Введение.
Так сложилось, что любые исследования, затрагивающие проблемы демократии, сводятся, в конечном счете, к выявлению препятствий, стоящих на пути максимально широкого и быстрого распространения этой формы организации власти по всему миру, и разработке методов их устранения.
Это - устоявшееся правило.
Также множественны труды, в которых рассматриваются способы возможного ускорения движения стран и народов к демократии.
Такой подход сегодня повсеместно принят.
Мы идем к демократии.
Нас ведут к демократии.
При этом, по-моему, мало кто вообще задается вопросом о том, а куда нас все-таки ведут?
Да, мы хорошо знаем, какие формы принимает демократия, в чем отличия присущих ей процедур, от тех, что приняты в иных видах государственного и общественного устройства. Мы все поклонники демократии, поскольку силами всех направленных на нас информационных потоков демократия подается нам в форме некого не подлежащего критическому анализу идеала, представляющего собой нечто полезное, правильное, совершенное... Условия, создаваемые абсолютной демократией, преподносятся сегодня в качестве аналога рая на Земле. В этом она противопоставляется аду - всем иным формам государственного и общественного устройства.
Возможно, это и так.
Но так ли это?
Эта работа может показаться диссонансом восторженному хору, но мне представляется, что попытка разобраться в сути этого феномена - демократии, будет далеко не лишней.
Результат исследования не предопределен.
Возможно, он проявится в более глубоком понимании и осознании абсолютной правильности единственной верности демократического учения, что явится еще одним стимулом к ускорению нашего движения к идеалу.
А возможно, что и нет.
Но начинаю я с сомнений.
Настаивая на необходимости повсеместного, полного, абсолютного утверждения демократии, её адепты основной доказательный упор делают на высвечивание недостатков, свойственных противопоставляемым ей формам устройства власти. Моя же задача - попытаться понять внутреннюю суть самого феномена - демократии, реально существующей в нашем мире во множестве разновидностей.
Опыт, исторический опыт в том числе, учит нас, что в природе, вообще, и в природе человеческих отношений, в частности, нет ничего абсолютного. Нет абсолютно белого, как и нет абсолютно черного. А нарочитые восторги и некритическое отношение к какому-либо направлению организации социума (что мы неоднократно и ранее фиксировали) должно заставить нас задуматься и попытаться оценить соответствие его качественного содержания сложившемуся уровню общественных ожиданий.
Причем сделать это надлежит максимально объективно, настолько, насколько вообще возможна объективность при рассмотрении общественных явлений и процессов.
Для того, чтобы начать эту работу автору пришлось попытаться нивелировать влияние существующего у него пиетета перед демократией, перевоплотившись в отстраненного наблюдателя.
Взяв скальпель анализа, я приготовился изучать анатомию предмета нашего всеобщего восхищения - демократии.
Феномен - "демократия".
Что такое демократия?
Демократия - (гр. demokratia - власть народа, от demos - народ и kratos - власть) - перевод понятен: народовластие.
Это на словах.
А на практике? На деле-то как?
На практике никакой реальной власти народа никогда и нигде в мире не существовало.
Народ - люди, волею исторического случая населяющие данную территорию - реально властвовать не может. Принятие управленческих решений методом прямого народного волеизъявления способно парализовать любую государственную машину. Поэтому "власть народа", в абсолютном понимании этого феномена, и не была реализована нигде и никогда.
Демократия - это не власть народа. Утверждающие обратное лукавят или попросту - лгут.
С этой ложью нам и предстоит расстаться.
Демократия, как одна из возможных форм общественного, государственного устройства, едина с иными в главном: и при демократии государство - это машина для принудительного (а не добровольного) ограничения интересов каждого в пользу интересов всех.
Общие интересы всех граждан страны, отождествляемые с интересами государства способна осознать и юридически оформить элита общества. Формулируя государственные интересы, равно - формируя государственные устои, элита, естественно, окрашивает их в цвета своих групповых интересов.
Власть - это способность государства, его структур с помощью легитимных средств насилия подчинять поведение отдельных индивидов, групп людей или всего общества единой (государственной) воле. Поэтому любое общество, включая самое демократическое, формирует внутри себя управляющую систему. И сегодняшние упражнения в области развития демократии касаются именно методов формирования управляющей системы, способов её легитимации, включают отработку способов влияния образующих общество стратов и групп (классов?) на власть с целью продвижения и реализации своих интересов.
Человеческая история показывает, что демократия - это одна из освоенных элитами технологий борьбы за власть. Её основная особенность в том, что она предполагает создание условий для имитации вовлеченности неэлитарных групп и слоев общества в процессы государственного управления. Демократия в её рафинированном, "западном" варианте исполнения характеризуется способностью создавать и на высоком уровне правдоподобия поддерживать у обывателя иллюзию его личной востребованности со стороны власти.
Демократия - это еще и технология организации информационных потоков, обеспечивающая "обратную связь" власти и общества. Такая связь много эффективнее системы сбора и обработки информации, придуманной халифом Харун-ар-Рашидом, переодетым бродившим по Багдаду.
Демократия, как форма общественного устройства, позволяет элите выявлять и блокировать протестные настроения, не доводя их до экстремального уровня. Демократия резко снижает вероятность революционных преобразований, поэтому она - метод борьбы элиты с революцией.
Демократия - это игра, большая игра, в которую элитой вовлечено все общество.
Это игра в "свободу" выбора, не предусматривающую ответственности за его результат.
Отсутствие у избирателей реальной ответственности за выбранную ими власть является, на мой взгляд, решающим доказательством того, что предоставляемая свобода выбора в странах развитых демократий - не более, чем очень качественная иллюзия.
Заложенная в демократии технология проведения игр-выборов позволяет в её англо-саксонской модели передавать власть в течение жизни нескольких поколений от одной из двух (трех) партий другой. Она же позволяет формировать "микс" в форме европейских правительств, удовлетворяющий потребность доступа к власти всех элитных групп страны, создавая привычку населения к перманентному правительственному кризису.
У.Черчиллю принадлежит признание демократии плохой формой правления при отсутствии лучшей.
В России демократия есть. Но в сравнении с западными примерами она считается плохой. Если проводить дальнейшую аналогию с играми, то Россия играет в низшей демократической лиге. Здесь и поля плохие, и экипировка похуже, да и правила не всегда соблюдаются, о чем сообщают не всегда беспристрастные, привлеченные из иных весей, судьи.
Когда обсуждают вопрос о том, способны ли россияне жить в условиях демократии, то видят обоснование заранее известного отрицательного ответа в исторических особенностях развития России, отсутствии демократической практики и традиций.
А что это для нас означает конкретно?
