Если кто-то и испытывает чувство глубокого удовлетворения после референдумов во Франции и Голландии, то это правительства Болгарии и Румынии. Решение об их принятии в Европейский союз уже утверждено, и через полтора года две страны вольются в элитарный клуб, что бы там к тому моменту ни происходило. Есть, однако, серьезные основания полагать, что София и Бухарест на очень долгое время останутся конечными станциями "восточного экспресса" ЕС. Остальным (прежде всего Балканам и Турции) явно не повезло: Еврокомиссия будет отныне использовать любой повод, чтобы отложить или затянуть переговоры о вступлении.
Изменение отношения к расширению повлечет за собой перемены в политике Европейского союза на сопредельных территориях. Отказываясь де-факто от принципа "открытых дверей", Брюссель потеряет основной инструмент влияния на соседние страны: перспективу, пусть и весьма отдаленную, полноправного членства в ЕС. Этот "пряник" является самым эффективным рычагом, при помощи которого единая Европа трансформировала прилежащие государства по своему образу и подобию. Евросоюзу не надо было почти ничего делать. Поскольку практически все страны Центральной и Восточной Европы стремились войти в клуб, его руководству было достаточно предъявить абитуриентам ряд условий. Выполнил - добро пожаловать, не выполнил - сам виноват. Путеводное созвездие под названием "копенгагенские критерии членства" привело правительства стран-кандидатов к форсированному осуществлению множества преобразований, которые в ином случае могли бы протекать намного медленнее. Возможно ли стать современным европейцем, быстро выполнив набор формальных требований, - вопрос отдельный, но именно такие правила установил Брюссель.
Сегодня на европейском пороге толпится группа новых претендентов. На них предполагалось распространить ту же модель трансформации, которая уже доказала свою действенность. Однако работает она только в том случае, если в конце длинного тоннеля ярко горит зеленый свет на вступление. Если же там тускло мерцает желтый с красным оттенком, то мотивация пропадает, а вместе с ней и возможность воздействовать извне на внутренние процессы.
В наибольшей степени новая ситуация скажется на Украине. И до французского афронта в Евросоюзе ломали голову над тем, что делать с революционным Киевом: эйфория от победы демократии начала проходить, а реальную схему интеграции столь крупной и специфической страны никто не представлял. Теперь риторика Брюсселя в диалоге с украинскими властями станет еще более уклончивой и осторожной, что вызовет разочарование, ведь весь "оранжевый" пафос направлен в сторону Европы.
В определенном смысле Украина, как и другие желающие вступить в ЕС, попадают в положение России. У Москвы нет и в обозримом будущем не появится перспектива формального вхождения в европейское сообщество. До сих пор именно отсутствие четкой цели осложняло выстраивание отношений с Брюсселем. Изменения внутри Евросоюза способны неожиданным образом превратить этот недостаток в достоинство - ЕС психологически проще общаться с партнером, который не ждет от него прорывных шагов навстречу, чем с теми, кто требует выполнения хоть и туманных, но обещаний. Абстрактные "дорожные карты", принятые на последнем саммите Россия - ЕС, могут в связи с этим вдруг оказаться более удобным форматом, чем "новое соседство", распространяющееся на Украину, Молдавию и Белоруссию. Европейцам явно нужна пауза. Россиянам, впрочем, тоже, поскольку сегодня наша способность выполнять намеченное в "дорожных картах" вызывает сомнения.
