Встреча Владимира Путина с журналистами и политологами из США и Европы должна была стать кульминацией давно планировавшейся международной конференции "Россия на рубеже веков: надежды и реалии", организованной РИА "Новости" и Советом по внешней и оборонной политике. Трагическое совпадение с событиями в Беслане превратило протокольное мероприятие в важнейшее внешнеполитическое событие, которое может стать знаковым для определения будущих отношений Москвы с ведущими западными столицами.
Как говорили участники встречи, наибольшее впечатление на них произвело не то, что говорил Путин, а то, как он говорил: убежденно, жестко и уверенно.
За время президентства Владимира Путина отношения с Западом уже пережили несколько фаз. К началу второго срока стало понятно, что правовой и идейной интеграции России в западное сообщество, на которую надеялись в 90-е годы, не произошло. В силу разных обстоятельств европейский выбор, провозглашенный еще десять лет назад и повторенный после прихода Путина в Кремль, не был реализован. Напротив, социально-политическая модель современной России все более удаляется от западных, особенно европейских, образцов, представляя собой смесь из традиций русского единовластия, дальневосточных представлений об авторитарной модернизации и отдельных элементов либеральной демократии. Могла ли в России конца XX - начала XXI веков восторжествовать западная государственная система - разговор отдельный и долгий. Так или иначе, этого не случилось.
Еще недавно западные партнеры пытались активно содействовать российской трансформации, но теперь умерили пыл. Во всяком случае, отношения между Россией и Европейским союзом, в которых гуманитарная составляющая традиционно доминировала, в первой половине этого года претерпели изменения. От препирательств, связанных с различиями в толковании проблем демократии и прав человека, стороны перешли к прагматическому торгу по конкретным вопросам взаимодействия. В контактах с Соединенными Штатами эта перемена произошла еще раньше, когда Буш заглянул в глаза Путину в Любляне, а потом Путин решительно поддержал Буша 11 сентября 2001 года.
Москва, со своей стороны, всячески приветствовала переход к новой форме взаимоотношений. А именно: российское государство гарантирует, что главные потребности Запада (прежде всего в энергоносителях) будут удовлетворены, а внутреннее устройство России - ее личное дело. В принципе, эта модель вполне жизнеспособна и опробована во многих странах.
Однако вопрос о "ценностях" вновь встает во весь рост, причем теперь инициатором этого, похоже, готова выступить сама Россия.
Несмотря на чудовищность теракта, отношение и американцев, и особенно европейцев к истокам и виновниками кавказского конфликта не изменилось. Не случайно представители ЕС так настойчиво требуют объяснений от Москвы. Чем ужаснее действия террористов, тем для Запада очевиднее необходимость смены курса в Чечне, который, по западной версии, и порождает трагедии. В России же - не только для руководства, но и для значительной части населения - совершенное в Беслане окончательно закрывает вопрос о возможности общения с ичкерийскими вождями. И это вопрос "ценностей", во всяком случае, именно об этом говорил Путин иностранным гостям в Ново-Огареве: убийцы детей и те, кто хоть как-то с ними связан, теряют право на что бы то ни было.
Различие в трактовке бесланских событий может привести к самому серьезному размежеванию с Западом за все постсоветское время.
Не секрет, что представление о России как о державе, всем мешающей и находящейся потому в кольце врагов, и без всех последних событий засело в головах немалой части нашей политической элиты. Туманные намеки президента на тех, кто толкает террористов, содержавшиеся в его обращении к нации, получили развитие на встрече в Ново-Огареве. Путин упрекнул Запад за постоянные контакты с лидерами чеченского подполья и нежелание называть их убийцами. Ответ прозвучал на следующий день: официальный представитель госдепартамента Ричард Баучер пообещал и впредь встречаться с чеченскими сепаратистами, а также заметил, что взгляд США на некоторые "политические фигуры" отличается от точки зрения России.
Это прямой путь к усилению в Москве тех идеологов, который давно уже призывают к сооружению "крепости Россия".
Возможен ли в этой ситуации переход к вышеописанной "прагматической" модели? В принципе - да, тем более что к полномасштабному разрыву с Западом наша элита совершенно не готова. Правда, работает эта модель только в том случае, если опирается на способность властей обеспечить стабильность.
Дестабилизация ставит под сомнение саму основу взаимодействия.
За десять лет чеченской войны мы пережили много ужасных инцидентов, но они все-таки носили характер разрозненных актов, разнесенных во времени и друг с другом непосредственно не связанных. Теперь же Россия впервые столкнулась с широкомасштабной кампанией, когда один удар следует за другим. Настоящая террористическая война - это то, что, например, с начала 70-х годов неоднократно развязывали палестинские экстремисты или боевики Ирландской республиканской армии в начале 70-х и 80-х годов. Нечто подобное, хотя и меньших масштабов, происходило во второй половине 70-х в Германии, где левые радикалы повергли всех в шок. Это проверка на прочность и государства, и общества, а о том, что в России к этой проверке по-настоящему никто не готов, написано и сказано уже много. Стоит только добавить, что неспособность обуздать теракты будет в этом случае подрывать и внешнеполитические позиции страны.