Поставим вопрос нетрадиционно.
Не будем озадачиваться выявлением того, чего у нас нет или не хватает.
Ответ известен: свободы того..., права на это ...
Поставим вопрос иначе.
Что должно произойти в России, чтобы она могла быть представлена в высшей лиге демократических игрищ?
Чтобы перейти к современной, a"la западной, рафинировано-демократической форме государственного устройства, необходимо обеспечить стабильное и неукоснительное выполнение нескольких предварительных условий.
Американская, французская, английская и другие элиты Запада могут себе позволить применение всего набора современных тонких методов управления. Они обеспечивают практически полную иллюзию у граждан этих стран их прямого и непосредственного участия в выработке судьбоносных решений. Элиты при этом находятся вне зоны риска.
Элиты западных стран могут себе это позволить, поскольку имеют полную гарантию своей стабильной несменяемости. Любой выбор сограждан, любой ответ на любой из вопросов, вынесенных на общенародный референдум, не могут поколебать их высший общественный статус. Это положение основывается на внутриэлитном консенсусе, проверенном временем и закрепленном обычаем, и отражено в технологии демократических процедур .
И России для перехода в высшую демократическую лигу необходимо, в первую очередь, добиться согласия внутри её элиты. Его в настоящее время нет. Переход в новое, противоположное тоталитарному, общественное качество государством российским еще не завершен. Ситуация для элиты в нашей стране окончательно не устоялась и поэтому несет в себе существенные риски.
Главная особенность нашей страны, которую пора бы начать понимать умом, заключается в том, что её государственность изначально имела форму интровертной колонии, в которой роль метрополии выполняла враждебная по отношению к народу-колонии, элита .
Поэтому и сегодня в России, сохраняющей элементы прежней колониальной системы управления, вопрос о статусе свободного гражданина стоит значительно более жестко, нежели в странах западных демократий. Это проявляется в том, что для России вообще не характерен такой элемент демократической общественной архитектуры, как конструктивная оппозиция.
В бытующих представлениях свободен лишь тот, кто отвергает власть и не принадлежит к закабаленному народу. Это credo современной российской интеллигенции, которое она, широко не афишируя, исповедует. Поэтому интеллигенция, находящаяся на стыке между властью и народом, одинаково враждебна и той, и другой стороне.
Традиционно оппозиционно настроенная российская (в основном творческая) интеллигенция стыкуется с "падшими ангелами" - отвергнутой властью частью элиты, и эта комбинация горит желанием заменить собой существующую власть.
Как она это может сделать?
Оппозиция в условиях России и не собирается аппелировать к народу своей страны в поисках его благосклонности. Она упрямо ждет экономической катастрофы, которая позволит ей (по её же мнению) подобрать власть, которая в этих условиях станет бесхозной. Она ждет повторения октября 17-го года.
При этом ни у кого в России, кажется, не возникает и тени сомнения в том, что если оппозиция получит власть, то она не предложит россиянам никакой другой формы общественного устройства, кроме точной копии сегодняшней полу-демократии. Перед ней встанут те же проблемы - самосохранения уже в новом качестве, которые она с неизбежностью будет решать теми же самыми методами.
Единственное, что оппозиция, преобразованная во власть, сможет сделать, так это снизить градус международной критики России за счет демонстрации прозападной лояльности. Но и это будет явлением временным.
Западу не нужна демократическая Россия.
Западу не нужна никакая Россия.
Продвижению демократии в России жестко препятствует отсутствие устоявшихся правил формирования и воспроизводства элиты, её взаимоотношений с властью.
Эти правила должны будут обеспечивать жесткое и неукоснительное выполнение таких требований, как:
- несменяемости, предусматривающее сохранение элитарного статуса при любом изменении во властных структурах;
- безопасности, невозможности использования властных полномочий в качестве инструмента ведения внутриэлитной борьбы;
- признание прав и обязанностей, вытекающих из обязательной цикличности в конкурентной борьбе внутри элиты за власть;
- неизменности правил, регламентирующих взаимоотношения элиты и власти.
Следует признать, что мы далеки от стабильного, закрепленного временем и обычаем, выполнения этих требований.
Но нельзя не видеть, что стремление к переходу России в более высокую лигу игр в народовластие у нашей элиты присутствует.
Борис Ельцин и Владимир Путин показали, что этот процесс реально пошел. В России уже можно добровольно оставить свой высокий пост и не пасть от руки приемника. Но в России еще нельзя быть уверенным в том, что изменения персонального состава на высших уровнях власти не повлечет перераспределения собственности и перенаправления финансовых потоков. Но за свою жизнь властителю в случае потери занимаемого поста бороться уже не надо.
И здесь нельзя не отметить личное мужество первого президента России Бориса Николаевича Ельцина. Одно дело знать, другое дело - опробовать принцип добровольной передачи власти в России, впервые в её многовековой истории, на себе.
Этот поступок дорогого стоит.
Это - Подвиг .
Демократия и эффективность управления.
Зададимся вопросом - является ли демократия хорошим способом формирования эффективной государственной власти?
Подумаем и о другом - обречены ли диктатурой (тиранией) на нищету и прозябание народы, допустившие это безобразие?
По этому поводу существуют разнообразные суждения. Одни авторы акцентируют внимание на различиях в уровнях благосостояния Северной и Южной Кореи. Другие - отмечают, что низшие уровни рейтинга благосостояния стран мира занимают и государства, форма которых признается повсеместно демократической.
Индия - стабильно признаваемая в качестве эталона демократии для стран третьего мира и соседствующий ей коммунистический Китай: посмотрите на эти страны и попробуйте найти доказательства прямой связи между уровнем демократичности власти и эффективностью экономической системы.
Высокий уровень развития экономики, достигнутый во многих государствах Западной Европы, не является доказательством эффективности любой системы управления, сформированной на демократических основах. Скорее, наоборот. Повышение уровня развития хозяйственной системы страны является одним из существенных факторов, приводящих к закреплению демократической формы правления в ней.
О чем это говорит?
Это говорит только об одном - превращение демократии в её рафинированном западном воплощении в эталон, в объект обожания и поклонения, как и признание её высшей формой государственного устройства, которая единственная имеет право на существование в нашем мире, - ошибочно.
Демократия не является ни способом, гарантирующим принятие эффективных управленческих решений, ни методом, обеспечивающим ускоренное развитие экономики.
Демократия была, есть и будет одной из форм организации социальной жизни, используемых элитой общества для своего закрепления в этом качестве и самовоспроизводства. Но к эффективности экономики это прямого отношения не имеет.
