|
|
Сергей Лавров, Министр Иностранных Дел России: САММИТЫ В БУХАРЕСТЕ И СОЧИ: ЧТО ДАЛЬШЕ?
Назад
|
Сергей Лавров, Министр Иностранных Дел России: САММИТЫ В БУХАРЕСТЕ И СОЧИ: ЧТО ДАЛЬШЕ?
|
Как показали недавние саммиты НАТО, Совета Россия-НАТО (СРН), а также встреча президентов России и США в Сочи, без общего понимания содержания современной исторической эпохи очень трудно, подчас просто невозможно выйти на коллективные стратегии и действия. По-прежнему дает о себе знать неготовность некоторых партнеров, прежде всего политико-психологическая, принять новую реальность. Отсюда стремление вести дела так, как если бы в Евроатлантике да и мире в целом ничего не произошло за последние 16 лет.
Россия встала на путь радикальной трансформации и приняла реальность раскрепощенного мира с его нарождающейся многополярностью. Но меняться придется всем, и Россия значительную часть этого пути, возможно, наиболее болезненную, уже преодолела. Что осложняет ситуацию - в отсутствие цементирующего западный альянс материала, который в свое время был представлен "советской угрозой", определенные политические силы стремятся найти новый, и этот поиск почему-то приводит к России.
Можно по-разному - в зависимости от избранных критериев - определять продолжительность той исторической эпохи, которая закончилась вместе с "холодной войной". Это может быть пятивековой период, как считает Роберт Купер1, когда берет за точку отсчета создание централизованных государств как доминирующих участников международного общения. Автор - сторонник теории постмодернизма в международных отношениях, то есть преодоления национального суверенитета в рамках Европейского союза. Признавая многоукладность современного международного порядка, он в то же время абсолютизирует значение его постмодернистской составляющей.
Если говорить о глобальном регулировании и тому подобном, то у нас нет на это аллергии. Мы готовы в той же мере, что и наши основные международные партнеры, договариваться о компромиссах в международных делах в интересах коллективных действий для решения общих задач. Именно на это направлены наши идеи о коллективном лидерстве ведущих государств мира, тройственном взаимодействии между Россией, Евросоюзом и США, о стратегической открытости.
Убеждены, что без равноправного взаимодействия в "треугольном" формате нам не выстроить в Евроатлантике устойчивую, отвечающую требованиям времени архитектуру по-настоящему коллективной безопасности. Нельзя не видеть, что односторонние действия, такие как одностороннее провозглашение независимости Косово, размещение элементов глобальной ПРО США в Восточной Европе и настойчивое лоббирование ускоренного продвижения Грузии и Украины в НАТО, в корне противоречат этой цели.
Последствия такого рода развития будут двоякими. С одной стороны, отношения России с Западной Европой будут возвращаться к тем временам, когда они были функцией российско-американских отношений. С другой - неизбежной ценой этих действий станут дополнительные трения в трансатлантических отношениях, новые преграды на пути восстановления единства всей Европы. Думаю, проиграют все.
Приходится слышать много критики по поводу того, что произошло в Бухаресте. Со многим не согласна и Россия - поэтому, собственно, нам и не удалось принять совместный документ на саммите СРН. Кстати, главная причина - в отказе некоторых партнеров подтвердить в таком документе, что никто не будет обеспечивать свою безопасность за счет безопасности других. Но забывается главное, то, что, пожалуй, впервые - и не только в силу участия президента В.В. Путина - СРН сработал в том формате, который изначально задумывался, то есть как орган, в котором все страны участвуют в национальном, а не в блоковом качестве. Именно это позволило учесть российскую позицию по чувствительному для нас вопросу дальнейшего расширения Североатлантического альянса на восток уже на этапе выработки нашими партнерами их собственного решения. Россия не претендует ни на какое право вето. Но думаю, мы имеем право рассчитывать на учет партнерами наших интересов, раз партнеры ожидают от нас того же. Кстати, иначе вряд ли удалось бы достичь в Бухаресте соглашения о наземном транзите в Афганистан между Россией и НАТО для поддержки международных сил, действующих там по мандату ООН в целях борьбы с терроризмом и наркоугрозой, - вот где совпадают наши жизненно важные интересы.
