На вопросы корреспондента газеты `Русский Курьер` отвечает заместитель Председателя Комитета ГД по обороне Мамма МаммаевНазад
На вопросы корреспондента газеты `Русский Курьер` отвечает заместитель Председателя Комитета ГД по обороне Мамма Маммаев
Мамма Нурмагомедович, где Вас застали события 5 августа 1999?
- 5 августа 1999 г. я был в Москве - работал тогда заместителем постоянного представителя Республики Дагестан при президенте Российской Федерации. В тот день я собирался в зарубежную командировку. И вдруг такое сообщение. Конечно, ни о какой загранице речи уже не было. Первым же рейсом вылетел в Дагестан. То, что увидел, описать невозможно. Это и представить невозможно: тысячи детей, женщин, стариков... полураздетые, в слезах, иные в крови... Ведь все были выгнаны из домов ночью, у многих были убиты родные.
Первое, что надо было сделать - где-то разместить этих людей, одеть их, накормить. А речь шла не о десятках, не о сотнях, о тысячах, даже десятках тысяч людей... Работал как на автомате: быстрее, быстрее, быстрее.
- Почему боевики вторглись в Дагестан?
- За прошедшие пять лет постоянно ищу ответ на этот вопрос. Да, Дагестан всегда привлекал внимание чеченских экстремистов. И в географическом плане, и в политическом, и в экономическом. Посмотрите расположение республики: граничит сразу с пятью государствами. Подобных выходов "за кордон" не имеет больше ни один субъект Российской Федерации.
Политический аспект: Дагестан, это, по большому счету, конгломерат народностей. Получи экстремисты здесь хоть минимальную поддержку, они уже могли трубить на весь мир о том, что за ними - народы Северного Кавказа. Ведь Дагестан самая сильная мусульманская республика на Северном Кавказе и потому лидеры экстремистов не могли не учитывать исламский фактор. Ислам на Северном Кавказе распространялся через Дагестан. Его традиции здесь древние. Бандиты рассчитывали на мусульманскую поддержку и глубоко просчитались. Их планам на создание "исламского халифата от моря до моря" не суждено было сбыться. Население республики, в подавляющем большинстве мусульмане, отвернулись от них. Духовенство, рядовые верующие, люди разных национальностей, руководители органов местного самоуправления стали создавать отряды народного ополчения. По велению своей совести люди стали на защиту своей Родины. И это очень важно - бандиты, экстремисты не получили народной поддержки. Есть еще и экономический аспект: даже несмотря на трудное экономическое положение во всей стране, Дагестан оставался одним из стабильных регионов. Республика была первой по производству сельскохозяйственной продукции, здесь достаточно газа, второе по величине в Европе месторождение меди. Наконец, боевики рассчитывали на конфессиональную близость дагестанских народов и чеченцев.
Но при всем этом сегодня могу с уверенностью сказать: боевики сами до конца не верили в успех своей операции. Сужу об этом хотя бы потому, что в бой они пустили не проверенных и обученных "профи", а "пушечное мясо" - наскоро собранные из наркоманов и бывших уголовников отряды.
Вообще, если говорить о подчиненных Басаева и Хаттаба, то со всей ответственностью заявляю - это был террористический интернационал. Арабы, белорусы, прибалты, украинцы, афганцы, русские. Ведь в те годы Чечня превратилась, по сути, в землю обетованную для различных мастей уголовников и преступников. Кто скрывался от закона, был в розыске - бежал в Чечню. Там, надо сказать, таких тоже особо не жаловали: их, как правило, первыми посылали в бой. Были среди боевиков и представители дагестанских народов.
Да, не собираюсь скрывать, что в немалой степени боевики рассчитывали на так называемую "пятую колонну". И их сторонники в Дагестане были. Прежде всего это ваххабиты, некоторая часть молодежи. Ведь даже в Новолакском перед самым вторжением боевиков были помечены дома работников силовых структур и органов власти. Боевики убивали не в слепую, не всех подряд - они точно знали кто в каком доме живет.
