"Достояние поколений" (N2 2007 г.) отвечает заместитель Руководителя Россвязьохранкультуры Анатолий ВИЛКОВ

Пять лет назад был принят Федеральный Закон "Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации". К сожалению, за прошедшие годы ни одного подзаконного акта – нормативного документа, который обеспечивал бы практическое применение Закона, его воплощение в жизнь, так и не появилось, а прежние инструкции после вступления в силу нового закона была отменены как устаревшие. По сути дела государство парализовало себя в важнейшей сфере своей жизнедеятельности и жизнеспособности – в деле сохранения памятников национальной культуры.

Возможно, этим обстоятельством в значительной мере и было вызвано принятое весной нынешнего года решение о создании нового органа государственной власти – Федеральной службы по надзору в сфере массовых коммуникаций, связи и охраны культурного наследия (Россвязьохранкультура), подчиненной непосредственно Правительству Российской Федерации.

– Анатолий Иванович, наделение Вашей службы нормотворческими полномочиями, очевидно, призвано ускорить разработку и принятие подзаконных актов, которые, наконец. Позволят привести закон об объектах культурного наследия в действие. Какие документы этого ряда вы считаете первоочередными?

– Среди давно назревших проблем, связанных с охраной культурного наследия, едва ли не наиболее острой является отсутствие единого государственного реестра памятников истории и культуры. При этом, если памятники архитектуры до какой-то степени упорядочены, существует составленный еще в СССР их перечень, определяющий, в частности, место того или иного памятника в иерархии охранной нормы (федерального, регионального и местного значения), существует юридически зафиксированная карта памятников, – то для археологических объектов такие документы отсутствуют. Одну из главных трудностей в работе над единым реестром памятников истории и культуры я вижу в том, что понятия "зона охраны" и "территория памятника" трактуются законом единообразно – и для архитектурных, и для археологических объектов. Между тем, даже неискушенному в терминологических тонкостях человеку ясно, что эти понятия надо определять по-разному: зона охраны и территория памятника архитектуры, попросту говоря, центрируется вокруг самого памятника, с учетом, разумеется, особенностей прилегающего наземного ландшафта, в то время как очертить их для памятника археологии, не произведя соответствующих исследований, включая раскопки, невозможно.

Учесть эти и другие специфические особенности археологических объектов при создании единого реестра памятников – вполне реальная задача, если внести небольшие корректировки в существующей закон.

– А сам проект упомянутого вами Постановления правительства уже подготовлен?

– Он будет подготовлен в сроки, определенные Правительством РФ. Как и проекты ряда подзаконных актов безотлагательной важности, о которых вы спрашивали. Если продолжать говорить об археологии, то следует, прежде всего, назвать подготовленный проект постановления правительства "Об утверждении положения о порядке выдачи разрешений (Открытых листов) на право проведения работ на объектах археологического наследия".

Дело в том, что в Федеральном законе "Об объектах культурного наследия" выдача Открытых листов определяется как функция государственного органа. По сложившейся в течение десятилетий практике эту функцию осуществляет Академия наук в лице Института археологии РАН. Оба эти органа, строго говоря, не являются государственными. При всем почтении к колоссальному опыту, накопленному его сотрудниками в этом деле, мы должны строго следовать букве закона. Поэтому мы готовим проект Положения о выдаче Открытых листов, в котором, с одной стороны, заложены возможности опираться на неоспоримую высочайшую квалификацию академических сотрудников, а с другой – снять с них ответственность за выдачу Открытых листов, переложив ее на орган государственной власти в лице Россвязьохранкультуры. Иными словами, мы распределим экспертную и юридическую нагрузки между учеными и чиновниками в соответствии с теми функциями, которые эти категории работников призваны осуществлять по самому смыслу своего предназначения. Тем самым, мы рассчитываем сократить и самозваные действия в области охраны и использования археологических памятников. Ведь Открытый лист, выданный Академией наук, юридически не может считаться государственным разрешением, отсутствие которого при проведении раскопок является нарушением закона и значит, должно караться со всей необходимой строгостью.

– Важной новацией последнего времени стала передача многих функций в области охраны и сохранения наследия субъектам Российской Федерации. Как такая децентрализация повлияла на работу вашего ведомства?

– Теперь нет понятия единого органа охраны, есть функции, которые выполняются тем или иным региональным органом. В подобной ситуации несоизмеримо возрастает функция контроля и надзора. Усиление этой функции с одной стороны, и выстраивание единой системы органов охраны – с другой, вот, пожалуй, главное, что произошло за этот период.

– Вы имеете в виду органы охраны субъектов федерации и их замыкание на эту властную вертикаль?

– Не совсем. Речь идет о гармоничном сочетании федеральных и региональных полномочий. Центр работы по собственно охране памятников теперь переносится в регионы, так как большое количество памятников федерального значения передается субъектам федерации.

