В. ВАРФОЛОМЕЕВ - У микрофона Владимир Варфоломеев, наш сегодняшний гость - адвокат Генрих Падва, человек, который на протяжении долгого судебного процесса защищал, но, я так представляю, что и далее будет защищать Михаила Ходорковского. Генрих Павлович, добрый день.
Г. ПАДВА - Здравствуйте.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Ведь нельзя же говорить о том, что поставлена точка?
Г. ПАДВА - Нет, конечно. Конечно, мы будем жаловаться, мы будем добиваться справедливости.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - То, что вчера произошло, это к справедливости не имеет отношения?
Г. ПАДВА - Никакого, ни малейшего. Я бы сказал, это антипод справедливости.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Но на чем основано ваше такое мнение?
Г. ПАДВА - Вы знаете, как я понимаю, это достаточно редкое дело в том смысле, что тут не просто, скажем, сомнительно или не доказано то, в чем обвинялся, а, наоборот, доказано, что всего этого не было, что Ходорковский не виноват в том, в чем его признали виновным.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Но это ваша позиция, позиция защиты. В приговоре-то изложены другие факты.
Г. ПАДВА - Да, но, видите ли, в чем дело, потому я и считаю, что приговор этот далек от справедливости, от истины, от истинного правосудия. И мы, конечно, будем всеми силами стараться, чтобы этот приговор не устоял, как говорят юристы.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Когда госпожа Колесникова зачитывала приговор, вы в зале суда находились?
Г. ПАДВА - Да, конечно.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Я имею в виду, уже когда окончательные были слова, последние, сказаны?
Г. ПАДВА - Конечно.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Когда вы услышали - 9 лет, ваша первая, может быть, эмоциональная реакция какой была?
Г. ПАДВА - Такое потрясение, я бы сказал.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Т.е. несмотря на то, что вы понимали, что дело идет к обвинительному приговору, что будет назначен срок, вы не ожидали, что это будет 9 лет?
Г. ПАДВА - Вы понимаете, в чем дело, все время говорили, что в период оглашения приговора мне все время задавали вопрос - скажите, а что, приговор будет обвинительным? Он 16-го числа, когда начали провозглашать его, начали его зачитывать, то уже было сказано, что они признаны виновными, все. И в первый же день суд указал, что он признал их виновными. Поэтому то, что приговор был обвинительным, было ясно уже 16 числа. Дальше суд просто обосновывал свой вывод о том, что он признал виновным, почему он пытался доказать, что это так, что, действительно, Ходорковский и Лебедев совершили те преступления, в которых они обвинялись, а то, что у обвинителей сразу было сказано - да, признаем виновными. Что же касается... поэтому тут никаких иллюзий у нас не было, нам было ясно, что их признали виновными.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Но ведь до этого вы слышали выступления гособвинителя, господина Шохина, который сказал - 10 лет надо дать.
Г. ПАДВА - Это уже совершенно другое. Что касается срока наказания, то мы прекрасно знаем и немало случаев, когда признают виновным в очень тяжких преступлениях и дают 7, 8, 9 лет и т.д., но, скажем, условно. Если я не ошибаюсь, то бывшему министру юстиции Ковалеву дали тоже 9 лет, если я не ошибаюсь, но условно. Моему подзащитному Быкову дали 6.5 лет, но условно, и освободили из-под стражи в зале суда. Поэтому тот факт, что приговор обвинительный, нам было ясно с первого же дня, но какое будет наказание, какая будет мера его, это мы совершенно не знали, не представляли. Я лично представлял себе так, что если будет лишение свободы реальное, то это не будет никогда больше, чем лет 5. Я даже смел надеяться на более мягкий приговор, потому что суд не мог не понимать, что люди это невиновны в том, в чем их обвиняют. Но что будет 9 лет, я не ожидал ни в каком случае. Поэтому я повторяю, это было потрясение, очень глубокое и страшное.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - А какова была реакция, я думаю, вы видели, самого Михаила Борисовича и также Платона Лебедева, которые выслушивали этот приговор и эти цифры?
Г. ПАДВА - Я вам скажу совершенно откровенно, я не посмотрел ни на того, ни на другого в этот момент. По нескольким причинам.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Настолько были шокированы?
