Выступление митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла на Международной богословской конференции.Назад
Выступление митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла на Международной богословской конференции.
Подводя итог выступлений и дискуссий, которые состоялись в рамках завершающейся богословской конференции, я хотел бы затронуть несколько аспектов Таинства как важнейшего явления как в жизни Церкви в целом, так и каждого ее члена в отдельности.
Таинства являются определенной константой в жизни Церкви. Они суть божественное установление и неотъемлемая часть того, что мы называем Традицией с большой буквы. В раннехристианском памятнике - книге "Пастырь" Ермы - Церковь представлена башней, которая созидается из камней. Позволив себе напрячь воображение, мы можем предположить, что Таинства в такой башне - это сваи, на которых стоит остальная конструкция. Конструкция может увеличиваться или уменьшаться - в зависимости от того, насколько сильна вера христиан, однако то, что лежит у ее основания, остается неизменным. Такой неизменностью в жизни Церкви обладают Таинства.
Тем не менее, говорить о неизменности Таинств и ставить на этом точку было бы упрощением, редуцированием сложного и наполненного жизнью феномена, каким является Таинство. Историческая литургика, которая благодаря усилиям многих ученых совершила настоящий прорыв в изучении того, как появлялись и изменялись чины различных церковных Таинств, заставляет нас сделать вывод, что при всей неизменности по сути, по своей форме Таинства изменялись.
В этом смысле феномен Таинства очень похож на феномен богословия. Богословие ведь тоже имеет некое неизменное ядро, некую внутреннюю константу, но при этом формы его выражения изменялись от эпохи к эпохе - изменялся, так сказать, богословский язык, но неизменной оставалась семантика этого языка. Если мы примем во внимание выработаное в русской религиозной философии различение между знанием Бога и знанием о Боге, то учение Церкви, ее самосознание и знание Бога на всем протяжении христианской истории оставались неизменными, начиная с апостольских времен. Однако знание о Боге, как оно раскрывалось отдельными Отцами Церкви и затем принималось всеми христианскими общинами, углублялось и становилось богаче от эпохи к эпохе.
В сочетании неизменности и исторического динамизма между феноменом Таинства и феноменом богословия можно провести параллели. Среди этих параллелей и то, что как богословие, так и Таинства являются как бы дверьми, открывающими путь в сферу божественного бытия - они исполняют посреднические функции между миром небесным и земным, соединяют эти два мира как бы неким мостом. Отличие между ними в том, что богословие соединяет человека со сферой божественного на уровне ума, интеллекта, а Таинства - на уровне всего его естества, включая душу и тело.
На развитие как языка церковного богословия, так и внешних форм Таинств значительное влияние оказали внешние факторы - прежде всего иудаизм и эллинизм. Так, практически все Таинства Церкви уходят корнями в иудейскую традицию. Однако христианство взяло формы иудейских священнодействий, наполнив их совершенно новым содержанием. В христианском контексте в центр всякого священнодействия был поставлен Христос. Христос находится в центре Евхаристии, потому что мы вкушаем Его плоть и кровь. Христос также в основе крещения, потому что через крещение мы становимся частью Его Тела - Церкви. Через миропомазание на человека нисходит Утешитель, посылаемый Христом. Рукоположение в священство является поставлением человека во образ Христа. Священнодействие и пастырство, которые совершает поставленный священнослужитель, имеют в качестве своих архетипов первосвященство и пастыреначальство Христа. В браке брачующиеся соединяются во образ Христа и Его Церкви, как об этом пишет апостол Павел в послании к эфесянам. Покаяние и елеосвящение через оставление грехов воссоединяют грешника с Церковью и Христом, врачуя душу и тело христианина. Христоцентричность, таким образом, - это главная черта христианского понимания Таинств, отличаяющая их от схожих по форме иудейских священнодействий. При этом, говоря об отличии христианского и иудейского понимания Таинства, я бы их не противопоставлял, но, следуя методу типологического истолкования Ветхого Завета, предположил бы, что ветхозаветные установления касательно священнодействий были прообразами христианских священнодействий, и в них предзнаменовательно указывалось на Христа как основу христианских Таинств.