Так вот, элитные части Басаева и Хаттаба в прямые боестолкновения не вступали, хотя именно они составляли основную ударную силу вторжению. По нашим оценкам общие силы боевиков насчитывали порядка 1,5 тысяч человек. Тысяча из них - профессиональные вояки, прошедшие подготовку в различных лагерях. Но именно они в бой и не вступали. А вот пятьсот других Басаев и Хаттаб погнали под пули. После них все улицы Новолакского были усыпаны медицинскими шприцами. Как видно, эти "борцы за веру" только после хорошей дозы наркотиков могли идти в бой.
Важной причиной вторжения боевиков в Дагестан я бы назвал необходимость "отработки" последними поступивших для них денег. Вкладывающие средства в терроризм требуют "отработки": вспомните, какие кадры тогда распространили мировые телеканалы. Вот вам и отработка.
- Как восприняли в самом Дагестане начавшееся вторжение?
- Если честно, то нечто подобное в республике ждали давно. Дагестанцы понимали, что по-хорошему чеченская ситуация не разрешится. Да и как это было не понимать, если к тому времени уже более тысячи жителей Дагестана были похищены боевиками. Подчеркиваю, именно боевиками, а не чеченцами. В Дагестане четко разделяли: есть чеченский народ, а есть отморозки, которые прикрываясь лозунгами "о свободе народа" на самом деле кроме беды ему ничего не принесли.
О том, что в Дагестане действительно по-соседски воспринимали беды чеченцев говорит тот факт, что во время первой чеченской кампании на территорию Дагестана перешли до ста тысяч жителей Чечни. В моем доме - я тогда уже с семьей жил в Москве - находились сразу 48 человек. Я по сегодняшний день даже не знаю, кто они. Но разве можно было не помочь людям в беде?
Но вернусь к пятому августа, точнее, к восьмому. Через три дня после начала вторжения, когда удалось разместить беженцев, меня отправили обратно в Москву - надо было организовывать гуманитарную помощь. Пользуясь случаем сегодня, пять лет спустя после тех событий, хочу еще раз поблагодарить всех, кто откликнулся на беду нашего народа. О масштабах помощи можно судить хотя бы по тому, что всего за одну неделю мы собрали более 150 тысяч долларов. На эти средства были закуплены одежда, продукты питания для беженцев. Тут же спонтанно началась и запись в добровольцы. Безусловно, первыми приходили дагестанцы, но немало было и русских. Через несколько дней я вернулся в Дагестан и почти сразу был избран начальником штаба ополчения Новолакского района.
- За последние почти двести лет российской истории ополчение в стране созывали лишь дважды: в 1812 году и в 1941-м. Но тогда речь действительно шла о судьбе Отечества. Неужели столь же критической была ситуация и в августе 1999 года?
- Конечно, август 1999-го нельзя сравнивать с 1812 и тем более 1941 годами. Да, трудности были: боевикам практически удалось захватить три района республики. Но ситуация, конечно, не была критической. Создание ополчения - это скорее была реакция на порыв жителей Дагестана. Ополчение и в 1812 году, и в 1941-м стало возникать стихийно. Если так же произошло и в 1999 году в Дагестане - значит такой был порыв людей.
Вы знаете, я до сих пор сожалею, что ни один телевизионный канал не показал митинги наших дагестанских женщин, на которых принимались обращения к женщинам всей России с просьбой забрать из армии своих молодых сыновей. И дело не в том, что они не хотели видеть на своей земле российских солдат. Наши женщины говорили о другом: в Дагестане есть мужчины, которые способны защитить свои дома и свои семьи.
Вспоминаю огромные очереди в военкоматы и в милицию с одним требованием: дайте нам оружие. Мы должны сами защищать свою землю.
- И что, оружие давали всем?
- Конечно, нет. Мы старались записывать в отряды ополчения тех, кто имел навыки обращения с оружием. Прежде всего это были бывшие военнослужащие, бывшие сотрудники правоохранительных органов, "афганцы". Но немалое число дагестанцев, вооружались самостоятельно. В те дни не было редкостью, когда продавали стада овец только для того, чтобы купить карабин или автомат. Интересно, что покупали порой у тех же чеченцев. Конечно, не у тех, что вторглись на территорию Дагестана, у других.