Г. ПАДВА - Нет, первая причина, дело в том, как мы были расположены. Мы сидели спереди, а они стояли сзади нас. Значит, нужно было оборачиваться и смотреть. Это не очень красиво и не очень удобно, ну что это, любопытство, а как почувствовал. Во-вторых, мне было страшно смотреть на человека, которого, с моей точки зрения, так несправедливо к такому жуткому наказанию приговорили. Поэтому, и, потом, как-то разглядывать в этот момент человека, который осужден, мне кажется не очень приличным и не очень, словом.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Вы же адвокат, вы как врач, как персональный домашний доктор, как раз в такие тяжелые моменты.
Г. ПАДВА - Если бы я был врачом, я бы, наверное, смотрел на реакцию, что, а не нужно ли помощь какую-то оказать медицинскую, может быть, нужен валидол и т.д., я же не врач, я адвокат. Я слушал и переживал, вы знаете, я думаю, что сопереживание адвоката, во всяком случае, если он не потерял всякую совесть, подзащитным почти равно тому, что ощущает в этот момент его подзащитный, его родители, его жена. Я вам даю слово, что это просто невероятное эмоциональное потрясение. Вообще, когда считают, что приговор несправедливый, а по этому делу особенный, но понимаете, почти год мы вместе, понимаете, роднишься с этим человеком. Его начинаешь не только просто считать своим клиентом и подзащитным, но уже каким-то родным человеком, уже знаешь все его страдания, все его надежды, уже видишь иногда его улыбку, его юмор знаешь, т.е. это уже близкий, хорошо известный человек.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - А объективность при этом теряется в восприятии материалов дела и т.д.?
Г. ПАДВА - Вы знаете, я даже помню, когда написал в одной из своих работ, что вообще адвокат должен как бы абстрагироваться от своего отношения к своему подзащитному, потому что да, можно потерять трезвость восприятия и объективность. Но все-таки я надеюсь, что я профессионал, что 50 с лишним лет работы научили меня смотреть профессионально на дело и не поддаваться эмоциям. Поэтому я думаю, что для меня это существенного значения не имеет.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Адвокат Генрих Падва - наш сегодняшний гость. Одна минута новостей на "Эхе Москвы", затем мы вернемся к этому разговору.
НОВОСТИ
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Наш сегодняшний гость - адвокат Михаила Ходорковского Генрих Падва. Вчерашний вердикт суда вы считаете как адвокат своим поражением?
Г. ПАДВА - Вы знаете, это, на самом деле, я вам скажу, что первое, я не очень люблю, когда говорят - выиграл я дело, проиграл. Это не игры, на самом деле, это серьезное дело, и поэтому, мне кажется, это выражение, "проиграл", "выиграл", не очень приемлемо, это во-первых. Во-вторых, вы понимаете, можно считать, что поражением, как вы сказали, или, в конце концов, даже проиграл, когда идет, я бы сказал, честная борьба на равных, когда действительное обвинение, действительная защита, и суд взвешивает на весах правосудия так, как это должно быть, доводы защиты, доводы обвинения и решает, ищет, где же истина. А когда вмешиваются какие-то другие, потусторонние силы, когда суд взвешивает не доводы защиты и доводы обвинения, а некие другие обстоятельства, некие другие доводы, тогда нельзя считать, что выиграл или проиграл, поражение или нет, тут все предрешено, тут ничего не происходит. К сожалению, иногда бывает это такая театрализованная постановка.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Я открыл сегодняшние "Известия", здесь небольшая сноска и указано, что в суде в ходе процесса было допрошено 80 свидетелей, из 76 свидетелей обвинения и 4 свидетеля защиты. Такая явная диспропорция, это с чем связано? Вы никого не вызывали, у вас не было, на кого опереться?
