Космическая тема всегда занимала видное место на страницах газеты "Красная звезда". И это было вполне объяснимо: подготовкой и осуществлением запусков ракет занимались люди военные, да и в отряде космонавтов практически все носили на плечах погоны. Не удивительно, что "Красной звезде" как центральной военной газете был открыт доступ в самые закрытые места и в Москве, и на космических объектах. Это позволяло ей конкурировать с самыми крупными газетами Советского Союза - "Правдой" и "Известиями", доносившими официальную информацию не только до населения страны, но и до всего мира.
Большую роль, конечно же, играло и то, что вел космическую тему в нашей газете высокопрофессиональный журналист, энтузиаст своего дела, полковник Михаил Федорович Ребров. Его имя было столь же известно читателям, как и других известных в этой области газетчиков - Владимира Губарева, Ярослава Голованова, Сергея Лескова. Как и они, Михаил Федорович также занимался популяризацией космонавтики, являлся автором ряда книг. Примечательно было само название подразделения, которое он возглавлял в "Красной звезде" - отдел науки, техники и космонавтики.
Его заместителем одно время был полковник Лев Владимирович Нечаюк, помогавший ему в освещении космической темы. Позже ему предложили возглавить отдел строительства, который был создан в свое время благодаря заместителю министра обороны по строительству и расквартированию войск маршалу Арчилу Викторовичу Геловани, отдавшему "Красной звезде" из своего штата две полковничьи и одну гражданскую должность. Лев Владимирович и на новом месте сохранил неподдельный интерес к космической теме.
Когда я, будучи старшим лейтенантом, пришел к нему заместителем в конце 1983 года, о военных строителях, строивших космодромы, не было написано ни строчки. Конечно же, космонавты - любимцы всего советского народа - тогда кого угодно могли затмить своей популярностью, да и реально военные стройки были гораздо более закрытыми объектами, чем, скажем, отряд космонавтов. А поскольку в газете нельзя было раскрывать дислокацию воинских частей, многие аспекты их деятельности, то можно себе представить, насколько сложнее было написать о работе военных строителей по созданию какого-нибудь уникального объекта, чем об успехах космонавтики.
Но и полковник Нечаюк, и я хотели рассказать о людях, занимающихся столь важным и интересным делом, о проблемах, которые они решали. Тем более что поле для журналисткой работы было чрезвычайно широким: в то время военные строители имелись в более чем 20 министерствах, начиная с Министерства общего машиностроения и заканчивая Минводхозом. Самые крупные военно-строительные главки были в Министерстве монтажных и специальных строительных работ, Министерстве среднего машиностроения и Министерстве связи. Все они решали сложнейшие задачи, связанные со строительством не только промышленных, научных, но и оборонных объектов, зачастую трудились бок о бок со строителями Министерства обороны.
В то время трудно было говорить о знании происходящего в стране, не имея представления о том, что делалось в закрытых городах, военных гарнизонах, на оборонных предприятиях и полигонах. Думаю, что наши гражданские коллеги завидовали нам, военным журналистам, которые имели доступ к этой, малоизвестной жизни государства, могли общаться со многими выдающимися людьми, не известными широкой публике, видеть своими глазами достижения научной, инженерной мысли, о которых всем предстояло узнать лишь через годы. А уж первому рассказать о чем-то новом и необычном, "вставить фитиль" другим изданиям - было мечтой каждого репортера.
Хотя мне самому довелось послужить в Главном военно-строительном управлении центра, моим любимым главком очень быстро стал ГУСС - Главное управление специального строительства, которое выполняло самые сложные и ответственные задачи в интересах Министерства обороны. В те времена это была огромная, хорошо отмобилизованная организация, в состав которой входили не только строительные, монтажные и другие специализированные организации, но и промышленные, автотранспортные предприятия, учебные комбинаты и многое другое.
Достаточно сказать, что в ГУССе насчитывалось более 40 управлений инженерных работ, многие из которых выполняли объем, сопоставимый с тем, что делало строительное управление военного округа или, скажем, крупного гражданского треста. Вклад главка в строительную программу страны был огромен, а уникальность создаваемых объектов требовала не только высокой строительной квалификации, но и разработки, применения новых технологий и строительных материалов, необходимость в которых выдвигала специфика строительства.