Таинства, обретя христоцентричность, продолжили развиваться в том, что касается формы. На это развитие немалое влияние оказала эллинистическая культура. В первую очередь, влияние это отразилось на самом слове "таинство" - "мистирион". Это слово не является библейским, хотя прообразы христианских таинств, как мы уже сказали, были важнейшей частью иудейства. Слово взято из греческой культуры, где таинство имело несколько иной смысл. Через таинства грек также соприкасался с тем, что, как он верил, было божественной сферой. Тем не менее, мистерии для грека были путешествием по неведомому. Поэтому и само по себе слово "мистерия" означает тайну. Для христианина же в Таинстве нет тех темных глубин, какие существовали для античного грека. Несмотря на отличия между античными мистериями и христианскими Таинствами, христианские богословы очень рано начали использовать слово "мистирион". Вероятно, они руководствовались тем, что и у античных греков, и у ранних христиан "мистерии" не были самодостаточными священнодействиями, просто культом, но способом приобщения к транцедентному.
Одним из наиболее ранних примеров христианского подхода к Таинству являяется богословие апологета и гимнографа святого Мелитона Сардийского. Мелитон пишет о Христе как о Таинстве. Христос является для него высшим христианским таинством - таинством Пасхи и таинством спасения. Это таинство имело множество прообразов в Ветхом Завете и явилось с новой силой с Боговоплощением. Позволю себе привести пространный отрывок из гимна святого Мелитона о Пасхе:
Это есть
новое и древнее,
вечное и преходящее,
тленное и нетленное,
смертное и бессмертное
Таинство Пасхи:
древнее по Закону,
новое же по смыслу,
преходящее как образ,
вечное как благодать <...>
Он (Христос) есть все:
Тот, кто судит закон;
Тот, кто учит;
Тот, кто спасает благодатью;
Тот, кого рождает Отец;
Тот, кто рождается как Сын;
Тот, кто страдает как агнец;
Тот, кто погребается как человек;
Тот, кто воскресает как Бог.
Сей есть Иисус Христос <...>
Сие есть таинство Пасхи, - заключает Мелитон.
Таким образом, на примере гимна Мелитона мы видим, как древние мистерии в христианстве приобретают христоцентрическое измерение. Рассмотрение Таинств в христологическом ключе позволяет дать ответ на очень трудный вопрос, стоящий перед современным мистериальным богословием - это вопрос о количестве Таинств. Историческая литургика вполне однозначно показала, что в различные периоды эмпирического бытия Церкви количество священнодействий, рассматривавшихся как Таинства, варьировалось. Как же это согласовать с той основополагающей и неизменной ролью Таинств в Церкви, о которой мы говорили выше? Этот вопрос для меня представляется искусственным, навеянным схоластикой. Если даже взять за основу определение Таинства в "Катехизисе" святителя Филарета (Дроздова): "Таинство есть священное действие, через которое тайным образом действует на человека благодать, или спасительная сила Божия", тогда остается неясным, почему нельзя считать Таинствами великое освящение воды, монашеский постриг, помазание на царство? Данный вопрос утрачивает принципиальную остроту, вернее, переходит в иную плоскость, если мы будем рассматривать его в христологическом и сотериологическом контексте, если будем помнить о телеологии Таинств - их конечной цели. А цель эта заключается в очищении человека от греха и приобщение его к благодати Божией. Если мы говорим, что цель Боговоплощения - спасение и освящение человека благодатью Святого Духа, то эта цель достигается посредством Таинств. Посредством Таинств благодатные последстия Боговоплощения передаются каждому отдельному члену церковной общины и общине в ее целом. Таинства - это то, что связывает христианина с Церковью и благодаря чему он достигает того, ради чего воплотился Бог. Иными словами, Таинства не действуют автономно, как самодостаточные силы, но связывают христианина с Христом и Церковью. Не отказываясь от того, что в Церкви есть семь Таинств, необходимо признать, что Церковь является главным Таинством, и в ней имеют начало прочие Таинства.
В связи со сказанным я хотел бы остановиться еще на одном важном, на мой взгляд, аспекте Таинств, а именно аспекте экклезиологическом. Таинства суть функция Церкви - они осуществляются в Церкви и благодаря им Церковь существует как единый живой организм. Я бы сказал, что сама Церковь есть Таинство, потому что она есть место особого присутствия Божия - место, где осуществляется встреча и соединение Бога и человека. А как мы уже сказали, такое соединение невозможно без Таинств. Таким образом, Таинства и Церковь теснейшим образом связаны друг с другом, и через Таинства реализуется природа Церкви. Таинства имеют благодатное и спасительное воздействие на человека только в Церкви, и Церковь не может быть истинной и благодатной, если в ней не осуществляются Таинства. Без Таинств Церковь - это абстракция, ничего не дающая человеку, потому что только через Таинства человек приобщается к божественному бытию.
