Владимир Аверчев: Наши правые не хотели никакой демократииНазад
Владимир Аверчев: Наши правые не хотели никакой демократии
- То, что произошло 7 декабря - это действительно выбор народа?
- Да, по существу, это выбор народа.
- Как Вы относитесь к тому, что мажоритарная система - более правильный вариант для России, чем списочная?
- Мы можем относиться к этому, только сравнивая нашу ситуацию с другими, проводя параллели с теми странами, где существует чисто мажоритарная или чисто списочная система. И мы знаем, что часто речь идет о вполне успешных объединениях этих систем. Партии выдвигают кандидатов по одномандатным округам и победа партий - это победа их одномандатников. Но вначале у вас должны эти партии возникнуть. А на стадии, когда у вас эти партии еще только формируются, списочная система абсолютно необходима, потому что сами люди должны идентифицировать себя с партиями. Мы же видим, что как только мы переходим в нашей ситуации, где смешанная система, одномандатники, даже идущие от партий, стараются как бы свою партийную принадлежность затушевать, потому что до сих пор это является скорее негативом, чем усиливающим фактором в их избирательной кампании. Вот поэтому еще достаточно длительное время у нас должна быть смешанная система. Надо приучать людей и голосовать за конкретных личностей и приучать к тому, что в стране есть партии. И сами партии приучать к ответственности.
- Насколько правящая элита заинтересована в том, чтобы страна куда-то двигалась, а не только озабочена своими интересами?
- В том голосовании, которое было, выразились общественные интересы в значительной степени и самих политических элит. Это значит, что страна хочет перемен, страна хочет освобождения от той мертвой хватки бюрократии, но при этом она хочет сильного и активного государства. Она действительно хочет гарантии прав личности и одновременно она хочет разумной социальной защиты, вообще социальной справедливости. У нас иногда путают: социальная справедливость - это "заплатите мне из бюджета". А социальная справедливость - это когда не возникают неизвестно откуда гигантские богатства, на которые покупаются команды типа "Челси", богатства незаработанные. Т.е. проблема социальной справедливости существуют. И объективно существует проблема модернизации, проблема возрождения страны. Поэтому в этой ситуации хотят перемен, хотят динамики, каждый своей, но тем не менее хотят. Поэтому статус кво никого не устраивает - никого. И поэтому те претензии, которые сегодня существуют к Путину, как раз связаны с тем, что реформы двигались недостаточно быстро. Люди не видят исполнения ожиданий. Ожидания - это все-таки перемены. Путин это тоже понимает, и поэтому я думаю, что в нашей стране будут перемены.
- Согласны ли Вы с мнением, что после выборов 7 декабря произошло обрушение публичной политики в стране?
- В значительной степени да. Но я бы не сказал, что это результат злой воли Кремля. Кремль, конечно, приложил руку к этому, выстраивая свою вертикаль власти, постепенно обнуляя Совет Федерации, как форум представительства региональных интересов, обнуляя политические партии. Но это все возможно, потому что страна это поддержала. И это было благодаря тому, что те партии, которые претендовали и претендуют на звание демократических, сами увлеклись этими элитарно-бюрократическими играми. Потому что на самом деле наши правые не хотели никакой демократии, они хотели реализации либерального проекта и если при этом дружественная им власть стала бы железной рукой наводить порядок, они бы были готовы с этим согласиться и всячески власть к этому подталкивали. Поэтому когда мы говорим, что в стране что-то там рухнуло, то я очень извиняюсь, не надо искать виноватых. А те, кто под этими обломками оказался они, на самом, деле главные закоперщики.
- Какова разница между ценностями и ожиданиями у людей в период 1991 - 1993 года и сегодня?
- Был демократический порыв, энергетика которого была в значительно степени связана с тем, что это был порыв "против". Там был элемент "за свободу", но этот порыв был в значительной степени основан на абсолютно остром и абсолютно новом переживании свободы, того, чего не было у людей всю жизнь и вдруг это появилось. Причем обрушилось это на людей как бы в одночасье. И, разумеется, всегда с этим связаны гигантские ожидания, которые в истории никакой страны никогда не оправдывались, но те, кто в этом участвовали, всегда будут вспоминать это время с ностальгией, как время эмоционального подъема и очень сильных чувств и сильных ожиданий. А то, что происходит сейчас - это тоже желание перемен, но желание перемен при полном понимании того, что это должно быть. Они уже в гораздо большей степени связаны с возрождением страны, они в гораздо большей степени содержат трезвый компонент понимания, что нельзя раскачивать лодку, что это можно делать только при наличии очень высокой степени общественного согласия - поэтому согласие вокруг фигуры Путина принимается сейчас как самостоятельная ценность. И, наконец, нынешняя ситуация - это ситуация, когда мы находимся только у самых истоков зарождения гражданского общества, нового среднего класса, в другой комбинации людей. Ведь почему был такой мощный демократический порыв в конце 80-х годов? Потому что реально в Советском Союзе существовал советский средний класс. Это была массовая прослойка людей с примерно одинаковыми зарплатами, примерно читавшими одно и то же, примерно одинаково воспринимавшими мир и вот эта массовость, вот эти демонстрации против антисемитизма в Москве - 400000 человек, массовые митинги на манежной площади - это советский средний класс. Потом Гайдар в 92 году обрушил ровно этот советский средний класс, который был социальной базой демократии. Он был разрушен, кто-то из него выжил, пошла эта дифференциация. Сегодня мы находимся в начале модернизационного проекта при отсутствии вот такой массовости социальной базы общественного согласия. Поэтому общественное согласие существует не как разделяемая ценность - что было в советском среднем классе - а как объединенный средний класс, для которого главной ценностью, как ни странно, являются партии.