Демократия это игра. В этой игре побеждает самый красноречивый. Но не существует связи между способностью красиво говорить, завораживать толпу эффектным жестом и умением эффективно управлять. Следует четко определить, что демократия и эффективность государственного управления - это не только не синонимы, но и явления разных понятийных рядов.
Правда, существует ничем не подтвержденное мнение о том, что наличие реальной и сильной оппозиции действующей власти - имманентно присущий демократии элемент политической системы - позволяет обеспечить конкуренцию идей, что, в свою очередь, связывается с повышением качества принимаемых в конечном итоге управленческих решений.
Надо отметить, что всегда, в любом, даже тоталитарном, обществе, в условиях самой жесткой диктатуры, процесс принятия управленческих решений имеет состязательный характер. В качестве конкурентов в этих случаях выступают части аппарата государственного управления. Они конкурируют за содержание решения, влияя на его подготовку под углом зрения своих, отличающихся интересов, детерминированных различиями в сферах закрепленной за ними ответственности.
Те, кто хотя бы однажды, на один миг, смог прикоснуться к реальной государственной машине, может засвидетельствовать: внутри этой машины демократией не пахнет вообще. Вне зависимости от того, чем пахнет снаружи - демократией или тоталитаризмом.
Система реального управления государством (и не только!) - это всегда штаб и никогда - клуб.
Поэтому: полезно всё - проблема в дозе.
И с этим же связано: применимо всё - проблема в месте.
Сильным доводом в пользу существования связи между демократией и эффективностью управления является предоставляемая избирателям возможность время от времени менять неэффективную власть.
Вот конкретный пример.
В октябре 2007 года премьер-министр Великобритании Гордон Браун отказался от проведения досрочных парламентских выборов. Почему? Вероятно, побоялся их проиграть.
То есть он был уверен в том, что большинство британцев хотят смены власти, а он - столп демократии - с волей народа не посчитался.
Процедура это позволяет.
Но представим себе, что выборы состоялись, и к власти пришли консерваторы. Да, те самые консерваторы, которые почти двенадцать лет назад были отвергнуты избирателями. То есть в 1996 году народ Великобритании признал консерваторов неспособными эффективно управлять страной и отстранил их от власти. Так почему они так напугали Гордона Брауна - премьера-лейбориста?
Тори за двенадцать лет нахождения в оппозиции научились много лучше управлять? Курсы MBА посещали?
Нет, конечно.
Назрела усталость. Британцу захотелось обновления.
Но выбор у него скуден и предопределен.
В России это называется "менять шило на мыло".
Позволяя менять правительства, демократия двигает страну-корабль галсами: влево - вправо. Таким зигзагом страна идет не только против ветра, но и когда ветер дует в паруса. Коллективный избиратель может повлиять, нет, не на выбор порта прибытия, а только на то, каким бортом - правым или левым, пришвартуется к пирсу корабль его демократической страны, на котором, как ему кажется, он может поменять капитана. От этой иллюзии в душе его, измученной тяготами повседневной жизни, становится теплее.
Эффективность государственного управления не сводится исключительно к экономическим достижениям страны - не менее весомо состояние гуманитарной, социальной функции государства. И здесь, считают многие, роль демократии бесспорна. В настоящее время превалирует мнение о том, что только в демократических государствах обеспечивается реальный общественный прогресс, отражающийся, в первую очередь, в сфере, носящей название "права человека".
Концепция прав человека, по разделяемому мною мнению авторов Словаря по правам человека , "проистекает из доктрины естественных прав, которая предполагает, что все члены общества, в силу того, что они люди (человеческие существа), обладают основными правами помимо прав, установленных законом. Права человека предназначены защищать те свойства, интересы и возможности, которые являются необходимыми для достойной жизни человека. Некоторые основополагающие права, обычно, считаются прирожденными, естественными и неотчуждаемыми и не могут быть нарушены государством".
Права человека (human rights) и право (law) образуют несовпадающие множества.
Права человека ближе к такой категории, как качество жизни. И так же, как иные, в частности, материальные аспекты качества жизни, права человека - категория вполне экономическая. Ясно, что между уровнем благосостояния, качеством жизни и соблюдением прав человека просматривается сильная связь.
Кроме того, права человека - эта та область, где государство играет двоякую роль. С одной стороны, государство ради соблюдения прав человека ограничивает себя в патернализме, не допуская вторжения в частную жизнь граждан. С другой стороны, соблюдение прав человека подразумевает создание в обществе условий социального комфорта. Это обеспечивается государством и ложится на его издержки. Права человека стоят дорого, и в первую очередь, это касается стоимости машины государственного управления, наученной соблюдать права человека.
Любое право гражданина, начиная от доступности информации и кончая правом на справедливый суд, требует времени для накопления затрат в инфраструктуру управления государством и опыта, традиций и обычая пользования правами человека.
При всем уважении к правам человека следует отметить, что лозунг о приоритете прав человека над государством является не более, чем звонкой фразой, вне зависимости от того, где она нашла свое письменное воплощение.
Фактически, реально, на практике защищенность государства и стабильность его устоев имеет непререкаемый приоритет над всеми правами всех граждан, живущих в нем. Это не правило, это реальный никогда не нарушаемый всемирный закон. И действует он неукоснительно во всех странах мира, вне зависимости от того, декларируется в них завершение создания правового государства, или процесс еще только идет.
Демократия как гуманитарное оружие.
Пытливый человеческий ум не дремлет. Он ищет выход из любой, казалось бы, безнадежной ситуации. Вот и сегодня, в условиях невозможности достижения победы в реальной, традиционной войне, неизбывное стремление к гегемонии и экспансии находит выход в развязывании войны гуманитарной.
История человечества представляет собой картину непрекращающейся битвы людей с людьми. Методы меняются. Цели - нет.
Но если в старые - "дикие" времена наши предки не очень-то были озадачены идеологическими обоснованиями своих притязаний на чужое добро, то со временем многое изменилось. Агрессивное (а это не всегда вооруженное) продвижение собственных интересов требует в современных условиях яркого и, по возможности, обоснованного повода.
Все известные разновидности подобных обоснований агрессивности строятся на противопоставлении "правильного" мироощущения "неправильному" - ошибочному, вредному, недостойному существовать.
И не важно, что лежит в основе различий - вера, цвет кожи, происхождение, социальное положение, форма общественно-политического устройства... Важно, что существует правильная вера, которая противостоит вере неправильной, достойная кожа является основанием для уничтожения кожи недостойной, в высшие нации потому и "высшие", что существуют непотребные - низшие...
Все это, с абсолютной точностью, повторяется и с демократией. Данная форма общественного устройства (в качестве эталона выступает её англо-саксонский вариант) объявлена единственно возможной и приемлемой - правильной. Точка. Все остальные формы - ублюдочные, недостойные, вредные... - неправильные.