На всем протяжении истории руководили Главным управлением специального строительства незаурядные люди, крупные организаторы производства, опытные военачальники, настоящие профессионалы-строители: генералы В.Ф. Зотов, Б.В. Бычевский, М.Г. Григоренко, К.М. Вертелов, Н.В. Чеков, В.С. Григорькин, В.М. Закиматов, Ю.М. Овчинников, А.В. Гребенюк. Я считаю, что мне повезло: со всеми из них, за исключением первых двух руководителей ГУССа, которые раньше ушли из жизни, у меня были контакты по службе. Именно журналистская работа подсказала мне один из нехитрых рецептов счастья: как можно меньше общаться с дураками и как можно больше - с умными людьми.
С учетом масштаба деятельности на этом посту, одни из руководителей ГУССа впоследствии назначались на должность заместителя министра обороны по строительству и расквартированию войск, к примеру, Николай Васильевич Чеков, Анатолий Владимирович Гребенюк, другие занимали должности заместителей начальника строительства и расквартирования войск. За первые два года работы в "Красной звезде" я побывал во многих организациях, на стройках Главного управления специального строительства по всей стране, окончил Высшие экономические курсы при Госплане СССР по разделу "Строительство", и меня уже знали как журналиста, который пишет о военно-строительном комплексе.
Еще одним благоприятным фактором, который ускорил мою поездку на Байконур и открыл мне там все двери, стало знакомство с Владимиром Алексеевичем Хреновым. В то время он служил в политуправлении военно-строительных частей, которым руководил сначала генерал-полковник Василий Ильич Быченко, а затем мой земляк-белорус генерал-полковник Николай Степанович Коваленко. У меня сложились хорошие деловые и человеческие отношения со многими работниками политуправления - генерал-майором Михаилом Ниловичем Симаковым, полковниками Валерием Павловичем Макаровым, Александром Сергеевичем Хвостовым и многими другими.
Когда Владимир Алексеевич Хренов был выдвинут на повышение, на генеральскую должность начальника политотдела Главного специального военно-строительного управления, создаваемого на Байконуре, он сразу же пригласил меня в гости. Конечно, здесь сыграло роль не только наше знакомство. Владимир Алексеевич прекрасно знал силу печатного слова в то время, понимал, каким стимулом работе людей могут стать публикации о них в центральной газете.
В апреле 1986 года, взяв в кассе авиабилет до не обозначенного на карте города Ленинска, я первый раз отправился на космодром Байконур. Честно говоря, я не ожидал ни такого обилия пассажиров на борту, ни такого числа встречавших нас людей. Самолет приземлился на большой, современный аэродром, хотя до этого воображение рисовало одинокую взлетно-посадочную полосу посреди степи. А вот сама степь оказалась настоящей полупустыней, бурой и однообразной, хотя апрель был временем цветения, и лучшего времени для посещения Байконура, просто не существует. Уже на въезде в город бросились в глаза солончаки - словно толстый слой снега покрывал землю там, где люди пытались возделывать землю под огородики.
Гостей Ленинска встречал барельеф с гигантской фигурой парящего космонавта с широко раскинутыми руками. Он, словно радушный хозяин, приглашал на космодром. Местные острословы, как мне потом рассказали, назвали его рыболовом. Впрочем, и это, и то, что рыбалка на Байконуре является популярным занятием, и что город, несмотря ни на что, утопает в зелени, мне только предстояло узнать. Я собирался ознакомиться со всем обстоятельно и без спешки, поскольку приехал на космодром надолго и был уверен, что не в последний раз.