В области охраны археологического наследия мы возлагаем большие надежды на инициативу "снизу". В части контроля над незаконными раскопками мы хотим применить такую интересную форму, как участие казачества. Эта инициатива появилась в Самаре, мы ее всячески поддержали и попросили советника Президента по вопросам казачества генерала Трошева зафиксировать этот почин "по своей линии" соответствующими нормативными документами. В дальнейшем мы постараемся распространить эту инициативу и в других субъектах федерации. Кстати, если говорить о зарубежном опыте, то, скажем, в Италии есть формирования, которые специально нацелены на охрану археологических объектов, и подобная форма охраны древностей действует достаточно эффективно. А у нас эта функция возложена на участкового милиционера, который в реальной жизни никогда не доберется до охраны непонятных курганов, валов, городищ, стоянок…

– Но все же было бы, наверное, преувеличением сказать, что в деле охраны памятников вся надежда на войска? На долю гражданских служащих что-то ведь осталось?

– Вне всякого сомнения. Кое-чего приходится достигать и нашими скромными усилиями. Например, мы добиваемся введения правил торговли предметами антиквариата. Это вообще моя давняя мечта. В свое время мне довелось стоять у истоков решения этой задачи. В 1995 году удалось зафиксировать лицензирование торговли предметами антиквариата на уровне Указа Президента России, в результате чего торговля предметами археологии была вовсе запрещена. Потом, когда по инициативе министра экономразвития Грефа количество лицензированных видов деятельности уменьшилось, из этого списка была исключена и торговля антиквариатом, что повлекло за собой свободную торговлю археологическими предметами. Понятие антиквариата выпало из правового поля, хотя ряд новых статей уголовного кодекса ужесточает наказание за незаконные раскопки. Но, после того, как древний предмет, так или иначе оказывается в торговом обороте, применить уголовный кодекс уже невозможно. К торговле древностями относятся как к торговле картошкой, тряпками. Может торговать так называемый арт-дилер, может магазин, юридически они в одинаковых условиях. Но магазин обязан платить налоги, а арт-дилер ничего не платит, поэтому выгоднее предмет продать с рук на руки, не заплатив налог. Сегодня можно продать краденый предмет, продать предмет из незаконных раскопок и ничего за это не будет. Чтобы пресечь подобную неправомерную деятельность, мы разработали правила торговли предметами антиквариата, которые предусматривают запрет на торговлю предметами археологии.

– Тотальный запрет на торговлю артефактами?

– Да. Исключения могут составлять только предметы, на которые подтверждено право собственности.

– Тотальный запрет на торговлю артефактами?

– Да. Исключения могут составлять только предметы, на которые подтверждено право собственности.

– Тем не менее, все-таки должны быть правила включения в оборот археологических и антикварных ценностей?

– Безусловно.

– Для археологии они должны быть отдельными или они общие?

– Пожалуй, общие, за исключением того, что предметы археологии запрещены к вывозу, и мы за этим строго наблюдаем. Кроме того, у нас есть договоренность с подразделением ФСБ, которое занимается археологией, о том, что они предоставляют нам свои материалы о правонарушениях в этой сфере.

– У вас есть примеры попыток вывоза?

– Много примеров такого рода дает Дагестан, где повально распространены незаконные раскопки. Причем, они чаще всего происходят в труднодоступных для контроля зонах пограничного режима. Могильники раскапываются, похищаются бронзовые вещи, и что самое удивительное – затем предлагаются на закупку нашим же музеям. Мы столкнулись сейчас с фактами, когда наши крупные музеи приобретают подобные предметы. Они были принесены в один музей от частного лица, который просил большие деньги. Мы заинтересовались, как ведут себя музеи в подобных случаях и обнаружили, что при закупках, в том числе за государственный счет, никто из музейных работников не обращает внимания на право собственности. То есть, государство покупает у жуликов сворованное у государства же. Музейные работники обязаны справляться у наших служб относительно законности происхождения предметов и права собственности на них, чтобы исключить возможность приобретения музеем вещей, находящихся в розыске или незаконном владении. Мы сейчас в ходе проверок музеев, работая в фондах закупочных комиссий, обратили внимание на эту проблему.

– Но это огромный объем работы. Насколько вообще служба, на сегодняшний день, в состоянии справиться с ним?

– Мы никогда не ставим перед собой задачи полностью искоренить воровство. Кражи были, есть и будут – это как добро и зло, это вечная проблема. Там, где есть перспектива легкой наживы – там всегда это будет. Наша задача – создать такие условия, которые позволили бы минимизировать зло во вверенной нам области.

– Вы можете привести примеры успешной деятельности такого рода?

– За последние два года мы предотвратили приобретение предметов археологии IV-III веков до н.э., на которые претендует Турция. Эти предметы были предложены на закупку государственным музеям Кремля. Мы запросили турецкую сторону и получили ответ, что эти вещи у них в розыске как украденные, и по их данным они незаконно вывезены из их страны. Мы приостановили закупку и, руководствуясь конвенцией по защите культурного наследия, сделали запрос о подтверждении Турцией прав собственности на эти вещи. Мы выполнили свои международные обязательства.

