. Второго дома у меня нет. Наличие квартиры еще не значит, что это дом. На Западе я подолгу задерживалась только тогда, когда рожала. Западной медицине я больше доверяю, испытав однажды в России все это "счастье" и решив, что больше таких экспериментов над собой проводить не буду. После такого кошмара я даже зареклась иметь детей. Правда, как оказалось, зарекаться нельзя.
- А где все-таки позитив?
- Духовный момент я нахожу в семье. На Западе люди все равно другие, с другим менталитетом. Редко можно встретить человека, близкого тебе.
Санкт-Петербург
19.12.2003
Петр Долгоруков
Опубликовано в Независимой Газете от 19.12.2003
Док. 444237
Перв. публик.: 19.12.03
Последн. ред.: 13.05.08
Число обращений: 327
Бородина Ольга Владимировна
|