Г. ПАДВА - Я вам сейчас скажу, это связано тоже с рядом причин. Во-первых, количество не всегда переходит в качество, и можно навызывать сотни свидетелей и ничего не доказать, и может прийти 1 свидетель, который все опровергнет. Это первое. Второе, у нас, конечно, были определенные сложности, я вам могу точно сказать, что в ряде случаев мы обращались к свидетелям, свидетели иной раз сразу отказывали, говорили - нет, мы не пойдем, потому что мы боимся, потому что это будет влечь за собой последствия. Некоторые соглашались, потом отказывались. И кроме того, факты были известны. Вы знаете, в приговоре не постеснялись написать такую страшную вещь, что когда свидетели соглашались пойти в защиту и сказать, на наш взгляд, абсолютную правду, то в отношении них возбуждались уголовные дела. И суд написал, что он сомневается в показаниях этих свидетелей постольку, поскольку, по сообщениям, прокуратуры, против них возбуждены уголовные дела. Не постеснялись. Уж молчали бы, а они на этом основании сомневаются в правдивости. Как раз это-то и свидетельствует, что люди мужественно шли на то, что, понимаете ли, может быть, пострадать, на то, чтобы сказать правду.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - И уж о презумпции невиновности тут никто не вспоминает.
Г. ПАДВА - О чем тут говорить? Значит, и это было очень важно. А кроме того, вообще, как правило, понимаете, в чем дело, тут вообще очень сложно. В идеале, вообще не должно быть свидетелей защиты. Французские адвокаты говорят так, что мы приходим в суд не для того, чтобы что-то доказать, а только для того, чтобы доказать, что прокурор ничего не доказал, вы понимаете, мы не должны доказывать невиновность.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Т.е. получается, что вы оправдываетесь?
Г. ПАДВА - Да, мы не обязаны. По закону сказано - бремя доказывания лежит на прокуроре, он обязан доказывать, пожалуйста. Поэтому нам совершенно необязательно каких-то свидетелей, мы, кроме того, мы, понимая всю сложность со свидетелей, мы опровергали документами. Тоже не обязаны были делать, нам было достаточно сказать, что это не доказано, оправдайте, а мы мало того, что сказали, что не доказано, мы сказали - пожалуйста, мы докажем вам обратное. Я прошу извинения.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Будьте здоровы.
Г. ПАДВА - Спасибо, постараюсь. Прямо обратное доказывали документально, 100%. И между тем, ничего не помогало. В ряде случаев суд говорил, что да, мы говорили - этот документ, который предъявил прокурор, он не может быть доказательством, потому что, скажем, тут судя по датам, вообще такого не могло быть. Суд пишет - правильно, но дело в том, что мы понимаем, суд считает, что это просто описка в этой дате. А в другом случае пишет, что это техническая ошибка. Что такое техническая ошибка, я не очень понимаю, когда речь идет о судьбе человека. Там есть такие, совершенно страшные вещи, сначала следователи обозревают, смотрят какие-то документы, которые якобы у них есть, а потом появляется постановление о том, что оно приобщено, позже, т.е. приобщили к делу позже того, как осмотрели. Откуда они, понимаете, должно быть - приобщить к делу и осматривать. Но осмотреть, а потом решать вопрос, откуда они взяли тогда, это совершеннейший нонсенс. Суд пишет, что это тоже описка, что, на самом деле, было наоборот, что там так, как написано, не может быть, мы и говорим, что так не может быть, они говорят - да, не может быть, но это описка. Так вообще.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Много ли вы в этом процессе для себя как юрист открыли нового в плане, прежде всего, юридическом, но, может быть, еще какие-то моменты?
Г. ПАДВА - Вы знаете, да, я бы сказал, два момента очень таких, основополагающих. Один момент касается того, что, оказывается, все можно. Можно написать и сказать абсолютно все. Оказывается, что можно просто на белое говорить черное, совершенно откровенно, и все это позволительно. Это первое. Вы знаете, я-то прошел все самые разные годы существования нашего государства и нашего правосудия. Я начал работать в 53 г., в год смерти Сталина, еще в том правосудия. Были различные колебания, знаете, раньше говорили так, что колебался ли в проведении линии партии, колебался вместе с линией партии. Так вот, я тоже, были всякие взлеты и падения в правосудии, я во всем этом был и видел, и знаю, но такого, как сейчас происходит, я вам даю слово и ответственно заявляю - такого не было никогда. Я могу свидетельствовать с 1953 г., с года, в который я начал работать.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Но мне все-таки кажется это преувеличением, ведь трудно в это поверить.