Конечно, мы также требуем возвращать и свои археологические ценности, когда они обнаруживаются за рубежом. Вот вам два последних примера. Три года назад таможенные органы Литвы задержали контрабанду – предметы археологии, вывозимые военными. Литовские таможенники изъяли эти предметы и обратили в доход государства. Узнав об этом, мы по дипломатическим каналам сделали запрос, обменялись письмами и направили в Литву группу наших археологов-экспертов, которые на месте провели экспертизу и доказали, что происхождение этих предметов возможно только из одного места в Подмосковье. На основании этой экспертизы мы сейчас добиваемся возвращения этого археологического наследия.

Похожая история произошла в Италии, где была задержана партия предметов археологии, которые, по результатам экспертизы, могут происходить только из вполне конкретного места на территории России. Сегодня ждем ответа от наших итальянских коллег.

– Каково значение институтов гражданского общества в работе вашей службы?

– Я бы сказал так: их значение трудно переоценить. Они лежат в основе создания музеев и частных коллекций. Что такое искусство – оно создается не для науки, оно создается для украшения жизни человека. Любое произведение искусства – живопись, декоративно-прикладное искусство, в том числе и предметы археологии как элемент быта, порождает интерес человека к изучению прекрасного, в конечном счете, к совершенствованию отношений между людьми.

Перспектива дела сохранения археологического наследия заключена в опоре на общественность, т.е. на естественное желание и стремление человека сохранять свою историю. Государство всячески должно поддерживать эти тенденции, одно из направлений которых находит себя в создании частных музеев, которые, на мой взгляд, ни в коем случае нельзя расформировать. Поэтому я употребляю такой тезис: развитие цивилизованного антикварного культурного рынка способствует сохранению культурного наследия России. Что лежит в основе и служит развитию этого художественного антикварного рынка? С одной стороны – люди, которые ищут предметы и на этом получают выигрыш (уже хотя бы в силу того, что им выгодно продать подороже, они относятся трепетно и сохраняют этот предмет). С другой стороны – потребность людей, которые коллекционируют, и в силу своего интереса к предмету они его берегут. И те и другие сохраняют предмет искусства. При этом для нашей службы не важно, в чьей собственности культурная ценность, если она на законных основаниях находится в частных руках. Но чрезвычайно важно, что любая антикварная вещь должна получать публичность. Вот почему необходимо развивать частные музеи, в которых видится возрождение тех традиций, которым следовали коллекционеры Третьяковы, Щукины, Морозовы, Цветаев… Слава Богу, такие люди есть и сегодня. Известный бизнесмен, председатель совета директоров компании "Вимм-Билль-Данн" Давид Михайлович Якобашвили помешан на музыкальных инструментах, на мелкой пластике. Он собрал колоссальную коллекцию, покупает, привозит предметы из-за рубежа. Якобашвили получил от Лужкова землю на Солянке, и строит музейное здание, чтобы сделать свою коллекцию доступной для публики.

Я понимаю, что уровень предметов в частном собрании и в фондах государственного музея разный. Не может быть иначе. Но, в конечном счете, в государственный музей должны попадать предметы, представляющие интерес для государства, для науки. Это основное условие их длительной сохранности, их доступности для будущих поколений. Но это не исключает того, чтобы люди собирали, коллекционировали, предметы…

– И последний вопрос, в котором, возможно, содержится и некоторое пожелание. Средства массовой информации, охрана памятников и государство – какую взаимосвязь Вы видите между ними в деле сохранения культурного наследия? И, может быть, несколько слов для читателей журнала "Достояние поколений".

– Я думаю, что СМИ – это важнейший фактор привлечения людей к защите своего культурного наследия, поэтому мы всячески приветствуем любые издания, которые занимаются проблемой сохранения, в том числе и памятников археологии. При этом пресса не замыкается на узком кружке любителей археологии, а делает эту тему общим достоянием, люди читают и начинают проникаться ощущением истории, любовью к "отеческим гробам…".

Чрезвычайно важно иметь возможность почерпнуть оттуда и знание истории своего государства, и знание о конкретных объектах наследия. А главное – понимание своей роли в деле сохранения исторического и культурного наследия. Это очень важно, чтобы человек понимал свою роль, значение своей личности в сохранении культурного наследия государства. Поэтому отношение к прессе положительное.

Более того, когда пресса уделяет внимание проблеме сохранения наследия, ставит животрепещущие вопросы, это очень хорошо. Нередко в результате подобного воздействия печатных органов, иных средств массовой информации, государство принимает те решения, которые востребованы обществом.

"Достояние поколений",

N2 2007 г.

Док. 430262
Перв. публик.: 06.02.07
Последн. ред.: 06.03.08
Число обращений: 413