Никогда еще годовщина Великой Победы, казалось бы, бесспорный и священный для всех праздник, не вызывала столь острого противостояния. В Европе зазвучали прямые обвинения в адрес России. Страну, которая внесла решающий вклад в борьбу с нацизмом и заплатила за это страшную цену, призывают покаяться за ее военное прошлое. Что происходит - ревизия истории или всплеск политических спекуляций? И главное - как нам на это реагировать?
Прагматическое примирение.
В 1971 году все мировые газеты обошла фотография: канцлер ФРГ Вилли Брандт стоит на коленях перед мемориалом жертвам восстания в Варшавском гетто. Символический жест гостя удивил принимавших его польских руководителей. Тогдашний глава народной Польши Владислав Гомулка евреев не жаловал, и в местных СМИ фотографию подрезали, чтобы не было видно, перед кем кается канцлер. Поступок Брандта открыл дорогу к новой "восточной политике", позволившей окончательно легализовать послевоенные европейские границы. Имел он, однако, и куда более глубокое значение, заложив основу политической культуры большой Европы.
Всемирная история, изобиловавшая войнами, до недавнего времени не содержала прецедентов извинения за их развязывание и тем более за участие в боевых действиях. Победителей, как известно, не судят, а побежденные расплачивались не покаянием, а территориями, контрибуциями либо вовсе утратой политической самостоятельности. О равноправном примирении былых противников как о способе построения устойчивого мира впервые заговорили после Второй мировой войны, ужаснувшись тому кошмару, в который был ввергнут Старый Свет.
Идея создания из заклятых врагов - Германии и Франции - стержня для прочного альянса, высказанная 55 лет назад, 9 мая 1950 года, французами Жаном Моннэ и Робером Шуманом, стала прообразом европейской политики нового типа. Фактически в обмен на признание Германией своей вины и отказ от амбиций державы-победительницы открыли перед страной-агрессором двери клуба. Это был подход прагматиков. Вражда и ненависть, неизбежные после такой чудовищной войны, конечно, никуда не делись, но они по всеобщему согласию были вынесены за скобки во имя спокойствия и развития. А потенциальные конфликты внутри западного сообщества замораживала холодная война и необходимость противостоять новому противнику. Не удивительно, что с ее окончанием статус-кво, установившийся по итогам Второй мировой, начал быстро подвергаться эрозии.
Реванш маленьких.
На протяжении полувека страны Центральной и Восточной Европы были исключены из процесса формирования европейской политики. С 1938 года, когда Великобритания и Франция пожертвовали Чехословакией, чтобы откупиться от Гитлера, судьбы малых наций вершили исключительно великие державы. Освободившись от советского диктата, бывшие участники соцлагеря потребовали от Запада компенсации и за мюнхенский сговор, и за ялтинское соглашение, по которому западные демократии отдали Восточную Европу под власть Сталина. Подобной компенсацией стала быстрая (как полагают некоторые - слишком быстрая) интеграция бывшего соцлагеря в евроатлантические структуры.
Однако геополитические сдвиги стерли черту, некогда подведенную под историей. Преодоление прошлого, состоявшееся в Западной Европе, на востоке проходило очень трудно. Когда в середине 1990-х президент Чехии Вацлав Гавел публично извинился за "декреты Бенеша", в соответствии с которыми из Чехословакии в 1945 году было депортировано до 3 миллионов немцев, это вызвало бурю протестов. Официальной же отмены этих декретов от Праги не добились даже под угрозой заблокировать ее вступление в ЕС. Впрочем, чехи ссылались на то, что "этнические чистки" 1945 года были санкционированы державами-победительницами: Уинстон Черчилль называл тогда выселение немцев наиболее разумным способом стабилизировать новые границы.
В Польше бурные дискуссии вызвало решение президента Александра Квасьневского признать вину поляков за убийство в 1941 году более полутора тысяч евреев в местечке Едвабне. Всегда считалось, что виноваты в этом злодеянии нацисты, и против восстановления истины выступали более половины граждан. Квасьневский, тем не менее, не отказался от покаяния, более того, подвигнул к этому польский костел, изначально категорически отвергавший саму мысль об этом.