Г. ПАДВА - А какое это преувеличение, когда суд откровенно пишет, что человек виновен в преступлении, когда придает, по существу, обратную силу закону, отягчающую? Как это можно? Или не применяет новый закон, который смягчает? Вы понимаете, мне не хочется совершенно мелкие подробности приводить и вообще касающиеся конкретных обстоятельств, но я вам гарантирую, что это было так. Это первое, что я усвоил, что на сегодняшний день можно, оказывается, безнаказанно говорить на белое черное. И это проходит. И второе, там, конечно, есть очень юридически сложные, которые я бы обобщил так. Суд считает возможным бремя доказывания перелагать на защиту. Ведь что делает суд, мы предъявляем, скажем, показания свидетелей, а суд говорит - а мы критически относимся к этому свидетелю и поэтому не воспринимаем его показания.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - А имеет право так себя суд вести?
Г. ПАДВА - Нет, конечно. Если мы говорим, приводим свидетелей, и свидетель говорит - было так, а суд сомневается в этом, он имеет право сомневаться, но он не имеет права написать, что мы критически смотрим, поэтому отвергаем, потому что все сомнения должны быть в пользу обвиняемого. Если он усомнился в том, что свидетель, он должен получить опровержение этих, он должен был тогда сказать - пришел свидетель такой-то и сказал, что этого не было, а суд установил, что свидетель другой, Петров, Сидоров, такой-то, такой-то сказали, что это было, и он доверяет этим показаниям и не доверяет этим. Это понятно.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Т.е. свидетели первого и второго сорта получается? Одним суд доверяет, другим - нет.
Г. ПАДВА - Нет, суд может поверить одним и не поверить другим. Это право суда, он оценивает доказательства, он должен только мотивировать, почему он поверил этим и не поверил этим. Но просто сказать, что он критически относится к каким-то показаниям, и поэтому не взять их, показаниям защиты, он не имел права, вы понимаете, это трудно юридически, повторяю, бремя доказывания, обязанность доказать лежит на прокуроре. Если он предъявляет сомнительные доказательства, суд может сказать - мы критически относимся к этому доказательству, мы не можем сказать, что этот человек виновен на основании. Но если защита говорит, суд не может просто сказать, что я критически отношусь, суд может отвергнуть это доказательство только в том случае, если оно будет опровергнуто, если будет другое контрдоказательство, которое скажет, что нет, это доказательство неверно. А просто так сомневаться, говорить критически, воспринимать, это нельзя, а суд, между тем, все доводы защиты именно критически воспринял, но не опроверг их.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Но отверг?
Г. ПАДВА - Но отверг.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Генрих Павлович любезно согласился с нами остаться еще на 15 минут, без четверти три мы завершим наш разговор. Скоро новости, у меня один короткий вопрос, если получится короткий, в какие сроки может быть готова апелляция на приговор?
Г. ПАДВА - Тут все очень просто. У нас 10-дневный срок, мы в 10-дневный срок уложимся мы подадим жалобу.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Жалоба пойдем в Мосгорсуд, не в Верховный?
Г. ПАДВА - В Мосгорсуд.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - А у него какие-то временные рамки в рассмотрении?
Г. ПАДВА - Там после того, как мы подадим, будет длительная история. Еще будет изготавливаться протокол судебного заседания, еще все участники процесса будут знакомиться с этим протоколом, а он многотомный, этот протокол судебного заседания.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Т.е. апелляция осенью, что ли, только будет рассмотрена?
Г. ПАДВА - Я не знаю, когда, но это долгий процесс. Это может быть в сентябре, в октябре, не знаю.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Генрих Падва, адвокат Михаила Ходорковского, наш сегодняшний гость. После новостей и небольшой рекламы мы вернемся в эту студию.
НОВОСТИ
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Мы продолжаем разговор с адвокатом Генрихом Падвой, который осуществлял и продолжает осуществлять защиту Михаила Ходорковского. Теперь обращусь к вашим вопросам, есть несколько, как мне кажется, довольно интересных. Сергей Матюхин из Москвы, вопрос таков - считаете ли вы недоказанным судебным разбирательством наличие самих фактов уголовных преступлений или вы считаете недоказанной вину своего подзащитного в связи с этими фактами?
Г. ПАДВА - По большинству эпизодов не установлено вообще никакого преступления, т.е. установлено, что события вообще самого преступления не было. По многим фактам было установлено, что некое событие, о котором идет речь, было, но оно не образует никакого состава преступления.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - По крайней мере, может быть, по тем законам, которые существовали на момент совершения действия?