На деле же оказалось так, что я с первого же дня оказался втянутым в бешеный ритм космодрома, которым жили все службы, подразделения, объекты. Этот ритм диктовали не только сверхнапряженные графики работ, на которые были завязаны строители, монтажники, проектировщики, заводы, научно-исследовательские институты, планы боевой работы ракетчиков и т.д., но и стратегические замыслы высшего руководства страны. Через несколько недель на Байконуре ожидали приезда Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева, возлагая на его приезд большие надежды. Вдохновляло то, что новый генсек, относительно мало времени находящийся на своем посту, почти сразу же нашел время посетить космодром. Обычно после посещения Байконура руководителями страны принимались важные стратегические решения. Никому тогда и в страшном сне не могло привидеться, что после визита Горбачева начнется сворачивание космических программ! К его приезду "марафетили" не только сам город, но и основные объекты, на которых он мог побывать.
Несмотря на огромную занятость, Владимир Алексеевич Хренов находил время для общения со мной, подсказывал, в каких УНР, военно-строительных объектах надо побывать обязательно. Я побывал практически во всех крупных организациях, которые вели основные работы - в 150-м управлении инженерных работ, которое возглавлял полковник В.Г. Грибанов, 52-м управлении инженерных работ (начальник - полковник А.Г. Катюхин), 1164-м управлении инженерных работ (начальник - полковник В.И. Иосипенко), 160-м управлении инженерных работ (начальник - полковник А.И. Мотыга), 1074-м автотранспортном управлении (руководитель - полковник А.И. Аксенов, 1075-м управлении механизации (руководитель - полковник С.К. Гецевич) и других. Общался на объектах с командирами, организаторами производства, политработниками, военными строителями, присутствовал на планерках, где рассматривались графики выполнения сотен взаимоувязанных работ с участием представителей промышленности и научно-исследовательских институтов.
Кроме того, практически каждый день у меня происходили так называемые встречи с читателями в воинских частях. Такие встречи нужны были, прежде всего, газете. Я подробно рассказывал о нашей работе, просил высказать мнение о газетных публикациях, рубриках. Люди, пользуясь приездом корреспондента, высказывали конкретные жалобы, пожелания. В таких поездках меня обычно сопровождал заместитель начальника политотдела майор Василий Иванович Забара. Ни разу он не пытался свернуть возникавшие острые разговоры, наоборот, тут же подключался к разговору, говорил о том, что предпринимается руководством стройки для решения наболевших вопросов. Забегая вперед, замечу, что его организаторские, личностные качества были оценены по достоинству. Вскоре он был назначен начальником политотдела 101-го управления инженерных работ на Дальнем Востоке.
Конечно, все, с кем мне доводилось встречаться, испытывали гордость, что участвуют в таких важных для страны делах. Но, может быть, поэтому и обид было больше: если все это так важно, то почему нельзя создать элементарные бытовые условия для солдат, офицеров? Вечером мне как-то принесли целую папку с документами о недостатках в строительстве госпиталя для военных строителей, которые просили передать руководству капитального строительства Минобороны. Понятно, что далеко не все проблемы можно было решить без помощи из Москвы, тем более в условиях, когда параллельно выполнялись огромные объемы работ на сложнейших объектах, которые надо было построить в кратчайшие сроки, создавалась производственная база, шло обустройство частей, строительство жилья, объектов социальной сферы.
Со всей остротой стоял и вопрос отселения увольняющихся в запас офицеров. На Плесецке этот вопрос уже решался - в центральной полосе России для них строилось жилье, и офицер после окончания службы мог освободить квартиру в гарнизоне и уехать жить в более благоприятные климатические условия. На Байконуре этот вопрос только предстояло решить, как и многие другие, которые сразу же взял по прибытии на космодром новый начальник политотдела Владимир Алексеевич Хренов. А поскольку он был назначен всего за два месяца до моего приезда, то он только начинал воплощать свои планы в жизнь, и времени у него было в обрез. Тем не менее, он находил его для общения со мной, обмена мнения об увиденном.