Как мы об этом узнали?
Узнали точно так же, как немцы узнали о своей родословной, идущей от Зигфрида и отметившей их нацию знаком высшего качества.
Мы узнали о единственной верности англо-саксонской модели демократии абсолютно таким же способом, как пролетарии узнали о наличии в их головах самого передового сознания, возникающего в них по факту применения ими физических трудовых усилий.
И христианам, и иудеям, и мусульманам так же, как и в случае с демократией, были предоставлены неопровержимые доказательства единственной истинности именно их, одного из многих возможных, учения.
Наличие у кого-либо уверенности в собственной правоте является достаточным поводом для насаждения и приведения всех иных, не охваченных единственно истинным знанием, к состоянию приобщенности. Распространение правильных идей предусматривает и добровольно-принудительные формы охвата инакомыслящих. При этом распространители "правильного" учения автоматически впадают в состояние полной уверенности в том, что нет ничего страшного в сокращении популяции наиболее усердствующим в своих заблуждениях в результате использования некоторых специфических методов убеждения.
В непрерывном и неустанном повторении лозунга о приоритете прав человека над всем и вся, в известной практике жесткого навязывании высших демократических стандартов в области государственного устройства всем странам мира, следует различать два момента: привлекательность и разрушительность.
Достигнутый уровень демократии и соблюдения права человека в той или иной стране, являются, в основном и главном, производными от ощущения элитой степени своей стабильности и масштаба накопленного (важно!) обществом материального богатства.
Там, где эти условия выведены на предельные положительные значения, и права человека реализуются в максимальной мере, и демократические институты процветают.
В противном случае ограничения объективны и неизбежны, поскольку несоответствие примененной модели государственного устройства, реального уровня предоставляемых прав интегральному потенциалу страны и её элиты может пагубно сказаться на устойчивости государства. Это несоответствие воспринимается недостаточно консолидированными (и это важно!) национальными элитами как самый серьезный риск, который следует нивелировать. Способы снижения рисков подобного типа хорошо известны. Появляются окрашенные в национальные цвета разновидности демократии, носящие более или менее существенные элементы государственного патернализма.
Ничто не возникает мгновенно. И современные формы внутреннего устройства в государствах, (справедливо) считающих себя эталонами демократии, прошли к этому состоянию длительный и непростой путь. Это же касается проблемы прав человека. Хотя следует отметить, что демократия и права человека - отнюдь не синонимы. В "стерильно" демократических США еще в 50-тые годы существовала расовая сегрегация.
Примечательно, что снижение у элиты ощущения своей стабильной несменяемости, возникновение реальных угроз для стран, даже тех, которые (как они уверены) построили гражданское общество, мгновенно приводит и будет с неизбежностью приводить сначала к ущемлению прав человека, а затем и к демонтажу некоторых элементов демократической конструкции государства.
Это происходит в периоды войн, во время ликвидации последствий огромных природных катаклизмов и т.п.
Гуантанамо, прослушка переговоров, пытки подозреваемых, похищение граждан и т.д. и т.п. - все это закономерная реакция американской элиты на возросший уровень экстремальности после 11 сентября 2001 года. Это - вполне адекватная реакция, в смысле выбора направления управленческого вектора в этих условиях.
Демократии и прав человека в данной конкретной стране может быть ровно столько, сколько может принять её элита, не подвергая себя опасности потери контроля над общественными процессами.
Этот контроль элиты не теряют никогда и не отдают никому. Именно поэтому и только при выполнении этого условия они - элиты.
Соблюдение прав русскоязычного населения в демократических (?) странах Балтии является для местной элиты таким же существенным риском потери контроля над общественно-политической ситуацией, коим для российской элиты стало соблюдение прав граждан на свободное выражение своего мнения путем организации референдумов, проведения митингов и манифестаций.
Целью использования гуманитарного оружия странами западных демократий является создание условий, вынуждающих российскую элиту превысить порог допустимого, т.е. безопасного для неё, уровня влияния неэлитных слоев населения на формирование институтов государственного управления. В результате применения этого оружия элита должна потерять контроль над общественно-политической ситуацией в стране. Страна должна войти в период неустойчивости власти, что в российском варианте носит название "смута". Способом применения гуманитарного оружия является:
- создание атмосферы нетерпимости по отношению к российской государственности (а это не только власть, но и солидарная с ней часть населения) вне и внутри России,
- формирование групп активного противодействия существующему режиму,
- обеспечение нейтральности политически пассивной части населения страны.
Поводом является извне признанный низким или недостаточным уровень соблюдения прав человека и отличная от западноевропейской модели форма демократического устройства нашего общества.
Методом ведения гуманитарной войны против России стало сознательное поддержание и тиражирование западными и отечественными "независимыми" СМИ иллюзии о том, что переход в новое гуманитарное качество зависит исключительно и полностью от доброй воли государственной власти. Именно существующая власть, а не объективные факторы, определяющие внутреннее состояние страны, рассматривается в качестве осознанно злонамеренного препятствия на пути продвижения к идеальному демократическому состоянию. При этом фиксируется несоответствие выявленного экспертным путем "факта" некоему идеалу, но не динамика продвижения страны в выбранном ею направлении.
Следует признать, что построение "полной" демократии все равно не удовлетворит наших "учителей" и "наставников" в этой области. При наличии большого желания нет объективных преград к тому, чтобы представить президентскую форму правления Франции разновидностью тоталитаризма. Так же как при существовании определенной заинтересованности не возникло препонов к признанию последних выборов в Афганистане полностью соответствующими высшим демократическим стандартам.
Демократизация России - не цель Запада.
Западу не нужна демократическая Россия.
Западным элитам вообще не нужна любая Россия.
Объективно требования, предъявляемые к России в гуманитарной области, избыточны и непомерны. Их выполнение заведомо невозможно, как невозможно третьеразряднику бегать с мастерскими результатами. Если проводить эту аналогию дальше, то целью "гуманитарного понукания" является отнюдь не стремление стимулировать рост мастерства молодого спортсмена, а желание ликвидировать очевидного конкурента в иных, кроме бега, сферах.
Победу в холодной войне Запад одержал во многом (но не только) благодаря тому, что "сломал" экономику СССР, навязав этой стране непосильный для неё темп гонки вооружений. Сегодня, ища победу в гуманитарной войне с Россией, Запад использует тот же прием: с помощью гуманитарного оружия формирует внешнее и внутреннее требование обеспечить нереальный, губительный для стабильности государства темп общественных преобразований.
Коммунисты для захвата мира создали Коминтерн, который устраивал всякие гадости буржуям за деньги Советской России. Это была и политическая, и военная организация.