Предпринимались и попытки добиться каких-то слов сожаления от держав-победительниц, правда, без успеха. В той же Польше звучали упреки в адрес британцев, не оказавших достаточной помощи Варшавскому восстанию 1944 года, а жители Дрездена призывали королеву Елизавету во время визита в Германию извиниться за варварскую бомбардировку города (февраль 1945-го), равную по масштабам ущерба ядерному удару по Нагасаки. Однако Лондон объяснил, что война есть война и нет оснований просить прощения за то, что происходило в ходе боевых действий, развязанных не англичанами.
В результате Европа пришла к негласному соглашению: мы помним наше прошлое, признаем ошибки и сожалеем о совершенных жестокостях и несправедливостях. Однако во имя всеобщего блага лучше его не ворошить, поскольку сведение исторических счетов только отдалит нас от общей цели - сделать так, чтобы подобное более не повторилось. За рамками этого компромисса как раз и осталась Россия.
Жертва былого величия.
Осенью прошлого года, когда исполнилось 65 лет пакту Молотова-Риббентропа, председатель комиссии по иностранным делам Сейма Латвии Александр Кирштейнс заявил: "Теперь, когда Латвия вступила в ЕС и НАТО, главнейшим внешнеполитическим приоритетом страны является признание Россией факта оккупации, признание этого Евросоюзом и последующая деколонизация". Казалось бы, должно быть наоборот - обеспечив себе прочные тылы Рига могла бы, наконец, перевернуть мрачную страницу... Но по мере приближения собственно годовщины победы, градус критики, звучащей из балтийских столиц и Варшавы, поднимается. От России требуют покаяться за преступления сталинского режима, аннексию 1939 года и политическое подавление после 1945-го. Нервная реакция Москвы, которая отказывается признать оккупацию Балтии, по непонятным причинам засекречивает материалы расследования уже давно признанного убийства польских офицеров в Катыни или в полемическом задоре настаивает на том, что Ялтинские соглашения принесли демократию в Восточную Европу, вызывает обратный эффект. Словесная канонада нарастает, а вместе с ней и странное чувство того, что, пытаясь полностью обелить советские действия, Россия попадает в ловушку, девальвируя свою роль в Великой Победе.
С чем связаны нападки на одну из держав-победительниц? "Конечно, идет манипуляция исторической действительностью с политическими целями, - считает директор Института Всеобщей истории Александр Чубарьян. - В балтийских странах это зачастую связано с внутренними проблемами, в Польше же вписывается в более широкий контекст - попытка Варшавы обрести какую-то новую международную роль, лидерство". Теперь, когда Восточная Европа спряталась под зонтиком НАТО и Евросоюза, фронда в отношении Москвы, безопасна, а стремление свести исторические счеты с бывшей империей очень велико.
Однако видеть за происходящим примитивную русофобию ошибочно. Просто Россия в силу ряда причин оказалась вне поля современной европейской ментальности, в которой геополитика, способная рационально объяснить многие морально сомнительные вещи, - бранное слово, а маленький всегда вправе рассчитывать на более снисходительное отношение, чем большой. Европа XXI века, не забывая о деяниях прошлого, не желает гордиться военными доблестями, а оборотная сторона тех или иных великих событий рассматривается не как досадная издержка, а как их неотъемлемая и равновеликая составляющая. Поэтому многие табу, как, скажем, зверства Советской Армии на оккупированных территориях Германии, теперь становятся темами для обсуждения. Причем поднимают их никакие не реваншисты, а такой, например, убежденный противник фашизма и левый интеллектуал, как лауреат Нобелевской премии по литературе Гюнтер Грасс.
Что же делать? Жестко отсекать все поползновения ревизовать историю, игнорировать восточноевропейскую риторику или все-таки вступить в диалог о прошлом?
