Я хочу оценить взаимоотношения бизнеса и власти с точки зрения третьего сектора, или того самого гражданского общества, про которое долго и все время толкуют, есть оно или нет. Я исхожу из того, что оно у нас есть, но поневоле слабое, а хотелось бы, чтобы было сильное.
С начала нынешнего века, по-видимому, с приходом к власти нынешнего президента, увеличилось давление на бизнес, который до этого чувствовал себя более-менее свободно. И это не только увеличение взяток, но и требования по вложению денег в разные мероприятия власти, которые они там по каким-то соображениям - люди, причастные к власти, - хотели бы развить, т.е. благотворительность. Надо сказать, что я с большим удивлением узнала от хорошего специалиста в этой области, что российский бизнес тратит на благотворительность больше, чем бизнес в Америке и в Европе. Там примерно 7% от доходов идет на благотворительность, а у нас - 11%. Но как-то никто не замечает этого золотого дождя и не считает наших бизнесменов большими благотворителями. По-видимому, потому что эта благотворительность не развивается добровольно. Это не тогда, когда какой-нибудь богач создает фонд, и одному нравится финансировать науку, другому - песни и танцы.
У нас эта благотворительность развивается, направляемая государством. Если это не взятки и не прямые откаты, то куда наши власть имущие предлагают третьему сектору вкладывать? Это - спорт. Финансируйте, чтобы у нас футбол не проигрывал. Церковь - понятно, что надо на том свете отмолить то, что на этом делали. Досуговые организации - туда же. Ансамбли казацкие или чеченские, или еще какие-то тоже получают такие деньги. Социальные организации. Надо сказать, что в социальные организации наш бизнес тоже вкладывает. Это удивительная вещь: до 40% денег, на которые существуют наши социальные организации, которые помогают группам населения, нуждающимся в благотворительной поддержке, - это деньги российского бизнеса, уже не Запада и не бюджетные - бюджетных мало.
Я думаю, что надо сказать о том, что у нас появился, как он сам себя охарактеризовал, неправильный олигарх - Михаил Борисович Ходорковский, который нарушил этот порядок. Он создал фонд "Открытая Россия", и он тратил не меньше, а, может быть, больше, чем другие крупные бизнесмены на свои бездоходные проекты. Но он сам решал, на что будет направлять деньги. Он отказался слушать советы, куда их надо вкладывать. Вкладывал их этот неправильный олигарх в гражданское общество - в молодежь, в компьютеризацию сельских школ и сельских библиотек, для того чтобы поднять возможности бедной части общества, молодежи стать активными участниками общественно-политических, экономических процессов.
Я не встречала этого напрямую в его выступлениях. Как-то это сквозило в том, что он писал и говорил. У него, по-видимому, была идея такая - создать союз гражданского общества и бизнеса для того чтобы и гражданское общество, и бизнес перестали быть младшим братом для нашей государственной власти, а стали бы равными партнерами государства. Я думаю, что это одна из главных, а может быть, и главная причина, почему выбор показательного процесса над крупным бизнесменом пал именно на Ходорковского.
Смотрите: ведь и арест был символический - во время Гражданского форума в Нижнем Новгороде. Я разговаривала с ним. Не то чтобы у нас было взаимное объяснение - целая группа разговаривала, когда он из Нижнего Новгорода прилетел в Новосибирск, где и был арестован.
Ходорковский не то чтобы опередил наше общество лет на 9. У него задумки такие были. Он ничего такого не сделал, что бы помогло нашему обществу лет на десять, а задумки были - да, а может быть, и больше.
Так вот, я должна сказать, что если говорить, что он опередил, то другие богатые люди - не все, я их плохо различаю, но это было очевидно по реакции РСПП на третий сектор, - они наблюдали, чем закончится этот эксперимент, начатый Ходорковским, - вкладывать деньги в гражданское общество. Вроде бы им нравилось. Я думаю, что уже не только один Ходорковский.
