Как ни мелки порой подробности провинциальной литературной жизни, но она, жизнь наша, именно вот такая. Много в ней незаслуженно обидного для писателей, непонятного с точки зрения здравого смысла, не внушающего великих надежд на будущее. Ну, сами в этом не мало виноваты, самим и разбираться — никто за нас ничего не сделает.

Однако невольно уже возникает другой, более широкий план. Из частного ломится на свет общее: проблемы всего Союза писателей России. Впрочем, словосочетание "весь Союз писателей" ныне надо употреблять осторожно. Ибо в качестве цельной структуры он едва ли существует, рассыпавшись на территориальные осколки.

На одном из пленумов правления СП России в начале девяностых годов я осмелился прямо высказать сомнение в том, что мы с нашим руководством сумеем сохранить Союз как полнокровную, действительно всероссийскую организацию. Помнится, я что-то говорил о шагреневой коже. Далеко не отрадно было душе от мысли, что наш, такой заботливый центр начнёт самосохраняться и выживать любым способом, прежде всего — за счёт провинции, бросая местные писательские организации на произвол судьбы. Очень хотелось тогда ошибиться, но, увы, всё так именно и произошло. А без живого дееспособного тела что будет с головой?

Разумеется, трансформация Союза, приспособление его к новым условиям бытования были неизбежны. Та хорошо обжитая ниша в государственной надстройке, которую когда-то занимали писатели, перестала существовать. За распадом страны неизбежно следовал распад "большого" творческого союза — Союза писателей СССР. Но хотелось верить — Союз писателей России сохранит лицо, останется функциональным, способным не просто формально выжить, а и держать на сколько-нибудь приличном уровне литературный процесс.

Наиболее проницательные умы, однако, уже предвосхищали ход событий. Так, сразу после IХ, последнего в истории, съезда писателей СССР, назвав его прощальным, открыто вышел из всех союзов великий и мудрый Виктор Петрович Астафьев. Ещё раньше, в 90-91 годах в муках почившего ХХ века, не успевший стать известным, но от этого не переставший быть замечательным поэтом, приморец Вячеслав Протасов отказался даже обсуждать вопрос его вступления в СП, заявив, что Союз всё очевидней становится нужен лишь сам себе, а пользы литераторам, по крайней мере, провинциальным, никакой уже принести не способен. И уж на творчество-то наличие членского билета — точно — не влияет.

Сегодня так думают очень многие.

Юрий Рытхэу в ответ на вопрос о его членстве в Союзе писателей отвечает вопросом: а что, такой союз ещё существует? Юрий Поляков заявляет о своём выходе из его рядов. Не последние, между прочим, фигуры в современной российской литературе...

Но тогда, в девяностых, мы ещё барахтались в наших медвежьих углах, ещё грезили светом в конце туннеля. И где-то что-то вроде даже получалось. Допустим, Приморская писательская организация, лишённая финансирования до последней копейки и получившая от Владивостокской мэрии предписание освободить помещение, которое она занимала почти полвека, сумела не только преодолеть эти, казавшиеся непреодолимыми беды, но и зарегистрировала местное отделение Литфонда, создала (кстати, при соучредительстве той самой мэрии) де-юре своё предприятие — "Литературную гостиную". "Литгостиная", местный вариант ЦДЛ, при всей своей скромности всё-таки, как показывало технико-экономическое обоснование, позволяла писателям развить независимую экономическую базу, самостоятельно зарабатывать средства не только на содержание организации, но и на социальные и издательские нужды.

Приезжавший в Приморье редактор международного журнала "Форум" Владимир Муссалитин весьма заинтересовался нашим замыслом и предложил подробно рассказать о нём в журнале, дабы распространить, так сказать, передовой опыт среди всех, кто в нём нуждается. Но, забегая вперёд, признаемся, что спасительная идея была довременно похоронена там, где родилась, — похоронена теми, на кого она была призвана работать.

Разумеется, опыт выживания провинциальных структур СП многообразен, где-то более, где-то менее удачен. Посему на Якутском пленуме в 1995 году я предложил родному правлению собрать этот опыт по всей России, основательно изучив, обобщить его и выработать рекомендации для регионов, а может быть, и принять какие-то организационные решения, внести даже, если необходимо, изменения в устав Союза, дабы всем миром попытаться адаптироваться в не слишком уютных реалиях постперестроечной жизни. Но, увы, литначальники это предложение пропустили мимо ушей.

Период полураспада Союза писателей, кажется, закончился, когда на выездной пленум в Омск дальневосточников уже просто не пригласили. И дальше московское литературное начальство даже перестало информировать глубинку о своих мечтах и планах. Простенький, но выразительный симптом равнодушия к коллегам: что-то года, наверное, полтора на Комсомольском, 13, не ведали, что в Приморской писательской организации сменился номер телефона...

