Юрий Щекочихин: Касса по имени война. Сынок, доживи до получки!Назад
Юрий Щекочихин: Касса по имени война. Сынок, доживи до получки!
Каждый раз, возвращаясь из Чечни, пытаешься понять: тебя что-нибудь поразило на этот раз? у тебя перехватило дыхание от нового увиденного и нового узнанного? почувствовал ли ты себя вновь стоящим над пропастью, края которой не разглядишь, как ни стараешься?
Из последней чеченской командировки я вернулся неделю назад. Была суббота, вечер... Думал, что успею прямо из Чкаловска, с подмосковного военного аэродрома, заехать в редакцию и отдиктовать в номер самые последние новости оттуда, с войны. Но пока летел самолет, пока добирался до редакции - вечер стал уже совсем поздним: газета на понедельник уже была сделана.
Потом началась мирная московская неделя. Острота последних впечатлений от войны начинала сглаживаться. Потом началась мирная московская неделя. Острота последних впечатлений от войны начинала сглаживаться.
Но что-то такое из увиденного и услышанного там заставляло внутренне вздрагивать. Ведь я услышал что-то совсем тревожное.
И вдруг неделю спустя, то есть уже в эту, первую мартовскую, субботу - как молния: о, Господи! Как же я мог забыть этот мимолетный разговор с тем полковником!
Да, я выяснял: получают ли солдаты те боевые деньги, определенные президентским указом, - восемьсот с чем-то в день? Не исчезают ли они в интендантских закромах? Доходят ли они до каждого, кто провел хоть день своей жизни на грани смерти?
Мне объяснили: да, доходят... Рассказали механизм, как это делается. Солдатам деньги на руки не дают: все-таки сумма немалая получается. И когда солдат едет на дембель - то тоже без мешка денег: мало ли что случится в дороге? Приезжает, открывает счет в сбербанке, сообщает в свою часть. И только тогда - пожалуйста.
Но, сказали мне, если к солдату приезжают родители, то они могут получить за сына эти "боевые деньги".
И тогда этот полковник сказал:
- Теперь родители зачастили. Приезжают и приезжают...
Потом мы говорили о чем-то другом - мало ли тем на войне. И эта фраза тут же забылась, растворилась в совсем других. Но что-то осталось... Совсем важное, важнее, чем сама эта фраза, тревожило меня все последующие дни.
Что, что, что, что!..
Как я мог об этом забыть!
"РОДИТЕЛИ ПРИЕЗЖАЮТ И ПРИЕЗЖАЮТ"...
Измордованные нищетой и постоянной невыплатой зарплат и пенсий, отчаявшиеся жить нормально. Из далеких орловских деревень и незаметных на карте поселков где-нибудь на Урале.
Когда зарплата шестьсот в месяц... Когда пенсия - триста...
Родители приезжают не только навестить сыновей! Они приезжают к ним как к спасителям! Помоги, сынок...
И что, у кого-нибудь поднимется рука бросить в них камень? Кто-нибудь скажет об отсутствии родительских чувств? О деградации души? Или о чем-то другом, столь же высоком?
Вы понимаете, что произошло? Что они сделали, призывая довести необъявленную войну до победного конца и убедив общество, что когда победим - тогда и начнем жить лучше? А пока уж потерпите, казна не резиновая?
Что он, человек, похожий на нашего будущего президента, устроил со своим легендарным "мочить в сортире"? Какие чувства возбудил в людях? Какое нечеловеческое уже поднимается в человеке?
Когда-то Инна Павловна Руденко, обозреватель "Комсомолки", написала (во время афганской войны): у нас появились воевавшие дети не воевавших отцов. Теперь не воевавшие отцы едут за деньгами воюющих сыновей. Вы в это просто вдумайтесь.
Хотел террористов - получилось: всех, всю страну...
Я не знаю, что будет дальше.
Только в одном уверен, убежден: наверное, до самой смерти не простил бы себе, если бы не вспомнил то, о чем случайно узнал в этой последней чеченской командировке.
И если бы сегодня не написал об этом.