Не мог он, видно, и отказать себе в удовольствии самому показать мне стартовые сооружения, предназначенные для системы "Энергия-Буран". Полным ходом шло строительство взлетно-посадочной полосы, и когда его "Волга" мчалась по уже построенному участку, из-за плотного сцепления колес с поверхностью бетона казалось, что машину вдавливает в землю неземная гравитационная сила. И универсальный комплекс "Стенд-старт" на 250-й площадке, и объекты стартовой позиции Н-1, создававшейся в свое время для "лунной" программы, и монтажно-испытательный корпус на 112-й площадке производили неизгладимое впечатление. В безбрежной степи готовый стартовый комплекс для "Эергии" походил на свое отражение, уменьшенное огромным сферическим зеркалом знойного голубого неба. И только в непосредственной близи начинаешь оценивать и масштабы сооружений, и объем проделанной работы.
Полным ходом завершалось строительство гигантского монтажно-испытательного корпуса для орбитального корабля.
- Когда мы получили проектную документацию на него, то схватились за голову, - рассказал мне позже начальник строительства Герой Социалистического Труда генерал-майор Александр Алексеевич Федоров. - В ней было заложено традиционное решение - строить МИК из сборного железобетона. Элементарные прикидки показывали, что мы выходили за установленные сроки строительства на многие месяцы. Только благодаря вмешательству и "пробивной силе" первого заместителя начальника строительства и расквартирования войск Минобороны Героя Социалистического Труда Константина Михайловича Вертелова было принято решение искать другие пути.
Тогда-то и родился проект совместной разработки специалистов Минмонтажспецстроя и Министерства обороны. Монтажно-испытательный корпус решили строить, используя легкие панели с утеплителем типа "сэндвич".Здание, представляющее собой ангар длиной 254 метра и шириной 112 метров - четыре футбольных поля, окруженных 4-этажной служебно-лабораторной застройкой площадью 48 тысяч квадратных метров, было возведено за три с половиной года. Обычный срок строительства таких сооружений в нашей стране составлял тогда от 8 до 12 лет.
В тех же конструкциях выполнялся монтажно-заправочный комплекс - ультрасовременное сооружение высотой 70 метров. Металлический каркас весом 28 тысяч тонн собирали монтажники Спецстальконструкции. В скобках замечу, что завершать этот объект военным строителем довелось уже под руководством нового начальника строительства - генерал-майора А.А. Макарычева.
Единственное, что мне сразу не довелось увидеть, - орбитальный корабль "Буран", который охраняли, словно зеницу ока. Если бы я приехал в командировку к космонавтам или ракетчикам, то точно его бы не увидел. Но позже, в один из дней, когда я в очередной раз приехал на стройку, военные строители провели меня в ангар только им известными ходами по подземным коммуникациям, и я имел возможность полюбоваться белоснежным красавцем, который вызвал у меня ассоциации с лебедем. Наверное, из-за черного "клюва".
Корабль был облицован огнеупорной плиткой, ее, как мне рассказали, придумали во Всесоюзном институте легких сплавов, рядом с которым я жил в столице. Уже тогда он был практически готов к своему историческому полету на орбиту, который, в конце концов, состоялся еще через год. Самым досадным было то, что обо всем увиденном я не только не мог подробно написать в газете, но и даже заикнуться в своих публикациях. Подробно рассказать о том, как строился комплекс "Энергия-Буран" и взлетно-посадочная полоса для орбитального корабля, я сумел подробно рассказать на страницах "Красной звезды" только в мае 1989 года.
Сворачивание программы "Энергия-Буран" я как, наверное, и многие, воспринял как личную трагедию. Когда орбитальный корабль привезли в Москву и установили в парке имени Горького в качестве аттракциона, это был главный удар по престижу нашей космонавтики. С тех пор я не бывал в парке имени Горького.
Какие-то мои материалы с Байконура увидели свет довольно быстро, в частности публикация о генерал-майоре Федорове, его славном фронтовом прошлом. Александр Алексеевич воевал на Сталинградском фронте, участвовал в освобождении Мелитополя, Севастополя, Симферополя. После войны разминировал Брестскую и Московскую области, строил космодром "Капустин Яр". Федоров стал и одним из первопроходцев на строительстве космодрома "Байконур" в должности начальника штаба 84-й инженерно-строительной бригады. Под его руководством были построены многие объекты 10-й площадки - будущего города Ленинска. Затем Александр Алексеевич уехал строить боевые ракетные комплексы по всей стране, стал Героем Социалистического Труда и вернулся на Байконур уже руководителем стройки. Это был удивительно собранный, организованный, компетентный руководитель и вместе с тем приятный во всех отношениях человек.