Была ли у нас возможность достойно вписаться в современную общественно-культурную жизнь России? Я бы не взял на себя смелость отвечать на этот вопрос. Но могу сказать уверенно: мы сами, писатели, в центре и на местах не смогли или не захотели грамотно решать свои проблемы — исключительно свои, поскольку послепереворотное государство даже не пыталось озаботиться выработкой разумной политики в области культуры в целом и в области литературы в частности.

Москва упустила возможность закрепить за писательским Союзом издательства и полиграфические мощности, что было бы совершенно логичным. Не сумела сохранить во всей полноте своё хозяйство: недвижимость, дома творчества, средства литфонда и т.д. Не поняла, что в условиях глобального изменения идеологической и политико-экономической ситуации на первое место выходит функция профсоюза литераторов, и вместо защиты их социальных и профессиональных прав "рухнула" в политику, где писателям вовсе не обязательно толкаться локтями — всё-таки наш Союз не политическая партия, а общественная организация, существующая, надо полагать, для решения прежде всего цеховых профессиональных вопросов.

Под стать центру вела себя и провинция. Здесь многие оказались в роли слепых на демонстрации моды. Не поняв, что произошло в стране, думали: вот завтра или послезавтра проснутся прекрасным утром, и всё станет на свои места. Эти люди не уразумели, что пришло время, когда глупо требовать от писательского Союза прежних благ и льгот, что, наоборот, теперь Союз нуждается в их помощи, что его попросту надо спасать, не ожидая в близком времени какой-то отдачи.

Всё это происходило на фоне неумеренного разрастания писательских организаций. В результате сложилась ситуация, которую один из наблюдательных приморских журналистов обозначил словами: членов Союза писателей стало много, а писателей нет.

И вот теперь путь, по которому идёт (если он вообще куда-нибудь ведёт) Союз писателей России, и собственно литературный процесс (включая книгоиздание и книготорговлю) пересекаются лишь случайно и редко. Уже и не самым умным литераторам становится ясно: литература приобретает островную форму — активно работающие писатели группируются вокруг литературно-художественных изданий, сумевших выжить, как правило, без помощи творческого Союза. Потому местные организации, не знающие, что им делать, оказавшиеся невостребованными современной жизнью, устремили свои взоры к газетам и журналам, которые, как им кажется, нужно подчинить себе. Тут проявляется не только желание литераторов (особенно слабеньких) публиковаться в подконтрольных им печатных органах, но и стремление утративших былой имидж писательских организаций повысить свою значимость, обратить на себя внимание, доказать, что и они не лыком шиты. Яркий пример тому — отношения Хабаровской писательской организации с журналом "Дальний Восток". И даже в нашу дальнюю даль доходят слухи о том, как местные писатели требуют арендную плату с редактора Михаила Петрова — за то, видимо, что он, Петров, для них, друзей сердешных, много лет умудряется издавать замечательный журнал...

Юрий Кабанков, член правления Союза писателей России, хорошо разбирающийся в проблемах литературной провинции, очень образно объяснил одному из наших коллег, который упорно не понимает очевидных вещей, что, собственно, произошло с ним и его единомышленниками. "Вы, — сказал Юрий Николаевич, — со старых, благополучных для вас, времён привыкли чувствовать себя мэтрами, находящимися на стрежне литературного процесса, даже управляющими этим процессом. Но река давно сменила русло, и вы оказались одним местом на мокром песке. Пытаетесь грести, царапаете по иссыхающему дну и никак не хотите видеть, что река здесь уже не течёт".

Признание в смерти

Не пристало мне, хотя не вчера перешёл с ними "на ты", а они со мной на "иди ты", поднимать слово против товарищей своих. Хотя какие они товарищи, давно заслужены ими иные называния. Пусть читатель определит, какие именно, с учётом того, что товарищи уже доносами губернатору и министру культуры отличились, и в газетах статьями, по содержанию и форме мало от доносов отличающимися, навеки выделились из числа прочих коллег. Хаживали они и по кабинетам, где, впрочем, не сильно их ждали, с той целью, чтобы хором по двое и по трое заявить уважаемому должностному лицу: "Вы с негодяем Имярек не дружите и не сотрудничайте ни при какой погоде, а дружите и сотрудничайте всегда исключительно с нами, хорошими!". Понятно: это от беспомощности, от полной растерянности товарищей, не столь давно чувствовавших себя как рыба в воде, а теперь потерявших ориентацию в пространстве жизни, а заодно с ней, похоже, и способность адекватно соображать.

Имена их называть не стану. Я вовсе не помышляю о вульгарном выяснении отношений, тем паче сведении личных счетов — речь, к сожалению, идёт о явлении распространённом, с которым всё-таки как-то надобно пробовать бороться. К тому же товарищей оных никто дальше нашего огорода не знает. И пусть не знает. В литературе ведь у каждого есть фамилия, да не у каждого есть имя. Так всегда будет, что ни делай. Хотя тут не обходится без оксюморона: у некоторых выше неназванных количество почётных званий и премий практически совпадает с количеством изданных книг. Умеют, да...