Нам легко было бы предложить НАТО самостоятельно, без нас доказывать, в состоянии ли альянс справиться с миссией, возложенной на него международным сообществом в Афганистане. Но мы этого не делаем, как и не занимаем негативную позицию в отношении задач восстановления государственности и экономики Ирака, хотя проблемы там начались с попытки доказать реалистичность "однополярного мира". Мы будем продолжать взаимодействие, но в той мере, в какой это отвечает нашим интересам и принципам равноправного сотрудничества. При этом не будем имитировать НАТО и пытаться претендовать на способность самостоятельно решать все мировые проблемы и на иммунитет от влияния партнеров.
Вопрос еще в том, удастся ли Евросоюзу удержаться на позициях постмодернизма в условиях, когда его внутреннее развитие и внешняя политика разнонаправлены. Косово представляет собой лишь вопиющий пример такой дихотомии. Так, можно согласиться с анализом того же Р. Купера, который считает, что "под покровом НАТО и Евросоюза само государство может ослабнуть или фрагментироваться - если деволюция (передача полномочий центральных органов власти на региональный и местный уровень) обернется дезинтеграцией". Словом, нельзя исключать, что в условиях резкого снижения цены отделения государства Евросоюза начнут фрагментироваться раньше, чем он превратится в "Европу регионов". Связанные с сепаратизмом националистические выбросы будут тянуть Европу назад, в "традиционное" прошлое.
И в этом плане абсолютизация суверенитета Косово работает на внутриевропейские потрясения. Кто-то это понимает и ведет себя последовательно, отказываясь признать независимость Косово. Кто-то думает, что спасти страну от развала можно филиппиками в адрес собственных сепаратистов. К этому следует добавить возрастающую, в том числе вследствие во многом политизированного расширения и снижения уровня однородности ЕС, громоздкость процесса принятия решений в Брюсселе, а соответственно, и снижающуюся оперативность коллективного реагирования на развитие событий.
Надо остановиться, задуматься, еще лучше - поразмышлять совместно, к чему мы не перестаем призывать своих западных партнеров, будь то в Мюнхене или в Бухаресте. Надо, наконец, переключиться на абсолютно насущные дела, что помогло бы свести внимание всех международных игроков в одном фокусе, "сменить тему разговора", как предложил Владимир Путин на саммите СРН.
В глобализирующемся, взаимозависимом мире на первый план для всех выходят вызовы финансово-экономического характера. Очевидно, что валютно-финансовая, экономическая и торговая система, созданная в послевоенный период, требует более радикального реформирования, чем предусмотрено обсуждаемыми сейчас схемами. Пока это может быть предметом осознанного политического выбора, потом станет стихийным процессом реагирования на потрясения.
В том числе и поэтому требуется кардинальный пересмотр роли фактора силы в мировой политике, отказ от его "абсолютизации", по выражению Зб. Бжезинского1. Кажется, опыт последних лет дал более чем достаточно оснований для такой переоценки. Если считать военную мощь Америки "центральным фактом сегодняшней геополитики" (Р. Купер), то все международные проблемы неизбежно будут рассматриваться через призму их силового решения.
Трудно игнорировать выводы американского экономиста Дж. Стиглица о том, что война в Ираке будет иметь во многом необратимые последствия для американской и глобальной экономики. По сути, он подтверждает тезис А. Тойнби о том, что милитаризм является средством саморазрушения империй. Сами американцы считают, что так не может продолжаться бесконечно. Уже не может срабатывать прежняя схема стимулирования экономики оборонным допингом. Тем более что у США, по признанию Зб. Бжезинского, в условиях войны в Ираке дает сбои система "сдержек и противовесов".
Тут необходимы подлинно коллективные решения, с участием всех игроков, включая тех, чьи суверенные фонды благосостояния служат источником рефинансирования американской банковской системы. Это относится и к России, которая своим устойчиво высоким экономическим ростом уже вносит немалый вклад в обеспечение стабильности глобальной экономики.
Другая тема, требующая всеобщего внимания, связана с тем, что модель развития с упором на безудержный рост потребления не дает реалистичных ответов на вызовы современности, такие как загрязнение окружающей среды, глобальная бедность, изменение климата. Кризис на мировом рынке продовольствия - лишнее тому свидетельство. Не случайно эта тема может занять одно из центральных мест на июльском саммите "Восьмерки".