Сегодня неугомонные в реализации задачи победы великой демократической революции во всемирном масштабе предлагают создать аналог Коммунистического Интернационала - "Лигу демократий". Именно с этой идеей выступил на страницах Financial Times (19.03.08) Джон Маккейн - сенатор от Аризоны, кандидат от Республиканской партии на президентских выборах 2008 года в США.
Лига, по замыслу Маккейна, способна привлечь "громадную силу более 100 демократических государств по всему миру". ( Напомню, что в ООН представлено 192 государства).
Для чего? "Для того, чтобы пропагандировать наши ценности и защищать наши общие интересы" - считает сенатор от Аризоны.
Человечеству это не в новинку - огнём и мечом его постоянно загоняют в счастье. "Суть в том, что никто из нас (очевидно - демократов, С.Т.) не вправе действовать так, словно все наши интересы сосредоточены в наших собственных пределах. Нам не следует формулировать наши национальные интересы столь узко, что мы упустим из виду тесную взаимосвязь нашей судьбы с судьбами остального человечества". Позаботится Лига демократий об "остальном (термин - супер!) человечестве".
Нет ничего удивительного в том, что две непримиримые идеологии подобны в методах своей экспансии. Ни у тех (коммунистов), ни у других (демократов) нет времени ждать, когда естественный ход событий приведет остальной мир к облику признанному ими же и естественным, и совершенным, а к тому же и единственно возможным.
"Существует такое понятие, как "хороший гражданин мира" - утверждает Д. Маккейн. Кто же будет делить мир на хороших и плохих? Несомненно, это правители тех стран, которые по праву первопроходцев застолбят за собой командные высоты в Деминтерне. Только они будут иметь право (хотя и сегодня практически присвоили) оценивать всех остальных государственных лидеров, посылая им метки: "хороший", "плохой", "плохой, но может стать хорошим", "безнадежно плохой"...
Всякая война, и гуманитарная - не исключение, требует научного сопровождения и настраивания. Уже ощущается спрос, а поэтому должны появиться "исследования", убедительно доказывающие неполноценность народов, населяющих страны с формами правления, не соответствующими чаяниям правителей, продвинутых на демократической стезе.
Они должны были появиться, и вот - они появились.
В журнале Science (номер от 07.03.08) опубликована работа английских экономистов Benedikt Herrmann, Christian Th#246;ni - "Antisocial Punishment Across Societies"
Авторы работы, по аналогии с борцами за чистоту арийской расы, научно подтверждают моральную (пока?) неполноценность жителей стран, которые в круг "сильно-демократических" ими не включаются.
Суверенная демократия.
Агрессивное по форме и по существу навязывание странам мира демократической модели государственного устройства в её англо-саксонском варианте является ничем иным, как борьбой с естественным ходом человеческой эволюции. Не случайно на практике силовые формы "продвижения" демократических идеалов принимают форму революций.
Опыт "цветочных" и "цветных" революций в странах - республиках бывшего СССР и Сербии - показывает, что гуманитарное оружие работает, и с его помощью достигаются реальные победы. Отметим, что плацдармом для силового "демократического" давления стали вновь обретшие в ХХ веке суверенитет государства с характерной для них неустойчивостью государственного статута. Элиты этих стран к моменту "демократической" атаки окончательно не сформировались и находились в состоянии, предшествующем консолидации.
Практика показывает, что реализация революционного сценария не заканчивается искомым её инициаторами состоянием - победой сил, воспаривших на волне демократического популизма и поддержанных извне. Она приводит к глубокому расколу внутри национальной элиты, являющемуся основной причиной общественной нестабильности на базе длительного и жесткого внутреннего политического противостояния.
Часть элиты, получившая власть в обмен на предельную прозападную лояльность, монополизирует её, сокращает поле действия демократических процедур, использует элементы, свойственные тоталитаризму, формирует свое поведение на основе выданной ей индульгенции на "неполное соответствие гуманитарным стандартам". Но одновременно она же входит в жесткое противоборство с элитными группами, отторгнутыми от власти. В этих государствах возникает ситуация перманентной неустойчивости, попытки устранения которой сводятся к активизации популистской политики власти. Источником средств для покупки симпатий населения становятся существенные внешние финансовые вливания, сопровождаемые перераспределением крупной собственности и ускоренной приватизацией государственного имущества. Собственность части элиты, находящейся "вне власти", подвергается попыткам экспроприации.
Внутреннее противостояние от этого только усиливается.
Выход из сложившейся ситуации оказывается заблокированным: достижение внутриэлитного консенсуса требует компромисса, возвращающего ситуацию к "дореволюционному" периоду. Возвращение означает повышение уровня государственного суверенитета, с неизбежным последующим наказанием.
Сербия явно понизила градус лояльности, когда с соблюдением всех и всяческих процедур отвергла любимое детище ЕС и НАТО - план Ахтисаари. Последовала угроза: Жозе М. Боррозу пригрозил наказанием - не видать сербам членства в ЕС как своих ушей. Поэтому на очередных президентских выборах в Сербии победил "прозападный" претендент.
У русских это называется "Сказка про белого бычка".
Надо полагать, что термин "суверенная демократия", родившийся достаточно давно, но не попадавший в широкий публицистический и научно-политологический оборот, переживает второе рождение как элемент защиты от примененного к России гуманитарного оружия.
В интерпретации Владислава Суркова - давшего этому термину вторую (и более яркую) жизнь, "суверенную демократию допустимо определить как образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими"
Что по этому поводу можно сказать?
Это определение ласкает слух российского патриота.
Но при каких условиях такое желанное состояние достижимо?
Когда В.Сурков говорит и пишет о суверенной демократии, то в основу он закладывает понятие "суверенитет". Суверенная демократия, по-Суркову, это демократия, созданная и принятая народом, не навязанная, не противостоящая суверенитету страны. Бартер "демократия" в обмен на "суверенитет" - Сурков считает занятием низким и для россиян не достойным.
Мне представляется, что он прав.
Но мало быть правым, надо еще научиться говорить правду. А правда в том, что демократия - это не народное произведение. Демократия не фольклор. Демократия - это высокая поэзия. Демократия - метод элит.
У В.Суркова можно выделить ключевую мысль: "Поддерживать суверенитет без ущерба для демократии и быть открытыми, не теряя идентичности, - задача для начинающих нетривиальная". Замечу, что решение этой задачи до сих пор не найдено и у тех, кого к "начинающим" не отнесешь.
Здесь смысловая западня - невозможно мгновенно, не подрывая государственную стабильность (а что это еще, если не суверенитет?), перейти в высшее демократическое состояние (т.е. не наносить ущерб демократии).