Еще одно важное измерение, которое имеют Таинства - это измерение эсхатологическое. Таинства - это, с одной стороны, священнодействия, которые всегда осуществляются в конкретное время в конкретном месте конкретным человеком. Однако, с другой стороны, они выходят за рамки времени и пространства, достигая области трансцедентного. Вневременность и внепространственность Таинств обусловлены их связью с Христом. Действительно, поскольку Христос есть "Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний" (Откр. 22. 13), то и Таинства, через которые осуществляется общение верных с Христом, связывают человека со всей божественной вечностью, воплотившейся в Христе.
Таинства, и это относится прежде всего к Евхаристии, Крещению и Миропомазанию, осуществляются в Церкви как анамнезис - воспоминание об определенных исторических событиях, в рамках которых они были установлены. Это воспоминание, однако, имеет иной характер, чем то интеллектуальное усилие, каковым является обычное человеческое воспоминание. О том, что это за воспоминание, говорит Сам Христос: "Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам" (Ин. 14. 26). Каким именно образом Дух должен напоминать о том, что говорил Христос? Речь идет о мистическом, сакраменитальном анамнезисе. Силой Святого Духа человек становится реальным соучастником всего того, что совершил Спаситель и что описано в Символе нашей веры, а именно Его страданий, погребения, воскресения в третий день, восшествия на Небеса и седения одесную Отца. Последнее, в частности, означает, что через Таинства мы можем участвовать в пребывании с Отцом вместе с Христом. Таинство, таким образом, - это выход за пределы времени и пространства и седение с Самим Богом.
В этом смысле Евхаристия - это не повторная жертва Христа, а соединение с тем событием, которое произошло во время тайной вечери. Также Крещение - это вхождение крещаемого в Иордан, когда туда вошел Христос, чтобы принять крещение от Иоанна Предтечи. Это также реальное соучастие в смерти и воскресении Христа.
Говоря более широко, можно отметить, что Таинства - это не некие каналы, по которым к отдельному индивиду поступает благодать, но приобщение каждого человека и всей церковной общины к тому неиссякаемому потоку благодати, который Дух Святой передает Церкви и через который каждый член Церкви соединен с Богом.
При этом не следует забывать, что Таинства, хотя одной своей стороной связаны с областью Божественного, но другой - все же с областью эмпирического. Поэтому они раскрывают присутствие Божие не в полной мере. Об этом говорится, например, в пасхальной молитве, которую священнослужители читают каждый раз после причащения Тела и Крови Христовых: "Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего". "Истее" здесь значит полнее, совершеннее. То есть Божественная Евхаристия - Таинство, которое в наибольшей мере являет присутствие Божие, - все равно не имеет той полноты, которую Бог готов дать нам в будущем веке. Иными словами, через Таинства осуществляется Богоявление - Теофания, но Теофания частичная и прикровенная, полнота которой отодвигается в эсхатологическую перспективу.
Наконец, Таинства имеют важное социальное и даже цивилизационное измерение. Действительно, грехопадение омрачило человеческую природу, в результате чего в человеческом сообществе воцарился разлад. Грех нарушил основы бытия и гармонии как отдельного индивида, так и всего социума, что стало причной уклонения человеческой цивилизации на ложный путь. Восстановление человеческого естества и, как следствие этого, возвращение человеческой цивилизации на путь истины стали возможны благодаря Боговоплощению. Церковь делает доступными плоды Боговоплощения как для отдельного человека, так и для человечества в целом. Безусловно, Церковь не охватывает всего человечества, однако она постоянно должна к этому стремиться. Ее миссия заключается в том, чтобы распространить свое благодатное действие на все человеческое сообщество.
Свое воздействие Церковь оказывает двояко - словом проповеди и благодатью Таинств. Церковь учит и освящает; она указывает на то, какова норма человеческой жизни, и подает силу осуществлять эту норму. Таинства, таким образом, содержат в себе потенциал для возвращения всего человечества к такому состоянию, которое соответствовало бы замыслу Творца о человеке. Таинства способны подать людям благодатную силу воплощать в своей жизни заповеди Божии и через это обретать первозданную жизнь и гармонию.
