История человечества свидетельствует, что остановить процесс сокращения численности населения развитых стран за счет роста рождаемости невозможно. Открыть двери для мигрантов нам придется. Но как не повторить драматический опыт Европы, где иммиграция привела к возникновению национальных гетто?
Интервью Анатолия Вишневского корреспонденту журнала "Эксперт" Наталье Архангельской.
Среди множества проблем, с которыми Россия сталкивается в XXI веке, есть одна, для решения которой времени почти не осталось. Анатолий Вишневский, директор Центра демографии и экологии Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в этом убежден. Логика его рассуждений такова: экономика - дело наживное, удвоим мы ВВП за десять лет или за пятнадцать, не так важно. Но, по прогнозам, к 2050 году население России сократится на треть. Для страны, имеющей самую большую в мире территорию, да еще при нынешней демографической ситуации в мире, это более чем серьезно.
- Согласно расхожему мнению, до вымирания нашу страну довели реформаторы первой волны во главе с Борисом Ельциным.
- Сокращение численности населения действительно началось в 1992 году, но тенденция сложилась еще в середине шестидесятых. Да и до той поры ситуация была не блестящая: десять послевоенных лет ушло на восстановление довоенной численности. Потом прирост был еще приличный, но уже не тот, что прежде. Реально же рождаемость рухнула еще в тридцатые годы, но, поскольку некогда в России она была очень высокой, до середины шестидесятых она оставалась выше, чем на Западе, где процесс начался намного раньше.
Главный фактор сокращения рождаемости, конечно, урбанизация. У нас приток в города начался позже, но шел форсированно: за короткий срок переселились десятки миллионов людей. Жили в бараках, в переполненных коммуналках, все было не только быстрее, но и грубее, чем на Западе. Добавьте сюда репрессии, раскулачивание, голод, войну - все это как утюгом прошло по европейской части страны. Традиционная крестьянская жизнь была разрушена быстро. При этом в СССР складывался принципиально тот же тип жизни, что и в Европе: образование - всеобщее, в том числе и женское, участие женщин в производстве даже более активное, чем на Западе. В результате уже в середине шестидесятых рождаемость опустилась ниже уровня простого воспроизводства - 2,2 ребенка на одну женщину. Согласно итогам переписи 1959 года (первой после войны), еще оставался контингент женщин, занятых только домашним хозяйством и детьми, но дальше он практически сошел на нет. При этом надо учесть, что горожанин в первом поколении сохраняет крестьянский менталитет, который частично уходит во втором, но главным образом в третьем поколении.
- Сегодня у нас на селе рождаемость по-прежнему выше, чем в городе?
- Не намного. Села часто находятся в зоне влияния больших городов. Сознание крестьян тоже отчасти урбанизировано. И все это общемировые закономерности. А если говорить о национальных особенностях, то с середины шестидесятых не только рождаемость подошла к критическому порогу, но и, в отличие от Запада, перестала снижаться смертность. Борьба с ней везде ведется в два этапа. На первом - патерналистском - искореняются болезни, которые можно одолеть прививками. Массовая вакцинация не требует от людей активности, надо лишь, чтобы они ей не противились. И этот этап Россия преодолела. Но на втором вперед выходят факторы, зависящие от нашего индивидуального поведения. И тут мы споткнулись. Против пьянства, лихачества за рулем, неправильного питания прививки бессильны. Добавьте сюда нищее здравоохранение и традиционно невысокую ценность человеческой жизни в России. Да и по количеству самоубийств мы тоже в числе лидеров.
- В России это четвертая по значимости причина смертности. Но абсолютное первенство здесь держит вроде бы Венгрия.
- Венгрия, Финляндия, Литва, наша Удмуртия. В основном это народы финно-угорской языковой группы - к слову сказать, любопытный феномен, который трудно объяснить. Далее: от инфарктов у нас умирают более молодыми, чем на Западе. И наше пьянство тоже не случайность. Это реакция, в том числе и на незавершенную урбанизацию. Московская интеллигенция меньше пьет и меньше умирает, но, чем дальше от центра, тем отчетливее проявляется социальная полуадаптированность - уже не крестьяне, но еще и не горожане. Городские окраины, пригороды, да и многие областные центры - это все не вполне города. И в смысле инфраструктуры, и в смысле культурной жизни. Их население и становится жертвой ранней смертности.
- А может, все дело в уровне жизни?
- Лишь отчасти. Ведь если люди маргинальной культуры становятся богатыми, они отнюдь не начинают заботиться о здоровье, а напротив: начинают неумеренно есть, пить и предаваться прочим злоупотреблениям. Хотя, конечно, низкий достаток усугубляет социальную неадаптированность. Но в принципе из-за быстрой урбанизации новоиспеченные горожане не успели стать средним классом, который на Западе формировался под влиянием многовекового участия в экономическом процессе - со своими деньгами и собственностью.
- Мы фактически перепрыгнули стадию капитализма...
- Такие прыжки удаются лишь вчерне, а потом десятилетия уходят на ликвидацию оставшихся заусенцев и шрамов. Жестокость социальных катаклизмов двадцатого века в России сильно повлияла на экзистенциальные ценности, от которых зависит демографическое поведение людей, - жизнь, смерть, любовь, брак. Отсюда и наши показатели смертности, по которым мы сильно опережаем Запад.
- Но если падает рождаемость, а смертность отодвигается на более поздний возраст, то нагрузка пенсионеров на активное население увеличивается?
- Ее в значительной степени компенсирует сокращение рождаемости. Ведь активное население содержит не только пенсионеров, но и детей, и неизвестно, какой пресс тяжелее. Пожалуй, второй, потому что у детей больше запросы. Так что низкая рождаемость тоже имеет свои хорошие стороны: с экономической точки зрения у нас сегодня ситуация очень выгодная - меньше семисот иждивенцев на тысячу работающих. Это лучшая пропорция за последние пятьдесят лет. Для сравнения: есть страны, где она составляет тысячу пятьсот на тысячу. Но через два года эту фору мы начнем терять, и надо как-то перераспределять совокупные доходы, которые тратятся на детей и стариков, - в пользу последних. Как это сделать, никто не знает, потому что пенсию платит государство, а детей в основном содержат родители.
- В одной из ваших работ я прочла, что идеология и политэкономия старения населения не выработана нигде. И там же было сказано, что этот процесс несет целый букет специфических проблем.
- Речь идет об ослаблении притока молодежи и естественного напора поколений, о замедлении обновления знаний и идей, опасности геронтократии. Есть страны, где довольно жесткий возрастной лимит, скажем, на работу в структурах госвласти. Мы же, наоборот, говорим о повышении пенсионного возраста. Но много ли выиграет экономика, если в составе трудовых ресурсов резко вырастет доля носителей позавчерашних знаний и представлений?