Первый путь можно назвать азиатским, ведь Япония, потерпевшая, как и Германия, поражение во Второй мировой войне, в отличие от нее не каялась полвека за содеянное. Извинения начали звучать из Токио относительно недавно, в 1990-е годы, но при этом не прекращаются и препирательства со странами, которые пострадали во время войны на Тихом океане - обеими Кореями, Тайванем, Китаем. Япония, например, категорически отказывается признать ответственность за "нанкинскую резню" - массовое убийство китайцев в 1937 году, в результате которого, по утверждениям Пекина, погибло 300 тысяч человек.
Новая волна конфликтов связана с именем нынешнего премьер-министра Японии Дзюньитиро Коидзуми, который с 2001 года регулярно посещает синтоистский храм Ясукуни, где похоронены военные преступники. После прошлогоднего визита КНР отказала японским подрядчикам в реализации выгодного контракта на строительство высокоскоростной железнодорожной магистрали Пекин - Шанхай.
То, что возможно в Азии, не проходит в Европе. До сих пор Анкара категорически отказывается признать геноцид армян в 1915 году, ссылаясь на особые обстоятельства того периода. Но, судя по всему, именно покаяние перед жертвами станет главным тестом для Турции, давно стремящейся вступить в Евросоюз. Пожалуй, именно здесь проходит водораздел между современной Европой и не-Европой. Хочешь быть европейцем - откажись от великодержавных и националистических амбиций, даже относящихся к прошлому. От России, страны гораздо более европейской, чем Турция, ждут того же.
Игнорировать волну, которую поднимают балтийские страны и Польша, едва ли удастся - после расширения ЕС влияние малых стран на формирование политики, особенно на российском направлении, значительно возросло.
А как насчет диалога? Академик Чубарьян напоминает, что Россия уже признавала противозаконность пакта Молотова-Риббентропа - это делал Съезд народных депутатов по итогам работы комиссии Александра Яковлева, никто официально от этой оценки не отказывался и странно сегодня утверждать обратное. "Не нужно создавать впечатление, что мы хотим вернуться именно к тоталитарной трактовке нашего прошлого. Другое дело, -- считает академик, -- что всеобъемлющее покаяние не нужно и невозможно. Если уж начинать каяться, то почему собственно только за Вторую мировую войну? Можно пойти и дальше".
В сегодняшней ситуации политический диалог о трактовке истории имеет одно следствие: признание грехов почти неизбежно влечет за собой иски о компенсации ущерба. Компенсации жертвам - холокоста, принудительного труда, переселения, конфискаций - давно превратились в индустрию. В последние годы, после того, как к работе с истцами подключились ведущие американские адвокаты, платить пришлось всем - не только правительству Германии, но и крупнейшим немецким корпорациям, австрийским и словацким властям (в этих странах тоже применялся труд заключенных), швейцарским банкам, утаившим спящие счета жертв геноцида евреев... Кстати, выплачивать компенсации начала и Япония - немалые суммы получали, например, в 1990-е годы тайваньские и корейские женщины, принуждавшиеся во время войны к работе в борделях для японских солдат.
Стоимость оккупации Литвы, например, еще в середине 1990-х объявил тогдашний глава парламента Витаутас Ландсбергис - 272 миллиарда долларов, которые он намеревался взыскать с Москвы. И хотя ясно, что реальные суммы, если дело когда-нибудь дойдет до их обсуждения, будут на порядки меньше, сам факт неизбежного предъявления претензий едва ли стимулирует дискуссию о прошлом.
Европейская история, естественной частью которой является Россия, -- это смесь жестокости и героизма, корысти и романтики, несправедливости и торжества права. Выбирая между забвением и покаянием, Европы выбрала очень характерный для Старого Света компромисс - выборочное покаяние, частичное забвение и адресная расплата (материальная). Трезвый и прагматичный подход к собственному прошлому дает надежду на то, что хотя бы какие-то из ранее совершенных ошибок не будет повторяться в будущем.
