Спустя пятнадцать лет после крушения "народной власти" по Центральной Европе вновь гуляет призрак коммунистических спецслужб.
Почти все из бывших сателлитов Москвы (а заодно и три из бывших республик СССР) уже состоят и в Европейском союзе, и в НАТО, так что с прошлым, вроде бы, полностью покончено. Тем не менее, то в одной, то в другой стране вспыхивает шум вокруг принадлежности публичных (или не очень) граждан к спецслужбам советской эпохи. Постоянно лихорадит, например, Литву. В Польше же общественность взбудоражена сразу двумя громкими скандалами.
Сначала после процесса, тянувшегося несколько лет, виновным в сокрытии сотрудничества с госбезопасностью ПНР признан один из наиболее весомых политиков страны - бывший премьер и маршал сейма Юзеф Олексы. А затем по интернету пошел гулять украденный из компьютера Института национальной памяти так называемый "список Вильдштейна" - огромный, на 240 тысяч фамилий, перечень людей, являвшихся секретными сотрудниками КГБ или кандидатами на разработку. Все они перечислены по алфавиту и определить, кто относится к первой, а кто ко второй категории, невозможно. В результате опорочены десятки тысячи граждан, даже и не предполагавшие, что могут состоять в каких-то списках. Раздобывший список журналист газеты "Жечьпосполита" Бронислав Вильдштейн был уволен, причем одна часть поляков посчитала его провокатором, другая - страдальцем за правду.
Наконец, на Украине, только что влившейся в ряды "освободившихся от советского наследия", уже появился собственный законопроект о люстрации, по образцу тех, что были в свое время приняты в большинстве стран Центральной и Восточной Европы. Правда, пока речь идет о пособниках режима Кучмы, но если последовательно двигаться по этому пути, то периодом 1994-2004 дело вряд ли ограничится.
Лично я, хоть и с некоторыми колебаниями, отношу себя к числу противников люстрации.
Тому есть несколько причин. Во-первых, задним числом легко клеймить и осуждать тех, кто жил в совершенно иной ситуации и даже вообразить не мог, что монолит когда-нибудь даст трещину и просто рассыплется в прах. Люди, сильные духом и способные на сопротивление в условиях настоящей диктатуры, вызывают безмерное уважение, но их поведение едва ли может являться правилом: правило - это как раз адаптация и попытки выжить, даже ценой компромиссов с собственной совестью, остальное - исключение.
Во-вторых, даже при самом жутком тираническом режиме спецслужбы занимаются не только подавлением и репрессиями, значительная часть их сотрудников выполняет работу, необходимую для существования любого государства. Скопом записывать всех в прислужники палачей - попросту несправедливо.
В-третьих, велика возможность того, что механизм люстрации превратится в инструмент сведения личных счетов и политической борьбы. Примеров такого рода достаточно и в тех государствах, где люстрация была проведена на протяжении 90-х годов. Тем более трудно предугадать применение этого механизма на отечественной почве с присущим нам уровнем правовой и политической морали.
Наконец, в-четвертых, спецслужбы коммунистических государств, естественно, действовали по тем же правилам, что и остальные госучреждения. У них тоже были планы и необходимость отчитываться по взятым обязательствам. Это наверняка вело, как и в прочих сферах деятельности, к дутым цифрам и припискам. Иными словами, невинную беседу, не увенчавшуюся никаким результатом, доблестные сотрудники невидимого фронта вполне могли записать в собственный актив и отчитаться об успешном контакте с "информатором". Поди потом докажи, что подобный рапорт в архиве - бюрократическая липа.
В общем, с точки зрения общественного спокойствия и даже восстановления исторической справедливости люстрация - вещь сомнительная, издержки могут быть велики.
Однако существует другая сторона данного явления, крайне важная для развития нации. Это вопрос об отношении к собственному прошлому.
Люстрация - акт подведения черты под неким историческим периодом, с которым государство более не хочет ассоциироваться и в котором не желает черпать вдохновение при строительстве некоей новой модели своего устройства. В каком-то смысле это возможность сбросить негативное бремя прошлого, избавиться от шлейфа ответственности. Конечно, это не значит, что после подобной процедуры политику можно начать совсем с чистого листа, но, по крайней мере, можно стереть с него некоторые из наиболее корявых каракуль. В противном случае мы можем получить ситуацию, когда прошлое будет цепляться за настоящее, пролезая во все имеющиеся щели и тормозя процесс нормального развития.
Как и большинству россиян, семьи которых потеряли близких в войне против нацизма, мне обидно и неприятно все то, что разворачивается в Европе вокруг предстоящего празднования годовщины победы. Можно, конечно, сваливать политическую возню на разного рода убежденных русофобов в Восточной Европе или мыслителей-златоустов наподобие мадам Вике-Фрейберга, которая имеет шанс войти в анналы в обнимку со своей воблой и водкой. Однако главная проблема, к несчастью, в другом.
Российское общество так и не отмежевалось от сталинизма, не смогло для себя отделить подвиг народа-победителя от роли в войне и послевоенном устройстве мира циничного диктатора. Что же теперь удивляться, что другие тоже не отделяют одно от другого?
Когда в конце 80-х годов волна гласности выплеснула на ошарашенное советское общество неотредактированную цензурой правду о сталинском режиме, казалось, что этой прививки хватит, чтобы навсегда избавиться от иллюзий и мифов в отношении хотя бы данного исторического персонажа. Оказалось - ничего подобного. Сталин снова с нами, то как герой сериалов, то как потенциальный участник юбилейной скульптурной группы, то как пример противоречивого, но, безусловно, крупного национального лидера в выступлении того или иного облеченного властью деятеля... Россия не хочет дистанцироваться от наследия сталинизма, не видит в нем, особенно, кстати, в его внешнеполитической составляющей, ничего страшного или постыдного и хотела бы записать его в пантеон под названием "все это - наша великая история".
Все это действительно наша история. И от нее не нужно (да и не получится) отказываться. Но если этой истории не дать адекватную оценку, то она, во-первых, все время норовит себя воспроизвести, а, во-вторых, переносит на действующую власть ответственность за то, что делали ее предшественники. Отсутствие на праздновании 60-летия победы лидеров стран Балтии или каких-то из государств Центральной Европы не станет для нас катастрофой. Катастрофой будет другое - если Россия и в XXI веке будет апеллировать к наиболее мрачным страницам века XX, пытаясь увидеть в них достойные подражания образцы.