Так не получалось и не получится. Поперек естества не пойдешь.
Возможная глубина демократизации общества в точности соответствует достигнутому в нем уровню консолидации элиты и степени её устойчивости на фоне масштабов накопленного национального богатства.
Силовое навязывание демократии извне, педалирование перехода на высшие демократические стандарты не может не вызывать ответной реакции. Использование терминологических новшеств, наподобие "суверенной демократии", проблему не решает. Ответом на агрессивное продвижение гуманитарных стандартов в условиях, когда это чревато для национальных элит потерей своего статуса, становится имитация демократических процедур, симулирование деятельности в направлении развития гражданского общества.
ПАСЕ, Международная миссия наблюдателей (ЕНЕМО), Международная организация по наблюдению за выборами (CIS-EMO), Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) ОБСЕ, СНГ - это только часть организаций, направляющих "смотрящих", призванных выявить симулирование демократических процедур.
Веры нет "симулянтам демократии", но и проверяющие не без греха. Они готовы признать соответствующими всем стандартам демократии выборы в оккупированном Ираке или в воюющем Афганистане.
Симуляция против педалирования.
Педалирование, как ответ на симуляцию.
При этом масса занятых, океан расходов, горы статей в СМИ - все при деле.
Повторю еще раз: демократия - метод.
Народ - как не обидно это признавать - инструмент.
Данным методом при помощи этого инструмента элита выковывает свою власть. Красота и уровень завершенности такого творения отличается в разных странах, но смысл его один - власть.
Для того, чтобы пояснить различие наших - В.Суркова и моего - подходов к определению "суверенной демократии", приведу аналогию из близкой мне сферы мировых финансов.
Существует понятие: "суверенный рейтинг".
Суверенный кредитный рейтинг, демонстрирующий будущую способность и готовность правительства страны своевременно и в полном объеме выполнять свои долговые обязательства, является интегральным показателем устойчивости финансовой системы страны, соответствия проводимой властями фискальной и монетарной политики существующим в мировой практике представлениям об адекватности. При определении рейтинга, кроме финансовых, учитываются также политические и экономические риски.
Суверенный рейтинг является крайне жестким основанием для определения стоимости денег - цены финансовых заимствований для конкретного государства.
И никто и никогда не может требовать от любого финансового органа, предоставить стране с рейтингом уровня ССС ("некоторая защита инвесторов присутствует, однако риски и нестабильность велики") займа на условиях по которым они предоставляются странам с рейтингом ААА ("высший уровень защиты инвесторов").
Если рассматривать демократию в качестве блага, то аналогия с мировыми финансами получается полная. Суверенному рейтингу - достигнутой степени устойчивости государства - соответствует определенный уровень развития и полноты демократических институтов. Чем выше таким образом оцениваемый суверенный рейтинг страны, тем выше возможное и допустимое для неё гуманитарное качество.
Невозможно изнасиловать банкира, заставив его укорами и попреками в скаредности, жадности, бесчувственности и т.п. профинансировать неплатежеспособного клиента. Но считается приличным и возможным требовать от государств, проходящих стадию становления и стабилизации мгновенно создать высшее демократическое качество.
Все мною здесь написанное можно прочитать по-разному.
Радетели ускоренной (силовой) демократизации найдут в этом опусе попытку найти обоснование для оправдания бездействия российских властьпридержащих в развитии демократических институтов, обеспечении прав и свобод российских граждан.
А можно это же прочитать и по-другому. Суть моего подхода сводится к тому, что ЛЮБОЕ действие или бездействие власти можно идентифицировать как движение к демократии или в обратном направлении.
Если, например, власти являются приверженцами "дешевого" государства - они не приближают его к демократической цели.
Права человека не сводятся к возможности грязно ругать власть - это есть и этого - достаточно. Права человека - в приличном, теплом, комфортном, просторном, светлом помещении районного офиса Пенсионного фонда, в котором сытый и благожелательный, а следовательно, хорошо зарабатывающий и не перегруженный чиновник, вежливо беседует с пенсионером.
Если власть ради популизма жестко противопоставляет бюрократию и народ - демократии не будет никогда.
Права человека не сводятся только к выдаче разрешений Лимонову и Каспарову принародно размахивать языками. Реальные и значимые права человека - в отсутствии очередей при получении государственной услуги и приличном уровне её платности. Права гражданина реализуются в нормальном запахе в районной поликлинике и чистом общественном туалете.
Суть этого очерка заключается и в попытке наметить пути оценки действий российской элиты.
Всякое движение к конфронтации, инспирирование конфликтов, т.е. любые действия, препятствующие консолидации элиты, создают препятствия на пути продвижения демократии.
Суть того, что вы здесь прочитали, можно интерпретировать как попытку перейти от сотрясения воздуха по поводу недостаточности нашей демократии к определению путей формирования ОБЪЕКТИВНОЙ основы её развития.
Демократия - игра. Мы это помним. Но забудем мы и то, что "весь мир - театр, а люди в нем - актеры".
Как и У.Черчилль, я не знаю иной формы государственного устройства, которое было бы лучше демократии.
Может ли быть от демократии вред, равно - может ли быть вреден чистый воздух?
Может, если он приходит к нам в виде урагана.
Мораль и власть.
Прогуливаясь по Мюнхену, невозможно пройти мимо этого, не блещущего архитектурными изысками, здания, около которого постоянно толпится публика. Это Hofbraeuhaus - может быть, самая большая, но в остальном - обычная пивнушка - biergarden. Таких здесь, в баварской столице, много.
Но эта всё же - особенная.
Здесь нет мемориальной доски, но это место значимо в истории человечества - в этом здании впервые подал голос народившийся немецкий фашизм. Именно Hofbraeuhaus был в ноябре 1923 года эпицентром знаменитого пивного путча - первой вылазки германских нацистов.
Тогда у них не получилось, и они пошли другим путем.
Сегодня об этом не модно вспоминать, но аморальная до такой степени, что освободила своих подданных от "химеры, именуемой совестью", власть третьего Рейха, была избрана народом Германии в полном соответствии со всеми демократическими процедурами.
В этом историческом факте кроется проблема, не разрешенная в системе современных представлений о власти вообще и демократии в частности. Является ли демократия гарантией от формирования тотально разрушительной и полностью аморальной власти? Очевидно, что нет. Отождествление демократии с процедурой выбора власти только усиливает это отрицание.
Сегодня мне интересно наблюдать за тем, как меняются представления о качестве власти у жителей стран, приведших на её вершину в ходе ожесточенной борьбы за демократические ценности, именно тех правителей, которых они (в большинстве своем) хотели там видеть.