Это среди них легко подвизаются в лидерах трескотливые и много обещающие, да писать не ловкие. Приносят они нуждающемуся редактору тексты навроде подстрочников с марсианского, притом, что сами-то знают русский марсианского хуже, а марсианский, разумеется, не знают вообще. Им запись литературную делают, а они потряхивают денежными мешками и издаются как настоящие писатели, иногда даже с ламинацией, а то в бумвиниле да ледерине. Это они умудряются там и сям захватить верх малыми силами своими, поскольку не стесняются в методах и средствах. Это о них очень точно высказалась Елена Мурашова из Омска: "...надо всячески пропагандировать лучших, но позвольте нескромный вопрос: а как быть с худшими?.. И вот вопрос... совсем уже наглый: а как быть со средними? То есть с обычными писателями, чья слава раздута несоразмеримо с талантом? Они ведь так просто своего не отдадут! Пока не избавимся от плохих и не поставим на место средних — лучшим дороги не будет".

Это о них Владимир Ерёменко высказался в том смысле, что они уже ничего не поймут, никогда не поумнеют и ни в чём не перевоспитаются — они просто должны уйти.

Трогать их, признаться, никак не хочется. Но, с другой стороны, ежели они творят полоумное дело своё, заодно гробя и наше общее, почему надо стесняться об этом говорить? Ведь тысячу раз прав прозаик Владимир Фёдоров из Балахны: "...разваливается, скажем прямо, не самый худший из Союзов России!". Услышат ли они, в том числе и здесь, на Дальнем Востоке, вполне резонный призыв с земли Нижегородской: "...всё, милые коллеги! Говоря языком подворотен, "голимая халява" кончилась! Теперь нужно ежедневно, ежечасно доказывать и подтверждать свою деловую и профессиональную состоятельность... Союз писателей России в настоящее время превратился в касту "прикасаемых", и писатели прежде всего в этом виноваты!".

До сих пор, увы, не услышали.

...Бежит один из них напрямки к главе администрации и шепчет: "Вместо "Литературной гостиной" Имярек устроит в помещении писательской организации круглосуточный бордель!" Так прямо и шепчет, нисколько не заботясь ни о правде, ни о будущем этой самой организации.

Сидит другой в Союзе писателей, беседует с человеком, начавшим издавать книги местных авторов: пришёл, значит, в творческий Союз с искренним желанием помочь. И этот, который сидит по-хозяйски перед гостем, чётко формулирует свою мысль: мол, программа твоя издательская нам годится, мы будем направлять и определять. Так прямо и говорит: "Направлять и определять"! Как будто ему память отшибло, и он, местный титан художественного слова, не ведает, чем закончился почти вековой вседержавный "направляющий и определяющий" опыт...

В Приморье, скажем для примера, такая слепошарая политика формальных и неформальных литературных вождей привела к положению, которое они, вожди эти, сами же и описали в оригинальном документе с неоригинальным названием: "Справка" (исх. N 29 от 5 октября 2001 г).

В ней, в частности, можно прочесть:

"— писательская организация снята с финансирования;

— денег на содержание помещения нет;

— большинство писателей... в течение многих лет не могут издать ни одной книги;

— даже на пару-другую подписных газет нет денег..."

И много ещё других "не" и "нет". В принципе нет ничего. Нет дела, нет организации. Только "..стены изъедены грибком; летом из-за отсутствия кондиционера духота; зимой в помещении чрезвычайно холодно". А в приложении к сему, конечно, интриги, обиды, жалобы, доносы, суды...

Всё, как говорится, приехали.

За стёклами больших окон российской, русской писательской организации светится неоновая реклама на английском языке, приглашая заходить двадцать четыре часа в сутки. В собственном доме писательская организация живёт теперь на положении приживалки...

Сможем ли мы вернуться хотя бы туда, откуда сами по недомыслию своему удалились? Или эта реклама и вышеуказанная "Справка" окончательно останутся свидетельствами нашей несостоятельности, нашим признанием в том, что писательская организация уже даже не агонизирует, а просто тихо отходит навсегда?

А кто там торопится вслед за приморцами? Или, может, мы помираем не первыми, но по причине, так сказать, отсутствия информации пока не знаем об этом?..

Так всё же хочется надеяться на разум или хотя бы на чувство самосохранения товарищей писателей, на их всё-таки способность понять то, чего они до сих пор понять не захотели. И хуже — если не смогли. Ибо тогда и впредь вряд ли смогут.

г. ВЛАДИВОСТОК

N51. 21.12.2001

Док. 429006
Перв. публик.: 21.12.01
Последн. ред.: 29.02.08
Число обращений: 361