Г. ПАДВА - Безусловно. И наконец, третье, практически почти по всем абсолютно эпизодам вообще не установлена какая-либо роль и причастность Ходорковского к тому, что происходило. Где-то что-то кто-то совершал, мы считаем, что там и не совершалось преступления, что вообще не было ничего, но, кроме того, совершенно не установлено, что Ходорковский имел какое-то отношение к этому. И все равно его признали вину.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Вопрос, который встречается на нашем Интернет-сайте много раз, в частности, от Ивана из Сибири, возможно ли опубликование полных материалов по этому процессу? Ведь он не был закрытым?
Г. ПАДВА - Да, он не был закрытым, не был секретным, поэтому, насколько я знаю, мне говорили, что мое выступление полностью имеется в Интернете, даже его можно слушать в Интернете. Правда, я думаю, что надо набраться терпения, я говорил три дня.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Но судья Колесникова, если кому интересно, она 12 дней говорила.
Г. ПАДВА - 12 дней, да, она оглашала приговор.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Так что ее послушать будет еще, наверное, затруднительнее. Далее, вопрос от Дмитрия из Израиля - допустим, Мещанский суд не объективен, а есть ли гарантия, что какой-нибудь другой суд будет справедливым?
Г. ПАДВА - Гарантии, кто может иметь гарантии? Конечно, никаких гарантий нет, мы хотим надеяться, что все-таки какой-то суд будет более объективным.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - А европейский?
Г. ПАДВА - Европейский - это нечто совершенно другое, я бы не хотел сейчас, это нужно очень сложно объяснять, что такое европейский суд, понимаете, он не может, европейский суд не имеет прав рассматривать дело по существу. Он может решить вопрос, были нарушения или не были нарушения прав человека и т.д. А он же не может оценивать доказательства и говорить, что это не доказано, это нечто другое. Поэтому это все должно быть в отечественном правосудии.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - В этом разговоре нам не удастся уйти от оценок не то, чтобы политических, но, скорее, может быть, общественных. Маргарита Сасфенова из Москвы задает такой вопрос, сначала она пишет, что несмотря на приговор, вы победили, считает она, но вопрос таков, что может сделать для Михаила Ходорковского простой россиянин? И вторая часть, как противостоять такому произволу? Может быть, вопрос, конечно, не совсем адвокату, но все же.
Г. ПАДВА - Да, это вопрос, скорее, к политическим деятелям, как бороться с той тенденцией, которая сейчас очень явно обозначилась, как бороться с незаконными действиями чего бы то ни было, как бороться с зависимостью суда и т.д. Это все очень трудные вопросы, я не берусь сейчас так с ходу на них отвечать. Но я думаю, что общественность, конечно, может сыграть определенную роль, хотя тут надо очень продуманные и серьезные шаги предпринимать, если что-то делать.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Но в этом направлении не адвокат Падва, а гражданин Падва размышлял, думал?
Г. ПАДВА - Мне трудно делить себя на части, говорить, что я в чем-то адвокат, а в чем-то гражданин. Я себя считаю неким цельным, единым существом.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - То, что вы можете, вы делаете в процессе?
Г. ПАДВА - Да, и адвокатом, и гражданином. Но я могу вам сказать, что мои любые те эмоции, о которых я говорил, это эмоции и профессионала, и гражданина, это же, конечно, тут есть еще определенные дополнительные эмоции, когда, конечно, мне обидно как профессионалу, что не слышат или не хотят слышать, не верят, не понимают. Но, в общем, это страшно не как профессионалу, в основном, как гражданину.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Такие же слова, которые сейчас употребили вы, использовала и Инна из Тулы, которая написала такой вопрос - не боитесь жить в этой страшной стране?
Г. ПАДВА - Все-таки не боюсь. Боялся бы, давно уехал, как многие это сделали. Но я не могу жить в другой стране, потому что я, как бы это сказать, плоть от плоти от этой страны, это моя родина, это моя жизнь, как можно вдруг разорвать, всю жизнь прожить здесь, больше 50 лет проработать.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - В конце концов, 53-й год пережили. И 2005-й переживем?