Когда арестовали Пичугина и Лебедева, но еще не арестовали Ходорковского, реакция была такая, здорово меня удивившая. Я не ожидала такого от нашего крупного бизнеса. Они кинулись именно к правозащитникам. Они говорили, что мы нуждаемся в помощи гражданского общества, в защите гражданского общества. Пошел наезд, но мы готовы помогать. А мы говорили, что хотим, конечно, как и во всякой цивилизованной стране, работать на деньги отечественного бизнеса, а не западного, чтобы нас потом постоянно не упрекали в том, что мы, видите ли, предаем при этом интересы Отчизны. Хотя я должна сказать, что наше государство тоже берет деньги на Западе, но почему-то их не упрекают в том, что они при этом против интересов государства действуют. А правозащитники - вот они такие непатриотичные, существуют на западные деньги.
Был создан антикризисный комитет, в который входили кроме представителей РСПП еще и всякие активные правозащитники. Этот антикризисный комитет постоянно заседал, и мы договорились, что туда каждая фирма или компания вкладывает деньги. Они выбирают, как предполагалось, совет директоров из тех людей из третьего сектора, которым они доверяют, и уже мы на конкурсной основе будем распределять эти деньги. Так мы хорошо разговаривали, обо всем договорились, и суммы были приличные, пока не арестовали Ходорковского. Теперь антикризисный комитет растаял в воздухе. После его ареста он больше не собирался.
Понятно, почему. Потому что власть очень понятно объяснила нашему бизнесу, что не позволит, чтобы они вкладывались в гражданское общество без спроса власти, а те дальше будут отстегивать туда, куда им велено. Они этот прозрачный намек поняли, и наше гражданское общество и наш бизнес остались по-прежнему младшими, очень младшими братьями по отношению к власти. Это задержало, я думаю, и обретение прозрачности бизнесом, потому что если бизнес хочет быть самостоятельным, как сделал Ходорковский, то, прежде всего, чтобы не было претензий, стал прозрачным. Как видите, не помогло. Это задержало и развитие гражданского общества.
Я должна сказать, что если наши социальные организации, которые помогают инвалидам, детям и т.д, благотворительные организации могут рассчитывать на то, что они дальше будут поддерживаться отечественным бизнесом, то, скажем, правозащитники, ситуацию которых я очень хорошо знаю, поскольку Московская Хельсинская группа - это правозащитная организация. Правозащитники не могут позволить себе брать денег из бюджета - может быть, нам их оттуда бы с удовольствием и дали, но тогда мы тоже должны, как бизнес, встать на задние лапы. Мы не можем позволить себе и обращаться к нашим бизнесменам за деньгами просто потому, что их жалко. Зачем ставить человека в такое положение, когда он говорит: "Извините, я боюсь", или дает, а потом мы виноваты в том, что с ним произошло. Поэтому мы обречены работать на деньги Запада и выслушивать по этому поводу упреки.
Последнее, что я хотела сказать: слабость нашего гражданского общества сохранится до тех пор, пока наш бизнес не станет независимым. Я вижу психологическую способность сотрудничества с гражданским обществом и у крупного, и у среднего, и у мелкого бизнеса. Причем, средний и мелкий бизнес помогают, все-таки, на региональном уровне - кое-кто, а для крупного это исключено. Поэтому гражданское общество не будет развиваться в стране до тех пор, пока не будет независимого бизнеса. Мы можем делать гораздо больше, чем мы сейчас делаем, но на это нужны деньги.
А до тех пор, пока у нас не разовьется гражданское общество, я думаю, что у нас не будет независимого бизнеса. Я думаю, что у нас не будет ни политической стабильности, ни экономического процветания. Как выйти из этого заколдованного круга, я не знаю. Я потому и хожу на собрания политологов. Думаю, что здесь мне скажут об этом выходе.
заседание Круглого Стола "Бизнес и власть в России"
08.06.2005
http://open-forum.ru/members.php?member_id=2
Док. 415910
Перв. публик.: 08.06.05
Последн. ред.: 13.01.08
Число обращений: 382
Алексеева Людмила Михайловна
|