Здесь и далее речь в основном пойдет не о превращении розового (в смысле производного от революции роз) Миши в Мишу-химического, или о трансформации оранжевой Юлии в авторитарного монстра с косой. Здесь всё так традиционно, что ничего "свежее" Макса Вебера и не вспомнишь: "Тот, кто хочет силой установить на земле абсолютную справедливость, тому для этого нужно окружение - человеческий "аппарат". Ему он должен обещать необходимое (внутреннее и внешнее) вознаграждение - мзду небесную или земную, иначе "аппарат" не работает... достигшая господства свита борца за веру особенно легко вырождается обычно в совершенно заурядный слой обладателей теплых мест". Так писал М, Вебер в 1919 году.
Нет, речь здесь пойдет о другом.
Я предлагаю нам вместе подумать о границах морали в пространстве власти. Или о пределах власти в области морали.
Вопрос формулируется так: "возможна ли моральная власть? "
Пушкин писал, что гений и злодейство не совместны. И был не прав.
Совместна ли мораль и власть, или властные функции требуют и диктуют отказ от норм морали, а все различие между правителями заключается в разной степени умения маскировать свою властную аморальность?
Напомню, что в свое время именно рафинированно аморальная власть российских большевиков представлялась многим демократически настроенным жителям западных стран высшим образцом государственного управления.
Гиганты мысли: Бернард Шоу, Андре Жид, Лион Фейхтвангер не чурались написать восторженные статьи и книги о советской власти. В основе их заблуждений лежали цели, декларируемые властными структурам СССР.
И сегодня мы снова видим, как озвучивание лозунгов о приоритете свободы, прав человека автоматически обеспечивает ореол моральной чистоты любому властеискателю, своевременно озаботившемуся получением ярлыка на великое демократическое княжение в ставке Демократического Порядка. И ему (как ранее Сталину) прогрессивной общественностью прощаются некоторые "шероховатости", связанные с решением непростых проблем государственного управления в устремлении строительства общества поголовного счастья.
Итак, мораль - это существующая в данном обществе система воззрений, охватывающая понятия добра и зла, справедливости, совести, смысла жизни.
А власть - это право на легитимное насилие.
Уже этих определений достаточно, чтобы понять простую и достаточно очевидную истину: государственная власть находится вне поля действия общественной морали.
Мораль - важный, но все-таки лишь элемент самонастраивающейся системы самосохранения общества. И в этом смысле власть дублирует функции морали. Власть - организующее и охраняющее общество начало. Власть там, где одной моралью не обойтись или её (морали) нет. Сама функция - власть, находится вне области, регулирующей отношения между людьми в обществе, а именно морали.
Но если всё это так, то почему вообще возникает вопрос о моралите по отношению к власти? Откуда истекает лавина обид на аморальность власти, если мораль свойственна ей как корове седло?
Поскольку власть не абстрактна, то она персонифицирована, и сохранение общества - основная функция государственной власти - отождествляется в обыденном сознании со стремлением властолюбцев (а иных там и нет!) к самосохранению в этом качестве. Требование моральности по отношению к власти связано именно с оценкой поведения людей, её реализующих.
Общественные требования к власти по части морали связаны с выявлением личных устремлений людей, представленных в ней. Но от того что эти люди (в некоторых случаях) не берут взяток и не ездят отдыхать за государственный счет, власть моральней не становится. Она не связана моральными обязательствами (или свободно ими пренебрегает) в поиске способов достижения необходимого ей результата. Сегодняшний опыт власти США - оплота демократии в этом мире - показывает, что власть не обязана говорить своему народу правду, власть может пытать людей, похищать, подкупать... и при всем этом оставаться властью и при этом - легитимной.
Власть постоянно отражает внешние (по отношению к государству) и внутренние (по отношению к себе) угрозы. Процесс государственного управления - это постоянный экстрим. Обязательная необходимость достижения результата в экстремальных условиях диктует применение мер, в рамках которых морали, как правило, не остается места. Но реализация властных функций - это поступки конкретных людей, представленных во власти. Совершая деяния в пользу государственного интереса, они могут преступать и преступают нормы морали, т.е. строго говоря, становятся людьми аморальными. Именно отсюда и проистекает известное: "политика - дело грязное".
Таким образом, говоря о марали в отношении власти, мы на самом деле имеем в виду нравственную оценку поведения отдельных людей, представленных в ней.
И здесь возникает вопрос - моральны ли эти люди внутренне? Сохраняют ли моральные принципы и соблюдают ли нравственные табу наши властители? Они совершают аморальные поступки только по поводу выполнения властных функций - до этих пределов или всегда и постоянно? Может быть, они подобно трагику, только что принародно задушившему Дездемону, заходят за кулисы и становится обычными людьми?
Как нам комфортнее ощущать этот мир: с сознанием того, что у власти находятся моральные уроды или с ощущением того, что они лицедеи?
Вот вопрос!
Общество требует от власти быть моральной, не особо вдаваясь в рассуждения по поводу того, имманентно присуща ей мораль или нет.
Иногда требует.
Поэтому бывает так, что скандалы сотрясают мир.
Великобритания в момент вывода своих войск из иракского города Басра вступила в тайный сговор с боевиками "Армии Махди".
Представители НАТО за спиной афганского правительства вели тайные переговоры с талибами и были пойманы на месте...
А премьер-министр Великобритании господин Браун, отвечая в Парламенте на вопрос лидера консерваторов Дэвида Кэмерона, заявил, что Лондон переговоров с талибами вести не будет. Врет, наверное.
Не счесть таких "скелетов в шкафах", расположенных в коридорах любой власти...
Так было, так есть и так будет.
Самое интересное в том, что мнение обывателя по поводу конечной оценки аморального поведения демократично выбранной власти, если оно дает какой-то положительный, с его позиций, результат - чаще всего позитивное.
Полное ощущение аморальности власти, с возмущениями в её адрес, возникает только тогда, когда под угрозой оказываются наши собственные интересы.
Когда московские власти абсолютно аморально игнорировали решение Конституционного суда по поводу прописки, жители Москвы в подавляющем большинстве были на стороне городских чиновников. Но как изменяется их позиция, и какими активными они становятся в тех случаях, когда возникает ощущение, что строительством небоскребов пред их окнами власти города попирают мораль.
Примеры такие можно множить и множить.
Общество разрешает власти быть аморальной. Но с ограничениями.
Власть может быть аморальной, но "на экспорт". И даже в этих случаях, власть обязана найти веские доводы, позволяющие обывателю выдать ей мысленную индульгенцию на совершение аморальных поступков.