А на День строителя на первой полосе "Красной звезды" был опубликован мой репортаж "Через пустыню", который был отмечен редколлегией как лучший материал номера, а для военных строителей Байконура - настоящим событием. К сожалению, большинство читателей газеты из-за цензорских ограничений не могло понять, где находится закрытый гарнизон, о котором шла речь в репортаже.
Появление этого материала на свет стало возможным, благодаря моей поездке в центр пустыни Кара-Кум, где в то время велось строительство так называемого дальнего водозабора. И космодром, и город страдали от острой нехватки воды, которая в пустынной местности всегда была на вес золота. А в условиях гигантского строительства потребность и в питьевой, и в технической воде было колоссальной. Достаточно сказать, что только для обеспечения двух фабрик по обогащению песка и щебня, необходимых для получения высокопрочного бетона для строительства посадочной полосы "Бурана", ежедневно требовалось 10 тысяч кубометров воды.
Поиски выхода из ситуации велись довольно долго. Водных ресурсов Сыр-Дарьи катастрофически не хватало, да и эту воду можно было назвать лишь условно пригодной для питья. В этом я смог убедиться уже через неделю пребывания на космодроме, когда у меня начал побаливать желудок. А, собственно говоря, какой мог быть выход? Только найти воду. Но недаром восточная пословица гласит: "Где песок, там вода". И изыскатели обнаружили-таки в самом центре пустыни подземное озеро с большими запасами пресной воды на сравнительно небольшой глубине. Оставалось построить водовод к городу и проложить линию электропередачи. А это ни много, ни мало - полторы сотни километров, как говорят, в один конец.
Владимир Алексеевич Хренов одобрил мою идею - побывать в вахтовом городке военных строителей на конечной точке водовода. Хотя этот объект стоял особняком по отношению к основным сооружениям космодрома, но важность его трудно было переоценить. Начальник электромонтажного УНР полковник Виктор Иванович Моисеев, с которым мы познакомились и остались добрыми друзьями на много лет, взялся организовать эту поездку. На следующее утро все было готово для того, чтобы тронуться в путь.
Солнце только-только поднималось над горизонтом, а наш тяжелый КрАЗ уже уверенно вспарывал "пухляк" - разбитую колесами песчаную дорогу, похожую на русло высохшей реки. Естественно, эта поездка совершалась не ради удовлетворения журналистского любопытства - мы везли на "точку" пять тонн горючего, без которого там было просто не выжить.
Рядом со мной в кабине КрАЗа сидел главный инженер УНР подполковник В. Данильченко, за плечами у которого был не один объект, построенный в сложных условиях. За рулем был рядовой Бадха Убушев, который каким-то непостижимым образом ориентировался в разветвлениях дорог, пересекающих ровное, как стол, пространство, где не было никаких ориентиров.
Постепенно однообразная поверхность пустыни начала оживляться. Гуще стали кустики полыни, больше желтых и голубых неприметных цветов на обочине. Мы свернули к реке - другого пути здесь нет - только вброд.
- Весной, когда Сыр-Дарья разливается, приходилось возить строительные материалы в объезд, за сотни километров, прокомментировал подполковник Данильченко. - А продукты, белье, почту переправляли на другой берег в лодке.
Мелькнула зеленоватая полоска воды. Неширокая речная пойма, как настоящий оазис. Здесь и заросли колючего чинтиля, и джузгун, и песчаная акация. Машина свернула к стремнине и на миг замерла перед решающим броском, резко тронувшись с места. Казалось, что быстрое течение сносит нас к невысокому порогу. Но и водитель, и старший машины были спокойны - такая переправа для них обычное дело.
