Сергей Котов: У Феликса Дзержинского была своя Маргарита.Назад
Сергей Котов: У Феликса Дзержинского была своя Маргарита.
Одному из самых знаменитых политических персонажей советской истории - Феликсу Дзержинскому - были хорошо знакомы и сердечные страсти, и сильные привязанности, и боль разлук и расставаний. Таким он предстает со страниц только что вышедшей в московском издательстве "Кучково поле" книги "Я Вас люблю... Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой". Нам, привыкшим представлять себе - почти в иконописной традиции - Дзержинского "железным", трудно понять без этих писем, какие страсти кипели в душе двадцатилетнего потомка шляхтичей, когда он встретил в непростой момент своей жизни "бестужевку" Маргариту Николаеву.
Встреча эта состоялась в Нолинске, маленьком уездном городке в 140 верстах от Вятки, куда юный революционер был выслан решением ковенского прокурора на три года.
Дзержинский по тогдашним меркам был несовершеннолетним - ему еще не было 21 года, когда он встретился с Маргаритой Николаевой. Ей же было 25. В ссылку в вятское захолустье слушательница Бестужевских курсов Николаева попала на несколько лет за распространение в Петербурге нелегальной литературы.
Потомственный дворянин, принадлежавший к старинному польскому роду, Феликс Дзержинский воспитывался в родительском доме в духе строгого католицизма и польского патриотизма. По рассказам старших он знал о польском восстании 1863 г., жестоко подавленном войсками царского генерала Н.И. Муравьева, и впоследствии вспоминал: "Будучи еще мальчиком, я мечтал о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей". То, что ненависть к "москальской власти" стала одним из важных факторов его ухода с головой в революционную работу с юных лет, не подлежит сомнению. Конечно, по мере знакомства с революционными теориями, этот детский опыт ненависти у Дзержинского притупился.
Неизвестно, насколько эту нелюбовь к москалям стерло его страстное нолинское увлечение - "москалька" Маргарита Николаева. Теперь известно только одно - это не было простым увлечением. Это была любовь, замешенная не только на эмоциях, но и на чувстве уважения к интеллекту этой девушки, что с ним ранее в отношении женщин - по его же словам - "никогда не случалось".
Конечно, прежде всего, читателя интересует ответ на вопрос: что же в Маргарите было такого, что вспыхнувшая любовь к ней успокоила его озлобленную душу и вызвало "желание стать лучше"? Об этом немало говорят девятнадцать писем, сохранившихся до наших дней в фондах Российского государственного архива социально-политической истории. Именно из этих писем, включенных составителями А.А. Плехановым и А.М. Плехановым в рецензируемую книгу, мы узнаем, что почувствовал счастливый Феликс в вятской глубинке: отныне "есть близкий, дорогой мне человек, и теперь я не упаду, я буду лучше становиться и становлюсь".
Нет сомнения, что глубокое чувство посетило обоих молодых людей. Но оно не было безоблачным. С одной стороны, Маргарита страшилась того, что юный Дзержинский просто увлечен ею и серьезных перспектив их отношения не имеют. С другой стороны, со стороны Дзержинского, возникшее чувство было замешано еще и на общности "революционных судеб". Оттого видимо большое место в письмах занимают размышления о том, что "любовь усилит... жизненную энергию и активность, потому что откроет всю прелесть борьбы".
Подобные сентенции могут заставить отстраненного читателя удивленно пожать плечами: при чем здесь "прелесть борьбы", если перед молодым человеком "чистейшей прелести чистейший образец"?
Что заставляет юного Дзержинского все время переходить от откровенных объяснений любимой в своих чувствах к схоластике размышлений о соотношении личного и общественного, любви и политической борьбы? Вероятно, для понимания этих страстей и рефлексий следует вспомнить, что за плечами юного революционера уже есть определенный опыт этой самой политической борьбы. Уже есть сформировавшиеся представления о первопричинах тех острых проблем, что делают жизнь народа несчастливой, и уже есть сформировавшееся желание посвятить свою жизнь "борьбе за народное счастье".