Зияющая моральная дыра в виде незаконной тюрьмы в Гуантанамо, прикрытая кисеёй рассуждений о пользе для Америки, - прекрасный тому пример.
Но и в оправданиях есть предел.
Для любой власти (хотя она, как мы выяснили, и вне морали) морально всё, кроме поражения. По большому счету доказательство этого тезиса, начатое в Нюрнберге, продолжается в Гааге. В случаях помельче победитель открывает уголовное дело на побежденного, сажает его в тюрьму или высылает за пределы страны. Основанием служит аморальность бывшего властителя.
У западной модели демократии и здесь есть преимущества. Они заключаются в том, что вопрос попрания норм закона (и морали, конечно) можно решить так, как это сделал бывший канцлер ФРГ Гельмут Коль, заплативший деньги за выявленные у него прегрешения. После этого можно с легким сердцем и чистой совестью делать всё, даже жениться.
Из этого следует вывод: моральность власти заключается в умении элиты не демонстрировать во всей красе обществу и миру всю зияющую глубину своей аморальности.
И это, наверное, самый главный вывод, который мы можем сделать.
Вместо выводов и заключения.
Мир людей устроен таким странным образом, что любая конструкция его организации не может быть принята всеми. Всегда существуют люди, стремящиеся изменить сложившийся порядок.
Надо признать, что такому явлению, как демократия, с этим максимально повезло - сегодня очень немногие рискуют оказаться в рядах её противников. Попасть в компанию к диктаторским и тоталитарным режимам - желающих мало. В верности идеалам демократии клянутся поголовно все.
Вопрос - понимают ли, чему поклоняются?
Очевидно, что национальные элиты понимают, поскольку одни демократию симулируют, а другие её продвижение педалируют.
Тем ни менее, у демократии, как формы общественно-политического устройства, сегодня нет реальной альтернативы. Поэтому демократия на все времена?
"И это пройдет" было написано на кольце царя Соломона. Опровергнет ли демократия эту, проверенную веками, истину?
Следует обратить внимание на два основных процесса, определяющих изменение связи "демократия - власть".
Первый - глобализация.
Мы являемся свидетелями того, как зримо рушатся границы национальных суверенитетов.
Международные суды из экзотики превратились в прозу жизни. Международные правительства и парламенты уже состоялись. Международные вооруженные силы - реальность, нарастающая день ото дня. При этом демократические выборы в международные представительные органы власти заменяются демократическим делегированием.
Появляются и развиваются реальные международные сообщества, не связанные в своих действиях какими-либо регламентами (G8, G7), но решающие, отнюдь не на демократической основе, вопросы, затрагивающие интересы государств, в них не представленных.
Возникли модифицированные формы наследственной передачи власти (МВФ - европеец, Мировой Банк - американец).
Достаточно очевидно, что стремление, в первую очередь, крупнейших корпораций выйти за пределы действия национальных правовых норм, жестко ограничивающих степень свободы их хозяйственной деятельности, определило направление вектора глобализации. Стремление капитала уйти от общественного контроля, не успевающего за скоростью расширения возможностей и созданием нового инструментария для извлечения коммерческого дохода, является одним из существенных стимулов к глобализации.
Именно глобализация, выход на межгосударственный уровень, позволяет капиталу отринуть навязчивый диктат национальных правительств.
Естественное развитие интернациональных экономических связей и массовый выход хозяйствующих субъектов за границы государственных законодательных регламентов сопровождается попытками формирования юридической базы мирового экономического порядка. Однако административные ухищрения, наподобие закона Сарбейнса-Оксли, лишь плодят бюрократию и увеличивают издержки, не меняя ситуации по существу. Да и скорости процессов не равны. Охваченная глобализацией мировая экономика опережает мировую бюрократию.
И как результат: медленно, но верно выхолащивается суть национальной, демократически отстроенной власти - в ней остается внешняя оболочка, содержание постепенно уходит.
Пассионарность государственной власти иссякает , поскольку реальные, определяющие судьбы народов решения принимаются не в кабинетах министров, а где-то в других местах.
Появляется новая, высшая форма элиты - космополитическая. Влияние тех, чьи состояния измеряются десятками миллиардов долларов, на мировые процессы - бесспорно, чего нельзя сказать о существовании над этим влиянием демократического надзора.
В XXI веке реальная власть постоянно перетекает в места, недоступные демократическим процедурам.
Второе - происходят изменения в управляемой системе. Народные массы изменяются ускоренно, радикально и качественно.
Отметим ускорение в изменении конфессиональной и национальной структуры населения стран традиционных демократий, имея ввиду, что мусульманское население и новообращенные в ислам ставят законы шариата выше норм, на которых держатся государственные устои.
Кроме количественных происходят и качественные изменения.
Массовый доступ к глобальным информационным потокам вызывает необходимость внесения изменений в технологию реализации власти. Она информационно раскрывается и, тем самым, лишается своего традиционного атрибута - сокральности.
Возвращаются времена греческих полисов, но на качественно новом, неизмеримо более высоком уровне. Активная часть мирового информационного сообщества частично, а с каждым днем все более, живет по своим законам и власть уже не в состоянии оказывать на неё определяющее влияние.
В Мировой Сети появляется некая, пока не совсем понятная, альтернатива формирования власти, слабая, но растущая и содержащая иные процедуры, которые стоят вне рамок традиционной демократии.
Интересно почитать тех, кого логика факта заставляет думать с тобою в унисон.
Вот что пишет английское издание "The Economist".
"Основная идея парламентской демократии состоит - или состояла - в том, что в день выборов люди отдают предпочтение одному из предлагаемых им вариантов. По прошествии установленного срока они могут заменить избранное правительство, но до его окончания им придется жить с ощущением компромисса, часто и разочарования, а иногда даже под давлением этого правительства.
Сегодня избиратели, привыкшие к тому, что с ними согласовываются действия во всех сферах жизни, становятся все более недовольными этой устаревшей моделью. Конечно же, люди имеют полное право доносить свои чаяния до избранных представителей, но, похоже, количество ожидающих от Вестминстера таких же услуг, какие они получают в сети кофеен Starbucks, растет. Многие хотят выбирать политический курс так же, как выбирают себе добавки к капучино (посыпьте, пожалуйста, низкими налогами, а с краю положите референдум). Они требуют такой степени личного удовлетворения, которое правительство, постоянно сталкиваясь с противоречащими друг другу приоритетами, просто не может им дать. В том случае, если власти предпринимают попытки выполнить желания избирателей, как в Калифорнии, вводя более прямые формы демократии, воцаряется хаос".
Так, что Соломон был, скорее всего, прав.
2008-04-28
www.nasledie.ru
Док. 441712 Опублик.: 28.04.08 Число обращений: 694
