В начале 1990-х обломки СССР (кроме России) представляли собой глухое политическое захолустье, интерес к которому ведущие мировые игроки проявляли только в исключительных случаях. Сегодня из периферии, плетущейся в хвосте исторического прогресса, бывшая советская территория превратилась просто-таки в законодателя мод. Два события произошли одновременно: на постсоветское пространство пришла большая мировая политика, а само оно исчезло как понятие. Новая ситуация заставляет Москву всерьез задуматься о том, чем являются для нее ближайшие соседи. Проблема эта во многом не политическая, а психологическая. Впервые за очень долгий срок Россия, если оценивать процесс с точки зрения популярной у нас классической геополитики, находится в состоянии перманентного отступления.
И дело не только в том, что отечественное сознание склонно усматривать за любыми телодвижениями на мировой арене нечто, враждебное нашей стране, а значит игра с нулевой суммой (или мы - или они) не заканчивается никогда. Москва привыкла быть лидером некоего сообщества, покровителем других наций, на худой конец - центром всеобщего внимания. Однако сегодня из числа бывших "младших братьев" выделяются новые флагманы и аутсайдеры, при этом вторые цепляются за Москву и тащат ее назад, прививая аллергию к переменам, а первые всецело равняются на Запад, вызывая чувство глубокой обиды.
В такой ситуации главное - минимизация психологического ущерба, который может быть нанесен в результате дальнейшего, скорее всего неблагоприятного для Москвы, развития событий на постсоветском пространстве.
Во-первых, оплакивание СССР, которое за последнее время вошло в политический обиход, крайне деструктивно, поскольку без конца возвращает общество к тягостным размышления о том, что мы потеряли. Но вернуть утраченное никак не представляется возможным, и ничего кроме черной меланхолии данные раздумья вызвать не могут. Национальная идентичность, основанная на чувстве бессильного реванша, неустойчива и очень опасна.
Во-вторых, в ситуациях, когда сохранение статус-кво заведомо невозможно, имитировать незыблемость собственных позиций вредно, так как это порождает впоследствии чувство разочарования. То, что России придется вывести свои военные базы из Грузии, было понятно давно, с 1999 года, когда Москва приняла соответствующие международные обязательства. Собственно, никакого стремления сохранить там военное присутствие российское руководство не выказывало. Затягивание процесса было, очевидно, связано с желанием выторговать более выгодные условия. Но когда Москва сначала громко объявляет о длительном сроке и требовании компенсации, а потом, после фактического ультиматума со стороны Тбилиси, соглашается на совершенно другие условия, это смахивает на обидную капитуляцию.
Вообще, уход из сферы влияния - это очень серьезный процесс, и от того, сколь тонко и продуманно он организован, во многом зависят и моральное состояние общества, и международные перспективы страны. Не случайно англичане тщательно продумывали даже саму церемонию окончательной передачи колоний, чтобы не дай бог не создалось впечатление вынужденного ухода. Какие бы страсти ни предшествовали этому событию, британец уходил с высоко поднятой головой и чувством собственного достоинства. Психологическое значение подобного поведения колоссально. Мы сейчас находимся на таком историческом витке, когда этому стоит научиться прежде всего. А потом уже поинтересоваться опытом тех же бывших империй, как восстанавливать утраченное влияние уже в новой форме.