Читатель-скептик может опять пожать плечами: и этим может быть занята в момент любовной страсти голова двадцатилетнего красавца, который уже в ранней юности имел огромный успех у своих ровесниц?
По свидетельству его сестры Ядвиги в юности он "был слишком весел и кокетлив, ухаживал за гимназистками. А те влюблялись в него по уши..."
Что же так повлияло на строй мыслей Феликса Дзержинского, что к двадцати годам все его письма к любимой девушке полны размышлений о "деле" и "работе"? Не следует забывать, что в интеллектуальном багаже Дзержинского к этому времени прочно соседствовали немалые знания из Прудона и Сен-Симона, Фихте и Канта, Гегеля и прочих достойных внимания мыслителей того времени. Идеи классовой борьбы волновали и заставляли по-другому смотреть на окружающее. Первые наблюдения за жизнью рабочих в Виленском крае, первые по настоящему глубокие наблюдения за жизнью крестьян в вятских деревнях еще более убедили молодого ссыльного революционера в необходимости борьбы за другую, более светлую и более просвещенную жизнь народа. А оттого и фон, на котором протекала первая (о которой мы знаем) сильная любовь - к Маргарите Николаевой, был уже неотделим от идейных и нравственных исканий Дзержинского. Свидетели тому - письма к любимой. Читая их, убеждаешься, что именно здесь, в вятской глубинке многое из того, что составило в последствии мировоззренческий стержень знаменитого на весь мир революционера Феликса Дзержинского, было почерпнуто из огромного моря литературы, перечитанной им, ссыльным, в далекой деревушке под вой северной пурги.
Делясь с возлюбленной прочитанным, обсуждая в письмах к ней серьезные вопросы политэкономии и философии, Дзержинский не сразу смог погасить такую естественную для любого юноши его лет надежду на счастливую и радостную жизнь, которая ждет их с Маргаритой впереди. "Дорогая, нам хорошо будет впереди, - писал в одном из писем Николаевой Дзержинский. - У нас много еще отрадного, а теперь сил, сил и сил только больше. Твой Феликс".
Увы, этим планам в конце концов не суждено было сбыться. Почему? Об этом вспоминала много-много лет спустя сама М.Ф. Николаева. "Феликс заявил мне, что он не может искать счастья, когда миллионы мучаются, борются, страдают. Вот так мы и выяснили наши отношения, - писала в своих воспоминаниях первая любовь "железного Феликса". - Он был искренен, он хотел целиком отдаться революции. Я буду помнить его всю жизнь".
М.Ф. Николаева последние годы жила в Кисловодске, водила экскурсии по лермонтовским местам. После ее смерти в 1957 году в шкатулке и были найдены те самые письма Ф.Э. Дзержинского, писанные им его Маргарите на рубеже XIX-XX веков. Их публикация в рецензируемой книге (с большим и интересным предисловием А.А. Плеханова) дает уникальную возможность еще раз осознать, что канонический портрет нашего героя - неполон. Со страниц книги на читателя смотрит совсем не "железный" анахорет, а живой, страстный, увлекающийся человек.
Только вот страсть к революции, к революционной борьбе оказалась для Феликса Дзержинского решающей. Во имя нее, считал он уже в свои двадцать лет, можно было рушить все "личное, мелкое и будничное". Так, не дрогнув, разрушил он и любовь к своей Маргарите.
Вероятно эта жертва, принесенная на алтарь революции, была одной из первых ковок "железного Феликса". Нужна ли была эта первая жертва? У каждого, кто прочтет рецензируемую книгу, будет свой ответ на этот вопрос сообразно его представлениям о целях и ценностях жизни, о роли личности в истории, о месте революции в историческом процессе. И конечно - о любви.
22.10.2007
www.nasledie.ru
Док. 385259 Опублик.: 22.10.07 Число обращений: 444