Все более громко заявляет о себе потребность в нравственной составляющей в концепции устойчивого развития. Прежде всего нужны такие категории, как самоограничение и солидарность, без которых не подступиться к решению многих проблем обеспечения управляемости глобальных процессов на современном этапе. Требуется подвести под международные отношения нравственное основание, учитывая тот общий нравственный знаменатель, который всегда существовал в основных мировых религиях. Важнейшую роль в этом призван сыграть межцивилизационный диалог, включая его межрелигиозный компонент. Вот почему мы предложили создать под эгидой ООН консультативный совет религий и поддерживаем все процессы, будь то в рамках "Альянса цивилизаций" или Совета Европы, которые служат площадкой для такого разговора.
Также саммиты в Бухаресте и Сочи убедительно показали, что нельзя определять отношения России с западными партнерами как "противостояние". Скорее всего, разговоры об этом являются попыткой поставить нас перед выбором - или сотрудничество на диктуемых нам условиях, или конфронтация. Но этот выбор - ложный. Мы постоянно говорим о том, что никакой конфронтации, включая затратную гонку вооружений, не будет. Просто потому, что для этого нет никаких объективных оснований и Россия в этом участвовать не будет.
Нам ничего не останется, как "предоставить дело времени и силе обстоятельств", занять позицию "решительного безучастия", как это советовал Ф.И. Тютчев в сходной ситуации непонимания между Россией и остальной Европой в период после Крымской войны.
Россия, конечно же, будет реагировать на то, что наносит неприемлемый ущерб нашим национальным интересам, но будем делать это по минимуму, на основе принципа разумной достаточности и норм международного права, открыто и предсказуемо. Наше поведение уже давно не дает никаких оснований говорить о непредсказуемости "загадочной русской души".
Россия не хочет, чтобы было меньше доверия и сокращалось пространство взаимопонимания, которые необходимы для сотрудничества по широкому спектру общих интересов, не хочет отчуждения. И если браки совершаются на небесах, то рано или поздно мы объединимся перед лицом общих вызовов и угроз на грешной почве наших национальных интересов, которые должны быть понятными и формулироваться в прагматическом, неидеологизированном ключе. Мы уже начинаем слышать из уст наших партнеров слово "прагматизм", которое не противопоставляется понятию "стратегическое партнерство".
Эмансипация международных отношений подсказывает естественный выбор в пользу многовекторной дипломатии. Теснота в сегодняшнем мире представляется благотворной - всегда есть с кем сотрудничать по интересам. Каждый вектор самоценен.
Главное для России - это равноправные условия сотрудничества, готовность партнеров на деле учитывать наши интересы и идти на реальные компромиссы, в том числе по вопросам, формирующим стратегический климат в мире и конкретных регионах.
В Сочинской декларации о стратегических рамках российско-американских отношений есть правильные слова - о необходимости перевода наших отношений "из состояния стратегического соперничества в стратегическое партнерство", о том, что мы должны "перешагнуть барьеры стратегических принципов прошлого и сосредоточиться на реальных угрозах", о том, что "там, где между нами есть разногласия, мы будем работать для их урегулирования в духе взаимоуважения". Если обе стороны будут следовать этим принципам, то нам не придется наблюдать за происходящим со стороны. Тогда, как пишет Д. Тренин, успех России и успех Америки не будут противоречить друг другу.
События последних лет дают богатую пищу для того, чтобы сообща и серьезно подумать о будущем евроатлантической политики. Сегодня у нас достаточно опыта для того, чтобы трезво оценить ситуацию и решить, что реалистично, а что нет, что отвечает нашим общим интересам, а что будет дальше разводить нас на этом общем пространстве. Поэтому соглашусь, что после Бухареста и Сочи мы все оказались на перепутье и нам всем решать, что делать дальше.
Хотел бы поддержать призыв Г.-Д. Геншера (в Junge Welt) сплотиться перед лицом драматических перемен в мире и совместно, на равноправной основе участвовать в создании "нового миропорядка, который всеми и везде будет восприниматься как справедливый".
Журнал "Профиль" No15(571) от 21.04.2008
http://profile.ru/items/?item=26006
Док. 440210
Опублик.: 21.04.08
Число обращений: 560
Лавров Сергей Викторович
|
|
|