Г. ПАДВА - Переживем, я надеюсь.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Вернемся к процессуальным моментам и, возможно, новым эпизодам. В тот момент, когда вы находились вчера в зале суда, выступала представительница Генпрокуратуры госпожа Вишнякова, которая сказала, что ее ведомство собирается предъявить и Ходорковскому, и Лебедеву новые обвинения в присвоении 11 млрд., причем не рублей, а долларов, и их отмывании. Сегодня пресса подсчитала, что в итоге Ходорковский и Лебедев могут сидеть не 9 лет, как определено вчерашним судом, а с добавлением новых вероятных сроков, вероятных, до 30 лет, такие графы Монтекристо могут получиться почти. Вы что-то знаете об этих новых эпизодах, новых обвинениях?
Г. ПАДВА - Да, я знаю, что угрозы такие были и официально, и неофициально, что вроде бы собираются какое-то обвинение предъявить. Пока не предъявлено. Возможно, в ближайшее время, как сказала Вишнякова, будут предъявлены, тогда будем смотреть, что это за обвинения. В принципе, после того, что я услышал в приговоре, я могу поверить во все, что угодно.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Пока обвинения официально не предъявлены, адвокаты не допускаются к материалам?
Г. ПАДВА - Тем?
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - К этим, к новым.
Г. ПАДВА - К новым нет, конечно.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Т.е. это пока все внутреннее прокурорское дело?
Г. ПАДВА - К сожалению, да.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Сегодня в прессе появились предположения, скажем так, некоторые авторы не исключают того, что 9 лет, тот срок, огромный срок, в этой связи и Михаил Ходорковский, и Платон Лебедев якобы могут обратиться к президенту Путину с просьбой о помиловании. Существует ли такая вероятность, я имею в виду, естественно, не в юридическом плане, здесь это очевидно, а есть ли такие планы у вашего подзащитного, в частности?
Г. ПАДВА - Этот вопрос никогда не подымался, никогда не обсуждался. Я ничего не могу сказать по этому поводу, хотя, в принципе, я вам должен сказать, что надо обращаться, не буду вообще обсуждать постольку, поскольку никогда, повторяю, не возникал такой вопрос.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Я правильно понимаю, что обращение о помиловании в теоретическом смысле означает признание вины человека?
Г. ПАДВА - Нет, необязательно. Строго говоря, необязательно. Вы понимаете, в ряде случаев амнистии объявляют и амнистируют человека, амнистия, помилование - это частная амнистия, амнистия - это помилование ряда людей, а помилование такое - это индивидуальное помилование. На самом деле, природа юридическая эта одна и та же. Но это государство, власть прощает человека.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Помилование не предполагает обязательного раскаяния человека?
Г. ПАДВА - Учитывается, раскаялся, не раскаялся.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Т.е. если он все отрицает и по-прежнему заявляет - я ничего не совершал, я невиновен?
Г. ПАДВА - Но это не исключает, теоретически все равно можно помиловать.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Последний вопрос самый, Елена интересуется, а какой срок, например, дают в Америке тем, кто прошел по таким же статьям?
Г. ПАДВА - Не знаю, у меня такой статистики нет.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Хочется сравнивать, тем более на слуху, например, история нашего бывшего министра Адамова, там суммы, гораздо меньшие, чем инкриминируются ЮКОСу, Ходорковскому и Лебедеву, а ему в Америке грозит 60 лет тюрьмы. Поэтому многие, в частности, на пейджер пишут, в общем, что ничего страшного в 9-летнем приговоре нет. Такие сравнения некорректны?
Г. ПАДВА - Я думаю, абсолютно некорректны, а утверждение, что ничего страшного 9 лет, это надо, наверное, сначала отсидеть попробовать, эти 9 лет, а потом говорить, страшно это или не страшно.
В. ВАРФОЛОМЕЕВ - Спасибо большое. Адвокат Генрих Падва был нашим сегодняшним гостем, на протяжении почти 45 минут мы говорили о некоторых аспектах пока завершившейся первой части процесса по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Благодарю вас, всего вам доброго.
Г. ПАДВА - Благодарю вас тоже.
http://www.echo.msk.ru/interview/36769/
01.06.2005
Док. 427506
Перв. публик.: 01.06.05
Последн. ред.: 21.02.08
Число обращений: 328
Падва Генрих Павлович
|