Сегодня можно по-разному оценивать роль народного ополчения в те дни. Можно утверждать, что ополченцы не сыграли значимой роли непосредственно в боевых действиях, можно говорить, что власть показала свою неспособность решать самостоятельно вопросы военной безопасности государства. Лично я оцениваю произошедшее так: народ Дагестана показал всей России, всему миру с кем он.
Давайте говорить откровенно: до августа 1999 года иные российские СМИ представляли Дагестан, да и почти весь Северный Кавказ, как потенциальных союзников чеченских боевиков. Стоило взорваться газопроводу как по всем телевизионным каналам репортажи с места ЧП, и первая версия всегда одна - теракт. Стоило прогреметь выстрелам - тут же выводы - международные террористы. Хотя в одной Москве за это время убивали чуть ли не на порядок больше. Делали даже специальные репортажи из поселений ваххабитов, как их называли. А там ваххабитов-то, по пальцам можно пересчитать. В Астраханской области их в несколько раз больше было и ничего.
Вот так в течение нескольких лет и создавался образ "лиц кавказской национальности". Дошло до того, что даже мы сами уже начали верить в эту "пропаганду". Признаюсь, в те августовские дни не раз ловил себя на мысли, а тому ли вручил оружие, не повернет ли он его против нас же.
А теперь представьте как к вооружению ополчения отнеслись российские военные. Уже потом, много дней и даже месяцев спустя, они признавались мне, что весьма неуютно чувствовали себя первые дни, зная, что в тылу у них сотни вооруженных "кавказцев".
Думаю, на этот разрекламированный образ "купились" и сами боевики. Они ожидали значительной поддержки в Дагестане, а получили массовый отпор.
- Ополченцы принимали участие в боевых действиях?
- В массовом количестве - нет. В отдельных боестолкновениях - да. И сегодня я даже благодарен генералу Казанцеву за его принципиальное решение: ополченцев в бой не посылать.
- Это сегодня. А в те дни?
- А в те дни генерал Казанцев меня чуть под арест не посадил, настолько я ему надоел со своими просьбами направить нас в бой. Я ведь даже целую операцию разработал по выходу в тыл отряду Басаева. Признаюсь, я тогда тоже не сдержался: вот их арестовывайте, махнул рукой в сторону боевиков. Дай Казанцев "добро", мы бы, конечно, по горам прошли в тыл боевикам. А вот что было бы потом, сказать трудно.
- Почему?
- Знаете, что меня больше всего поражало в те дни? Общая несогласованность действий российских силовых структур. Штаб представителей Минобороны в одном месте, МВД - в другом, ФСБ - в третьем. Каждый отдает свои команды и распоряжения. Как следствие подразделения по два-три часа воюют друг с другом пока разберутся...Я не говорю уже об артиллерии и авиации. Сколько они били по своим - сказать кому - не поверят. Увы, подобная несогласованность там до сих пор. К тому же невозможно было предсказать, как поведут себя дагестанские ополченцы на территории Чечни. Ведь у многих в тех событиях погибли родственники. А вы знаете, как сильны родственные связи на Кавказе. Поэтому мы сразу определились: ополченцы административную границу между Дагестаном и Чечней переходить не должны.
- Ополченские структуры продолжают существовать?
- Нет. Списки отрядов, на выдачу оружия, конечно, сохранились. Но как самостоятельные структуры отряды уже не существуют.
- Это к вопросу о том, что на днях чеченские боевики распространили приказ Масхадова и Басаева "о переносе боевых действий на территорию противника", т.е. за пределы собственно Чечни...
- И к чему это приведет? Чего они добьются? Давайте посмотрим, чего добились Масхадов и Басаев за последние десять лет: тысячи погибших, разрушенные города и села, отобранное детство у детей, необразованная молодежь. Да и самих этих лидеров нельзя уже воспринимать как нормальных людей. Поверьте, я знаю, что значит прожить в горах несколько месяцев. А здесь речь идет о годах.
Да, боевики Басаева могут взорвать еще один поезд в метро, могут убить женщин и детей на спектакле в театре... Но принесет ли это мир на землю Чечни? Нет. У войны нет будущего.
Русский Курьер, No 159 (342)
04.08.2004
http://www.er-duma.ru/pubs/4685