Когда мы выбрались на противоположный берег, я увидел проступившую в знойном мареве шеренгу уходящих за горизонт опор линии электропередачи. Как я понял, это был наш главный ориентир в пути. Но, как оказалось, это было не надолго. Дорога стала уходить в стороны, и опоры стали исчезать за горизонтом. Колеи от автомобильных шин расчертили пространство из конца в конец, и было непонятно, как вообще можно сориентироваться в этом бескрайнем просторе.
Стрелка спидометра лениво доползла до 30-километровой отметки и замерла, вздрагивая в такт тяжело идущей по бездорожью машине. Вокруг простиралась пуховая песчаная перина, изредка разрезаемая путинными такырами и солончаками. Проехали мимо могильника, который как я уже знал, был заложен в первом тысячелетии нашей эры. Мне рассказывали, что эти древние захоронения образовывали в пустыне гигантское замкнутое кольцо. Наверное, такой могильник описывал в своем "Буранном полустанке" Чингиз Айтматов, мудро заметивший, что, стремясь в космос, нельзя отряхивать с ног прах своих предков.
Это создавало ощущение нашей окончательно затерянности во Вселенной. С одиноко стоящего куста саксаула резко взмыл вверх какой-то стервятник, чуть не задевший крылом кабину нашего КрАЗа. Страсти подогревал и подполковник Данильченко, рассказывавший, что у них бывали случаи, когда машина терялась в пустыне, и приходилось организовывать ее поиски, которые занимали не одни сутки. Но вот дорога в очередной раз свернула к показавшимся на горизонте тоненьким, словно спички, опорам. Как оказалось, возле них располагался базовый лагерь военных строителей.
Когда мы прибыли на место, солнце стояло уже высоко в небе, нещадно выжигая все живое, что чудом уцелело в этой безжизненной местности. Возле штаба лежала крупная черепаха, в глазах которой, казалось, остановилось время. Рядом спали присыпанные песком собаки, такого же светло-бурого цвета, как сама пустыня. Дорогу на медленно переходили два скорпиона, небось, страшно ядовитые.
Встретил нас начальник участка механизации майор С. Герасименко. Он не скрывал своей радости - любой рейс с "большой земли" заметно повышал живучесть затерявшегося в пустыне отряда. Я познакомился с экспериментальной хозрасчетной бригадой, которой руководил Николай Ермолаевич Мошногорский, побывал на трассе, где заканчивали монтажные работы на последних опорах. Затем мы пообедали, главный инженер УНР провел в вагончике импровизированную планерку, после которой за столом на некоторое время зависла напряженная тишина. Как оказалось, не было никаких вестей от начальника участка старшего лейтенанта Кабакова.
Он выехал несколько позже нас и должен был привести двадцать комплектов траверсной оснастки, которой должно было хватить на несколько дней работы. Время, когда он должен был приехать, давно вышло, а машины все не было. Что означала ее поломка в раскаленной пустыне, где на десятки километров вокруг не было ни живой души, ни капли воды, никому объяснять не было нужды.
Наконец, послышался рокот мотора - приехал старший лейтенант Кабаков. И только тут мы заметили, что начинает разгуливаться знойный ветер - "бескунак", характерный именно для этого времени, поднимающий тучи пыли...
Перед отъездом в Ленинск военные строители подарили мне маленькую черепашку, которая жила в гостинице, а затем отправилась в Москву. Еще я привез в столицу букетик тюльпанов. Дорогу они перенесли очень хорошо - комка ваты, смоченной в воде, вполне хватило для того, чтобы эти огромной жизненной силы цветы не завяли в картонной коробке. Часть тюльпанов я подарил жене Ирине, а остальные еще долго стояли в приемной главного редактора "Красной звезды" генерал-лейтенанта Николая Ивановича Макеева, на столе у его помощниц Антонины Дмитриевны Ивановой и Любови Васильевны Рахмановой. Их коротенькие стебли были практически не видны, и казалось, что в стакане лежат крупные звезды, упавшие с неба.
Полковник И.И. ИВАНЮК
Опубликовано в книге "Мой Байконур", М., 2007 г.
Док. 431127
Перв. публик.: 12.03.07
Последн. ред.: 12.03.08
Число обращений: 141
Иванюк Иван Иванович
|
